Петля

Я поставила перед ним тарелку с жарким и уселась на крепкий старый табурет, грубо выкрашенный голубой масляной краской. Давно засохшие потёки этой краски свисали с сидения и наплывали жирными гладкими каплями на его ножки. На мне была Его белая рубаха, надетая на голое тело. Прислонившись к стене, я опёрлась пятками на сидение табурета, прижала к груди ноги, обняв за колени, наблюдала за тем, как Он ест.

Он разминал ложкой картошку в тарелке. Взглянул на меня, откинул назад чёлку, улыбнулся:

– Детка, ты знаешь, что ты прелесть?

– Ты слишком часто говоришь мне об этом, чтобы я забыла.

Я послала Ему воздушный поцелуй, спустила с плеча рубаху, провела пальцем по своей коже, не отрывая от Него взгляда. Он любит, когда я так смотрю: мягко, покорно, но в то же время маню, обещаю, влеку.

Он отвлёкся от еды, промокнул рот салфеткой, его пальцы сомкнулись на моей лодыжке, Он наклонился, притянул мою голую ступню к своей небритой щеке, потёрся о неё. Мне было щекотно, я смеялась, пытаясь не свалиться с табурета и отнимала свою ногу.

– Я боюсь щекотки, милый, ты же знаешь!

– Конечно, знаю, – Он легонько укусил меня за большой палец.

В кухне почти беззвучно появилась Старуха. Он выпрямился, выпустив меня, строго сказал:

– Прикройся.

Я запахнула на груди рубаху и предложила пожилой женщине:

– Покушайте с нами!

Та с готовностью уселась рядом с Ним. Она была одна, но я поставила на покрытый липкой клеёнкой стол две тарелки, подала две ложки. Старуха накрошила хлеба в свою тарелку, и, попробовав предложенное блюдо, одобрительно сказала:

– Очень вкусно!

Он доел свою порцию, встал со стула. Мебель в кухне была разномастная, но Он всегда занимал старый венский стул с высокой спинкой.

– Солнышко, чай попьём в комнате, – обратился Он ко мне и вышел из кухни. Выходя, он успел залезть под подол рубашки и погладить меня по ягодицам.

Я ждала, пока закипит большой, голубой чайник. Под ним горел огонь, и самые смелые языки пламени облизывали закопчённые бока посудины, но вода закипать не спешила.

– Вы чай пить будете? – спросила я Старуху, желая занять неловкую паузу.

Если не говорить с ней, она начнёт бредить и обращаться к своему давно умершему мужу. Для него, несуществующего и невидимого, я и поставила вторую тарелку с жарким. Одна, без своего Мертвеца, Старуха есть отказывалась.

Мы с Ним не обязаны её кормить, она нам – никто. Вынужденная соседка. Сумасшедшая бабка, вечно бубнящая и живущая в своём мире. С первого взгляда и не скажешь, что она умалишённая. Опрятная милая дама, может вполне дружелюбно поддержать разговор, но первая никогда его не затевает.

Её муж давно умер, об этом сообщает фото с траурной лентой, которое стоит на пузатом комоде у самого входа в большую, плотно заставленную старой мебелью комнату Старухи. С фото весело глядит крепкий бородатый дед, опирающийся на черенок то ли лопаты, то ли мотыги – не видно, снято по грудь. Одет он в лёгкую льняную рубаху и смешную панаму, сдвинутую чуть набок. Как будто в огороде работал, а кто-то его походя щёлкнул. Не самый подходящий снимок для кладбища, но он давал исчерпывающее представление о личности того, кто на нём изображён.

Старуха думает, что то он до сих пор живёт с ней. Она обращается к нему по имени, гуляет по двору, как будто под руку с кем-то. Разгадывая кроссворды, всегда читает вслух вопросы, и через какое-то время восхищается умом и хорошей памятью своего Мертвеца.

– Эй, Детка! – с издёвкой обратился ко мне хриплым голосом ещё один сосед, вошедший в общую кухню. – А меня накормишь? Моя не в духе.

– С чего мне быть в духе? – рявкнула его дражайшая, испитая лохматая женщина в выцветшем покрытом пятнами халате. – С того, что на опохмел мне пустую бутылку оставил, скотина?

Косметичка и Маргинал – вечно пьяная, избитая друг другом, но неразлучная парочка.

– Опять ты к этой фифе яйца катишь? – недобро зыркнула на меня Косметичка и дыхнула в лицо перегаром:

– Что вылупилась, давно в бубен не получала?

– Никогда не получала, – честно призналась я, не глядя на неё.

Косметичка отвлеклась на мужа, пытаясь оттереть пятно с его заношенной футболки. Вода в чайнике наконец закипела, я приготовила чай в большой кружке, как Он любит: три ложки сахара, молоко, подождала пока Старуха соберёт мякишем хлеба остатки еды с тарелки.

– Чаю налить вам? – повторила я вопрос, не обращая внимания на разгоравшуюся ссору между буйными соседями.

– Нет-нет, – поспешно отказалась женщина, поднялась, оставив на столе грязную посуду, и направилась к одному из стоявших в кухне холодильников, старому Зилу с заляпанной дверцей.

Взяв кружку, Московскую плюшку и остатки сливочного масла, я покинула кухню, не позаботившись о том, чтобы навести порядок после трапезы.

Он лежал в постели и лениво щёлкал пультом телевизора. Переведя на меня взгляд, он откинул пульт и похлопал по покрывалу рядом с собой:

– Иди ко мне, детка.

Голос у Него тихий и ласковый, я подчинилась, на ходу скинула на пол рубашку, залезла на продавленный диван, добавив движениям грации, уселась на Него, потёрлась лицом о Его колючую щёку, прижалась к Его шее, вдохнула Его запах, шепнула Ему:

– Чай остынет.

– Непременно остынет.

Он опрокинул меня на спину, лёг сверху. Мои волосы разметались по подушке. Вскоре мы сменили позу, он зажал их в кулаке, туго намотал на руку, заставляя меня выгибать шею. Он любит властвовать. Я подчиняюсь, потому что мне нравится его власть надо мной.

