Петля для всадника

… буквально разламывается на части, и все тело ломит так, словно мне переломали все кости. А самое главное — я ничего не помню. Не помню, где я и кто я. В голове полный сумбур, каша и какие-то обрывки воспоминаний.

— Пить, — хриплю я.

Тишина в ответ, хотя я нечетко, но помню, как мне давали пить из какой-то чашки, и эта прохлада на губах хоть немного облегчала мучительный жар, терзавший мое тело. Значит, сейчас никого нет рядом, и чтобы выжить, мне надо встать на ноги. Подняться.

Резкая боль пронзает виски при малейшей попытке сфокусироваться. Пытаюсь приподняться, но тело отвечает лишь тупой, ноющей болью. Лежу на чем-то холодном и твердом, кажется, это земля. Вокруг темно, лишь слабый луч света пробивается откуда-то сверху, рисуя причудливые узоры на деревянных стенах.

Каждая клеточка тела кричит о боли и усталости. Попытки вспомнить хоть что-то терпят крах, лишь всплывают разрозненные образы: лица, голоса, какие-то места, но все это ускользает, прежде чем я успеваю зацепиться хоть за что-то. Страх нарастает с каждой секундой, парализуя волю.

А ведь меня предупреждали, что подобное возможно. Это в моей голове сохранилось точно. Мягкий голос, пересказывающий проблемы, которые возможны после перемещения. Вот только перемещения куда? И главное, зачем? Помню только, что это важный эксперимент, и я был первым.

Пытаюсь успокоиться, дышать ровно и глубоко. Надо собраться с мыслями, осмотреться. Медленно, с трудом поворачиваю голову. Вижу лишь темные стены, покрытые какими-то пятнами. Запах сырости и затхлости пронизывает воздух. Где я? Что произошло?

Собрав последние силы, я все же сажусь. Голова кружится, но я стараюсь не обращать внимания — нужно двигаться, искать выход. Осторожно ощупываю себя, проверяя, нет ли ран. Кажется, цел. Одежда грязная, рваная и в каких-то запутанных разноцветных проводах, но это не самое страшное.

Рядом с местом, где я пришел в себя, лежат три тела. И, видимо, давно лежат — холодок пробегает по моей спине. Я делаю шаг к ближайшему трупу. Мужчина. Вернее, то, что от него осталось — кожа обтянула кости, местами видны клочки волос. Он мертв уже очень давно. Неужели и меня ждет такая же участь?

Паника вновь накатывает волной, но я стараюсь ее подавить — осматриваю два других тела. Женщина и еще один мужчина. Такая же картина: скелеты, обтянутые желтоватой кожей. Иссохшие мумии. Такое ощущение, что они лежат здесь не один год, может, десятилетия. Меня бросили в склеп? В тюрьму?

Воспоминания медленно, но возвращаются. Перемещение… эксперимент… Я должен был что-то проверить, доказать. Но что? В голове словно лабиринт, и я блуждаю по его темным коридорам, пытаясь найти выход. И я его найду, даже если придется разбить эти стены голыми руками.

Я судорожно делаю еще несколько шагов и натыкаюсь на маленькую колыбель. Там покоится иссохшее тело ребенка. Маленькое, жалкое… закутанное в какие-то грязные тряпки.

Холод пронизывает до костей, но страх гонит меня вперед. Ребенок… Увиденное словно выбивает воздух из легких. Зачем? Кто мог сотворить такое? Ярость вскипает внутри, сменяя первоначальный ужас. Нужно выбираться отсюда. Нужно понять, кто со мной это сделал.

Ощупываю стены, ищу щель, выступ, любую зацепку. Дерево старое, но крепкое. Кажется, здесь когда-то была дверь, но ее завалили камнями и досками. Работа грубая, спешная. Значит, меня хотели здесь похоронить заживо. А зачем тогда эксперимент? Какая связь? Я со стоном хватаюсь за голову, пытаясь унять новые, подкатившие волны боли.

В голове опять мелькают обрывки фраз, чертежи, лица в белых халатах.

