Песнь огня и ветра - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Варвара гераськина (самиздат)

Сибирь, конец августаДеревня Драконов.

Последние дни августа

Последние дни августа в сибирской тайге выдались удушливо жаркими. Воздух, насыщенный смолистым ароматом хвои и терпкой прелью опавшей листвы, дрожал от зноя, словно живое существо. По вечерам небо разрывали яростные ливни — стремительные, но бесплодные. Вода испарялась, едва коснувшись раскалённой земли, не принося желанной прохлады.

В этом заповедном уголке, скрытом от посторонних глаз древними чащами, раскинулась Драконья деревня. Поселение напоминало бурлящий котёл, готовый в любой миг выплеснуть пламя в небо. До Драконьих Скачек оставались считанные дни, и каждый камень здесь дышал предчувствием грядущего. Даже проливной дождь не остужал общего пыла — напротив, под его струями голоса звучали громче, упряжь затягивали туже, а костры разгорались ярче.

Ринзаар шёл, как всегда, в полушаге позади — не из подчинения, а из принципа: наблюдать прежде, чем вмешиваться.

В человеческом обличье он был трёхметровым исполином, с фигурой, будто высеченной из тёмного дуба. Его каштановая коса спадала до пояса, а в глазах мерцал холодный северный свет — точный, цепкий, словно просвечивающий мир насквозь. Он не просто замечал беспорядок — он чувствовал его как оскорбление гармонии.

Педант. Перфекционист. И в то же время — надёжная тень, незаметная, пока не понадобится обрушиться молнией.

Эйлана Вейр’Саар, наоборот, никогда не затаивалась. Она была воплощением огня, но не дикого, а дисциплинированного. Ярость в ней была управляемой — как лезвие, которое всегда точит сама.

Невысокая, крепкая, с медными волосами и глазами цвета расплавленного льда, она двигалась без суеты, но с такой уверенностью, будто каждый шаг ею просчитан заранее. Косы, сплетённые по древнему обычаю, колыхались в такт её дыханию — точному, как удар клинка.

Она никогда не кричала — её хватало одного взгляда, чтобы воины расправляли плечи, а драконы отворачивались в сторону.

— Южные ворота провисли, — сквозь шум дождя отрывисто бросил Ринзаар, как выстрел.

— Подопрём после заката, — не оборачиваясь, ответила Эйлана. Щёлкнула пальцами — между ними вспыхнул огненный шнур, на мгновение осветив лица оранжевым отблеском. В её движении не было ни показухи, ни колебаний. Только дело.

Над деревней продолжали греметь пламя и вода, словно две древние стихии сошлись в вечном противостоянии. Огонь дисциплины и лёд точного расчёта — так они работали в паре.

А за тысячи вёрст отсюда, под низким свинцовым небом Москвы, последние дни августа уже сдавали свои позиции, уступая место осенней сырости. Но в Деревне Дракона всё только начиналось.

Москва, 8:17 утра

Раннее утро окутало старинное здание Академии сизым туманом, превращая его острые готические шпили в размытые тени. В кабинете на третьем этаже, где даже воздух казался застывшим во времени, Декраман уже сидел за своим массивным дубовым столом.

Для него жизнь всегда измерялась не часами, а секундами — и сегодняшнее утро не стало исключением.

Кабинет представлял собой идеальный параллелепипед порядка: каждый предмет занимал строго отведённое место. В воздухе витал терпкий коктейль из чернил, старого пергамента и едва уловимого металлического душка.

Декраман, фамильяр с совиной точностью и почти фанатичной дисциплиной, ненавидел три вещи: опоздания, слабый кофе и глупые вопросы.

Сейчас он делал глоток горьковатого чернокленового напитка, изучая разложенную перед ним карту трассы, испещрённую киноварными пометками.

— Поворот у Чёрных скал — сужение. Ущелье Певучего Ветра — обвалы. Финишная прямая… подозрительно прямая, — пробормотал он, водя длинным пальцем по пергаменту.

В углу, где тени лежали гуще обычного, белоснежная сова в человечьем обличье едва заметно усмехнулась. Это был он же — Декраман, в своём истинном обличье. Его глаза поблёскивали холодным светом разума, в котором эмоции уступали место анализу.

— Организаторы явно готовили какой-то сюрприз.

Когда зазвенел колокольчик, возвещая начало лекций, дверь распахнулась без предупреждающего стука.

В кабинет уверенной походкой вошёл Герасимов — его острый взгляд сразу прилип к разложенной на столе карте.

Преподаватель был человеком прямым, жёстким, и в то же время — практичным до предела. Он не говорил лишнего и не тратил слов на любезности.

— Готов взять ребят под крыло, — заявил он, тыкая указательным пальцем в маршрут. — Только вот их фамильярам придётся срочно осваивать драконьи формы. Потому что лететь будем именно на них.

Комната студентов. 8:20 утра

Проснулся он первым.Когда только первые лучи солнца начинали золотить край подоконника, Драгон Шаар’Эн Теней Фаэ уже открыл глаза. Не рывком, не вздохом — просто осознал себя в этом утре. Его пальцы автоматически потянулись к потёртой записной книжке, раскрывая её на знакомой странице с пометкой:

«Скачки. Две недели. Ритуал посвящения.»

Это была не просто гонка.

За внешней соревновательной оболочкой скрывался древний обряд — испытание той незримой связи, что соединяет дракона и всадника. Проверка на магическую совместимость, доверие… и, что важнее всего — контроль.

А с ним у Драгона было сложно. Слишком много в нём было теней — и слишком мало покоя.

Он замер, прислушиваясь к дыханию спящих соседей.

Птаха что-то бормотал во сне, будто продолжал спорить в другом мире. Артём беспокойно ворочался, сжимая в кулаке дымящийся кристалл, как будто боялся выпустить что-то важное.

Ещё мгновение — и Драгон уже стоял у двери.

Но вместо того чтобы выйти, он почувствовал под кожей знакомое покалывание.

Превращение пришло легко. Почти слишком легко — как будто сама магия понимала его стремление уйти в тень. По телу пробежала волна

— вспышки чешуек, хруст перекраивающихся костей. В тусклом зеркале отразился не юноша, а изящный дракончик, размером с крупную кошку. Рыжая ящерица с гладкой кожей, тонкими перепончатыми крыльями и глазами, в которых — вечная ночь.

Он не любил быть замеченным.

Слишком многое в мире было громким. Он предпочитал наблюдать, читать между строк, слушать то, чего не скажут вслух.

Вентиляционный ход принял его, как старого друга. Эти узкие металлические трубы стали его личными тропами — сетью для разведки, побега, тишины. Он знал каждый изгиб, каждый поворот, каждую шорохнувшую заслонку.

Путь к запретному кабинету занял всего несколько минут.

Прижавшись к прохладному металлу решётки, он затаился. Сквозь прутья он видел, как Декраман, фамильяр в облике человека, методично обходил кабинет, что-то занося в свой вечно текущий блокнот. Всё в нём — как часы: точное, чёткое, невозмутимое.

Но внимание Драгона приковала карта на столе.

Испещрённая киноварными линиями, она дышала тайной. Стратегия, ловушки, ловушки в стратегиях. И что-то в её геометрии отзывалось у него в крови. Он не просто смотрел — он понимал.

Звон колокольчика разнёсся по Академии.

Звук хлестнул, как хлыст. Его миниатюрное тело инстинктивно свернулось в тугой клубок. Перепонки дрожали — но когти, острые, как мысли, вцепились в вентиляционную стенку, не давая упасть.

Когда эхо стихло, и Герасимов закончил говорить, дракончик сорвался.

Он не убегал. Он возвращался.

Как молния в бронзе, он скользнул по шахте обратно — ни звука, ни следа. Только лёгкое шевеление воздуха — как дыхание самого ветра — выдало его присутствие.

Комната студентов. 8:23 утра

Через три минуты он уже был обратно в комнате, бесшумно приземляясь на подоконник — как хищник в мягкой тени. Медленно, с привычной осторожностью, Драгон Шаар’Эн Теней Фаэ вернул себе человеческий облик. Кожа снова приняла тепло, кости щёлкнули в суставы, искажённый силуэт слился с формой юноши. Легкое мерцание чешуек исчезло, будто и не было.

Вокруг уже вовсю кипела утренняя суета — смех, хлопки посуды, обрывки фраз о лекциях. Но в его сознании пульсировала одна назойливая мысль:

«Значит, это действительно начинается.»

Комната представляла собой хаос, достойный древней катастрофы. Повсюду валялась одежда, манускрипты, половина магического котелка осталась на полу.

Птаха вынырнул из-под одеяла, волосы торчали, как пылающее перо:

— Мы на лекцию, на Скачки или на похороны успеваемости?

