Этот рассказ написан достаточно давно, но до сих пор ещё ни разу не публиковался. Я подарил его Роману Куликову в знак поддержки его "Мира Разлома" : https://author.today/work/61120
Вообще говоря, начать читать новую книгу по новой Вселенной зачастую нелегко. Мы начинаем рыться в отзывах читателей, пытаясь понять, какие у них остались впечатления от текста. Я предлагаю вам гораздо более интересный вариант: рассказ, написанный под впечатлением от произведения Ромы Куликова и потенциала, придуманного им мира.
Рассказ - это как пробник. Если вам придется по вкусу мир Разлома - читать роман Романа будет намного интереснее. ;)
Ну что, погнале?
— Пилот «Бегемота», остановитесь!
— Изо всех сил жму на педаль тормоза, господин полицеймастер!
— Пилот «Бегемота», это в ваших же интересах! Разверните борт и совершите посадку на аэродроме Гдуан! К грузу на вашем борту есть вопросы! Ваша торговая выездная виза временно аннулирована!
Ну что за дебил, этот начальник полиции Мбеона? За каким лядом он забрался в скоростной военный вертолёт и теперь буквально висит у меня на хвосте вместе со своей переносной громкоговорильней? Как я остановлю свой тяжёлый грузовой самолёт, если мы мчим вдоль западной границы Мбеона на высоте... хм, а высота-то уменьшается быстрее, чем я ожидал. Четыреста метров до земли, если альтиметр не врёт. А ведь мне помимо разгона ещё надо будет успеть довернуть...
— Пилот «Бегемота»!
Усиленный электроникой голос начальника полиции гремел в небесах Мбеона, вгоняя, должно быть, робких крестьян, опыляющих свои поля, в священный ужас. Четыре мотора моего «Бегемота» отчаянно рубили воздух винтами, пытаясь дать мне ещё хотя бы капельку скорости. Ещё каких-то сорок-пятьдесят километров в час плюсом, и я рискну сделать Прокол. Ведь Барьер вот он, совсем рядом, только чуть доверни. Но скорости пока не хватает. Нет, войти в Барьер можно и сейчас, но согласно эффекту Мадейна, время пребывания внутри Барьера критически зависит от скорости входа, и зависимость там — ох какая нелинейная, как говаривал наш преподаватель по Теории Барьера в Пилотской Академии. Я далеко не самый лучший пилот от рождения, и в Барьере остаюсь в сознании не более четверти часа. Если же попытаться проколоть границу между Пределами на текущей скорости, выйду на другой стороне я часов через пять-шесть. Точнее, никуда я не выйду, поскольку буду к тому времени уже часов пять-шесть в отрубе, и даже автопилот мне не сможет помочь.
— Пилот «Бегемота», немедленно развернитесь и следуйте в направлении...
В принципе, он мне не особо и мешал. Ну летит. Ну орёт. Хоть какое-то разнообразие в скучной жизни. Скучной настолько, насколько вообще можно считать рутинной жизнь забарьерного пилота. Однообразные вопли осталось терпеть минут двадцать не больше — розовая стена Барьера уже была видна совсем рядом даже с этой небольшой высоты. Вот-вот внизу должна открыться обширная долина Мбоге — крупнейшей реки Мбеона, у меня добавится несколько сотен метров по высоте для разгона. Главное, успеть набрать скорость за счёт потери высоты, а там — извини, дорогой, на вертолёте в Барьер ни один псих не полезет, будь он хоть ас высшего класса.
Хотя, даже самый захудалый пилот-забарьерщик вряд ли пойдет работать в полицию. Что ему там делать, если пара рейсов на любом самолёте в другой Предел даст ему денег больше, чем вся месячная полицейская зарплата? А если б и нашёлся такой псих, толку всё равно никакого. С той стороны Барьера каждый объект вываливается в абсолютно произвольном месте — спасибо внутрибарьерному переносу. И если сейчас между нами метров пятьдесят, после Барьера расстояние может запросто превысить полтыщи километров. Да и выйдем мы в другой Предел в разное время из-за разницы в скорости. Такова природа Барьера.