Скребу ногтями дерево, пытаюсь расшатать доски — безуспешно. От отчаяния начинаю бить руками по стене, пока костяшки не начинают кровоточить. Боль возвращает меня в реальность — нужно думать.

Прислоняюсь спиной к стене, закрываю глаза. Дышу глубоко, стараясь сдержать панику. Вспоминаю все, что знаю о выживании. Тело — мой главный инструмент. Его нужно беречь. Экономить силы. Искать выход.

Взгляд скользит по узорам на стенах, пытаясь найти хоть какую-то подсказку. В полумраке они кажутся живыми, танцующими тенями. Может быть, здесь есть что-то, что поможет мне вспомнить? Символ, знак, что-то, что вызовет волну воспоминаний. Но ничего, лишь игра света и тени на истерзанном временем дереве.

Времени… все связано со временем. Надо только разобраться, как это связано и почему?

Внезапно мой взгляд падает на луч света, пробивающийся сквозь щель вверху. Сквозь пыль и копоть я вижу узкую полоску неба. Надежда вспыхивает яркой искрой. Там выход. Подхожу к стене под лучом света, внимательно ощупываю ее. Дерево трухлявое, но доски крепко держатся. Однако одна из них шатается сильнее остальных. Начинаю раскачивать ее, вкладывая всю оставшуюся силу. Скрип дерева, хруст щепок — и вот она поддается!

Один за другим вырываю прогнившие доски, пробивая себе путь к свету. Земля сыпется в лицо, забивается под ногти, но я не останавливаюсь. Скоро я смогу выбраться. Скоро я узнаю, что произошло. Отверстие становится достаточно широким, чтобы протиснуться. Выталкиваю себя наружу и падаю на каменную брусчатку.

Ослепленный ярким солнечным светом, жмурюсь. Когда зрение немного адаптируется, осматриваюсь — трущобы. Городские улицы, заваленные хламом, полные грязи. Воздух густой, пропах гарью и чем-то гнилым, тухлым — отчего в носу неприятно щекочет. Где я вообще?

И почему здесь полно лежащих тел… уже десятки знакомых скелетов, обтянутых пергаментной, желтоватой кожей.

Вдруг меня пронзает острая боль в висках, и в голове проносится четкое изображение: лаборатория, яркий свет, люди в белых халатах, и я, стоящий перед какой-то сложной машиной. Я улыбаюсь, говорю что-то, и вдруг все взрывается. Темнота. И я здесь, в этом жутком месте. Я что-то упустил… что-то очень важное.

***

Бреду по узким, грязным улочкам.

Вокруг пустота… За все время я не встретил ни одного живого человека. Только тела, трупы, мумии, мертвецы… взрослые, старики, дети… Такое ощущение, что я очнулся на громадном кладбище. Глаза слезятся, желудок сводит от голода, но страх и отвращение не позволяют даже думать о том, чтобы прикоснуться к останкам, устилающим улицы.

Слышу треск под ногами — наступаю на что-то хрупкое. Опускаю взгляд и вижу сломанную куклу. Маленькую, тряпичную куклу с вырванным глазом. В голове вспыхивает образ ребенка в колыбели, иссохшее тело, жалкие тряпки. Во рту моментально скапливается какая-то тягучая и отвратительная слюна, и меня чуть не выворачивает прямо на брусчатку.

Вытираю рот рукавом и ещё раз оглядываюсь.

Это не мой город. И это осознание меня неимоверно радует — это огромное кладбище не мой город. Я вырос и родился в абсолютно другом месте. Там и здания были выше, и люди одевались иначе. Да и подобного, что произошло здесь, просто не могло случиться.

Почему-то в этом я был полностью убежден.

Замечаю яркую, цветную вывеску… почему-то здесь она смотрится довольно нелепо и вызывающе. Как попугай на гравюре с похоронами. Но на этом кричащем образце рекламы изображены кувшин и тарелка с едой, а мой желудок настойчиво требует, чтобы его наполнили. Захожу в помещение, полное мертвых тел.

