Говорят, иногда в мой бар заглядывают не совсем люди.
А я, корчмарь, привык наливать всем — кто платит.
Не так уж давно это было, года три назад, не более.
Был будний морозный весенний вечер. Сумрак ночи уже тянулся с лестницы, ведущей к выходу, перебирая лапами сквозняка волосы двух девушек, что пили вино прямо у барной стойки. Они беседовали. Беседовали довольно шумно, но смысл их разговора ускользал от моего слуха, как и чёрные буквы ускользали от моего взора, расползаясь на ярко-красных стенах бара в углы. И там ярко-красные стены багровели и темнели от набежавших букв.
Где-то за моей спиной тикали часы. Даже не тикали, а щелкали в неправильном вальсовом ритме.
Мне не нужно было оборачиваться, чтобы знать, куда движутся стрелки часов. И когда они настигли двадцать первого часа, они медленно отщелкали три удара и умолкли.
И в воцарившейся на мгновение тишине скрипнула входная дверь, и из сумрака ночи, припорошенный снегом, улыбнулся он.
Это была улыбка Чеширского кота, только наоборот. Сначала замечаешь только её, острые акульи зубы, а потом всё остальное:
чёрные волосы, что вовсе и не были волосами, а перьями, отливающие зеленоватым, словно блик на крыльях ворона, и неприлично сузившиеся зрачки на карамельном поле радужки.
— Чего-нибудь покрепче, корчмарь, и если можно побыстрее, заранее благодарю.
Он стряхнул со своего иссиня-чёрного пальто снег и улыбнулся ещё шире, обгладывая взглядом других посетительниц.
— Ты выглядишь так, словно тебе есть что рассказать, — улыбнулся ему я, наполняя шоты.
— Только если ты готов послушать, корчмарь, — слегка хрипловатым голосом ухмыльнулся гость и залпом осушил первый шот, задумчиво посмотрел сквозь стеклянное дно. — Я влюбился.
Я хмыкнул.
— Понимаю, ничего удивительного в этом для тебя нет. Да и для меня тоже, ведь я, как и все, влюблялся не раз. Но не так часто терял от этого голову, чтобы меня это перестало волновать. В День Летнего Солнцестояния я прибыл из своего царства к другу, чтобы повеселиться, как в старые времена. И мой друг не стал тянуть с весельем и познакомил меня со своей пассией.
— Ты влюбился в женщину друга? — кивнул я, начиная понимать, к чему он клонит.
— Но-но, корчмарь! Я — создание чести. Да и это было бы слишком банально, не находишь?
— Не любишь банальности?
— Презрительно пренебрегаю, я бы так сказал. Однако вернёмся к пассии моего друга. Ведь где одна женщина, там и другие. — Он хмыкнул и осушил вторую стопку. — Вторая дева, как мне обещали, будет безумной, но, к счастью или сожалению, безумие она не продемонстрировала. Такая милая потеряшка.
— А третья дева?
— Третья дева? Я не говорил про третью деву. Ещё не говорил. — Гость прищурился и наклонил голову. Заострённое ухо мелькнуло в освещении барной стойки.
— Эльдар?.. — прошептал я.
— Нет, но почти. Да и какая к дьяволам разница? Думаешь, эльдары не влюбляются? — он картинно возмутился и опрокинул внутрь себя ещё одну рюмку. Облизнул губы, и те вспыхнули, словно язык его был спичечной головкой, а губы — мелкой наждачкой. Он вытер губы ладонью, погасив пламя, и хлопнул по барной стойке: — Ещё!
Я наполнил шоты, гость, потирая бровь, продолжил:
— Но ты прав, была третья. Глаза, как ядовитый омут, как кладбище изумрудов на комете, что несётся прямиком в солнце. Статная и высокомерная, как хозяйка малахитовой горы. Я посмотрел на неё и осознал, что от неё будет много проблем. Хотя именно таких дев большая честь увести в моё царство. И я бы решил что-то сделать в тот вечер, но меня предупредили, что она сожрёт моё сердце без соли. И моей мудрости хватило до утра.
— Мудрости? Ты долго держался, — хихикнул я.