Артём, уткнувшись лицом в подушку, пробормотал:

— Если с булочками — я за.

Он был из тех, кто просыпается телом, но душа догоняет его позже.

Викрас, закутавшийся в одеяло, как в личный саркофаг, только простонал:

— Погода под стать моей мотивации… сыро, тяжело и никуда не хочется.

Он всегда звучал, как усталый философ.

Влад резко поднял палец к губам. Без слов. Лёгкое движение — и весь хаос будто вспомнил о дисциплине. У соседней кровати, уткнувшись в подушку, мирно посапывала Анфиса, и Влад защищал её покой, как армейский стражник.

Тот, кто уважает порядок, даже во сне.

Идрис, уже полностью одетый, будто собирался на парад, стоял у шкафа и поправлял воротник с тем спокойствием, с каким другие устраивают переворот:

— Коллективное опоздание. Коллективная вина.

Слова — как штампы, но голос — с таким саркастическим оттенком, что становилось понятно: он не волнуется. Он просто наслаждается спектаклем.

Когда в дверном проёме появился Драгон, в его разноцветном взгляде — золото и лёд — читалась древняя тишина. Он не кричал, не размахивал руками. Просто сказал:

— Напоминаю. Сегодня — Драконьи Скачки. Или вы уже забыли?

Тишина опустилась мгновенно. Словно магия сна ещё держала всех, но не могла спорить с этим голосом. И тут…

Коржик, крепкий, как броня, скрестил руки на груди. В нём не было ни тени сомнения:

— Десять минут. Кто забудет имя своего дракона — станет живым будильником на неделю.

Всё. Покой исчез.

Комната ожила. Кто-то кидался одеждой, кто-то искал второй ботинок, кто-то колдовал прямо из одеяла. По полу катился заклинательный шар, за окном вспыхивали всплески магии — то ли молния, то ли чья-то забытая защита сработала от переутомления.

Так началось их утро — со смеха, спутанных носков, яростного шуршания, криков «Где мой кристалл?!» и осознания:

Они едва не проспали главное событие семестра.

И теперь им предстояло не просто явиться.

А научиться летать.

После бурного пробуждения

После бурного пробуждения и стремительного, почти боевого завтрака, оставалось только одно — бежать. Потому что ждать мог кто угодно.

Но только не Герасимов.

— Мы опаздываем! — прошипел Влад, пытаясь засунуть в рюкзак манускрипт, который явно не собирался туда помещаться.

— Это не опоздание, это... предстартовый стресс! — попытался смягчить ситуацию Артём, хотя сам уже начал дышать чаще.

— Стресс? Да он нас за язык повесит! — добавил Викрас, натягивая перчатки на ходу.

— Скачки без опозданий! — выкрикнул Коржик, уже наполовину в дверях.

— Моя куртка где?! — простонал Артём, пытаясь одновременно надеть мантию и прихлебывать из кружки.

— Ты серьёзно взял мой носок вместо перчатки? — возмутился Птаха, размахивая чем-то пушистым и явно не своим.

— Напоминаю, — сказал Драгон, ловко перепрыгнув через валяющийся мешок с учебниками, — если он нас застанет вне строя — это будет хуже, чем проваленный ритуал.

— Это как? — спросила Анфиса, заплетая волосы на ходу.

— Это значит, что мы тренируемся до тех пор, пока он не скажет: «Хорошо».

— А он вообще знает это слово? — хмыкнул Викрас.

Кабинет после завтрака. 9:15 утра

Запыхавшаяся группа студентов ввалилась в кабинет

Запыхавшаяся группа студентов ввалилась в кабинет, ломая утреннюю тишину Академии, как буря в застеклённый архив. Последним, стараясь не привлекать внимание, проскользнул Птаха, всё ещё жующий остатки булочки. И тут же замер — вместе со всеми.

У преподавательского стола стоял Герасимов — не просто как преподаватель, а как приговор, поставленный в полный рост. Его походное обмундирование было безупречно: лакированные сапоги, рукавицы с гербом Академии, тренерская нашивка, сверкающая под лучом солнца. Он не двигался. Он наблюдал.

Его ледяной взгляд медленно скользнул по опоздавшим — и даже самые беспечные непроизвольно выпрямились. Когда последняя пара ног переступила порог, раздался резкий хлопок — Герасимов ударил в ладони. В классе повисла мёртвая тишина.

— Сегодня... — голос его был как сталь на холоде, — …вы получите привилегию учиться у меня лично.

Одним движением он провёл рукой по воздуху — и перед ним возник пергамент, мерцающий сложными рунами.

— Заклинание трансформации фамильяров. После обеда — проверка. Но амуницию получат только те, кто справится.

В его взгляде светилось одно: кто первый превратит фамильяра в нечто неживо

— навсегда потеряет право на «эксперименты».

Птаха первым рванул вперёд — почти влетел в стол:

— Если уж взлетать — то с шиком!

Артём, лениво потянувшись, подошёл следом, с вечной ухмылкой:

— Главное не перепутать формулы. Мой фамильяр уже обиделся, когда его приняли за куст фикуса.

Войрис шагнула плавно, собрав волосы в тугой пучок.

— Теоретически — всё ясно. Практика, как всегда, добавит сюрпризов.

Идрис, не меняя выражения лица, произнёс:

— Любопытно, как фамильяры отнесутся к временному нарушению их видовой самоидентичности.

Влад, склонившись над пергаментом, пробормотал себе под нос:

— Огненно-воздушная матрица… Ммм. Нестабильно. Потребуется перерасчёт.

Анфиса уже делала записи в блокнот — рука двигалась, как у машиниста: точно, быстро, без эмоций. В её взгляде светилась холодная целеустремлённость. Арсений хлопнул по карману, звякнув склянками:

— Противоожоговый, успокаивающий… Надеюсь, не пригодятся. Но знаю, что пригодятся.

Викраус молча взял свой пергамент. Его глаза не бегали — они вырезали каждую руну, будто уже знали, где в ней ошибка.

Некит вцепился в свиток, будто держал билет в небо:

— Я сделаю это первым!

Бруклин, подпрыгивая рядом, воскликнул:

— Дракокорги — это разрешено, да? Ну пожалуйста!

Коржик, сложив руки, изрёк спокойно, как приговор:

— Превратите фамильяра в утюг — будете гладить учебники до конца семестра.

— Два часа. — Герасимов бросил слова как камни. — И помните: хомяк — плохой кандидат для первых опытов.

Дверь закрылась с финальной решимостью.

Сад Академии. 9:30 утра

Войрис и Драгон Шаар’Эн Теней Фаэ

Дождь закончился, оставив после себя влажную землю и воздух, насыщенный ароматом мокрых листьев, прелой травы и остаточной магии. В тишине сада раздавались лишь шаги — Войрис и Драгон шли рядом, их плечи почти соприкасались, а голоса были так тихи, что даже деревья могли бы прислушаться.

— В Драконьей деревне всё иначе, — говорил Драгон, его голос звучал мягко, почти тёпло. Необычно для него — фамильяра, обычно молчаливого и напряжённого, как натянутая струна. — Там фамильяры не скрываются. Их истинный облик... представь трёхметровых исполинов. А с хвостом и того больше.

Войрис остановилась. В её глазах вспыхнул неподдельный интерес — как у исследователя, наткнувшегося на древний артефакт.

— Значит, здесь ты… ограничен?

— Полтора метра в человеческой форме, — усмехнулся он, уголки губ чуть потянулись, обнажая намёк на клык. — Как щенок рядом со взрослым волком.

Они подошли к раскидистому дубу. Сквозь густую крону пробивались золотые лучи, рисуя на лицах и одежде причудливые пятна света и тени.

— Но сегодня тебе всё равно придётся стать моим подопытным драконом, — Войрис склонила голову набок, и в её голосе проскользнул тот самый озорной металл, который она берегла только для близких. — Как насчёт заклинания Аватара? Не просто превращение. Слияние со стихией.

Драгон замер, затем медленно улыбнулся — по-настоящему. Улыбка была тихой, опасной и древней.

— Родное дело, — прошептал он.

Он закрыл глаза. Между пальцами вспыхнули крошечные язычки пламени, ветер задрожал, закручиваясь в спираль. Магия, пробуждённая древней связью, подняла с земли опавшие листья. Те зависли в воздухе — неподвижные, будто ждали приказа.

Когда он открыл глаза, перед Войрис стояло нечто иное.

Он стал бурей.

Чешуя отливала медью и янтарём, крылья были сотканы из воздуха и жара, а в глазах горели не просто звёзды — в них пульсировали созвездия, давно исчезнувшие с небес.

