Воздушные массы перемещались над планетой с цикличностью времён года и суток, поэтому пляжный песок нагревался летом и днём особенно сильно. Иногда на берег выбрасывало волной несколько свежих ракушек, но они быстро зарывались в песок или смывались обратно в прибрежную мелкоту. По утрам над пляжем суетились птицы, иногда резко бросаясь на рыхлую песчаную поверхность за кусочком съестного – улиткой, мелким земноводным, мёртвой рыбёшкой. Птичьи крики затихали к полудню, и пляж погружался в знойную тишину на фоне шелеста волн.
Чуть дальше от песчаной полосы начинались кусты беспорядочно разросшихся акаций. Между кустами тут и там виднелись осыпавшиеся от времени гипсовые столбики. Три столбика валялись, надломленные ветром и временем. Дальше – остатки дома. Дом занимал особенно большое пространство и никак не хотел теряться в дикой, неухоженной зелени молодых и не очень деревьев. Возможно когда-то за домом был сад, но сейчас он двигался в сторону воды прямо сквозь стены и крышу.
В кустах лежит что-то похожее на ботинок... или это кроссовок? Впрочем, этот предмет похож на человеческую обувь вообще, но как-то неестественно вывернутую наружу с разбухшей от времени и влаги стелькой.
Кстати, вчера шёл дождь. Мелкий, слабенький, такой навязчиво монотонный. Капало и капало, семенило по гипсовым столбикам и один из них не выдержал, обвалился вперёд, в сторону песчаного пляжа.
А два дня назад стоял страшный треск – это была ночь брачных игр неизвестных и безымянных насекомых. Может цикад. А может кузнечиков-переростков. Вместе с ними неистово орали лягушки. Лягушки дружно вопили под лунным светом до самого утра. Утром все успокоились и затихли. Наверно уснули от тяжких и совершенно диких брачных оргий.
За развалинами дома, в зарослях декоративного винограда свил гнездо ёж. Он жил здесь уже несколько сезонов и был матёрым охотником на подвальных мышей. Когда солнечный шар начинал скатываться к горизонту и приближаться к верхним веткам акаций, ёж выходил на охоту. Его угодья простирались далеко за пределы гипсовых столбиков и сада, потому что ёж обитал здесь отшельником и потомства до сих пор не нажил. Хотя иногда он фыркал и прислушивался, ожидая ответа, но ежихи пока не появлялись на его территории. Ёж хотя и состоялся как самостоятельный зверь и владелец территории, но... был в самом рассвете сил и... одиночества, поэтому не терял надежды на встречу с крепкой и активной ежихой.
В одичавшем саду, за кучей, то ли наметённых ветром листьев, то ли просто за кучей чего-то растительно-общего лежало что-то похожее на обмотанный брезентом человеческий торс с двумя ногами в серо-коричневых брюках. Там, где должны были быть ступни – лежал, перекрывая обзор, прогнивший древесный ствол. На стволе разросся мох и сквозь него прорезались и торчали несколько тощих ножек с мертвенно-бледными грибными шляпками. Может это были и не грибы, но уж совершенно точно очень на них похожие растения.
Шёл неизвестно какой год после исчезновения человечества. Хотя, если быть точным, то никаких дней, месяцев, лет не шло, а всего-лишь существовали живописный пейзаж и всякая неразумная живность. То, что когда-то кому-то называлось годами, вернулось к своему цикличному ритму без словесных обёрток.
Было всё как обычно, только намного тише и безмятежней омывался водой древний песчаный пляж.