Луна пала первой, её осколки всё ещё горели в мраке. Мир стонал: шрамы войны рассекали горы, океаны спали, а ветер умер.

В центре озера магмы стояла она — тень в сером платье, с чёрными волосами, как ночь. Золотые глаза сияли, кожа трескалась, будто фарфор. Она сжимала оторванную голову врага и смеялась, пока её рёбра с треском вставали на место. Озеро магмы шипело под её ногами, будто питаясь её яростью. Трещины на её коже светились алым, как раны мира, что она разорвала ради него.

Голова юноши, сжатая в её руке, всё ещё жила. Его лицо, изрезанное морщинами веков, не знало улыбок. Глаза медленно открылись, полные ненависти, вперились в ликующую богиню.

— Ты проиграл, Квинт, — пропела она, её голос был сладким, как яд. — Помнишь ту смертную? Её душа теперь моя. Победишь — верну. Проиграешь — и мы станцуем ещё вечность.

— Ты ошибка, — прохрипел Квинт, его глаза горели не только ненавистью, но и чем-то, что она любила больше всего — упрямством, что ломало даже богов, сплёвывая кровь. — Я найду её, даже если мир сгорит.

Богиня слизнула кровь с его лица, улыбаясь.

— О, милый, этот мир уже сгорел. Но я жду тебя. Всегда.

Она прижала его голову к своей груди, словно баюкая дитя, и прошептала: — Ты всегда возвращаешься, мой Квинт. Умирай, воскресай, но ты мой.

Загрузка...