— Ну как? — его голос звучал, словно грохот далёкого грома. — Достаточно стихийно?

Войрис сделала шаг ближе — и остановилась. Её рука потянулась, но пальцы не коснулись — только ощутили волнующее, густое тепло.

— Более чем, — прошептала она. — Теперь ты не просто дракон. Ты — сама буря.

Монолог Войрис

Архивы третьего уровня… Именно там должны быть ответы. Слишком многое в Академии не складывается. Слишком многое скрыто. Ангараша знает путь. Он всегда знал — просто молчал. Через зеркала можно пройти. Остаться незамеченной. Переиграть правила. Главное — не думать об этом громко...

На запястье браслет вдруг обжёг кожу. Предупреждение. Магия реагирует на мысль. Не сейчас. Но скоро…

Монолог Драгона

Он помнил факелы. Помнил звёзды над ущельем, когда клятвы произносились шёпотом, а ветер казался одобрением древних. Тогда он был с другим всадником. С тем, кто знал, как управлять страхом. С тем, кого он выбрал.

Теперь всё иначе. Он чувствует трещину. Мелкую, едва различимую. Но она идёт через само небо, через ткань магии. Что-то меняется.

Он открыл глаза. И Войрис увидела в них не просто пламя.

А память звёзд. И беспокойство тех, кто помнит рождение и смерть миров.

Высоко, в тени башни Академии, стоял Герасимов.

Он наблюдал за происходящим из окна — с привычной выправкой солдата, но в глазах мелькало нечто большее.

Его взгляд остановился на Войрис.

И на том, кто стоял рядом с ней.

— Интересно, — произнёс он почти беззвучно. — Он снова пробудился.

Фамильяр, что принадлежал наследнику… убитому.

Драгон Шаар’Эн. Самый опасный из стихийных связующих.

Герасимов сжал руки за спиной, пальцы скользнули по старому кольцу — реликвии времён, о которых теперь не говорят вслух.

— Почему она? — тихо, почти вопрос вселенной.

Не Влад. Не Викраус. Не Анфиса.

Он выбрал её. Девушку. Не юношу.

И не просто выбрал — связался с ней через зеркала. Без прямого вызова.

Значит… проводник.

Значит, всё повторяется. Но по-новому.

Он закрыл глаза на секунду, слушая, как тихо шелестит ветер, принося с собой отголоски магии, которую нельзя измерить. Только почувствовать.

— Посмотрим, Войрис, — произнёс он вслух, обращаясь то ли к ней, то ли к духам старого мира. — Посмотрим, что ты сделаешь с этой связью.

А внизу, под сводами листвы, Войрис всё ещё смотрела на Драгона.

Того, кто стал её зеркалом, её бурей, её шансом.

Но ни она, ни он пока не знали — какую цену придётся заплатить за эту силу.

Сад Академии. 9:37 утра Арсений и его фамильяры

На противоположном краю сада Арсений внезапно замер. Пальцы, ещё мгновение назад уверенно выводившие сложную руну на пергаменте, остановились в воздухе — будто наткнулись на невидимую стену. Его взгляд сам собой потянулся к дальнему ограждению, где два силуэта казались отрезанными от остального мира: Войрис и Драгон.

Они что-то обсуждали. Жесты были резкими, даже судорожными. Но что это — спор? Или союз?

Воздух вокруг изменился. Не магически — чувственно. Он сгустился, будто перед бурей, наполнился едва уловимой вибрацией. Арсений ощутил, как по позвоночнику пробежали мурашки.

Что-то происходит… Не глобальное, но важное. Первая трещина в стекле.

Под сенью векового дуба, чьи корни уходили так глубоко, что, казалось, могли коснуться костей мира, царила обманчивая тишина.

Арсений откинул со лба прядь тёмных волос — жест, давно ставший почти ритуалом.

— По всем канонам трансформационной магии, вы оба должны принять форму крылатых овчарок.

Он сделал паузу. И в ней повисло нечто важное.

— Но драконы… это не просто смена формы. Это преображение сути.

Рядом стоял Коржик. Неподвижный, как статуя. Его осанка была образцом дисциплины: спина — ровная, как линейка, руки — по швам, взгляд — холодный, оценивающий. Он не просто наблюдал. Он охранял.

— Здесь нет места полумерам. Либо ты становишься драконом… либо не становишься вовсе.

Боль.

Сжатый приказ телу: забудь привычное. Преобразуйся.

Ты — не человек. Ты — броня.

Ты — не мысль. Ты — щит.

Если это цена — я готов. Без вопросов. Без сожалений. Это мой долг.

А вот Кеш — полная противоположность. Он подпрыгивал, щёлкал пальцами, раскачивался на пятках. В его глазах уже полыхало.

— Да бросьте вы эту скучную теорию! — взревел он, вырывая у Арсения пергамент с такой яростью, что тот чуть не разлетелся. — Пробуем — и всё тут!

Я не дисциплина. Я не сдержанность.

Я — пульс магии.

Я — пламя в клетке, которое отказывается быть укрощённым.

Первая попытка — лишь искры.

Вторая — дым, едкий, как сварка.

Третья — растущие уши и дёргающийся пушистый хвост.

— Получилось! Ну… почти! — воскликнул Кеш, вертясь перед зеркалом, в полном восторге от своей странной формы.

Арсений медленно поднял бровь — единственный знак эмоции на лице, обычно безмятежном, как поверхность алгебраической формулы.

— Полудракон-полупёс. Любопытный гибрид.

Форма нестабильна. Контроль нулевой. Но... почему вдруг хочется не анализировать, а... принять это?

Я не должен превращаться. Я должен понимать.

И всё же... может, одно не исключает другого?

Но Кеш уже ушёл с орбиты рационального.

Пятая попытка — хлопок, дым, жар.

И когда всё рассеялось, они увидели нечто: морда овчарки, переливающаяся чешуя, мощный пушистый хвост и — главное — великолепные перепончатые крылья, переливающиеся всеми оттенками заката.

— Потрясающе, — медленно произнёс Арсений, обходя Кеша как музейный артефакт. — Остался лишь один вопрос: ты будешь изрыгать пламя… или приносить палку?

Кеш-дракон гордо вскинул голову. И… чихнул. Вспышка огня прошила воздух, обуглив участок травы.

Коржик молча шагнул вперёд.

Без слов. Без театра.

Одно движение — и человек исчез. Остался дракон.

Чешуя — бронзовая, отполированная. Крылья — строгие, расчётливые. Взгляд — как у старшего офицера: хладнокровный и точный.

Я не шоу. Я функция.

Я становлюсь тем, кем должен быть.

Арсений смотрел на них обоих. Его взгляд стал тяжёлым, как свинец.

— Удивительно. Кеш — как костёр: неукротимый, безрассудный, яркий.

Коржик — как древний щит: надёжный, непоколебимый, немой.

— И первый, кто едва не поджарил сад, — процедил Коржик, его голос — как гравий под сапогом.

Арсений открыл блокнот. Перо замерло.

Формы нестабильны. Результаты неидеальны.

Но что-то во мне тоже движется.

Я наблюдаю. Но как долго ещё? Может, пора войти в игру?

Не сейчас. Но скоро.

Он аккуратно вывел:

"Трансформация успешна.

Примечание: запастись огнетушителем."

Порыв ветра перелистнул страницу. Запах гари, золы и магии растворился в воздухе — где другие ученики уже готовились к своим первым попыткам.

А в самом сердце сада уже треснуло нечто большее, чем только тишина.

Башня Академии

Герасимов стоял у высокого окна, спиной к залу, устремив взгляд вниз. Отсюда, с высоты, тренировочное поле выглядело как игровая доска, а ученики — фигурами, каждая из которых начинала становиться чем-то большим.

Внизу Коржик застыл в трансформированной форме — монументальный, как щит. Рядом Арсений с точными движениями и сосредоточенным лицом — ясный центр стабильности. Герасимов невольно отметил:

— Один — как неподвижная скала. Второй — ось, на которой держится равновесие.

За каменной стеной, по ту сторону башни, в соседней комнате, Декроман сидел в полутени. Он не видел, что происходит за окном, но чувствовал. Чувствовал силу, вибрацию магии… и вспышку памяти.

Его рука продолжала механически чертить рунные пометки в журнале, но мысли унеслись далеко.

Коржик.

Он знал его. Точнее, знал прежнего хозяина.

Тот был не из простых — земля слушалась его, будто родной. Вместе они вырывали своих из-под обломков разрушенной башни, держали оборону в подземельях, где всё рушилось. Тогда Коржик создавал защитные барьеры, возводил каменные купола, спасал. И в последний раз… в последний бой…

Декроман не успел.