Сейчас мне не до брезгливости. Я торопливо нахожу запечатанный кувшин, вскрываю его, и обжигающе холодная вода буквально ухнула ко мне в желудок. Я пил жадно, захлёбываясь и чуть ли не давясь. Только где-то на краю сознания мелькнула мысль, что в воде может быть та самая зараза, что погубила всех вокруг.

Но я отогнал эту мысль в сторону — жажда была сильнее. Тела, лежащие на полу, только насмешливо скалились, глядя на меня.

Затем я нашел немного еды и с трудом утолил свой голод.

С каждой минутой у меня все больше возникало и крепло убеждение, что я оказался в какой-то старинной картине. Из тех, что писали художники в глубокой древности. Пытаюсь сориентироваться, но здесь улицы похожи одна на другую — узкие, кривые, заваленные мусором и останками. Вдалеке виднеется какая-то башня, похожая на шпиль собора.

Не без труда добираюсь до основания башни. Массивные каменные стены, почерневшие от времени, и тяжелая деревянная дверь, полусгнившая и рассохшаяся. Толкаю ее — поддается со скрипом, от которого мурашки бегут по коже. Внутри темно и сыро, пахнет плесенью и затхлостью, но все же это лучше, чем на улице.

Начинаю подниматься по винтовой лестнице, ступеньки которой прогнили и шатаются под ногами. С каждым шагом становится немного светлее, и вот, наконец, я выхожу на смотровую площадку. Отсюда открывается жуткий вид на город мертвых. Дома с обвалившимися крышами, пустые глазницы окон, улицы, устланные трупами. И тишина. Звенящая, давящая тишина.

Решаю, что нужно двигаться дальше. Оставаться здесь — значит обречь себя на медленную и мучительную смерть. Спускаюсь обратно по лестнице, стараясь не оступиться. Выхожу из башни и иду по одной из улиц, наугад. Стараюсь не смотреть на трупы, но они повсюду. Кажется, что они преследуют меня, смотрят мне вслед своими пустыми глазницами.

Вдруг слышу какой-то звук. Тихий, едва различимый, но явно несвойственный этому мертвому городу. Останавливаюсь и прислушиваюсь. Звук повторяется, становится громче. Это плач. Детский плач.

Не веря своим ушам, иду на звук. Заворачиваю за угол и вижу… девочку. Она сидит на ступеньках какого-то дома и горько плачет, обнимая тряпичную куклу. Живая девочка в мертвом городе, смотрит на меня заплаканными глазами. Я подхожу поближе, но ребенок с дикими криками прячется от меня за дверью.

— Погоди! Я не причиню тебе вреда, — кричу я.

Ответа нет.

Но это маленький ребенок. Я должен помочь ей в любом случае.

Решившись, я толкаю дверь и захожу в дом. Меня встречает запах тлена, тлеющих трав и чего-то тошнотворного. Я прохожу по комнатам, но девочки так и не нахожу. Зато в последней комнате находится кровать, на которой лежит тяжело дышащая женщина. Её кожа желтая, щеки впалые, а глаза горят каким-то лихорадочным огнем.

Увидев меня, она испуганно крестится и что-то начинает бормотать. Я стараюсь уловить хоть слово, но так и не могу разобрать.

— Semen mali… animam meam… venit. Exi…

Это незнакомый мне язык. Или я просто сейчас не могу его вспомнить. Но это сейчас не важно — я хочу помочь.

— Я могу принести вам воды. Вы хотите пить?

— Exire… pestis.

Я судорожно ищу и нахожу стоявший на полке кувшин. Там ещё есть вода, и она довольно свежая. Наливаю её в кружку и подношу к губам женщины. Она делает глоток, а потом просто плюет мне в лицо.

— Eques… eques pestis.

— Я… я просто помочь хотел.

Но женщина уже не может мне ответить — словно исчерпав последние силы в этом презрительном жесте, она замирает, её глаза стекленеют, а дыхание прерывается. Я отшатываюсь от кровати, вытирая лицо. Плевок оказывается вязким и противным, словно наполненным гноем. Чувствую, как внутри все переворачивается от отвращения и бессилия.

Я понял её последние слова. Прекрасно понял, и это понимание словно обожгло меня.