– Не останавливайся, – прошу я, зная, что он вот-вот закончит, начинаю двигаться ему навстречу, наши тела с хлопками встречаются, повторяю:

– Не вздумай прекращать!

Он замер на пару секунд, выдохнул, отпустил мои волосы, откинулся на диван, увлёк меня за собой. Улыбался уголком рта, часто дышал, водил кончиками пальцев по моей покрытой мурашками коже. Я прижалась к нему. Наши сердца бились в унисон, мы оба это чувствовали. Он вплёл пальцы в мои волосы, чуть коснулся губами виска.

Я прелесть. Я – чудо... Да, милый, знаю, ты говоришь это постоянно. Ты – такая же ловушка, как и этот дом.

После мне приходится снова кипятить воду. Он этого не требует, но я знаю, что остывший чай Он пить не будет.

Пока снова грелся чайник, я убрала со стола. Порцию Мертвеца кто-то доел. Поставила грязные тарелки в большую покрытую затёртой эмалью раковину, открутила допотопный кран. Он зашипел, а затем оттуда со свистом вырвался фонтан воды, который откатил меня с ног до головы.

– Сука! – не выдержала я, в сердцах кинула на пол кухонное полотенце и подошла к окну.

Оконные рамы здесь рассохшиеся с облупившейся краской, маленькая форточка была открыта, но я не почувствовала свежести морозного дня в кухне. Лишь липкий, как кисель воздух, пропитанный бредом Старухи, перегаром Маргинала и нашей с Ним похотью. Прижалась лбом к стеклу и с ужасом поняла, что начинаю к этому привыкать.

Возле входа в дом рядом с покосившимся забором и завалившейся лавочкой, как бельмо на глазу, красовались два дорогих автомобиля. На одном из них, маленьком и быстром, приехала сюда я. На другом, большом и статусном – Он.

В окно же увидела, как к дому подъезжает знакомый курьер на велосипеде. Улыбчивый молодой мужчина, одетый в куртку с логотипом курьерской службы, с квадратным рюкзаком за плечами. Он уверенно крутил педали, лавируя по снегу. Сегодня мы ничего не заказывали, но мне очень захотелось поговорить с ним. Я побежала к выходу, открыла тяжёлую скрипучую входную дверь, выглянула наружу. Курьер спешился и шёл вдоль дома, ведя свой велосипед за руль и намереваясь повернуть за угол.

Я окликнула его, он повернулся, широко улыбнулся, с видимой охотой поспешил ко мне, не слишком вежливо затолкал меня в дом, вошёл сам и закрыл дверь.

– Холодно, – снова улыбнулся он, объясняя своё действие, – а вы легко одеты. Ещё и в шлёпанцах выскочили.

Я опустила взгляд. Из старых мужских сланцев огромного размера торчали пальчики с безупречным педикюром. Непонятно зачем я спрятала одну ногу за другую.

– Мне хотелось поговорить с вами, – я бездумно покрутила в пальцах завязку от капюшона его куртки.

– Красивым девушкам обычно не отказывают в просьбах, – Курьер был весел и, как будто передразнивая меня, стал крутить пуговицу надетой на меня рубашки.

– Сейчас не получится, – поморщилась я с досадой.

– Ночь – лучшее время для откровений, – подмигнул Курьер.

– Добудьте мне бутылку виски, – я сложила руки в молитвенном жесте, – Он выпьет, будет крепко спать до утра и не заметит, что меня нет рядом.

Курьер присел на корточки, попытался расстегнуть свой рюкзак, замок заело. Я тоже присела, хотела помочь ему, мы легонько стукнулись лбами, засмеялись. Молния поддалась. Внутри рюкзака оказалось несколько бутылок: вино, виски, шампанское и банки с пивом. Я вытащила виски, поблагодарила.

– Остальное нам, – Курьер поднялся и снова подмигнул мне. – Приходи в дворницкую, во дворе. Я вернусь с работы и буду там до утра. Если я не дождусь тебя, выпью всё сам.

* * *

Помещение, которое курьер называл дворницкой, я нашла очень легко – небольшая пристройка к дому за углом. И как я раньше его не замечала? Постучав в низенькую дверь, я услышала нетерпеливое приглашение войти и поспешила его принять.

Комната была без окон, и внутри казалась больше, чем снаружи. У стены топилась дровяная печь на изогнутых ножках. Дверца её была открыта, и отблески огня уютно освещали помещение. В углу громоздились мётлы, лопаты, ломы для льда и прочий инвентарь. В центре комнаты стоял небольшой круглый столик, покрытый скатертью с бахромой, вокруг стола – несколько табуретов. Дальнюю часть комнаты занимала кровать с панцирной сеткой и металлическим изголовьем, прилежно застеленная ярким покрывалом. На прибитой к стене полке ровными рядами стояли книги, рядом громоздился платяной шкаф, к которому был прислонён велосипед. Особенно мило в убранстве комнаты смотрелись ковры: небольшой тканый коврик перед кроватью и шерстяной настенный ковёр над ней.

Было жарко, и Курьер начал стягивать с себя свитер с высокой горловиной.

– Помоги, пожалуйста, – промычал он откуда-то из глубины свитера, обращаясь, ко мне.

Я освободила его от шерстяных оков, он остался в футболке и лёгких спортивных штанах.

– Снимай шубу, тепло же! – Курьер снял с меня мою короткую шубку и небрежно кинул на спинку стула.

– И сапоги снимай, не топчи тут. Надень вот, пол всё равно холодный, – он подал мне вязаные носки из грубой овечьей шерсти, я надела их на капроновые чулки, в которых явилась, и уселась за стол.

– Есть будешь?

Курьер поставил на стол мятую алюминиевую миску, взял с печки консервную банку, вывалил оттуда в миску перловую кашу с мясом, быстро нарезал хлеб и вручил мне гнутую ложку.

– Лопай! – предложил он, зачёрпнул кашу и отправил себе в рот.

– Я не...

– Ешь, говорю! – перебил он меня. – Вкуснотища!