И хотя, покидая Предел с аннулированной торговой визой, я на год лишался права возвращения в Мбеон, награда за груз, который я пытался сейчас вывезти совершенно незаконным способом, была достаточной, чтобы послать в жопу хоть наследного принца Мбеона, хоть самого его папашу — престарелого короля с непроизносимым титулом и ещё менее произносимым именем.
— Пилот «Бегемота», я предупреждаю в последний раз!
И чего ты мне сделаешь, голосящий бурдюк в зелёных форменных панталонах? От негодования воздух испортишь в своём красивом вертолёте?
Радар тревожно пискнул. Я бросил взгляд на экран и от неожиданности чуть не отпустил штурвал. Навстречу нам стремительно двигались два скоростных объекта. А парой, да ещё на такой скорости, вдоль Барьера обычно ходят пограничные истребители. Которых, в Мбеоне отродясь не было и быть не должно! Но, тем не менее, два самолёта, весьма шустро шли наперехват.
— Да, кстати, познакомьтесь с нашими новыми забарьерными сотрудниками, — в голосе начальника полиции явственно слышалась насмешка.
— Вот же засранец, — сказал я с досадой.
Кажется, я догадался, что за истребители ко мне приближались: до меня доходили слухи о пилотах-наёмниках, заключающих контракты с властями разных Пределов, в которых не было своей авиации. Чаще всего для повышения статуса местных правителей... А иногда, видимо, ещё и для пресечения контрабанды. Вот как сейчас.
И начальник полиции, не раз имевший дело с разного рода контрабандистами, особых иллюзий на предмет моей готовности сотрудничать по первому приказу не испытывал и не поленился вызвать наёмников-погранцов. Похоже, ещё по дороге на аэродром.
Теперь ясно почему он сам кинулся в погоню: захотел насладиться результатом и эффектом. Скотина эдакая.
Но, надо признаться — эффект произвести получилось.
Делать нечего — придётся подчиниться. Наёмные погранцы не только быстрее. Они ещё и хорошо вооружены. И у этих обморозков хватит тупости всадить ракету в брюхо моему «Бегемоту» и, главное, им за это даже ничего не будет, кроме премии и благодарности.
Работа у людей такая.
Я включил рацию на общей разрешенной здесь частоте и сказал уставшим и полностью покорившимся судьбе, голосом:
— Это пилот «Бегемота». Готов подчиниться законным требованиям полиции. Но на аэродром Гдуана пойти не могу — топлива не хватит. Запрашиваю аварийную посадку на Зонге и буду ожидать досмотровую группу там. После приземления самолёт будет открыт для досмотровой группы, вся документация уже подготовлена. Прошу это занести в протокол! Всё честно, открыто и очень добровольно!
Несколько минут я напряженно ждал ответа, успевая, впрочем, с надеждой смотреть на показатели высоты и скорости, и следить за эволюцией пограничных истребителей на радаре.
— Хорошо, — ответил вдруг кто-то на общей частоте. — Встречаем «Бегемот» в Зонге. Готовность содействовать, в протокол занесена.
Вот и спасибо, мои дорогие.
Скоростной полицейский вертолёт незаметно исчез из задней полусферы обзора. Но отметки на радаре показывали, что два истребителя не спешат убираться на свою базу.
Курс на официальный межпредельный аэродром Зонге мой автопилот был в состоянии проложить сам, благо снимков местности, проносящейся под «Бегемотом», в его памяти было достаточно. Нажатием кнопки я отправил стандартный запрос на возможность посадки вне графика в связи с аварийной ситуацией на борту. Бросил штурвал, выбрался из кресла и отправился в грузовой отсек.