— Или успел? Он ведь…

— Он выжил. Через меня.

— Но помнит ли он?

В голове промелькнуло лицо юноши — младшего сына того самого хозяина.

Арсений. Теперь он — с Коржиком.

И Декроман чувствовал: это не совпадение.

"Он не должен помнить," — мелькнула мысль, слишком острая, чтобы быть спокойной.

Но что, если… всё же помнит?

Он вздрогнул от неожиданного резонанса — как будто чья-то мысль отозвалась в его собственной. Через стену. Через камень.

Герасимов, всё ещё у окна, на секунду задержал взгляд на поле, затем слегка обернулся, будто уловил чужое присутствие. Он не говорил. Только кивнул в пустоту — точно знал, кто сидит за стеной.

Связь.

Без слов. Без движений.

Только память и предчувствие.

И каждый — в своём молчании.

Сад Академии. 9:40 утра

Артём Волкович Серебряков и Лумис Серебряков

На другом краю тренировочного поля Артём стоял, упрямо сцепив пальцы на пергаменте. Ветер трепал его волосы, гоняя по лбу упрямую прядь, будто проверяя — выдержит ли он это утро. Лумис, выпрямленный как по лекалу, застыл рядом — точный, безупречный, невозмутимый.

Вокруг шумели голоса, трещали заклинания, кто-то уже превращался — с дымом, треском, восторгом. Но для Артёма всё это звучало приглушённо — как из-под воды. Всё, кроме этого листа. И стоящего рядом Лумиса.

Четыре попытки.

Не опозорься. Не перед ним — перед собой.

Ты сам это писал. Ты знаешь формулы.

Заставь их работать.

— Ну что, готов к превращению?

Артём попытался говорить ровно, но голос выдал напряжение. Пальцы покалывало — магия собиралась, как молния перед бурей.

Лумис едва заметно поднял бровь:

— Если под «готов» вы подразумеваете «стать подопытным кроликом в очередном эксперименте»… то мой энтузиазм крайне сдержан.

Почему ты всегда так говоришь?

Будто я должен извиняться за то, что думаю дальше других?

Да, я — гений.

Да, я лезу туда, куда другие не осмеливаются.

Именно потому, что если не я — то кто?

— Просто стой.

Монолог Артёма

Кажется, я стою на краю. И вижу свет. Но как к нему дойти?

Каждый шаг — словно по стеклу. Я не уверен, что выдержу.

Но сдаться? Сдаться — значит подтвердить их правоту.

Нет. Сила — не в магии. Сила — в том, чтобы идти, даже если трясёт.

Я должен. Даже если боюсь. Даже если никто не верит.

Я должен верить сам.

Вспышка. Озон. Магия пронзает воздух, как ток.

Лумис моргнул, осматривая себя с академическим скепсисом:

— Похоже, я всё ещё человек. Какое разочарование.

Я же говорил — не торопись.

Но каждый раз, когда ты рядом, я бегу. Даже не осознавая.

— Это был разогрев.

Мгновение — и рука Лумиса покрылась чешуёй, блестящей, переливающейся. Но только одна.

— Очаровательно, — сухо сказал он. — Вы выбрали самую нестабильную версию заклинания специально? Или это спонтанный гений?

Ты фамильяр, а не преподаватель риторики! Ты мог бы просто... поддержать?

— Может, хватит язвить и войдёшь в поток?! — огрызнулся Артём.

На этот раз заклинание «схватило». У Лумиса появился хвост — пылающий, извивающийся, как пламя на ветру.

— Прекрасное дополнение к гардеробу, — сухо заметил он. — Но, насколько я помню, мы шли к дракону, а не к метафорической свечке.

Гардероб, серьёзно? Ладно. Последняя. Сейчас — или никогда.

— Четвёртый раз — обаятельный.

Артём выдохнул и начал рисовать руны в воздухе.

Движения — отточенные, как резец по стеклу.

Воздух затрепетал. Символы вспыхнули. Потекла магия.

Трансформация.

Когда золотой туман рассеялся, перед ним стоял дракон. Высокий. Грациозный. Чешуя — как закалённая медь, переливающаяся жаром. Глаза — всё те же. Умные. Пронзительные. Ироничные.

— Ну вот. Теперь ты точно не кот.

Артём впервые за утро усмехнулся.

Я сделал это. Сам.

Он — настоящий. Идеальный.

Мой фамильяр. Моя гордость.

Голос в сознании:

— Поздравляю. Вы, наконец, создали форму, достойную моих способностей.

Артём рассмеялся: — Самоуверенность — побочный эффект трансформации?

— Нет. Это врождённое качество.

Дракон склонил голову в грациозном поклоне.

Монолог Лумиса

Сколько судеб я видел...

Сколько падений, восхождений, клятв и предательств.

А в итоге — мы все одиноки.

Магия, власть, стремление победить... лишь пыль и дым.

Но иногда...

Иногда ты встречаешь того, кто заставляет забыть об этом.

Артём — хаос. Грубый, искренний, неудобный.

Но — настоящий.

С ним легко спорить. Трудно соглашаться. И невозможно уйти.

Может, не важно, есть ли смысл?

Может, всё, что у нас есть — это быть рядом. Пока можно.

Артём стоял, глядя на Лумиса.

Чешуя, крылья, руны — всё сошлось. Всё работало.

Но почему в груди — пустота?

Он убрал пергамент. Ветер подхватил полы плаща, будто звал — идти, лететь, действовать.

Но он не пошёл. Остался.

Мы — лишь пылинки в бесконечной игре.

Но если я исчезну — кто останется бороться?

Башня Академии

Наблюдательная площадка

Герасимов стоял, опершись на каменное ограждение, и молча наблюдал за тренировочным садом. Его взгляд — точный, как прицел, холодный, как сталь. Он отмечал каждое движение, каждый сбой, каждое промедление. Но сейчас его внимание остановилось на одной паре.

Артём и Лумис.

Эта связка уже не раз вызывала у него… беспокойство.

Он слегка нахмурился, но угол его губ едва заметно дрогнул.

Мысленно, почти неосознанно, он произнёс самому себе — вслух, но тихо:

— Эта пара... не обычная.

За спиной, будто тень, возник Декроман — без звука, без предупреждения.

Он услышал эти слова, но не ответил. Только продолжил делать пометки в своём журнале.

Герасимов не обернулся. Он знал, что его фамильяр рядом.

— Артём — вспыльчивый, — продолжил он, не повышая голоса. — Резкий. Порывистый. Он не боится рвануть вперёд — даже в пропасть.

На мгновение он прищурился, наблюдая, как юный маг устало опускает пергамент и замирает. Один.

— А Лумис... — тихо добавил он. — Уравновешивает его. Как холод уравновешивает пламя. Как разум — интуицию.

Декроман не прервал его — только снова щёлкнул пером по странице. Сухо. Чётко.

Герасимов взглянул вверх, на небо. Облака плыли, будто отсчёт времени, который он знал, но не хотел называть.

— Посмотрим, насколько их хватит. Вместе.

Пауза повисла между ними — тяжёлая, как наковальня.

Затем он добавил, почти шёпотом:

— Или насколько хватит него.

Декроман замер. Перо зависло над бумагой.

Он не задал вопроса. Не спросил, о ком речь.

Он знал.

Время, как вода, стекало сквозь пальцы.

И где-то внизу, среди дыма, чешуй и крыльев, начинало формироваться то, что нельзя было остановить.

Сад Академии. 9:45 утра

Некит Аурелиус Водоклин и Люминор Аурелиус

Ветер трепал пергаменты, оставляя на воздухе искры недописанных рун. Магия здесь не текла — она плясала, трещала, стреляла в небо, как салюты вдохновения. Это был угол поля, где правила не просто игнорировались — они переписывались. Искривлялись. Переплавлялись по воле одного человека.

Некит Аурелиус Водоклин стоял в центре этого хаоса, как дирижёр на безумном балу стихий.

На нём — всё тот же беспорядочный наряд: мятая рубашка с пятном, брюки в саже, волосы, будто только что вырвались из урагана, и глаза — глаза, в которых бушевали сотни идей одновременно.

Он крутился вокруг Люминора, как звезда вокруг белого карлика, выкрикивая формулы, рисуя в воздухе магию, как другие рисуют углём на стенах.

— Люми, слушай, это важно! — с жаром выкрикнул он, ткнув пальцем в пергамент. — Я почти вывел уравнение, которое позволит объединить фазовую стабилизацию и стихийное ядро в одной рунной плоскости!

Люминор молчал.

Стоял в круге из мерцающих рун, как воплощённая противоположность — холодный, собранный, безупречный. Его серебристые волосы падали идеальными прядями, мантия не имела ни складки. Он выглядел так, будто его сюда телепортировали прямиком с портрета старинного философа.