Мы ели кашу, склонившись вдвоём над одной миской, и в конце даже немного поборолись за остатки. Я победила.

– Ты поговорить хотела, – напомнил он, указывая на бутылку вина.

Я помотала головой, отказываясь от вина. Он, не спрашивая, кинул в меня банкой пива, и я на удивление легко её поймала. Курьер уселся на кровать, я осталась на табурете. Раздался характерный шипящий звук – мы одновременно открыли банки с пивом.

– Ну же, Детка, начинай.

– Что начинать?

– Сказку про то, как жила-была девочка...

Усмехнувшись, я посмотрела в потолок, затем перебралась на кровать к Курьеру, села рядом, поджав под себя ноги.

– Жила-была девочка, – начала я, сделав хороший глоток пива, – все её любили: умница, красавица, прекрасно воспитана. Девочка выросла и вышла замуж за прекрасного принца. Один за другим наследники у них родились. Жили они во дворце каменном с садом прекрасным. Душа в душу жили.

Курьер одобрительно похлопал в ладоши:

– Продолжай!

– Сыновья подросли, и девочка работать отправилась в компанию крупную на должность престижную, чтобы не обабиться, да богатство семейное приумножить. Встретился там ей Змей Горыныч, высокий, влиятельный, одет с иголочки, с голосом тихим, да смехом глубоким. Старше неё значительно. Смотрел на неё так, как будто никого больше на свете нет. Сбилась девочка с пути истинного. У Змея тоже супруга и наследники имелись, да только девочке всё равно было, Горыныч ей голову вскружил. Полюбила она его, ирода окаянного, думала, что и он любит её всем сердцем. Но вскоре выяснила, что сердце у него змеиное.

Я замолчала, отпила ещё пива, подложила под спину подушку.

– А как девочка из дворца и Змей её, судя по всему, тоже не из халупы, здесь оказались? – спросил меня Курьер.

– Это уже сказка с пометкой «18+» получится, – я быстро опьянела, но мне хотелось высказаться.

– Паспорт показать?

– Не надо, - улыбнулась я. – Змей позвал сюда девочку разврату передаваться. Хоромы эти от кого-то ему достались, тут нет ни видео ока всевидящего, ни знакомых вездесущих. Внешний вид у дома убогий, а внутри комната очень даже уютная. Нашли они это место вполне для своих целей пригодным. И всё бы у них было хорошо, если бы ненароком девочка в телефоне его ещё одну змеюку не увидела. Не специально смотрела да выискивала, а вышло так. Змей в телефоне своём лазал, а девочка на коленях у него сидела, краем глаза зацепилась за смайлик двусмысленный. Спросила, больше в шутку, кому это он поцелуйчики шлёт. Мог бы обмануть. Должен был обмануть! Но Змей отпираться не стал, телефон девочке отдал, смотри, мол, от тебя ничего скрывать не буду. Такой я любвеобильный, прими меня таким, какой есть, всё равно никуда тебе от меня не деться!

– Но девочка хоть попыталась от него деться?

– Девочка молча оделась, вышла из дома, прошла на улицу, села в свою колесницу и уехала. Никто её не остановил, не успокоил. Но в какую бы сторону она не ехала, всё время возвращалась к этому дому.

Курьер скосил на меня глаза и хмыкнул себе под нос.

– Вы же здесь тоже не просто так? – спросила я, доверительно подаваясь к нему.

– Ой, только давай без выканий, – он легонько, шутя, оттолкнул меня от себя и насмешливо посмотрел мне в глаза. Я отвела взгляд, но тут же передумав смущаться, с вызовом посмотрела на него. Он засмеялся, чуть откидывая назад голову, затем взял меня за затылок, комкая мои волосы притянул моё лицо к своему, долго его рассматривал, чуть касаясь моего носа кончиком своего. Я поддела его нос своим, как будто призывая его к более решительный действиям.

– Глазищи-то какие зелёные! – сказал он чуть ли не восторженно, отпуская меня и отстраняясь. – Ты ещё и мстить Ему хочешь, меня используя? Не то, чтобы я возражал, но это не сработает, а лишь усугубит ситуацию.

– А что работает? – с отчаяньем спросила я, ничуть не стыдясь своего порыва. – Что тут вообще происходит?

– А что тут происходит, Детка?

Курьер допил пиво из своей банки, отставил её, протянул руку к моей. Я не стала жадничать.

– Мы живём тут уже несколько недель, нас никто не ищет. Ни семьи, ни коллеги, – начала я с истерикой в голосе.

– Это совсем небольшой срок.

– Куда бы мы не поехали, вместе или по отдельности, мы обязательно возвращаемся сюда. Однажды мы с Ним прокатались в его машине весь день в надежде вырваться из замкнутого круга. Ездили по знакомым местам, к офису, к его дому подъезжали! Но как только мы останавливали автомобиль, в любой точке города, мы сразу оказывались тут, возле этого несчастного дома.

Я отобрала своё пиво у курьера и, запрокинув голову, вылила в себя остатки. Продолжила:

– В другой день мы решили колёсить до тех пор, пока у нас не закончится бензин, он закончился, автомобиль заглох...

– И оказался на том же месте, где был припаркован в первый раз, когда вы тут оказались, – весело закончил Курьер.

– Да! И датчик топлива снова показывал полный бак!

Я вскочила с кровати, без спроса взяла ещё пару банок пива, вернулась к Курьеру и продолжила:

– Телефоны не работают на входящие и исходящие вызовы, не обновляются новостные ленты, не отправляются сообщения! Работает всего один сайт, на котором можно заказать продукты и товары повседневного потребления. Каждый раз доставку осуществляет один и тот же человек!

– Я! – гордо ткнул себя в грудь Курьер.

– Деньги со счёта списываются, но на следующий день баланс пополняется ровно на списанную сумму, – с истерическим смехом сказала я. – По телевизору одни ток-шоу, сериалы и старые фильмы.

Курьер развёл руками:

– Ко мне-то какие претензии? Кричишь на меня так, как будто я тебя сюда затащил.