Все пространство грузового отсека «Бегемота» заполняли пятисотлитровые оранжевые бочки, намертво закреплённые в специальных рамах, прикрученных к полу. Груз в бочках больше походил на желе, чем на жидкость, благодаря чему не плескался и не создавал опасного момента импульса при болтанке. Я прошёл вдоль стройного ряда оранжевых округлых боков, поднял ничем не примечательную панель, какими в большом разнообразии были покрыты стены отсека, забрал из маленького сейфа толстый конверт, сунул его за пазуху и вернулся в кабину.
Когда «Бегемот» стал заваливаться на крыло, доворачивая к посадочной полосе Зонге, я уже не просто сидел в кресле, но и трепался вовсю с диспетчерской службой, пренебрегая всеми правилами по радиобмену с межпредельными аэродромами. Никаких записей остаться не должно, а значит диспетчеры должны быть сами заинтересованы, чтобы «случайно» отключить все записывающие системы.
Обменявшись с диспетчерской службой свежими сплетнями, я издалека подошёл к главному вопросу.
— А на следующей неделе я, кстати, собираюсь в Руссийский Предел, навестить свою гранд-маман.
Чистая правда, кстати. Я и в самом деле собирался слетать на пару дней домой, заехать в гости к бабуле.
— Так вот, я могу привезти оттуда красную кислую ягоду. Много не обещаю, но пару ведер...
Судя по тишине в эфире, диспетчера бросились проверять, вся ли записывающая аппаратура отключена. Не знаю, почему в Мбеоне так любят клюкву, но при этом через границу её возить запрещено. Какое-то древнее колдовское поверие, пробравшееся в законы через официозное поклонение традициям.
— Ох, Иугени, это очень интересное предложение, но...
— Никаких «но»! — сказал я твёрдо. — Это немного незаконно, но скажем честно: никакого урона экономике Предела не наносит. А для меня... Я считаю, что это не такая уж и большая провинность для человека, который регулярно вывозит большие партии сока Вуанге в другие Пределы, чем весьма способствует экономике Мбеона.
— Закон для всех един, Иугени, — вздохнул диспетчер. — Но мы будем очень рады. Мы вообще всегда тебе рады!
— Приятно слышать, ребята. Как там моё сокровище поживает?
— Всё в порядке, Иугени, все отлично. Будешь забирать?
— А можно как-то побыстрее? Без запросов и очередей. Ну, как обычно?
— Конечно, Иуегени, хоть прямо по радио забирай.
По местным понятиям это была очень смешная шутка и я вежливо хихикнул.
— А моя гражданская выездная виза? Что там Бокамба говорит?
— Бокамба её уже несёт на посадочную полосу, на вытянутых руках, на подушке, пошитой из кожи древесной обезьяны, — под общий фоновый смех коллег, заржал диспетчер.
И вот здесь уже я рассмеялся абсолютно искренне и с облегчением.
— А ещё, знаешь, только что пришёл приказ на задержку двух пассажирских бортов, — было слышно, как в диспетчерской снова жизнерадостно загоготали. — Не тебя ли это пытаются поймать, Иугени?
— Я посажу самолёт и оставлю его смотровой группе, — сказал я нейтральным голосом. — Распоряжений от полиции в мой адрес лично — не поступало. Расчётное время от текущего момента до полной остановки четырнадцать с половиной минут.
— Садись смело, Иуегени, у нас все коридоры сейчас пусты.
Когда колёса «Бегемота» коснулись полосы и по корпусу после короткого удара прошла крупная вибрация, я уже сидел в хвосте с пультом в руках. Автопилот прекрасно сажал «Бегемота» на оснащённых автоматикой посадочных полосах и поэтому я имел возможность спокойно заниматься своими делами.
Засвистели тормоза, остро завоняло разогретым металлом и резиной, меня ощутимо качнуло по ходу движения. Я нажал на большую зелёную кнопку.
