Песок и Сталь. Книга 2: Искры грядущего

На следующий день Арви разложила на столе трофейные жезлы, похожие на разобранные хирургические инструменты: блеск металла, тонкие стержни, микроскопические замки и контактные иглы. Рядом лежало ядро — чёрное, безмолвное, излучающее тихую, почти физически ощутимую угрозу, словно холодный взгляд из темноты.

— Твой интерфейс — пассивный сканер, — констатировала она, тонким шилом поддевая плату внутри жезла и, ловко перемыкая хрустальные проводники. — Он читает то, что уже излучается. Чтобы увидеть больше, нужно не читать, а… задавать вопросы. Активно зондировать.

— Зондировать что? — я с опаской наблюдал, как её пальцы, быстрые и точные, будто маленькие манипуляторы, перемыкают дорожки и подпружиненные контакты. — И главное — чем? Моя голова и так трещит по швам.

— Этим, — она ткнула шилом в сторону ядра. — Оно — источник. Жезл — антенна и усилитель. Твой имплант — декодер. Мы создаём замкнутую цепь.

— Которая сожжёт мой мозг, если я чихну не так.

— Вероятность нежелательного термического воздействия на кору головного мозга не превышает пятнадцати процентов, — отчеканила она, не отрывая взгляда от работы, как будто называла цену на рынке.

— Успокой меня, — я провёл рукой по лицу, пытаясь стереть усталость. — Ладно. Что мне делать?

— Возьми ядро. Держи крепко. Я подключу жезл.

Я сглотнул, но послушно взял в руки тяжёлый чёрный шар. Он был холодным и гладким, как галька, вылизанная морем, и тяжестью тянул вниз кисти. Арви прислонила переделанный жезл к моему виску. Металл обжёг кожу мгновенным, точечным холодом.

— Концентрируйся на образе из «Зеркала». На нём. И… проецируй.

Я закрыл глаза, пытаясь вызвать в памяти тень в капюшоне. Сначала — лишь смутный силуэт, тёмное пятно на фоне белёсого свечения. Потом… ядро дрогнуло. Похолодало ещё сильнее. И в висках ударила боль — тупая, давящая, будто череп сжимали в тисках с ровным механическим усилием.

— Держись, — сквозь звон в ушах я услышал голос Арви. — Я повышаю мощность.

Боль сменилась огнём. В глазах поплыли радужные пятна, как на нефтяной плёнке. И вдруг — чёрно-белый обрывок. Не видение. Скорее… статичная картинка, выжженная на сетчатке.

Рука в чёрной перчатке. Настраивает прибор с вращающимися кольцами. Не жезл. Нечто более сложное, с голографическим индикатором, плавающим в воздухе без опоры, как пойманный светляк.

Картинка держалась секунду и рассыпалась, как пепел. Я с криком отшвырнул ядро. Оно с глухим стуком покатилось по полу и застыло у ножки стола. Жезл с шипением отвалился от виска, оставив красный ожог и тонкую полоску боли.

— Видел? — Арви схватила меня за плечо, её пальцы впились с такой силой, будто держали не меня, а ускользающую мысль.

— Рука… — я хрипел, пытаясь отдышаться. Голова раскалывалась на аккуратные геометрические сегменты. — Прибор. Настраивал…

Интерфейс, запоздало и искажённо, вывел сообщение: [Обнаружена энергетическая сигнатура: «Калибровщик резонанса». Записано.]

Я поднял на неё взгляд. По её лицу было видно, что оно того стоило: на скулах заиграли тени удовлетворения. Мы получили первую улику. Но я также почувствовал, какую цену придётся платить за каждую такую крупицу — цену в нейронах и в кусочках собственного рассудка.

— Рука… — я повторил, опираясь о стену. В глазах ещё плясали радужные круги, и мир дышал мне в лицо горячим воздухом. — В чёрной перчатке. Настраивала прибор. Не жезл. Сложнее. С голографическим дисплеем.

Арви не давала мне опомниться, её взгляд впивался холодным скальпелем.

— Описывай! Детали! Форму, размер, расположение элементов!

— Кольца… Вращающиеся кольца. И светящийся индикатор… парил в воздухе. Без экрана, без рамки. — Я сглотнул ком горечи в горле. Голова гудела, будто после удара кувалдой по наковальне. — Он его калибровал. Чувствовалось… напряжение.

В углу зрения, преодолевая помехи, вспыхнуло и застыло новое сообщение интерфейса: [Обнаружена энергетическая сигнатура: «Калибровщик-резонансный модулятор». Записано в журнал артефактов.]

— Да! — это было не восклицание, а резкий, победный выдох. Арви схватила жезл-антенну, её пальцы обожглись о перегретый металл, но она не обратила внимания. — Он не солдат. Он инженер. Техник. Он не просто использует артефакты — он настраивает их. Под себя.