– Не на тебя! Просто эмоционирую. Маргинал всё время писает мимо унитаза, и я вынуждена вытирать его лужи, чтобы Он снова не устроил скандал по этому поводу.

– А зачем ты это делаешь? - Курьер взглянул на меня, чуть наклонив голову.

– Потому что Он любит чистоту и порядок. Однажды, когда Он отправился по нужде и увидел, что ободок унитаза грязный, вытащил пьяного Маргинала из комнаты и от души повазюкал его лицом по ободку, – я закрыла лицо руками, демонстрируя неодобрение Его поступка.

– Косметичка визжала, как резаная и кидалась на Него с кулаками, – добавила я.

Курьер рассмеялся.

– Что тут смешного? – я всплеснула руками.

– Весело живёте.

– Не очень.

Глядя на него и мне стало немного смешно, когда я вспомнила, как Он, высокий и сильный, после экзекуции отпустил вяло сопротивляющегося тщедушного Маргинала, и тот растянулся на полу возле унитаза. Тогда Он коротким взмахом головы откинул со лба чёлку, и, не смущаясь присутствия посторонних, в том числе дам, справил малую нужду, не уронив мимо не единой капли. «Мастер класс», – подумала я тогда.

– Детка, – Курьер коснулся моего подбородка пальцами и повернул к себе моё лицо, – скажи-ка мне, Он знает, что Маргинал продолжает ссать мимо, а ты убираешь это паскудство, чтобы Ему было приятнее посещать туалетную комнату?

– Его это мало заботит. Ему важен результат.

Курьер потеребил пальцами свой заросший подбородок и задумался. Я тоже молчала. Потом поток его мыслей иссяк, он вспомнил о моём существовании и ударил своей банкой пива о мою, типа, чокнулись.

– Как сюда попал ты? – спросила я.

– Устроился на работу, – пожал он плечами.

– Ты здесь живёшь? – я обвела рукой комнату.

– Здесь, – ответил он.

– Почему я раньше тебя никогда тут не видела? Ты только на доставки приезжал.

– Может, просто не обращала внимания?

– Так тебе всё это не кажется странным?

– Уже нет.

– Но ты же знаешь, что происходит? – с надеждой спросила я.

Он помотал головой. Я так и не поняла, что значил его жест: «Не знаю» или «Знаю, но не скажу».

Обиженно надув нижнюю губу, я опустила голову ему на плечо. Он взял меня за руку и сжал её, как будто подбадривая. Было ощущение, что мы с Курьером старые добрые друзья. Я зевнула и прикрыла рот рукой.

– Спать хочешь? – заботливо спросил он.

– Давай ещё поболтаем? – сонно сказала я, устраиваясь на кровати калачиком и примостив голову ему на колени.

– Давай, поболтаем, – не стал он спорить, убрал за ухо мои волосы, и укрыл меня краем покрывала.

– Дурочка такая! – услышала я его голос, засыпая.

* * *

Я проснулась от скрипа кроватной сетки. Курьер, спящий позади меня, пытался устроиться поудобнее, тем самым беспокоя меня. Я тут же взбодрилась. Непонятно, сколько времени: ночь или уже утро, но в любом случае нужно срочно возвращаться в комнату. Если Он заметит моё отсутствие, очередная ссора обеспечена.

Я давно не вступаю с Ним в полемику, напротив, тушу все его пожары. Мы в одной лодке, а вокруг враждебный океан, состоящий из чужого пространства, людей, предметов. Мы должны держаться вместе. Иногда Он как будто этого не понимает, либо не может совладать с собой, и срывается на мне из-за мелочей. В нашем заточении Он винит меня. В любом случае, я не хочу, чтобы Он злился.

Я перелезла через спящего Курьера, оделась, вышла из дворницкой. Дом осуждающе смотрел на меня тёмными окнами. Убедившись, что Он спит, я наскоро умылась и юркнула к Нему под одеяло. Он обхватил меня рукой за талию, прижался ко мне, сонный и тёплый, мне стало спокойно. Я подумала о том, как ещё недавно ревновала его к женщинам, даже к тем, кто с Ним просто здоровался. А теперь Он мой. От и до. Я чувствовала, как жарко Он дышит мне в затылок, положила его податливую руку себе на грудь, Он чуть сжал её, я погладила Его пальцы, поднесла Его ладонь к своим губам. Мне всегда Его было мало, мне приходилось Им делиться. Теперь у меня безлимит. И, как ни крути, есть в этом бесконечное осязаемое удовольствие.

Утром я первая успела занять ванную комнату. Никто меня не беспокоил, я стояла в старой чугунной ванне, наслаждаясь падающими на меня струями тёплой воды дольше, чем обычно. Закончив мыться, я стояла перед запотевшим зеркалом, и, закутавшись в полотенце, вытирала волосы. Вдруг на зеркальной глади стали появляться стихотворные строчки. Как будто кто-то выводил их пальцем. Как завороженная я следила за проявляющимися буквами. Дочитала вслух:

– Задыхаясь, я крикнула: «Шутка

Всё, что было. Уйдешь, я умру».

Улыбнулся спокойно и жутко

И сказал мне: «Не стой на ветру».

Затем зеркало очистилось и вновь покрылось ровными конденсатом, как будто ничего и не было. Мне вдруг тоже захотелось что-то написать, и пока я соображала, какое послание оставить, в ванную, выбив задвижку, на которую запиралась дверь изнутри, влетел Он.

– Ты почему не открываешь?

Мне показалось, что Он зол, но он тут же обнял меня, приподнял над землёй, стал покрывать частыми поцелуями моё лицо, поставил на пол, сказал с беспокойством:

– Детка, я так испугался за тебя, ты не отвечала на зов и на стук, что-то бормотала.

– Прости, я не слышала, – честно сказала я, подставляя лицо – мне хотелось, чтобы он целовал меня снова.

И всё же одним глазом я косилась на зеркало. Он это заметил и посерьёзнел.

– Ты стихи читала? А я думал, что схожу с ума, когда строчки пера Маяковского на зеркале увидел.

– Это была Ахматова, милый, – поправляю я Его.

– Нет, моя прелесть.