«Всадник… всадник чумы…» — эхом отдаются ее слова в голове. Неужели я и правда несу с собой смерть? Неужели я и есть та самая зараза, от которой все здесь погибли?

Не верю. Не хочу в это верить.

Выбегаю из дома, словно спасаясь от преследования. Нужно убираться отсюда. Как можно дальше и как можно быстрее. Но куда бежать? Вокруг лишь мертвый город, лабиринт узких улочек, заваленных трупами. Сердце бешено колотится, в висках стучит, а в горле пересохло.

***

— Ну ты у нас, можно сказать, первопроходец, — смеется Роберт, поглаживая свою большую окладистую бороду. — Можно сказать, ступаешь туда, куда не ступала нога человека.

— Ты заговариваешься, мой друг. Я отправляюсь не в космос и не на другие планеты. Так что твоя цитата не к месту.

Мы стоим посередине лаборатории, и вокруг нас суетятся люди в белых халатах. Точнее, вся суета сейчас идет исключительно рядом со мной. Мне поправляют комбинезон, настраивают приборы и датчики, а также тщательно фиксируют все мои показатели.

Меня это слегка раздражает, но я понимаю, что это надо делать. Не каждый день происходят подобные испытания, и все должно быть тщательно записано.

— Эта цитата всегда к месту, — невозмутимо парирует Роберт. — И не важно, куда идет человек: на другую планету или на пару минут в прошлое. Главное, что это шаг в неизведанное. Прорыв в неизвестность.

— Так ты думаешь, что у нас получится? Путешествия во времени… Заветная мечта всего человечества.

— Уверен, — твердо говорит Роберт. — Главное, чтобы был уверен и ты.

Я скептически хмыкаю, хотя в душе теплится робкая надежда. Слишком много провалов было до этого, слишком много несбывшихся обещаний. Но Роберт и его команда действительно гении. Они подошли к проблеме с совершенно другой стороны, и их теория звучит вполне логично. Главное, чтобы это сработало на практике.

— Посмотрим, — отвечаю я, стараясь не выдать своего волнения. — Главное, чтобы я вернулся оттуда целым и невредимым. И с какой-нибудь полезной информацией.

— В этом можешь не сомневаться, — заверяет Роберт. — Мы все тщательно просчитали. Риск минимален. Ну, относительно, конечно. Всего лишь пара минут в прошлом. Что может пойти не так?

— К примеру, я могу заблудиться во времени и попасть совсем не туда, куда надо.

Роберт снова погладил свою бороду и добродушно рассмеялся:

— Нет, мой друг. Ошибка исключена. Я сам провел все расчеты.

Его слова звучат не слишком убедительно, но я решаю не спорить. Пора начинать.

На мне застегивают комбинезон и надевают огромный, стеклянный шлем — я никак не должен соприкоснуться с прошлым. Мы слишком мало знаем про время и лучше не допустить возможных ошибок.

Затем меня подводят к огромному аппарату, напоминающему гигантский кокон. Я ложусь внутрь, и крышка медленно закрывается. Вокруг темнота, лишь мерцают огоньки приборов. Слышу приглушенные голоса, отдающие команды. Начинается отсчет.

В голове проносятся обрывки мыслей, воспоминания, лица близких. Страх сковывает тело, но любопытство берет верх. Я готов. Готов сделать этот шаг в неизвестность.

Вспышка света. Резкий толчок. Все вокруг начинает вращаться, плыть, искажаться. Меня переполняют какие-то странные ощущения, словно я одновременно нахожусь в нескольких местах. И затем — темнота. Полная и абсолютная.

***

Я прислоняюсь к каменной стене дома. Воспоминания душат меня с каждым мгновением все сильнее и сильнее. Я действительно был первопроходцем. Я действительно совершил первый прыжок во времени. Моей задачей было вернуться в прошлую неделю, пробыть там от силы минуты две или три, а затем вернуться обратно. Но что-то пошло не так. Роберт и его команда совершили ошибку, и я оказался совершенно в другом времени — самым первым человеком за всю историю человечества.