Она метнулась к своему углу, к разбросанным обрывкам проводов и кристаллам, склонилась над столом.

— «Калибровщик резонанса»… Это значит, он работает с частотами, с вибрациями. Возможно, пытается стабилизировать порталы или найти резонанс с «Зеркалом»… Это его слабость, Коршунов! Он мыслит категориями точных наук. Предсказуемыми.

— Для меня он предсказал нашу смерть, — мрачно напомнил я, потирая висок. На пальцах остались следы гари и тонкая крошка ожога. — И этот «успех» едва не стоил мне мозгов. Ты чувствовала, какая мощность через нас прошла?

— Мощность была контролируемой, — отмахнулась она, уже чертя на пыльном полу схему подключения, отмечая точки и углы. — Побочный эффект. Твоя нейросеть адаптируется. В следующий раз будет легче.

— В следующий раз, — я с горькой усмешкой посмотрел на ядро, лежавшее в углу, как неразорвавшаяся бомба, ожидающая неосторожного шага. — Ты говоришь, как настоящий учёный-садист. «В следующий раз будет легче». А я пока чувствую себя лабораторной крысой, которую бьёт током за кусочек сыра.

— Мы получили не сыр, Коршунов. Мы получили чертёж ловушки, — она подняла на меня взгляд, и в нём горел холодный, безжалостный огонь решения. — Он технарь. И мы — технари. Это наше поле боя. Мы будем бить его его же оружием. Точностью.

Я глубоко вздохнул. Запах гари и озона стоял в воздухе тугой завесой. За окном темнело. Семь дней. Шесть? Неважно — счёт пошёл.

Мы получили первую улику. Крошечный обрывок данных. Ценой в головную боль и ещё одну трещину в рассудке.

— Ладно, — я выпрямился, отряхивая ладони, на коже остались серые следы угля. — «Калибровщик резонанса». Записали. Что дальше, капитан? Будем искать способ создать резонансный дисбаланс? Чтобы его собственная игрушка взорвала ему лицо?

Уголки её губ снова дёрнулись — не улыбка, а тень намёка.

— В идеале — да. Но для начала… нам нужно больше угля. Для чертежей. И, возможно, твоя голова должна немного остыть.

Впервые за сегодняшний день я был с ней полностью согласен.

Я пытался есть похлёбку. Деревянная ложка дрожала в руке. После эксперимента с ядром в висках пульсировала тупая, размытая боль, будто кто-то налил свинца в черепную коробку и постукивал по стенкам.

— Нужно усилить изоляцию на контактах, — бормотала Арви, снова копошась с жезлом, не поднимая головы. — Скачок мощности был на три пункта выше расчётного. Твоя пси-резистентность…

Её голос превратился в отдалённый гул, словно я ушами ушёл под воду. Я смотрел на языки пламени в очаге, на то, как они лижут голые камни, и вдруг… звук пропал совсем.

Тишина была не пустотой, а густой, вязкой, как смола. А сквозь неё — голос. Чужой. Металлический, лишённый тембра, будто синтезированный компьютером.

«…ключ… в резонансе… фаза… нестабильна…»

Слова не звучали в ушах. Они вспыхнули прямо в сознании, как сообщение об ошибке. И за ними — всплеск. Ослепительная белая дуга, исходящая от того самого прибора с вращающимися кольцами. И ощущение… холодного, хищного любопытства, исследовательского, бесстрастного.

Боль в висках взорвалась, превратившись в огненную иглу, вонзившуюся прямо за глаза. Я ахнул, ложка с грохотом упала в миску. Из носа потекло что-то тёплое и солёное. Я провёл рукой по верхней губе — пальцы окрасились алым.

— Коршунов?

Я едва слышал её — мир плыл, границы предметов расплывались. Я упёрся ладонями в стол, пытаясь не рухнуть, чувствуя под пальцами грубую древесину.

— Коршунов! — её рука легла на моё плечо, резко развернула ко мне.

Она увидела кровь на моём лице. Её глаза сузились, но не от испуга — от аналитического интереса. Проклятый учёный.

— Отголосок, — прохрипел я, сглатывая металлический привкус крови. — Слышал… его мысли. «Ключ в резонансе». И… дугу. Энергетическую.

Арви схватила тряпку, сунула мне в руку, чётким движением.

— Нос зажми. Описывай. Тембр? Эмоциональная окраска?

— Эмоций… не было, — я зажал нос, запрокинув голову. Кровь медленно сочилась в горло, раздражая слизистую. — Как… синтезатор речи. Холодно. «Ключ в резонансе»… Он ищет способ стабилизировать связь. Настроиться.