Хвостовой люк начал медленно приоткрываться, готовясь вскоре превратиться в пандус. На металлическом откидном столике я разложил все документы и прижал их большими плоскими магнитами. После подъема на борт досмотровой группы, вся ответственность за сохранность груза и самолёта ляжет на них. Но только, если все документы в порядке. В открывшемся и расширяющемся проеме мелькали мачты и строения аэродромной инфраструктуры и манило обратно, только что брошенное мной бирюзовое небо Мбеона.
Правила требовали, чтобы после остановки самолёта я вернулся за штурвал, провёл все положенные переговоры и отогнал самолёт на боковую рулёжную дорожку. Но время было дорого и правилами пришлось пренебречь.
«Бегемот» ещё не остановился, а я уже сбежал по створке открывшегося люка, едва не касающегося земли, спрыгнул на твёрдый бетон посадочной полосы и помчался, что есть мочи к видневшемуся вдалеке ангару.
Бокамба действительно поджидал меня на входе. Махнул рукой с папкой, одновременно приветствуя и показывая, что документы готовы. Я на бегу выхватил папку и хлопнул его по выставленной ладони. Слова тут были излишни.
«Бельчик» был не только заправлен и подготовлен к вылету — расторопные механики, знающие мои привычки и вкусы, даже движок прогрели. Винт крутился на малых оборотах, мне оставалось только забраться по приставной лесенке в двухместную кабину.
Стоя на верхней ступеньке лесенки, вытащил пакет из-за пазухи и сунул его в лоток со штурманскими картами в задней части кабины. Коротко осмотрелся.
Переделанный из учебно-тренировочного сперва в почтовый, а затем в метеорологический, этот крохотный самолёт был выкуплен по остаточной стоимости в плачевном состоянии известным авиамехаником — дядей Жорой — и восстановлен до «лучше, чем было на первом заводе». Ко мне он попал уже хорошо полетавшим в новом обличии, но поскольку ремонтировался я всё ещё только у дяди Жоры — выглядел для своего возраста просто прекрасно.
Бледно-оранжевые пятна, хаотично разбросанные на крыльях, светло-серое брюхо и серо-зелёный камуфляж поверху. Один двигатель — один винт на носу, простенько, но зато и взлётная масса невелика. Пулеметы, которыми я не пользовался, в наплывах крыльев. Там же одноразовые, но успешно перезаряжаемые твёрдотопливные ускорители для входа в Барьер. Явно неродные утолщения в хвостовой части - для сюрпризов, поджидающих потенциальных преследователей. Стремительные зализанные формы.
Я любил «Бельчика» намного больше, чем «Бегемота», хоть транспортник кормил меня и позволял кое-как рассчитываться с многочисленными долгами.
Натянув на голову шлемофон, я ловко залез в кабину пилота, толкнул ногами педали, взялся правой рукой за ручку управления, а левой помахал механикам у ворот ангара. Закрыл фонарь, толкнул левой рукой рычаг управления двигателем, снял тормоз и уже через несколько секунд выкатывался из темноты под бирюзовое небо Мбонге. После штурвала «Бегемота» взяться за ручку управления «Бельчика» оказалось настоящим удовольствием.
Взлётная полоса для легкой частной авиации здесь располагалась отдельно от полосы для транспортников. Вызвал диспетчерскую, запросил разрешение на взлёт, и, даже не дождавшись ответа, вырулил на полосу.
Короткий энергичный разбег, и вот уже «Бельчик», приподняв нос, отрывается от взлётной полосы. Невероятное чувство лёгкости, что давал маленький маневренный самолёт, позволял чувствовать себя пилотом куда в большей степени, чем перевоз грузов на тяжёлом «Бегемоте». Впрочем, транспортник я тоже любил, хоть и совсем по-другому.
И теперь, глядя на уходящую вниз полосу с «Бегемотом», возле которого как раз остановилось сразу несколько машин, я испытал острое чувство потери, словно предчувствуя, что больше никогда не увижу свой транспортник.
Чушь собачья, я никогда не верил в предчувствия.