— Корчмарь, если бы ты её видел, то и сам бы не продержался дольше. И если бы дело было в красоте, корчмарь... Но нет, подобные мне знают, что красота не вечна. Так как же я пал, спросишь ты? Не спросишь? Ну, я всё равно скажу. Всё дело в том, что утром я увидел, как она ругается со своей «безумной» подругой. Стройная, как струна, с высоко поднятым подбородком. С железным стержнем характера, неоспоримо убеждённая в своей правоте. Теперь это одно из моих любимых воспоминаний.
— То есть утром ты был готов уже принести ей своё сердце на блюдечке, посыпая солью?
— Не забыв при этом стакан вина, естественно.
— Ничем хорошим такие штуки обычно не заканчиваются.
— Какая глупость, смертный! Нельзя всю жизнь прожить в страхе, что тебя ударят в самое сердце. Есть только ты и то, что ты сделаешь, а всё остальное — шутка богов, — прорычал он и, нахмурившись, опрокинул ещё одну рюмку.
— Но если ты здесь один, то значит, того, что ты сделал, недостаточно, эльдар.
Гость поднял голову, посмотрел мне в глаза, широко улыбаясь:
— Ты не находишь это ироничным, корчмарь? Я должен был вернуться в своё царство и что-то сделать.
— И что же ты сделал?
— Попробовал её украсть. Хоть и знал, что это невозможно. Предложил ей вечность, а она лишь улыбнулась в ответ. Сказала, что не боится старости и смерти. И тогда я сказал единственное, что мог сказать.
— Это что же? — послышался голос одной из девушек. Я тогда и забыл, что кто-то ещё есть в баре.
— Я сказал, что ради неё я готов оставить любое царство. И встретить старость и смерть с ней.
— И она тебе поверила? — спросила вторая девушка.
— Конечно же нет! Кто поверит влюблённому эльдару?
— Я поверю, — тихо сказал я, доставая ещё одну бутылку из-под стойки.
— А ты бы и вправду оставил? — я не понял, кто из девушек задал вопрос.
— Как видишь, я здесь, — хищно улыбнулся эльдар и опустошил ещё одну рюмку. — Поскольку вы составили мне компанию, я выполню по одному вашему желанию. Буду джентльменом и начну с дам. Ты же не против, корчмарь?
— Нет, конечно.
— Итак, дамы, чего вы желаете?
— Я хочу, чтобы меня полюбили так же, как ты полюбил эту девушку.
Эльдар глубоко вздохнул и щелкнул пальцами. Девушка превратилась в ледяную скульптуру. Затем, язвительно улыбаясь, он прошептал на змеиный манер: — Когда тебя полюбят такой, тогда ты станешь равной ей. — Он крутанулся на стуле и погрозил пальцем в сторону другой девушке: — Твоё желание.
Та сидела в глубоком ужасе, и крик застыл на её губах, и она выдавила: — Не желаю ни видеть тебя, ни сталкиваться с тобой и тебе подобными, нечисть.
— Так и быть, — усмехнулся эльдар и щелкнул пальцами во второй раз.
И она ослепла. Сначала её всхлипы были громкими, но постепенно, словно стеной тишины, её придавило куда-то в темноту. И мы остались с эльдаром наедине.
— Ну, а чего же хочешь ты, корчмарь? — гость ждал, скрестив руки на груди.
Конечно, я знал, что просить что-то у бессмертного нельзя. Подобно богам, оные дают одной рукой, а второй отнимают. Это главный принцип магии. Ты должен чем-то пожертвовать, чтобы что-то получить. И я пожертвовал своим желанием.
— Я желаю, чтобы ты её понял, эльдар.
Гость коснулся переносицы и пригладил брови.
— Хитро. Что ж, чтобы её понять, нужно выпить ещё. Разливай, корчмарь, и выпей со мной.
Мы пили с ним до утра, и он рассказывал истории о других временах, легендах и о настоящей любви. К утру он встал и щелкнул пальцами в третий раз. За барной стойкой вновь спали две девушки.
— Спасибо, — сказал я.
Эльдар презрительно сплюнул на барную стойку. И там, где упала его слюна, лежали золотые монеты.
— Услуга за услугу, корчмарь, — эльдар подмигнул и растёкся в воздухе.
Я долго потом мыл стойку, но запах пепла не уходил.
На месте его сиденья лежало чёрное перо — холодное, как утро ранней весны.