Она отступила на шаг, её взгляд стал отстранённым, вычисляющим, будто строки формул проплывали у неё перед глазами.

— Побочный эффект… Мы не просто считали данные. Мы установили односторонний канал. Кратковременный, паразитный. Ты не слышал его мысль, Коршунов. Ты перехватил служебный сигнал. Его импланты обмениваются данными с прибором.

Я смотрел на красные пятна на тряпке. Цена за «улику» росла с каждой минутой.

— Замечательно. Значит, теперь я не только лабораторная крыса, но и радиожучок. С автономной системой кровотечения.

— Это бесценно, — прошептала она, и в её голосе впервые прозвучало нечто, похожее на азарт полевого исследователя. — Мы можем следить за его подготовкой. Предугадывать его действия.

— А он может почувствовать подслушивание? — уточнил я, чувствуя, как по спине бегут мурашки, а шея становится ледяной.

Арви задумалась на мгновение, дёрнула плечом.

— Теоретически… да. Если мы будем неосторожны.

Я медленно опустил окровавленную тряпку. Голова ещё гудела, но боль отступала, сменяясь леденящим осознанием.

Мы не просто готовились к бою. Мы уже вели тихую, невидимую войну на уровне сигналов и нейронов. И мой мозг был полем боя.

— В следующий раз, — я посмотрел на неё, — прежде чем ты снова решишь «усилить мощность», предупреди. Я хочу быть готовым к тому, что у меня из ушей пойдёт кровь.

Она кивнула, всё ещё погружённая в свои расчёты.

— Договорились. А теперь… «Ключ в резонансе». Нужно понять, что это за ключ. И как мы можем подобрать отмычку.

Я вытер остатки крови с лица. Во рту стоял стойкий привкус меди и страха. Арви мерила шагами тесную горницу, её взгляд был устремлён внутрь, в лабиринт логических построений.

— Солдат действует по шаблону. Уничтожить, захватить, нейтрализовать, — она говорила тихо, но каждое слово было отточенным, как лезвие. — Его действия иные. Он настраивает. Калибрует. Ищет резонанс. — Она резко остановилась, повернувшись ко мне. — Он видит в «Зеркале» не угрозу и не оружие. Он видит инструмент. Несовершенный, требующий тонкой настройки.

Я смотрел на закопчённый потолок, мысленно перебирая обрывки видений.

— Стабильность… он говорил о нестабильности. Значит, его портал, его доступ — не идеальны. Он пробивает дыру кувалдой, где нужна отмычка.

— Именно! — её глаза вспыхнули. — Он — грубая сила, пытающаяся овладеть тонким искусством. «Зеркало» — это не портал. Это… живой кристалл, нервный узел реальности. Его нельзя форсировать. К нему нужно подобрать ключ. Правильную частоту. Правильный резонанс.

Она снова зашагала, её пальцы нервно переплетались, словно считали невидимые чётки.

— Он не хочет его уничтожить. Он хочет его контролировать. Приручить. И это его уязвимость. Солдат выполнил бы приказ и ушёл. Учёный… он будет возиться. Искать. Совершенствовать. Тратить время. Оставлять следы.

Я медленно выдохнул. Картинка складывалась в пугающую, но дающую надежду мозаику.

— Значит, он не бездушный киллер. Он… одержимый гений. Со своими целями. И его одержимость — наше тактическое преимущество.

— Да. Мы можем предсказать его фокус. Он будет стремиться к «Зеркалу». Всё остальное — шум. Мы — шум, — она снова посмотрела на меня, и в её взгляде читалась уже готовая стратегия. — Мы можем создать контр-резонанс. Не пытаться пересилить его, а… расстроить его инструмент. Внести диссонанс. Заставить «Зеркало» не отвечать на его запросы.

В углу зрения интерфейс, словно подтверждая догадку, вывел новую строку: [Обновлён профиль угрозы: «Тень». Класс: Инженер-исследователь. Приоритет: Установление контроля над аномальными артефактами. Слабость: Предсказуемость научного метода.]

— Смотри-ка, — я показал ей сообщение. — Даже твой костыль с нами согласен.

Она мельком глянула и кивнула.

— Логично. Значит, мы на правильном пути. — Она склонилась над своим импровизированным верстаком. — Нам нужно изучить природу резонанса «Зеркала». Понять, на какой частоте оно «поёт». И создать помеху.

Я откинулся на лавке, чувствуя, как тяжёлый камень в животе понемногу сдвигается с места. Враг обрёл черты. Он был могущественен, но не всесилен. У него была цель, а значит, и предсказуемость.

— Хорошо, — сказал я. — Значит, план таков: мы не ломаем ему шею. Мы портим ему музыку. С чего начнём дирижировать, капитан?