Пинкертон и заговорённый мешочек

Мальчишка сидел, съёжившись, в грязной нише старого, облупившегося дома, прижимая к груди своё сокровище. Ему было лет двенадцать, а может, уже все тринадцать – в такие времена точный счёт годам был роскошью, доступной не всем. Имени у него тоже как бы не было. Вернее, оно было, но здесь, на дне города, на улицах, ставших ему и домом, и матерью, и волчьей стаей, его звали просто – Пинкертон.

Прозвище было не то чтобы обидным, но точно выделяло его из серой, вечно голодной массы таких же, как он, беспризорных. Другие промышляли щипачеством на рынке, побирались у вокзала или «зашибали копейку», помогая возчикам. Пинкертон тоже умел всё это, жизнь научила его быть быстрым, тихим и незаметным. Но его истинной страстью, его тайной религией, было чтение.

Это была не та учёность, которой щеголяли гимназисты в уже почти забытые времена. Это была жадность зверя, добравшегося до водопоя. В мире, где бумага стала дефицитом, где великие романы шли на растопку, а газеты ценились как обёрточная бумага, Пинкертон охотился за текстами. Он рыскал по задворкам типографий, выискивая брак. Он потрошил мусорные баки у домов бывших «буржуев», выуживая выброшенные книги. Но главным его промыслом был рынок.

Там, в селёдочном ряду, жирную, пахучую рыбу заворачивали в вырванные страницы старых дореволюционных изданий. Чаще всего это были дешёвые бульварные романы или тоненькие книжечки в цветных обложках, издававшиеся ради быстрой прибыли. «Натъ Пинкертонъ, Король Сыщиковъ», «Никъ Картеръ, Великій Американскій Сыщикъ», «Приключенія Шерлока Холмса». Для торговок это были просто бумажки, заляпанные типографской краской. Для Пинкертона – порталы в другой мир.

Он научился добывать их виртуозно. Порой просто воровал, безошибочно высмотрев взглядом ценные листы с «ятями» среди кучи вчерашних газет, сваленных у прилавка. На такое мелкое воровство торговцы закрывали глаза – не рыбу же, в самом деле, спёр. А иногда, когда ему особенно везло и в кармане звенела шальная копейка, он мог провернуть настоящую сделку: отдать мелкую монету за почти целый выпуск какого-нибудь дешёвого романа, пусть и без обложки и самой последней, финальной страницы. Каждая добытая страница была победой.

И вот сейчас он сидел в своей нише и читал. Руки его были чёрными от грязи, одежда – немыслимым набором лохмотьев, а в животе уже несколько часов тоскливо выл голодный волк. Но Пинкертон ничего этого не замечал.

Перед его глазами был не пыльный двор и облезлые кошки, а туманный Лондон. Изящный экипаж мчался по Бейкер-стрит. Элегантный джентльмен с орлиным профилем курил трубку, а его верный друг, Гарри Таксон, с восхищением слушал цепь логических рассуждений, которые вели от следа сигарного пепла к разоблачению международного заговора.

Пинкертон не просто читал. Он впитывал. Как сыщик по одной фразе определяет, что собеседник лжёт. Как он меняет внешность с помощью парика и грима, проникая во вражеский стан. Как он расставляет ловушки, отвлекает внимание и предсказывает действия противника на три шага вперёд. Мир был жестоким и несправедливым, но в этих книжках всегда был тот, кто мог восстановить справедливость. Не силой, так умом.

Пинкертона интересовали не драки и погони, а моменты триумфа интеллекта. Когда книжный Пинкертон, запертый в тёмном подвале, находил выход с помощью заколки, которую он «случайно» поднял в комнате злодея. Когда Шерлок Холмс объяснял ошарашенному инспектору Скотлент-Ярда, почему убийцей был дворецкий. Это было волшебство. Чистое, как родниковая вода, волшебство ума. И Пинкертон хотел им овладеть.