Я брел по какой-то лесистой дороге, пока не вышел к стенам средневекового города. Судя по тому, что я успел увидеть, Роберт отправил меня куда-то в четырнадцатый век. Я упал перед воротами и начал задыхаться от нехватки воздуха в баллонах. Подбежавшие люди решили мне помочь и разбили стеклянный шлем, что мешал мне дышать. Именно тогда я впервые вдохнул воздух прошлого, а частичка будущего проникла в другое время.

Я ведь помню… я изучал историю в школе. Хронисты назвали это «Черной смертью» и даже предоставили путь развития этой болезни, но мне кажется, что за столетия, что отделяют мое время от этого, все просто перемешалось и перепуталось. Исказилось в сотне пересказов и переписываний. Да и кто мог предположить, что толчком для болезни мог послужить путешественник во времени?

Я чувствую, как внутри меня поселяется леденящий ужас. Неужели это я виноват в этой чудовищной трагедии? Неужели я принес с собой заразу, которая должна была убить миллионы? Не может быть. Это какая-то дикая, нелепая случайность. Но факты говорят об обратном. Я смотрю на руки в перчатках, на этот проклятый комбинезон. Может быть, зараза живет на его поверхности? Может быть, достаточно просто его снять, и все прекратится? Но я боюсь. Боюсь прикоснуться к себе, боюсь разнести эту заразу дальше.

Я отрываюсь от стены и иду вперед вдоль узкой улочки. Стараюсь держаться подальше от трупов, стараюсь не дышать слишком глубоко. Я понимаю, что у меня нет выбора. Нужно двигаться дальше, искать выход из этого кошмара. Даже если я — всадник чумы.

Вдруг я вижу впереди какое-то движение. Чья-то фигура маячит в полумраке. Сердце учащенно бьется. Кто это? Живой человек? Или еще один призрак этого мертвого города? Я замираю на месте, готовый бежать в любую секунду.

На встречу мне идут люди. Много людей с горящими факелами, одетые в черные балахоны… вот только на них нет еще характерных масок с изогнутыми клювами. Они возникнут несколько позже, хоть и в схожих ситуациях.

Я делаю шаг вперед… я должен объяснить им. Они должны понять меня. Я ведь не хотел всего этого и не виноват в случившемся.

— Постойте! — кричу я, но мой голос тонет в треске факелов и шорохе шагов. Люди надвигаются, лица скрыты под капюшонами, лишь в глазах отражается пламя. Я поднимаю руки, показывая, что не вооружен.

— Я… я путешественник. — говорю заплетающимся языком. — Я пришел из другого времени.

Они останавливаются, образуя полукруг вокруг меня. Вперед выходит человек, судя по всему, главный. Он поднимает факел, освещая мое лицо.

— Progenies mali? — голос его хриплый и подозрительный. — Eques… eques pestis…

Я пытаюсь объяснить, рассказать им о будущем, о машине времени, о том, как все произошло. Но они не слушают. В их глазах только страх и ненависть.

— Unus ex quattuor! — кричит кто-то из толпы. — Morbum attulit!

Меня окружает волна злости, отчаянья и недоверия. Им не нужны объяснения — они нашли виновника в своих бедах. Люди начинают сжиматься, словно готовясь к атаке. В их глазах я вижу не только страх, но и безумие. Человек с факелом, впереди, шагнул ко мне, прокладывая путь через толпу. Я чувствую, как сердце замирает, когда осознаю, что они воспринимают меня как угрозу. Лицо мое искажается в ужасе, и я вновь пытаюсь закричать:

— Нет! Я не угроза! Я пришел с миром! — но мои слова растворяются в криках на латыни, которые звучат все громче. Вдруг один из них выбрасывает факел в мою сторону, и вспышка огня освещает их лица, полные ненависти.

— Mors progenie mali!

— Послушайте! — кричу я снова, стараясь вложить в слова всю искренность и убеждение. — Я не ваш враг! Я здесь не для того, чтобы причинить вред! Я пришел из другого времени, где ваш мир не закрылся в вечной тьме! Я могу помочь вам увидеть это!

Но меня уже не слышали и не понимали.

А потом пришла тьма и боль.