Он отошёл от меня на пару шагов и, подняв вверх руку, продекларировал:

– Я в Париже живу как денди.

Женщин имею до ста.

Мой хуй, как сюжет в легенде,

Переходит из уст в уста.

Не опуская руку, он пошевелил пальцами, требуя оваций, я охотно похлопала в ладоши, искренее восхищаясь. Он и правда отличный оратор.

– В тот самый момент, когда я увидел эту хрень на зеркале, я позвал тебя, но когда ты прибежала, всё пропало. И я промолчал, чтобы не выглядеть дураком, – сказал Он. – А теперь и ты туда смотришь, но там снова ничего нет!

– Ничего, – подтвердила я и провела по стеклу ладошкой, – но было.

– Сними ты это полотенце, – Он потянул за край обмотанного вокруг меня полотенца, совершенно забыв о стихах. Полотенце я удержала.

– Почини сначала задвижку, – улыбнулась я и отправилась было в комнату.

– Пока мы здесь, никто не войдёт, – тихо, но твёрдо сказал он, не позволив мне выйти.

Ох уж этот блядский взгляд! Он прекрасен, Он – мой. И я скинула полотенце. Эй, соседи! Мастер-класс заказывали?

* * *

Мне не спалось. Он мирно сопел, на его красивое лицо падал тусклый луч лунного света. Я любовалась, перебирала его волосы, поправляла одеяло.

Повинуясь какому-то секундному порыву, я встала и подошла к окну. На улице завывала вьюга, рассмотреть что-то снаружи было трудно. Вдруг мне в глаза кто-то резко посветил фонариком. Я была полностью раздета – Он любит, когда я сплю нагая, но у меня и мысли не возникло прикрыться. Не вскрикнула я только потому, что не хотела разбудить Его. Чуть отойдя от слепящего света фонарика, я вновь выглянула в окно и увидела Курьера. Он позвал меня выйти на улицу, чего мне совершенно не хотелось делать ночью в метель, но всё же я жестом дала понять, что сейчас приду. Оделась, ещё раз посмотрела на Него, легонько прижалась к его губам своими.

Он может целовать и ласково, но я люблю, когда он сжимает мои щёки своими большими ладонями, глубоко просовывает язык мне в рот, не может остановиться, крепко держит мою голову и целует, целует, целует, пока я не начинаю задыхаться...

Однажды после такого соития он мне сказал:

– Ты совсем не умеешь целоваться, это прискорбно.

– Научи меня, - поросила я Его. Если честно, мне всегда казалось, что я отлично целуюсь.

– Конечно, научу, что мне остаётся? – с кажущейся серьёзностью говорил Он, и у меня не было сомнения, что Он любит меня больше всех на свете.

В окно несколько раз посветили фонариком, и я вышла на улицу.

– Нашла, во что вырядиться! - хмыкнул Курьер, оглядывая мои сапоги на высокой шпильке и короткую шубу.

– Мне больше не во что, – развела я руками.

– Блин, – пощипал себя за бороду Курьер, глядя на скобы, прибитые к стене дома в виде лестницы, введущие куда-то вверх, – я, типа, чувствую за тебя ответственность, Детка. Мне будет жаль, если ты сломаешь шею, а потом твой Горыныч за это сломает шеи всем остальным.

– Не будет он из-за меня вам шеи ломать, – усмехнулась я.

– Ещё как будет!

– Разве что, расстроится, что вышла из строя его единственная игрушка, – ответила я, всем сердцем желая, чтобы Курьер поговорил со мной об этом.

Но он сменил тему и сказал:

– Ладно, лезь, я подстрахую, – и кивнул на скобы в стене.

– Наверх? – я задрала голову.

– Угу, - он легонько пнул меня под зад. – Всего два этажа.

Наши слова терялись при порывах ветра, но мы понимали друг друга. Не сопротивляясь, я поставила ногу на первую скобу, руками в перчатках из мягкой кожи схватилась за вторую, подтянулась, переставила ногу.

– Давай, Детка, я держу тебя! – подбадривал меня снизу Курьер, заглядывая под задравшуюся юбку. Мне было всё равно. Всё равно было и тогда, когда он полез следом и крепко придерживал меня за леденеющую на морозе задницу, обтянутую плотными колготками.

Добравшись до верха, я откинула ржавый крючок и открыла дверь, ведущую на чердак. Внутри было темно, холодно и жутко.

– Лезь туда! – крикнул Курьер и придал мне ускорения, приподняв за бёдра.

– А можно не надо? – поморщилась я, но в темноте он этого не увидел, и продолжал пихать меня, чтобы я скорее оказалась внутри.

– Фух! – я ввалилась на чердак и пыталась согреться.

Тут тоже было холодно, но хотя бы безветренно. Курьер залез следом и закрыл дверцу.

– Если ты надеешься на мою благосклонность, то в твоей комнате у тебя гораздо больше шансов её получить, – без всякой иронии сказала я, осматривая почти пустое помещение.

– Что? – с пренебрежением хмыкнул Курьер. – Пусть тебя Горыныч пользует.

– Что значит «пользует»? – взвилась я.

– Это значит, что нафиг мне твоя кхм... «благосклонность» не нужна.

Я уже было обиделась и готова была спускаться назад, но вдруг мне стало тепло и уютно, показалось, что на чердаке загорелся свет. Я увидела двух влюблённых у церковного алтаря. У невесты было старомодное, но очень красивое платье, а вот жених был одет в костюм явно с чужого плеча – пиджак был большой и мешковатый. Но молодожёны были счастливы и, с нежностью глядя в глаза друг другу, давали клятвы верности.

– Старуха? - повернулась я к курьеру, узнав скорее деда с портрета, чем её.

– Тссс! – прижал палец к губам Курьер и показал, что я должна смотреть дальше.

Следующая картинка: новая квартира, маленькая и уютная, цветочки в балконом ящике. Приятная девушка не слишком умело, но с энтузиазмом шьёт распашонки. Её же руки клеют в семейный альбом черно-белые фото из роддома. Там же снимки семейных застолий, дача, шашлыки, пироги с ягодами, внуки. Пробел... Она одна. Старая. Такая, как сейчас. Разгадывает кроссворды, разговаривает с Мертвецом.