Аэродром Зонге быстро остался позади. Внизу лоскутным ковром тянулись бесконечные разнокалиберные прямоугольники плантаций Мбеона. Я не стал разговаривать с диспетчерами, чтобы не привлекать больше ни к кому лишнее внимание полиции. Моей заботой теперь было максимально быстро набрать высоту, одновременно сближаясь с Барьером.
Лёгкая облачность совершенно не портила яркого солнечного дня. Напротив, легкие облачка лишь отчасти прикрывающие наготу бездонного неба Мбеона странным образом напоминали мне кружевное бельё Снежки, которое она так любила надевать... Нет, я определённо затянул с визитом в Руссийский Предел. Вот закончу это дело и откажу всем заказчикам сразу. У меня отпуск. Точка!
Я окончательно расслабился и для полного счастья, пожалуй, мне не хватало только чашечки ароматного кофе. Меня буквально накрывало безграничным чувством свободы, и ничто не могло мне теперь помешать сделать Прокол.
Серая верёвка, с крупными, распухающими прямо на глазах, узлами, появилась откуда-то слева по борту и протянулась далеко вперёд. Барьерное крошево, да в меня ж стреляют!
Ещё не сообразив толком, что происходит, я инстинктивно бросил машину вниз, стремительно теряя такие нужные сейчас метры высоты. Сила тяжести помноженная на мощность авиационного движка за считанные секунды разогнали «Бельчика» до весьма приличной скорости. Меня вжало в кресло, щёки попытались спрятаться внутри черепа, а сердце стучало уже где-то в районе живота. Голова ещё только начала строить первые предположения, а руки заставляли самолёт уходить с разворотом вправо, одновременно готовясь к набору высоты.Перегрузка отпустила и на несколько секунд появилась невесомость. Желудок возмущённо булькнул и погнал заблудившееся сердце на место.
Меня обстреляли из скорострельной авиационной пушки и выжить я мог только, имитируя бой на вертикалях. «Имитируя» потому, что патронов у меня всё равно не было — всегда считал бессмысленным возить с собой несколько десятков килограмм ненужного груза.
Выше и перпендикулярно моему курсу промчался истребитель наёмников-погранцов. Вот это кто! А я про них совсем забыл! И радара, чтобы мне о них вовремя напомнить, на «Бельчике» не было. Убежать от военных самолётов на стареньком спортивном — вопрос не мастерства, а только везения. Представляя, что может стоять на вооружении у наёмников Мбеона, я не питал иллюзий. Но и сдаваться просто так не собирался. В конце концов, если меня возьмут с такой контрабандой, что лежала сейчас в задней части кабины, мне светит срок, вдвое превышающий среднюю продолжительность жизни жителей Мбеона. А в Мбеоне, по сравнению с Руссийским Пределом, люди считались долгожителями.
Я дёрнул ручку на себя и самолёт задрал нос, начиная набирать высоту. Меня снова вжало в спинку кресла. В задней части кабины что-то откуда-то вывалилось и забренькало металлическом перезвоном по салону. Этого мне ещё только не хватало!
Прямо надо мной, словно стараясь во всех деталях показать брюхо с подвесками ракет и контейнером с пушками, промчался ещё один «погранец». Теперь я опознал тип самолётов противника. Это был не грозный USU-45 «Огонь», а достаточно старый тихоходный T1Q «Птицелов». Да, «Птицеловы» были реактивными машинами, и против моего поршневого выглядели достаточно солидно, но теперь шансы у меня были. И шансы очень даже неплохие. Надо только очень быстро залезть как можно выше.
Выбора не было, просто на мощности движка я набрать высоту не успевал. Поэтому, не особо колеблясь довернул ещё нос «Бельчика» так, что фактически лежал на спинке кресла, и дёрнул изо всех сил за красную ручку, торчащую сбоку от рычага управления двигателем.