— Позволь угадать, — наконец вымолвил он, — сегодня я снова взорвусь и обрету аромат лаванды?

Некит фыркнул, но не остановился.

— Нет-нет-нет. Сегодня всё будет иначе. Я это чувствую. В каждой косточке! Даже в лопатке! — он почти подпрыгнул.

Слишком много энергии в этом парне.

Достаточно, чтобы зажечь Солнце. Или три.

Вспышка. Фиолетовая. Магия рванула ввысь. Люминор покрылся искрящимся полем.

— Я стал новогодней гирляндой, — спокойно заметил он, разглядывая руки. — Поздравляю. Меня можно повесить на ёлку.

— Это... этап настройки! — оживлённо выкрикнул Некит.

Крылья. Полупрозрачные, как свет, отлитый в стекло. За спиной — дымящийся ореол.

— Ты только посмотри! — хлопал в ладоши Некит. — Это работает! Ты почти эфирное существо!

— Я почти светляк. Осталось только найти подходящий фонарь, — сдержанно отозвался Люминор.

Но в глубине, если честно… это чувство — парить, расправить крылья — было… почти приятным.

Третья попытка

Тишина. Впервые Некит стал серьёзен. Пальцы двигались плавно, как у скрипача. Руна за руной, воздух уплотнялся. Тьма и свет сошлись в кольце формулы. Пространство дрожало.

И — вспышка.

Перед ним стоял Люминор, всё такой же невозмутимый. Но теперь — с крыльями. Сияющими, как утреннее солнце, но обведёнными тенями, как шрамы на свете. Магия колыхалась от него, словно он сам стал источником.

— Это... — выдохнул Некит. — Это настоящее.

— Я бы назвал это… элегантным, — отозвался Люминор, медленно расправляя крылья. — Неожиданно. Особенно для тебя.

— Ты теперь... светодракон!

— Я — как я, — твёрдо ответил Люминор. — Только с эффектами.

И если ты хоть раз назовёшь меня «сияющим дракончиком», я превращусь в чайник. Прямо сейчас.

Некит расхохотался. И в этом смехе было не только облегчение.

В нём звучало торжество.

Радость открытия.

Радость от того, что он, Некит, снова сделал невозможное.

Внутренний монолог Некита

Я не гений. Я просто... не умею останавливаться.

Все говорят: «осторожно». А я бегу.

Мир для меня — не формулы. Это фейерверк, где каждая искра — шанс.

Я ошибаюсь? Да.

Но я не боюсь.

Потому что каждый провал — не провал. Это платформа.

Для нового прыжка.

Пусть даже в бездну. Но в свою.

Внутренний монолог Люминора

Он... как буря в человеческой коже.

Как алхимия, у которой слишком много ингредиентов, и ни один — не стабилизатор.

А я? Я — якорь. Я держу его. И, возможно, он держит меня.

Это не служение. Это выбор.

Я мог бы быть фамильяром любого мага.

Но выбрал его.

Потому что только с ним — всё имеет вес.

Люминор прикрыл глаза. Крылья шевелились за спиной, словно спрашивали: остаться? Исчезнуть?

Некит, конечно, уже что-то чертил в воздухе. Его голос звучал фоном к урагану:

— Если добавить отражение и стабилизатор в девятом слое, то можно будет попробовать мультифазовую модель... может, даже левитацию! Только представь!

Люминор открыл глаза. Улыбка — крошечная, почти незаметная — скользнула по его губам.

Он сделал шаг вперёд.

И крылья остались.

Пока — остались.

Башня Академии. Наблюдательная площадка

Герасимов смотрел на Некита.

— Этот ученик опять что-нибудь выдумает. Только чтобы не стать как все, он переделает всё вокруг своей алхимией.

Декроман, не отрывая взгляда от происходящего, произнёс:

— Любопытный подход. И когда произошла трансформация Люминора… мы увидели настоящего дракона. Сияющего. И странного.

— Опять переборщил со светом, — пробормотал Герасимов, как сова. — Как всегда.

Влад Герасимов Ратибор и Ангараша Герасимов10:00 утра

Но где-то совсем рядом — в другой части поля, под сенью кряжистых деревьев, всё было иначе. Там царила не магия хаоса, а ритуал сосредоточения.

Влад сидел в тени древнего дуба, развернув пергамент на коленях. Его пальцы скользили по шероховатой поверхности почти ласково, будто читали тактильную симфонию. Рунные линии мерцали в такт солнечным бликам, и в этом свете было что-то большее, чем просто свет — воспоминание, упрятанное в магическую вязь.

— Удивительно…

Голос звучал отстранённо, как у учёного, обнаружившего след нового элемента.

— Здесь не просто формула. Здесь… акт сотворения.

Не трансформация — рождение сущности.

Неподалёку стоял Ангараша. Даже в человеческом облике он источал животную мощь. Его тело казалось отлитым из обсидиана. Спокойствие — кажущееся. Глаза — два угля, готовых вспыхнуть при малейшем ветре.

— Я чувствую силу, — произнёс он медленно, хрипло. — Родную… но чужную.

Я могу её приручить. Но не подчиниться.

Влад поднял взгляд — в его глазах не было попытки сломить.

Только понимание.

— Мы не подчиняем, — сказал он тихо. — Мы сотрудничаем. Ты и я.

Если позволишь — я не хозяин. Я соавтор.

Ангараша долго смотрел на него. Тишина между ними сгущалась, как перед бурей. Затем он кивнул.

— Шаг за шагом. Без рывков.

Я — фамильяр, не подопытный зверь.

Влад встал — не резко, а точно, как завершённое уравнение.

Он провёл рукой в воздухе — и вспыхнули руны.

Не ярко. Уверенно. В нужном порядке.

Как вызов. Как доверие.

Трансформация

попытка

Поток магии коснулся Ангараши.

Искры — как молнии по мышцам. Кости — будто вспоминали, кем они были.

— Чувствую давление, — сказал Ангараша. — Будто внутри кто-то просыпается.

— Это хорошо, — мягко отозвался Влад. — Трансформация — это не боль. Это вспоминание себя.

Вторая попытка

Кожа начала темнеть, проступила чешуя. Крылья — как проекции, едва заметные. Ангараша сжал кулаки. Он не отступал. Даже если тело кричало.

Третья

Свет. Гул.

И тишина, разорванная только дыханием.

Перед Владом — не человек. Не зверь.

Дракон.

Башенно высокий. Чёрный, как шторм в полнолуние. Серебряная чешуя поблёскивала, грива — пламя, будто живое. Хвост — кнут из огня.

Но самое важное — глаза.

Всё ещё его.

Узнающие. Острые. Несломленные.

— Вот она… — голос Ангараши теперь гремел, будто гром в ущелье. —

Моя истинная форма. Ты не подчинил меня. Ты… позволил мне стать.

Влад кивнул. Без пафоса.

Но в его взгляде промелькнуло нечто.

Мельчайшее движение бровей.

Гордость.

— Спасибо, Ангараша.

Ты — живой учебник трансформационной магии.

Ангараша хмыкнул, и его грива вспыхнула чуть ярче.

— Я не учебник. Я партнёр.

Влад позволил себе улыбнуться. Первый раз — за долгое, слишком долгое время.

Монолог Влада

Магия — это не власть. Это диалог.

Язык, на котором говорит реальность.

Ангараша… Он не фамильяр. Он мост между силами.

Он — свидетель, что даже хаос может быть разумным.

Боюсь ли я? Возможно.

Но если не мы — кто раскроет эту магию по-настоящему?

Монолог Ангараши

Все смотрели на меня как на оружие.

Влад — как на загадку.

Но он не копал грубо. Он — раскапывал. Осторожно. С уважением.

Он не дал приказ. Он предложил союз.

Это… ново.

Я не покорён. Я — доверил.

Но если он дрогнет… Если забудет, кто я такой…

Я не буду ловить его, когда он упадёт.

10:10 утра. Башня наблюдения

Когда пламя стихло и последняя искра растворилась в воздухе, мир будто затаил дыхание.

Именно в такие моменты Герасимов предпочитал наблюдать.

Он стоял на возвышении, словно высеченный из бронзы, неподвижный, сосредоточенный, с руками за спиной. Его силуэт отбрасывал узкую тень, пересекающую поле, будто черту между прошлым и будущим.

Глаза — холодные, как закалённая сталь, — скользили по каждому участнику тренировочного пространства. Не с осуждением. С расчётом. С точностью охотника, выжидающего момент.

«Влад всё-таки смог. Не подчинить — договориться. Как и я когда-то.»