– Где её сын? – спрашиваю курьера. – Муж умер, но сын, его семья – где они?

– Тссс!

Курьер ведёт меня дальше, мы минуем Старуху и видим молодую беременную девушку. Она водит по лицу другой дамы каким-то прибором, сосредоточенно наблюдая за процессом. Заканчивает. Снимает с лица защитную маску. Её клиентка благодарит и сетует на то, что замечательный косметолог уходит в декрет. Девушка смущённо улыбается и украдкой гладит свой живот.

Следующий кадр наполнен тревогой. Кабинет гинеколога, доктор склоняется над животом с трубкой. Сердце малыша не бьётся. Вызывают роды. В больничный покой врывается молодой мужчина. Он просит пропустить его к жене. Он хочет быть рядом с ней в тот момент, когда она будет рожать их мёртвого ребёнка. Его не пускают. Он пытается прорваться, с шумом, с дракой. Не получается. Персонал больницы входит в положение и не применяет серьёзные меры, но очень убедительно просит буйного мужчину покинуть помещение. Он выходит, бродит вокруг больницы, задирает голову, смотрит в окна.

– Я люблю тебя! – кричит он. – Я тут, я с тобой!

Она слышит. Он ходит вокруг и кричит, кричит, кричит ей. А потом садится на траву и тихо плачет. Возвращается домой, крушит новенькую детскую кроватку, топчет погремушки, рвёт руками упаковки с подгузниками. Зарывается носом в выглаженные женой пелёнки с яркими картинками, воет от горя. Встречает её. Бутылка. Ещё одна. Родственники, сочувствие, утешение. «Оставьте их в покое». Одни они не справились. Маргинал и Косметичка.

Я растерянно смотрю на Курьера:

– Разве так бывает? Трагедия, безусловно, но множество семей через это проходят!

– Да ну молчи ты! Не рассуждай вслух! – Курьер ведёт дальше.

На этот раз я вижу себя. С важным видом сажусь за стол переговоров, кладу перед собой папку с бумагами. Хороша, надо признать! Тонкая, звонкая, деловой вид умиляет. Он сидит напротив, среди коллег, смотрит на меня, не сводя глаз. Я смущаюсь, но украдкой смотрю на Него на протяжении всего собрания. После его окончания Он выходит первым. Когда из дверей появляюсь я, Он резко заканчивает разговор с одним из коллег и, мягко удерживая меня под руку, говорит, наклоняясь к моему уху:

– Вы прекрасно выступили.

Я знаю,что будет следующим кадром. Ему не пришлось долго распаляться.

– Не надо! Зачем тыкать меня носом? – я пытаюсь вырваться из рук Курьера и сбежать с этого чердака, но он крепко держит меня.

– А если знаешь, почему ты до сих пор тут? – спрашивает Курьер, наклоняясь ко мне, стукаясь своим лбом о мой.

– Как это связано? – я надавила на него лбом, мы выглядели как два упёртых барана. – Как? Скажи!

– Ты только что утверждала, что всё знаешь! – Курьер отстранился.

На чердаке снова стало темно и холодно.

– Пора возвращаться, – сказал он и указал на выход. – Я первый и буду тебя страховать.

– А можно не лапать меня за задницу? – без особого участия спросила я.

– Как получится, ничего не могу обещать.

* * *

Каблуки моих сапог гулко случали о дощатый пол, когда я шла по длинному коридору дома. С Курьером мы расстались ещё на входе, и мне было немного жутко идти почти в полной темноте. Коридор освещался лишь лунным светом, который пробивался в окно в самом конце коридора.

Мне казалось, что дом живой, что он хочет мне что-то сказать. Я остановилась, то ли от страха, то ли от желания услышать и увидеть что-то важное. Меня окружали тени, и они шептали мне что-то, чего я не могла разобрать. Я стояла, боясь пошевелиться, судорожно вдыхая носом воздух и полностью отдаваясь темноте и тому, что её наполняло.

Вдруг я услышала детский плач. Прислушалась, пытаясь понять, откуда он доносится, направилась к комнате Маргинала и Косметички. Как же громко стучат мои каблуки! Я сняла сапоги и бросила их посреди коридора, побежала на плач.

Дверь в комнату была приоткрыла, я проскользнула внутрь. На кое-как застеленном грязным бельём диване, забывшись в пьяном сне, лежали мужчина и женщина. В углу стояла маленькая люлька с балдахином над ней. В люльке лежал ребёнок. Он громко плакал, и я взяла его на руки. Хорошенький маленький мальчик успокоился и смотрел на меня огромными серыми глазищами. Глаза его отца были тусклые и заплывшие от беспробудного пьянства, но всё же легко узнаваемые.

Мальчишка тянул ручонку к моему лицу, я наклонилась, чтобы он мог до него дотронуться, но вдруг я перестала ощущать в руках тяжесть его тельца, ребёнок просто растворился. С ним же исчезла и колыбелька. В комнате стало душно. Тяжело, со стоном, перевернулся на другой бок Маргинал и захрапел.

Покинув эту комнату, я пошла дальше. Из комнаты Старухи звучала музыка и тихий смех. Мягкий свет, полоской пробивающийся из щели приоткрытой двери, казался очень уютным. Я заглянула и туда.

Комната выглядела совсем по-другому. Не такая захламлленная, как сейчас, да и планировка другая. Это же дачный домик! Какой уютный! На потолке люстра под тканевым оранжевым абажуром, на старинном комоде стоит патефон. Крутится пластинка, играет незнакомая мне музыка. Двое уже немолодых людей танцуют. Смотрят друг на друга, как будто влюбляются вновь и вновь, улыбаются, кружатся.

Всё же Мертвец при жизни был очень обаятельным. Я сама невольно заулыбалась, глядя, как ловко он опрокидывает свою партнёршу себе на руку и тут же снова ставит на ноги. Старуха смеётся, её глаза искрятся счастьем. Пластинка заела. Пара остановилась.