Я знал, что сейчас со стороны мой «Бельчик» выглядит очень красиво. Точно у космической ракеты, на которых летали древние, в крыльях моего самолета воспламенились твёрдотопливные ускорители и скромный летательный аппарат вдруг обзавёлся двумя внушительными столбами мощного пламени. «Бельчику» словно дали снизу мощного пинка и бирюза Мбеона рванула мне навстречу.
От перегрузки у меня перехватило дыхание, в грудь и руки словно мгновенно натолкали свинца, а глаза несколько секунд просто ничего не видели. По счастью, я ждал этих неприятных эффектов и знал, что это ненадолго. Более того, несмотря на невыносимое давление на голову, я успел подумать, что входить в Барьер теперь придётся без ускорителей, а значит впереди много неприятных минут, если не часов. Но уж лучше пусть будет неприятно в Барьере, чем приятно в тюрьме.
Перегрузка прекратилась также внезапно, как и началась — ускорители полностью выгорели и дальше рассчитывать я мог только на винт, авиационный движок да собственные руки. Самолёт по инерции продолжал набирать высоту, но главная задача была выполнена: на какое-то время погранцы потеряли меня из вида и теперь могли только искать на радарах. Потом разворачиваться и пытаться набрать высоту. А я уже мчал на всех парах к Барьеру.
Серо-розовая стена перегородила всё видимое пространство сверху донизу. Огромная зыбкая стена, разделяющая соседние Пределы, была одновременно проницаемой, но и надёжно разделяла то, что в современном мире стало выполнять роль государств далёкого прошлого.
Внизу виднелся пласт облачности — а неплохо удалось подняться за какой-то десяток секунд!
Я быстро огляделся, пытаясь увидеть самолёты противника. Не увидел, конечно, но зато заметил вспышку внизу и справа по курсу. Эти засранцы, оценив, что не успевают меня перехватить, выпустили ракету! По мне, обычному гражданскому самолёту! Всё-таки правда говаривали, что в наёмники нормальные пилоты давно уже не идут!
Я быстро оценивал ситуацию. По счастью, ракеты у преследователей были совсем не те, что у руссийских пограничников. Небольшие двигатели наверняка кустарных “поделок” не позволяли развивать больших скоростей, но идущая справа под углом, почти встречным курсом, конкретно эта ракета меня перехватывала с вероятностью близкой к недопустимой. Но это только если я буду изображать беззаботную тучку, которой некуда спешить и нечего терять.
Я бросил самолёт влево и вниз, справедливо рассчитывая, что захватить меня головка самонаведения ракеты ещё не успела, а ручного управления на ней быть не должно — кто же будет ставить на «Птицелова» настоящую современную ракету? Мне нельзя было с ней пересекаться курсами — система самонаведения немедленно подорвёт боевую часть, если я окажусь неподалёку. Поэтому, надо идти как можно дальше от неё, пусть и с потерей высоты.
Меня в который раз за сегодня вдавило перегрузкой в спинку кресла. Пусть и под углом, но я продолжал приближаться к Барьеру, который был для меня теперь единственным спасением. Ракета сейчас поднимется на ту же высоту, где был я в начале пуска, её головка самонаведения просканирует пространство, найдёт мой самолёт и двигатели дадут последний импульс. После чего, расстояние между нами будет стремительно сокращаться.
Эх, если бы у меня были целы твёрдотопливные ускорители!
«Бельчик» трясся и вибрировал, изо всех своих самолётных сил стремясь уйти в Барьер. Где находится ракета, я теперь не знал — визуально обнаружить её в небесном океане было попросту невозможно. Она могла с равной степенью вероятности всё ещё набирать высоту или висеть у меня практически на хвосте. Поделать я ничего больше не мог. Попытка маневрирования могла повысить шансы, если ракета была рядом, но увеличивала время до входа в Барьер, что могло бы стать фатальным, если ракета была ещё далеко. Поэтому, я не стал дурить: направил самолёт в Барьер и просто смотрел в надвигающуюся серо-розовую стену, стараясь не думать, что в любую секунду рядом может плеснуть взрыв и сотни осколков превратят «Бельчик» в сито, истекающее кровью от трепещущего внутри куска умирающего мяса.