Он кивнул едва заметно — жест, который мог бы пройти незамеченным, если бы не тень, дрогнувшая в его взгляде.

И, не говоря ни слова, шагнул вглубь башни, оставляя учеников наедине со своей новой силой.

Потому что он знал:

главные битвы не кричат. Они шепчут.

В кабинете наблюдения

Теперь он сидел в кожаном кресле, будто сова в башне дозора, окутанный сизыми кольцами дыма от трубки.

Тусклый огонёк на её конце вырывал из полумрака резкие черты его лица: угловатый подбородок, нос с лёгким изломом, глаза, в которых жил шторм.

Каждое движение своих учеников он фиксировал с хирургической точностью — не с позиции учителя, а как стратег, выверяющий равновесие перед боем.

Он не вмешивался. Он наблюдал.

И только он один видел в этом хаосе становления не неудачи — а намёки на гениальность.

Противоположное окно. Кабинет наблюдения

У противоположного окна, залитый жёлтым светом утра, стоял Декроман, словно часовой на страже порядка.

Он молча вносил записи в журнал.

Каждая строка — чёткая. Каждый символ — выверенный. Почерк был строг, как приказ.

На его лице — полное спокойствие. Но за ним скрывался глубокий, вечный анализ.

Он знал, кто ошибётся первым. Кто выстрелит. Кто сломается.

Но главное — кто выстоит.

Именно поэтому его взгляд остановился на Викраусе.

Стоящий чуть в стороне от остальных, будто из другого времени, другой эпохи — он не метался, не произносил громких слов.

Он ждал.

Как оружие, которое натянули, но ещё не отпустили.

Сосредоточенный, как математическая формула. Острый, как лезвие.

Он не тренировался. Он настраивался.

А рядом, как противоположный полюс, как огонь у подножия горы, суетился Бруклин.

Фамильяр с душой искры, вечный двигатель, непредсказуемый, живой, весёлый.

Он кружил вокруг хозяина, скакал, заглядывал через плечо, подпрыгивал на лапах, как ребёнок, которому пообещали фейерверк.

Хвост — нервный метроном. Голос — как трель смеха.

Он был отражением Викрауса — не помехой, а уравновешивающим началом.

Его вытесненным страхом.

Его невыраженной радостью.

Его пульсирующей жизнью.

10:15 утра. Викраус и Бруклин

Воздух ещё хранил следы утренней росы, но уже дрожал от недавней магии. Лёгкий запах озона висел над травой, как напоминание: здесь только что творилось нечто большее, чем просто тренировка.

Викраус стоял прямо, как стрела. Его пальцы быстро перебирали страницы старого гримуара, проверяя каждое заклинание, как инженер, готовящий запуск двигателя.

— Трансформация драконьего типа. Нестабильность в третьей фазе… — пробормотал он, не отрываясь от текста.

Рядом уселся Бруклин — в привычном облике корги, с выражением морды, полным энтузиазма, отваги… и лёгкой безуминки.

— Ну что, шеф? Сегодня из пушистого комочка превращаюсь в огнедышащего зверя? Чувствую, во мне всё это время дремал дракон… просто в экономичной комплектации!

Викраус медленно поднял глаза.

— Если взорвёшься — собирать по кускам не стану.

— Ой, да брось! — фыркнул Бруклин. — Помнишь, как в том подземелье я случайно поджарил тролля?

— Тролль выжил. Потому что ты промахнулся.

— Детали, шеф. Художественные.

попытка

Из хвоста Бруклина вырвался клуб дыма.

— О! Чувствую мощь! — кашлянул он. — Или это перхоть загорелась?

Вторая попытка

Уши вытянулись, лапы удлинились, из пасти вырвался крошечный огненный чих.

— Я уже почти… э-э… — мотался он по кругу. — Лапы как у краба. Или это ходули?

Викраус спокойно:

— Ты выглядишь как такса в доспехах.

— Спасибо за моральную поддержку.

Третья попытка

Вспышка — и Бруклина подбросило в воздух. Он сделал кульбит и грохнулся на землю, оставив на ней обугленный след.

— Всё под контролем, шеф! Просто репетирую падение с достоинством!

Четвёртая попытка

Яркая вспышка — и в воздухе замер компактный, но мощный дракон. Короткие лапы, рыже-чёрная чешуя, крылья — не огромные, но крепкие.

Голос стал глубже:

— Та-даам! Готов к бою, к обнимашкам и к полётам!

Викраус обошёл его по кругу.

— Неожиданно адекватный результат.

— Перевожу: «Ты великолепен, Бруклин, я тобой горжусь».

— Переводи как хочешь, только не сожги плащ.

Бруклин щёлкнул зубами. Выхватил огонь. Вильнул хвостом.

— Ну вот! Теперь я огненный мальчик! Мир не готов!

Монолог Викрауса

Эмоции — помеха.

Хаос — слабость.

Только контроль создаёт результат.

Но он… он никогда не следовал этим правилам.

Он хаос. Он искра. Он… живой.

И иногда я ловлю себя на мысли: я бы не справился без него.

Потому что пока я — порядок, он — жизнь.

И, может быть, в этом и есть настоящий баланс.

Монолог Бруклина

Он такой серьёзный… Как скала, на которую не действует ни дождь, ни солнечный свет.

Но я знаю: в нём есть тепло. Просто глубоко.

Я не просто фамильяр. Я его пульс, его невысказанная часть.

Пусть он думает, что держит всё под контролем.

Но когда он улыбается — даже чуть-чуть — я знаю: я попал в цель.

И этот момент стоит всей магии мира.

Башня Академии. Наблюдательная площадка

Герасимов не сводил взгляда с площадки, где только что завершилась трансформация Викрауса и Бруклина. Он стоял, как всегда, выпрямленный, сдержанный — но в глазах промелькнуло что-то похожее на одобрение.

— Я знал, что у них всё получится, — произнёс он почти тихо, но с уверенностью.

Рядом, чуть в тени, Декроман усмехнулся, не отрывая взгляда от поля.

— Да, они справились. И, признаться, весьма эффектно. — Он чуть склонил голову, вспоминая. — Ты слышал, как Бруклин окрестил свою форму? «Такса на ходулях»… я до сих пор пытаюсь понять — это была самоирония или гордость?

Герасимов на мгновение отвёл взгляд от поля, и уголки его губ чуть приподнялись — редкая, почти призрачная улыбка.

— И то, и другое.

В этом вся их сила.

10:20 утра. Анфиса и Киан

Анфиса сидела на краю холодной каменной скамьи у оранжереи. Её блокнот лежал раскрытым на коленях, рядом — аккуратные листы с магическими формулами, диаграммами потоков, сносками по структуре трансформации. Каждая черта — выверена. Каждая строка — проверена. Никакой импровизации.

Она писала, как хирург делает разрез — точно, уверенно, без лишних движений. Тёмные волосы были собраны в строгий пучок, а сосредоточенность была такой осязаемой, что даже ветер, казалось, притих.

— Ты действительно хочешь начать прямо сейчас?

Мягкий, певучий голос нарушил тишину.

Киан — фамильяр с душой воздушного странника. В облике человека он был как шёлковая тень: лёгкий, грациозный, с глазами цвета лунного неба. В его походке читалась аристократическая лёгкость, в голосе — ироничная усталость, как будто он уже прожил тысячу лет и всё это для него повторяется.

— Заклинание сложное, — добавил он, усаживаясь рядом и встряхивая плечами. — Я, конечно, твой верный воздушный воин, но… если у меня вырастут когти и я свалюсь с неба, не говори потом, что я не предупреждал.

Анфиса не отрывала взгляда от формул.

— Именно поэтому мы и должны отработать это сейчас. Не когда будет поздно. Скачки — не место для первой попытки.

— Прекрасно, — вздохнул Киан, склонив голову. — Тогда сделаем это с достоинством. Но знай: если в этом теле появится хвост ящера, я потребую компенсацию. В орехах. И желательно жареных.

Анфиса позволила себе почти незаметную улыбку. Почти.

— Ты будешь идеальным драконом. Я рассчитала всё до мельчайших допусков. Стихия воздуха сделает трансформацию стабильной.

— Надеюсь, ты не планируешь, чтобы я стал размером с башню.

— Не волнуйся. В лабораторию ты точно не поместишься. Поэтому мы — здесь.

Киан щёлкнул языком, встряхнул плечами.

— Значит, ты всё продумала. Как всегда. Убедил бы любой другой — отказался бы. Но ты...

— Я не прошу, — спокойно ответила она. — Я действую.

Анфиса начала ритуал. Её голос — ровный, как звук метронома. Руки чертили руны с математической точностью. Магия — чистая, без искр, без всплесков — собиралась в узор, послушная, как будто сама уважала её хладнокровие.