Я прошла к патефону, чтобы поправить иглу, мне хотелось, чтобы они снова начали танцевать. Но уютный дачный домик превратился в барачную халупу. В своей высокой постели под толстым одеялом сопела Старуха. Её седые волосы спутались, короткие редкие ресницы дрожали, как будто ей снилось что-то тревожное. Прямо на неё, спящую, с портрета смотрел Мертвец.

Я пошла дальше. Наша с Ним комната, последняя. Оттуда раздавались звуки страсти. Женщина явно переигрывала, но Ему, похоже, было всё равно. Я не хотела входить туда, но тени тянули меня за руки, толкали в спину.

– Не надо, не надо! - с жаром просила я, но никто не внял моим мольбам. - Пожалуйста! Я не хочу это видеть!

Но я смотрела. На Него и на неё. Не жена, нет. Жена у него стройная, ухоженная женщина. А та, с кем Он был – полная, немолодая, распущенная. Она как будто увидела меня, перестала томно кричать, улыбнулась мне ярко накрашенными ртом, поманила пальцем, приглашая присоединиться. Испытывая мерзкие чувства, я не могла даже отвернуться. Он же мой! Сука ты жирная, отпусти его!

– Ты прелесть, ты - чудо, – сказал Он этой женщине своим тихим уверенным голосом.

Я засмеялась сквозь слёзы, прикрыла рукой рот, чтобы не закричать. Сползла по стене, завыла, размазывая по лицу слёзы, сопли и слюни. Нашла в себе силы покинуть комнату, не дождавшись финала, поплелась по коридору обратно. По пути подобрала свои сапоги, натянула их на ноги. Метель на улице продолжала буйствовать, а я шла Курьеру в дворницкую.

– Опять ты? – весело спросил меня Курьер, но я почему-то подумала, что он меня ждал.

– Можно мне остаться с тобой? – спросила тихо, продолжая всхлипывать.

Он расстроенно скривился, цокнул языком и, чуть помедлив, ответил:

– Можно. Но в этом нет никакого смысла, Детка, я тебе это неоднократно говорил. Не я твой демон.

– Я не хочу к Нему возвращаться.

– И не Он...

– А кто?

Курьер молча пытался затопить печку, но огонь всё не хотел разгораться.

– Скажи что-нибудь! – требовательно сказала я.

– Прости, Детка, я не могу давать советы.

* * *

– Ты слишком долго спишь, солнышко, – Он разбудил меня, тронув за плечо. – Пора завтракать.

– Я не голодна, – сонно отозвалась я и закуталась в одеяло.

– Я голоден! – с каким-то возмущением произнёс Он и попытался достать меня из одеяла.

Я не слишком сопротивлялась, сладко потянулась и мурлыкнула:

– Я решила, что это больше не мои проблемы.

– Что ты решила? – переспросил он и потрогал мне лоб.

Я села в постели, невинно пожала плечами. Он потянулся меня обнять.

– Не надо! – я помотала головой.

– Ладно, - он поднял вверх руки. – Так что с завтраком?

– Если ты о нём не позаботишься, то его не будет, – просто ответила я и вновь откинулась на подушку.

Он оделся и вышел. Через некоторое время вернулся в комнату с недовольным видом. В руках нёс поднос, на котором стояли две чашки с кофе и тарелка с криво нарезанными бутербродами.

– За то время, пока я хозяйничал в кухне, у тебя не появилось желание поесть? – пытаясь скрыть свою озадаченность моим поведением, спросил он.

– Раз ты старался, я не буду отказывать тебе в удовольствии позавтракать в моей компании, – мило улыбнулась я. Он протянул мне чашку, я отпила.

– Ты положил сахар в мой кофе? - спросила я с улыбкой.

– Не надо было?

– Я пью без сахара.

– Могла бы и промолчать, – буркнул Он.

–Могла бы, – кивнула я, – но я-то знаю, сколько сахара класть тебе в чашку.

– Это что, так важно? - с долей презрения хмыкнул Он и протянул мне бутерброд.

– Да, милый, это важно. Но в любом случае спасибо за заботу.

Доев, я оставила посуду в постели, оделась и собралась уходить.

– Куда ты? – спросил Он раздражённо и попытался схватить меня за предплечье.

Я легко увернулась, сказала весело:

– Прокачусь! И убежала, пока он не успел мне помешать.

Колесила по знакомым местам, потом выехала на трассу и думала, как бы мне разорвать этот замкнутый круг. Может, смертью? Я вжала в пол педаль газа. На такой машине, как моя, разбиться насмерть, скорее всего, не получится. Слишком продуманная система безопасности. Но можно попытаться. Не получится – тогда я снова окажусь в доме рядом с Ним. Но теперь я уже не буду той глупой послушной девочкой. И поселюсь в другой комнате, одна. В доме полно свободных помещений.

Размышляя подобным образом, я ехала и ехала, пока не стал мигать датчик давления в шинах. Я остановилась на обочине, включила аварийную сигнализацию и вышла из автомобиля. Действовала совершенно бездумно, но вдруг поняла, что стою на трассе со спущенным колесом. Я бешено огляделась вокруг, укусила себя за палец, взвизгнула от боли и поняла, что это мне не снится.

Возле меня остановилась машина, и её водитель предложил мне помощь в замене колеса. Я с радостью приняла её.

Пока мужчина возился с домкратом, я в танце кружилась по обочине, что-то напевала и думала о том, как я сейчас вернусь домой. Возможно, мой муж уже сменил там замки и вычеркнул меня из своей жизни. Что же, я пойму. Спрошу, могу ли я что-то исправить...

– Девушка, вы под кайфом? – подошёл ко мне мой спаситель. – Может, не стоит за руль?

– Нет, – ответила я, – у меня просто прекрасное настроение!

– Тогда счастливого пути! Я закончил. От души поблагодарив его, я прыгнула за руль и поехала, громко включив музыку.

«Не уходи, ты такая красивая.

Не уходи, не будь сукой, спасти меня!» - звучало из колонок.

Я убавила звук. Задумалась. С чувством стукнула ладонью по рулю. Грязно выругалась, что мне совсем не свойственно. И поехала обратно.