Когда болтанка вдруг прекратилась, а уши точно заложило ватой, я сперва даже не сообразил, что случилось. А когда накатила первая волна барьерного прихода — расплылся в блаженной улыбке. Барьер в который раз спас меня от смерти.
***
Через три дня, выспавшийся и отдохнувший, я сажал «Бельчика» на полосу аэродрома Зонге. Обратный Прокол выбросил меня в доброй тысяче километров к северу, поэтому, опознав мой самолёт, безмятежно следующий в сторону Зонге, погранцы видимо сообщили в полицию. Поэтому рядом с ангаром меня уже встречала целая делегация во главе с начальником полиции.
— Это очень хорошо, — сказал я, приближаясь к делегации после того, как выбрался из «Бельчика» и передал свой самолёт в руки механиков, — что все нужные начальники уже здесь. Жалоба будет передана прямо вам в руки, господин начальник полиции. Да ещё и в присутствии массы свидетелей.
Пусть сразу начнёт задумываться о том, что не все в его свите захотят его покрывать, если что. Ох, не все.
— Жалоба? — взъярился на меня раненым крокодилом главный полицейский.
— Конечно, — сказал я уверенно. — Жалоба. Вы же наверняка в курсе, что при моём прошлом отбытии из Предела Мбеон, произошло досадное недоразумение.
— Недоразумение? — с изумлением повторил за мной начальник полиции.
Ну вот что за дурак, а? С трудом подавил желание, сказать ему, что он сам недоразумение и просто протянул ему пачку бумаги, покрытой юридической скорописью.
— Меня, законопослушного гражданина и гостя Предела Мбеон без какой-либо причины пыталась убить пограничная служба Предела!
— Что?! — завопил этот кретин. — Но ты же пытался бежать!
— Я? — изумление в моём голосе ничуть не уступало удивлению начальника полиции. — Кто вам наговорил таких глупостей? Мне дали команду посадить «Бегемот» на Зонге и дать доступ досмотровой группе. Всё это я выполнил в полном соответствии с требованиями. У меня не было желания сидеть тут и ждать, пока выяснится, что меня просто оклеветали. Я полетел по делам. Лично меня ведь никто не просил задержаться.
Начальник полиции стал похож на снулую рыбу. Он смотрел на меня вытаращенными глазами и беззвучно разевал рот.
— Сейчас я проверю состояние самолёта и груза после работы досмотровой группы. И если меня что-то не устроит, подам ещё один иск, в дополнение к тем восьми, что вы держите в руках.
— Восьми?!
— Послушайте, милейший, — сказал я ему, теряя терпение. — Зачем вы всё время повторяете за мной, словно до вас с одного раза плохо доходит?
— Господин Обрулин, прекратите издеваться над правосудием Мбеона! — заорал полицейский.
— Не забывайте: Евгений Обрулин. В нашей семье, к сожалению, есть и не очень хорошие люди. Поэтому, прошу называть меня по имени и фамилии полностью.
— Заберите свои чёртовы иски! — рявкнул главный полицейский.
— И жалобу? — невинным голосом уточнил я.
— И жалобу!
— А взамен?
Целую минуту он сверлил меня яростным взглядом, но потом видимо перегрелся и огонь в его глазах потух.
— Господин, Евгений, — сказал он более мягким голосом, — мы знаем, что вы вывезли за пределы Предела что-то запрещённое.
— «Что-то»? Вы так и будете говорить в суде?
— Давайте сделаем вид, что никакого досмотра вашего самолета не было.
— И обстрела меня сперва из пушек, а потом и ракетой «воздух-воздух»?
— Что вы хотите, Евгений Обрулин?
Я посмотрел на него невинным взглядом и сказал:
— Только очень хорошего отношения со стороны полиции Мбеона. И больше — ничего.