Первые две попытки — ничего. Только вспышка и тихий вихрь.

На третьей — Киан дёрнулся, словно от щекотки, и начал мерцать, его тело расплывалось, как струя ветра.

— Щекотно, — сказал он сквозь сжатые зубы. — Уверена, что это часть ритуала?

— Потерпи, — коротко ответила она. — Следующая будет успешной.

И на четвёртой — всё сработало.

Вокруг него закружился вихрь. Воздух замерцал, как стекло, в которое вдохнули жизнь.

Через мгновение перед ней стоял дракон — стройный, лёгкий, словно вытканный из самого неба. Его полупрозрачные крылья играли отблесками света, вдоль хребта — тонкие перья, а глаза сияли, вбирая в себя облака и горизонт.

— Ну как?

Голос Киана остался прежним — с тем же вкрадчивым тоном, только глубже, будто в нём теперь отзывался сам ветер.

Анфиса позволила себе то, чего не делала давно — настоящую улыбку.

— Лучше, чем в теории, — тихо произнесла она.

Монолог Киана

Она снова — как сталь. Расчёт, графики, формулы. Как будто магия — это шестерёнки, а не дыхание мира.

Киан наблюдал, как её пальцы выводят руны. Ветер трепал перья, но она даже не моргала.

Но именно это и спасает. Она — якорь. Она — холод, который не даёт нам сгореть. Как тогда, в катакомбах. Когда я бы погиб, если бы не её голос, твёрдый, как лезвие: «Стой. Жди. Живи».

Он щёлкнул клювом, нарочно громко:

— Компенсация в орехах — моё неприкосновенное право.

Анфиса, не поднимая глаз, ответила:

— Только если форма продержится больше пяти минут.

Киан замер.

Попала в точку. Опять.

Она знает, как мной управлять. Даже не командует — направляет. А я… черт побери, я иду за ней добровольно.

Монолог Анфисы

Он шутит. Значит — волнуется.

Её рука продолжала писать. Аккуратно. Методично.

Он не создан для разрушения. Он создан для… ясности. Лёгкости. Но если он не научится быть драконом — он умрёт. Мы оба умрём. Здесь нет места слабости.

Она вспомнила, как он появился — измученный, гордый, с подбитым крылом и взглядом того, кто никогда не сдаётся, даже когда его предают.

Именно за это я выбрала его. Не за силу. За суть. Киан — не фамильяр. Он — выбор.

— Пора, — сказала она, поднимаясь. Блокнот защёлкнулся с хрустом. — Где-то нас ждут другие драконы.

Ветер шевельнул её мантией, но она уже шагала вперёд — твёрдо, не оборачиваясь.

А Киан, всё ещё в драконьей форме, смотрел ей вслед — и чувствовал, как воздух вокруг наполняется смыслом.

Он не просто летать будет.

Он — её крылья.

Башня Академии. Наблюдательная площадка

Герасимов молча поднял бинокль, медленно наводя резкость на оранжерею. Взгляд выхватил знакомые силуэты — девушка с собранными волосами, сосредоточенно чертящая руны, и её фамильяр, неторопливо сверкающий перьями.

— Посмотри на эту пару... Анфиса и Киан, — тихо сказал он, не отрывая взгляда. — Меня по-настоящему интересует, как она смогла настолько повлиять на Влада, что тот стал вставать позже обычного.

Декроман, стоявший рядом с раскрытым журналом в руках, оторвал взгляд от заметок. Голос его был задумчив:

— Мне тоже интересно. Иногда мне кажется, что они — родственные души. Даже слишком.

Герасимов фыркнул, не отводя бинокля:

— На дальних родственниках у нас не женятся. Сам знаешь.

Декроман усмехнулся в ответ, щёлкнул крышкой чернильницы и, не глядя, добавил:

— Ну, если только речь не о дальних-дальних… через две войны и одно пророчество.

10:30 утра. Птаха и Светоиск

Птаха сидел на влажной траве, раскинув ноги, словно отдыхал, а не готовился провести одно из самых нестабильных заклинаний в своём репертуаре. Его шарф был завязан в абсурдно сложный узел, волосы торчали во все стороны — будто магия уже начала проявляться, даже раньше заклинания. Именно так он и жил: стихийно, непредсказуемо, на грани.

Перед ним — разложенный пергамент с рунами. Он уставился на него с тем выражением лица, с которым дети смотрят на сломанный будильник: вроде механизм, а работает не так, как надо.

Рядом, на спине, раскинув лапы, лежал Светоиск. Серебристый волк с глазами древнего существа, повидавшего всё и чуть больше. Его шерсть мягко светилась, будто вбирала свет мира, а в каждом движении чувствовалась та особенная мудрость, где сарказм — не защита, а инструмент воспитания.

— Ну что, великий экспериментатор?

Светоиск не глядел на него, только лениво поднял ухо.

— Хочешь снова превратить меня в пушистую загадку природы?

— Хочу!

Птаха широко улыбнулся, будто ему только что обещали подарок.

— Потому что это будет офигенно.

— Это ты говорил, когда мы прыгали с башни Академии. В перевёрнутый портал.

Нас тогда неделю вытаскивали из подвала столовой, и пахло от нас… скажем, не академично.

— Зато весело было!

Птаха отмахнулся, уже начиная выводить первую руну.

— И сейчас будет. Слушай, если ты станешь драконом, я смогу всем говорить, что у меня фамильяр — сияющий зверь с крыльями, харизмой и жалобным голосом.

Светоиск поднялся, сел прямо, уставившись на него испытующим взглядом.

— Только если ты поклянёшься, что не напишешь об этом балладу.

И если у меня вырастёт третья голова — укушу тебя всеми.

— По рукам!

Птаха уже начал начерчивать руны в воздухе, напевая себе под нос.

попытка

Магия вспыхнула, слегка подбросила волка в воздух. Он засиял, как новогодняя гирлянда в непогоду.

— Ага, уже красиво! — заулыбался Птаха. — Но мы можем больше.

Вторая попытка

У Светоиска выросли странные роговые отростки, один из которых перекосился и грозил свалиться прямо на нос.

— Я выгляжу как мутант из музея трофеев, — буркнул он. — Если ты выкладываешь это в магограм — я тебя сожру.

— Не злись, — подмигнул Птаха. — Магия любит терпеливых. Даже если они волки.

Третья попытка

Всё сошлось.

Волк задрожал, и пространство вокруг него затрепетало, как отражение в воде. Шерсть начала темнеть, словно вбирая звёздную пыль, на спине выросли широкие крылья — прозрачные, но плотные, как тень, сотканная из света. Его глаза остались прежними — умными, ироничными, проникающими в самую суть.

— Ну что,

— раздался его голос, глубокий, как отдалённый раскат грома,

— достаточно стихийно?

— Ты сияешь, как упавшая звезда!

Птаха подскочил, глаза горели.

— Ты идеальный. Великолепный. Почти… праздничный.

— Праздничный?

Голос Светоиска окрасился лёгкой грозой.

— Ну, ты знаешь. Такой: устрашающий, сияющий и слегка нелепый. Как ты и всегда был.

Светоиск фыркнул. Но не сердито.

А Птаха рассмеялся — звонко, по-настоящему, без остатка.

Монолог Птахи

«Ха! Получилось. Ну… почти. Ладно, полностью получилось!»

Он смахнул с рукава пепел — от пергамента остались только дымящиеся клочья. Волосы встали дыбом от магии, а в глазах плясали искры — от восторга, от гордости, от чего-то очень живого.

«Да кому нужны скучные формулы? Пусть магия будет танцем, а не диктантом!»

Он бросил взгляд на Светоиска.

Тот молчал. Но не потому, что злился. Просто понимал.

«Вот он. Мой фамильяр. Мой центр, когда я слишком ветрен. Он всегда рядом. Даже если ворчит. Даже если не одобряет. И знаешь что?.. Он — мой лучший выбор.»

Монолог Светоиска

«Опять. И снова. И снова.»

Он лежал, ощущая, как по спине пробегает магия. Вспышки. Дым. Энергия. Безумие.

«Он никогда не делает всё “по учебнику”. Зато делает с душой. А иногда — даже с головой.»

Он вспомнил всё: первую встречу, когда Птаха случайно «оживил» мёртвую шляпу; как они летели над озером без разрешения; как сбежали с экзамена, потому что «на улице выглядело магичнее».

«Птаха — не волшебник. Он буря. Но он моя буря.»

И да, он знал, что снова всё повторится.

Будут порталы, взрывы, драки и баллады, которые никто не просил.

Но он снова будет рядом.

Всегда.