Дочитав последнюю строчку на вырванной странице (история, как всегда, обрывалась на самом интересном месте), он аккуратно сложил бумажку и спрятал её в свой тайник – дыру в кирпичной кладке за отставшим куском штукатурки. Там уже хранилась целая коллекция таких фрагментов.

Голод снова напомнил о себе, и на этот раз его вой было уже не заглушить шорохом страниц. Пора было выходить на промысел. Пинкертон выбрался из своей ниши и огляделся. Город жил своей шумной, беспорядочной жизнью нэповских времён. Мимо прогрохотал грузовик, из пивной напротив доносились пьяные крики, а по улице, щеголяя лаковыми штиблетами, шёл какой-то франт в зелёном костюме.

Пинкертон поправил на плечах рваный пиджак и побрёл в сторону рынка.

Изъ романа «Роковая ошибка лорда Эштона»

(Издательство «Развлеченіе», С.-Петербургъ, 1912)

«…великій сыщикъ стоялъ передъ каминомъ, въ которомъ весело потрескивали поленья, и съ неизмѣнной трубкой въ зубахъ разсматривалъ своего новаго кліента. Лордъ Эштонъ, одинъ изъ богатейшихъ людей Англіи, сидѣлъ въ креслѣ, нервно теребя золотую цепочку своихъ часовъ. Всѣ признаки указывали на то, что его свѣтлость находится въ крайнемъ смятеніи. Но Натъ Пинкертонъ видѣлъ больше.

– Итакъ, милордъ, – промолвилъ онъ, выпустивъ облако ароматнаго дыма, – вы утверждаете, что знаменитое колье „Слеза Раджи“ было похищено изъ вашего сейфа этой ночью, и вы подозреваете вашу горничную, француженку Мари.

– Именно такъ, мистеръ Пинкертонъ! – воскликнулъ лордъ. – Эта коварная змѣя! Я доверялъ ей, а она… она обокрала меня!

Пинкертонъ медленно покачалъ головой.

– Боюсь, что вы ошибаетесь, лордъ Эштонъ, – спокойно отвѣтилъ сыщикъ. – Француженка невиновна. На самомъ дѣлѣ, колье вообще не было похищено. Вы сами перепрятали его вчера вечеромъ, а сегодня, въ приступѣ утренней подагры и дурного настроенія, совершенно позабыли объ этомъ. Я полагаю, если вы заглянете въ старинную китайскую вазу, что стоитъ у васъ въ библіотекѣ, вы найдете тамъ вашу пропажу.

Лицо лорда побагровѣло. Онъ вскочилъ на ноги.

– Что за вздоръ! Что за дерзость! Откуда вы можете это знать?!

Король Сыщиковъ невозмутимо улыбнулся.

– Все очень просто, милордъ. Во-первыхъ, когда вы говорили о своей горничной, вы ни разу не взглянули мнѣ въ глаза. Признакъ неискренности. Во-вторыхъ, на вашихъ брюкахъ, у праваго колѣна, я замѣтилъ бѣлый порошокъ – пыль отъ китайскаго фарфора. А въ-третьихъ, и это главное, вы сами пригласили меня для разслѣдованія. Настоящій обворованный аристократъ, заботящійся о репутаціи семьи, сначала вызвалъ бы полицію изъ Скотландъ-Ярда, а не частнаго сыщика из Америки, сколь бы знаменитъ онъ ни былъ. Вы же подняли шумъ не для того, чтобы найти вора, а для того, чтобы найти поводъ уволить надоѣвшую вамъ горничную, не выплативъ ей содержанія. Дѣшево, милордъ. Очень дѣшево.

Лордъ Эштонъ стоялъ, какъ громомъ пораженный. Онъ былъ разоблаченъ. Великій Натъ Пинкертонъ снова доказалъ, что отъ его проницательнаго взгляда не укроется ни одна тайна…»