Он ждал меня у входа в дом - сидел на лавочке и курил. Увидел мой автомобиль, степенно подошёл и открыл мне дверь.

– Детка, чем я тебя обидел? – спросил Он и помог мне выйти.

– Ничем, – я поправила ворот Его дублёной куртки и поцеловала в щёку. – Напротив, ты помог мне!

– Что происходит, любимая? – Он заглянул мне в лицо.

– Любимая? – переспросила я.

– Я вдруг понял, что очень люблю тебя и боюсь потерять. Все остальные – пустое.

Кажется, он говорил серьёзно, но мне же всегда казалось, что он говорит серьёзно, даже тогда, когда откровенно врал. Я промолчала.

– Не ответишь? – он смутился.

– Почему же? Отвечу, – я сжала его руку. – Скоро всё будет на своих местах, и ты убедишься, что я – очередная пустышка среди многих.

– Когда мы, выберемся отсюда, я разведусь и женюсь на тебе, – пылко сказал он, ожидая моей реакции.

– Не надо! – с испугом сказала я и вошла в дом.

В ванной Косметичка собирала с верёвок высохшее бельё. Я села на край ванны и убедилась, что она трезва.

– Я знаю, как отсюда выбраться. Мы все зациклились на тех вещах, которые стоит отпустить, – сказала я. – У меня это получилось.

Косметичка оставила в покое бельё, села рядом и грустно ответила:

– Я здесь гораздо дольше, чем ты, и давно это поняла. Нам просто некуда возвращаться. Нашу квартиру банк забрал за долги. Мы переехали к маме, но она... В общем, попросила съехать. Надоели пьянки, крики, ссоры. Я тогда очень на неё разозлилась, но теперь понимаю, что виновата перед ней.

– И мне, наверное, некуда возвращаться, – вздохнула я. – И всё же я не хочу провести тут всю жизнь.

Нам обоим нужен был этот разговор, и мы проговорили несколько часов. Нормальной девкой оказалась эта Косметичка!

* * *

Доносить открывшиеся нам простые истины до Старухи было бессмысленно, она, казалось, всё понимала, но всё равно не соглашалась покидать своё убежище. Оставив её в покое, после оживлённого кухонного консилиума мы вчетвером с верой в светлое будущее покидали это место.

Сначала Маргинал и Косметичка, держась за руки, направились к автобусной остановке, потом стали прощаться мы с Ним.

– Езжай, – я с чувством обняла Его, - пусть у тебя всё будет хорошо, прекрасный Змей Горыныч. Ты больше не мой.

– У нас всё будет хорошо, – шепнул он и прижал меня к себе. – Я твой! Уедем вместе.

– Не жди меня!

Я пошла в дворницкую, надеясь попрощаться с Курьером. На двери висел замок. Я тяжело вздохнула, вернулась к машинам. Он всё же ждал меня, открыл мне водительскую дверь, помог устроиться за рулём.

– До встречи, - поцеловал мою руку и захлопнул дверь.

– Пока! – улыбнулась я и выехала из двора.

С трудом справляясь с охватившим меня волнением, я ехала по дороге, мысленно подготавливая себя к встрече с мужем и детьми. Он обогнал меня, подрезал, заставил прижаться к обочине. Я остановилась. Он быстро выбежал из машины и подбежал ко мне.

–Детка, я не хочу тебя отпускать! – прокричал Он с отчаяньем, открыв мою дверь.

Упав на колени в грязный, изъезженный шинами снег, Он протянул ко мне руки.

– Встань, пожалуйста, – еле слышно попросила я.

Он услышал, но подниматься не спешил.

– Пересядем ко мне в машину, любимая, прошу, дай мне объясниться.

Я не смогла Ему отказать. Не знаю, что мною двигало в тот момент, но я отстегнула ремень безопасности, дав Ему понять, что я готова к беседе. Он встал на ноги, не отряхая налипшую на колени жижу, помог мне выйти из машины, обнял меня, касался губами лба, глаз, щёк, бесконечно шептал что-то ласковое.

Я подняла на него глаза, Он потянулся за поцелуем. Я ответила.

– Я обещаю тебе... – начал Он.

– Тссс, – я приложила палец к Его губам. – Мы сейчас поедем к своим семьям, а дальше будет видно.

– Сразу, как будет возможность, свяжись со мной, – с тревогой сказал Он, – я буду думать только о тебе.

– И я о тебе, – зачем-то ответила я. Может, я сказала так, потому что мне было страшно возвращаться. А может, потому, что я всё ещё не хотела Его отпускать. Потому что всё ещё считала его своим.

Как бы то ни было, мы расселись по автомобилям и на ближайшем перекрёстке разъехались в разные стороны.

* * *

Что я чувствовала, когда мы почти одновременно остановились возле знакомого нам старого барака? Наверное, мои ощущения можно сравнить с разочарованием и облегчением одновременно.

– Ещё не время, моя прелесть! – Он смеялся над нами своим чудесным глубоким смехом и ловил мою руку.

Ещё недавно Он винил меня за всё произошедшее с нами, желал вырваться на волю, вернуться к обычной жизни, а теперь радовался тому, что мы снова здесь. Он прижимал меня к себе как самое дорогое сокровище, и я наслаждалась этим.

– Мы можем прекратить всё в любой момент! – утешила я себя и Его.

– Конечно, милая, – согласился Он. – Пока момент не настал, я поставлю чайник, – Он отправился в дом и увлёк меня за собой.

Я шла неуверенно, а потом повисла на его руке, счастливо улыбнулась, когда он посмотрел на меня.

Старуха встретила нас молчаливым кивком. В нашей комнате ничего не изменилось. А в комнате Маргинала и Косметички жили совсем другие люди. Пока Он что-то готовил в кухне, я смотрела в окно, мне было хорошо и спокойно. Проходивший мимо Курьер остановился напротив окна, увидев меня, выразительно покрутил пальцем у виска, но потом подмигнул и крикнул:

– Хорошо, что ты передумала, Детка! Я успел соскучиться!