«Потому что если я выбрал этого сумасшедшего… то навсегда.»

Башня Академии. Наблюдательная площадка

Герасимов перевёл бинокль в сторону дальней части сада, где среди теней деревьев маячили двое.

— Эта пара...

Он произнёс это с лёгкой иронией.

— Птаха, как всегда, в своём репертуаре — шумный, непредсказуемый, как ветер в открытое окно.

А Светоиск… сосредоточенный, молчаливый. Балансирует его, как может.

Он прищурился, наблюдая, как фамильяр в драконьей форме лениво стряхивает с себя остатки трансформации, а его хозяин подбадривает его с детским восторгом в глазах.

— Пока что они развиваются в тени.

Но первые шаги уже сделаны.

Интересно, как они справятся, когда придёт время выйти на свет.

10:40 утра. Сад Академии. Идрис и Григорий

Где-то в дальнем углу сада, под раскидистым дубом, царила не просто тень — концентрация тишины, в которой воздух казался чуть гуще, а каждый шорох листьев — чуть более значимым, чем следовало. Именно здесь, в этой выверенной симметрии природы, два несовершенных человека пытались сделать невозможное.

Идрис сидел прямо, как линейка, выверив не только положение тела, но и угол наклона пергамента на коленях. Очки чуть сползли — он поправил их с точностью хирурга. Каждое его движение было не действием, а решением уравнения.

Рядом, словно собранный из иных стихий, сидел Григорий — в полугрифоньем облике, с согнутыми плечами и нервно подрагивающими пальцами. Его тело было напряжено, как перед броском — не от страха, а от близости перемен.

— Три стадии, — произнёс Идрис ровно, почти отстранённо. — Медитация. Образ. Трансформация. Без стабильной связи с сущностью — результат непредсказуем.

— Я не хочу предсказуемый результат, — пробормотал Григорий, глядя в траву. — Я хочу… почувствовать, что это не просто магия. Что это — я. Моя суть.

Идрис слегка приподнял бровь. Он протянул кристалл — резонатор стихий. Когда пальцы Григория коснулись его, тот вспыхнул мягким красным светом.

— Огненная реакция, — тихо отметил он. — Не самая стабильная. Но и не самая разрушительная. Парадоксально — ты сохраняешь баланс в хаосе. Возможно, поэтому ты всё ещё жив.

Григорий усмехнулся.

— Благодарю за комплимент, прозвучавший как приговор.

Идрис, в неожиданном порыве, положил руку ему на плечо. Для него — редкий жест, почти интимный.

— Ты справишься. Потому что всегда справляешься. Даже когда всё рушится.

Григорий встретился с ним взглядом. В нём не было больше ни страха, ни сомнений. Только доверие.

— Тогда давай сделаем это. Вдвоём.

Они встали. Воздух вокруг затрепетал. Магия стелилась по земле, как дыхание предков. Первый шаг был сделан.

Монолог Идриса

«Система. Порядок. Структура. Мир держится на этих трёх опорах.»

Пальцы легко скользили по пергаменту. Очки, как всегда, на своём месте. Каждый элемент — под контролем. Каждый глиф — часть уравнения. Но рядом с ним сидел человек, которого невозможно было вписать ни в одну формулу.

«Пульс выше нормы. Зрачки расширены. Он боится. Но не отступает.»

Это раздражает. И… восхищает.

«Он рушит порядок. Он нарушает темп. И всё же — без него мои расчёты пусты.»

Вспышка памяти: узкие коридоры подземелья, разрыв плана, крик — и тёплая ладонь, вытащившая его из-под обломков. С тех пор всё изменилось.

«Я ненавижу хаос. Но он научил меня жить в нём.»

Когда их взгляды пересеклись, Идрис впервые почувствовал — не контроль, а… доверие.

И это было страшнее любой ошибки.

Монолог Григория

«Очередная формула. Очередной расчёт. Очередная попытка Идриса упорядочить Вселенную.»

Он наблюдал за точными движениями, за безупречными рунами, выведенными с почти религиозным трепетом.

«А я… я просто хочу перестать чувствовать себя сломанным.»

Магия внутри бурлит — как пожар в запертой комнате. Он чувствует её, но не может направить. Боль — это часть пути. Он привык. Он научился.

«Но он... Он всегда рядом. Даже когда молчит. Даже когда раздражает. Чёрт, даже когда смотрит на меня, как на неправильную переменную.»

Григорий глубоко вдохнул. Пальцы касаются кристалла — вспышка. Жар. Отголосок силы, которую он боялся принять.

«Нет. Хватит отступать. Хватит прятаться. Он верит в меня. И это… чертовски страшно. Но и — чертовски нужно.»

Он встретил взгляд Идриса. Без слов. Без формул. Просто — доверие.

«Давай, профессор. Проверим твою магию. И мою волю.»

Башня Академии. Наблюдательная площадка, позднее утро

Герасимов уже сидел в кресле, медленно попивая крепкий кофе, который принёс ему Декроман. Напиток был терпким, с лёгкой горечью — точно в его вкусе.

— Пора бы уже спуститься и посмотреть, что там ребята натворили, — заметил Декроман, глядя на часы.

Герасимов лениво взял в руки бинокль и, не торопясь, направил его в сторону сада.

— С этой парой всё было понятно с самого начала, — сказал он, наблюдая за Идрисом и Григорием. — Один — холодный расчёт, другой — огонь и упрямство. Но вместе они… чертовски эффективны.

Он приподнял бровь, делая глоток.

— Если они не взорвут друг друга, из них выйдет команда, способная свернуть горы.

Через два часа

А через два часа, когда заклинания угасли, а первые успехи и провалы осели тонкой магической пылью на траве, они снова собрались.

Каждый — со своей новой формой. Со своей болью. Со своей победой.

Со своей личной версией огня.

Центральная часть сада встретила их почти священной тишиной.

Деревья стояли, как древние стражи. Листва шептала на ветру, будто собирая обрывки мыслей. Воздух был наполнен не просто запахом цветущих трав, но и вибрацией силы — сырой, молодой, ещё неуправляемой.

Но уже — живой.

Именно в эту тишину вошёл Герасимов.

Ровной походкой. Без суеты. Без лишнего движения.

Он пересёк двор, будто маршировал по строю, а не по саду.

В его выправке — всё: годы службы, сотни выученных имён, тысячи принятых решений.

Он остановился напротив учеников.

Взгляд — прямой, тяжёлый. Словно клинок, проходящий по рядам.

Ни тени улыбки. Ни малейшего признака разочарования.

И всё же в этом взгляде было многое.

Оценка. Расчёт.

И — невыраженное ожидание.

— Ну что ж,

— произнёс он наконец. Голос — ровный, чуть глухой.

— Освоили?

Он не ждал ответа. Он ждал выдержки.

Ждал, как командир ждёт строя, который выдержал ураган.

Чуть позади, почти сливаясь с тенью ближайшего дерева, остановился Фомельр.

Высокий, как старинная колонна, с лицом, будто высеченным из обсидиана.

В его взгляде не было эмоций — только анализ.

Он не задавал вопросов. Он уже знал, кто сделал всё правильно. Кто — нет.

Глаза пробегали по лицам учеников, как линзы сканера.

Он кивнул. Едва заметно.

Для него это был целый отчёт.

Герасимов уловил этот кивок боковым зрением — и этого оказалось достаточно.

Он снова посмотрел на учеников.

— После обеда — полёты, — сказал он. — А потом — отбор. Кто не готов — отсеётся сам. Не мы.

Он развернулся.

— У вас утро. Используйте его с умом.

И ушёл, не оглянувшись.

А ученики остались — среди деревьев, среди магии, среди перемен.

Они больше не были прежними.

И сад это чувствовал.

Башня Лимура. Где-то на окраине Империи. Вечер

В другом краю мира, где день сменялся тьмой не по законам солнца, а по воле тех, кто правит из теней, — пробуждалась иная магия.

В комнате пахло магией. Плотной, вязкой, будто тлеющей в воздухе, как смола на углях. Запах перца, старых трав, пепла и книг, давно забытых, но всё ещё шепчущих сквозь страницы.

Лимур сидел за резным столом. Его когтистые пальцы медленно перелистывали карту.

Обычный пергамент вдруг зашевелился — линии заползли друг на друга, отразили то, чего он не ждал:

Карта Драконьих Скачек.

Он замер.

— Вот оно...

Это была не просто трасса соревнований.

Это был путь.

Путь к тому, что должно было быть забыто.

Путь, который вновь открылся.

Пока Герасимов и его команда будут заняты этими скачками драконов,

я проберусь в хранилище, чтобы добыть клёнок последнего императора.

И освобожу монстра для своих дел.