Пир падальщиков

Редания пылала. Некогда одно из величайших государств Севера агонизировало, задыхалось от трупной вони, кашляло под тоннами пепла сгоревших городов, тонуло в реках крови своих сынов и дочерей. Волна бессмысленной жестокости и ненависти прокатилась по стране, сводя с ума и превращая людей в животных, движимых лишь ненавистью к ближнему и жаждой наживы. Брат обратился против брата, а моральные принципы, сострадание и милосердие стали смертельно опасной обузой, ибо им не осталось места там, где на первый план вышли физическая сила, расчётливость и хитрость. Сильный без зазрения совести убивал слабого, а зарево пылающих деревень освещало истерзанную землю не хуже солнца. Никто не мог чувствовать себя в безопасности: крестьяне поднимали на вилы своих господ, горожане расправлялись с чиновниками и градоправителями, и даже чародеи, не так давно бывшие в абсолютном авторитете, один за другим умирали в страшных муках под громогласные крики обезумевшей от крови толпы. И повсюду над этим адом из огня и человеческого страдания разносилось единственное имя, которое проклинали одни и боготворили другие – Фалька.

Мог ли Вриданк догадываться, как боги накажут его за былые грехи? Единственная дочь короля Редании и Беатрикс, уродливой полуэльфки из знатного ковирского рода, после скандального расторжения брака высланная вместе с матерью из страны – Фалька с самого детства жила одной лишь ненавистью к отцу. Высшему обществу было явно не по нраву вызывающее поведение молодого короля, нарушившего традицию династических браков, обострив таким образом и без того непростые отношения с соседним государством, и взявшего в жёны свою любовницу, тем самым поставив личные чувства выше интересов страны. Они видели в старшей дочери Вриданка идеальный инструмент для осуществления собственных амбиций. Знали ли они тогда, как ошибались? Поддерживаемая духовенством и дворянством, Фалька подняла восстание, и Редания, только начавшая оправляться от последствий проигранной войны с Ковиром и Повиссом, снова вспыхнула от края до края, словно промасленная тряпка от искры. Чуть позже то же самое духовенство и дворянство, с ужасом наблюдавшее, как лозунги «Корону законной наследнице!» меняются на «Смерть королям! Смерть чародеям! Смерть священнослужителям, богачам и господам!», разбежится, как выводок трусливых зайцев, заметивших на земле соколиную тень, кто – за границу, кто – в укромные убежища в горных расщелинах или глухих лесах, однако спастись удастся далеко не всем. В крупных городах людей казнили за одно лишь упоминание Фальки, но восстание уже было не остановить. А когда бунтовщики разграбили несколько складов реданской армии и вооружились, смута переросла в полноценную гражданскую войну, в которой отсутствие дисциплины и военной выправки у восставших компенсировалось нечеловеческой злобой и звериной жестокостью.

Это был настоящий пир падальщиков: и тех, что в поисках мертвечины наводнили сожжённые деревни и разграбленные предместья, кишели в лесах и возле трактов, гнездились на полях сражений и разросшихся кладбищах, и тех, что с виду походили на людей, но были едва ли не опаснее первых. Десятки банд, состоящих из отъявленных головорезов и мародёров, курсировали по дорогам от одной деревни к другой, где насиловали, грабили и убивали, совершенно не боясь возмездия.

Именно такой застал Реданию Корвэн осенью 1160-го года. Застигнутый врасплох восстанием, которое, словно по волшебству, вспыхнуло ярко и повсеместно, он не смог пересечь северную границу королевства, чтобы как обычно переждать зиму в крепости ведьмаков школы Грифона Каэр Серен, и потому остался в деревне Нижний Лог, примерно в неделе пути на запад от Роггевена. Поначалу местные кметы отнеслись к такому соседству с суеверным подозрением, хотя Корвэн и щедро заплатил старосте за постой и еду. Плюсы от жизни бок о бок с ведьмаком проявились, когда в Нижний Лог пришла первая шайка разбойников, решивших поживиться в этой относительно не пострадавшей в огне восстания Фальки деревушке. Их головы, посаженные на пики вдоль тракта, какое-то время отваживали лиходеев от Нижнего Лога, а сам Корвэн вместо «мутанта», «ублюдка» и «лишнего рта» в одночасье стал «заступой-батюшкой», «добрым господином» и «спасителем». Тем не менее, за зиму с 1160-го на 1161-й год Корвэну приходилось обнажать клинок ещё трижды: два раза спасая кметов от похожих разбойничьих ватаг, а третий – защищая деревню от медведя-шатуна, выведенного из спячки крестьянами, что с воплями бежали через зимний лес, спасаясь из горящей деревни по соседству – Верхнего Лога.

А тем временем по Редании ходили страшные слухи. Шептались, что восставшие захватили Мирт, где убили больше тысячи человек, а сам город разграбили и спалили дотла. Пересказывали, как озверевшая толпа с особой жестокостью расправилась с не успевшими сбежать волшебниками, в том числе – и с членом совета чародеев Радмиром из Тор Карнедда, с которого живьём сняли кожу. В полголоса говорили о том, что мятежники взяли столицу государства – Третогор, причём за один день, без боя, после того, как предатели из городского совета распахнули перед войском Соколицы городские ворота. Ходили сплетни и о том, что сам король Вриданк был убит Фалькой, как и его жена и оба сына.

Все эти слухи о бесчинствах разбойников, подкреплённые человеческим горем, которого вокруг было слишком много, изводили Корвэна. Не раз собратья по цеху из других школ говорили ему, что дело ведьмака – убивать за деньги чудовищ, не больше, и не меньше. Возможно, они были правы, но Корвэн не смел бы больше называть себя истинным учеником школы Грифона, если бы отвернулся от попавших в беду людей, даже не имеющих за душой и обрезка кроны. И потому, когда пришла весна 1161-го года, ведьмак, взяв с собой немного припасов и достаточно фуража для Ветра, несмотря на все мольбы остаться в Нижнем Логе, отправился в свой собственный поход, не задумываясь о том, вернётся ли из него живым.

***

- Где, ты говоришь, их видел? Когда?

Пожилой крестьянин, одетый в зипун из грубой самотканки, подвязанный поясом, с видавшей виды облезлой шапкой на голове, и обутый в онучи с лаптями, скинул со спины вязанку хвороста, потупился и принялся чесать всклокоченную бороду.

- Видал я их, господин, третьего дня отсель, али четвёртого, не помню точно… а шли на юг, эт как пить дать. Встали, значится, на распутье, за деревней, да на юг и пошли.

Корвэн грозно взглянул на говорившего из седла.

- На юг? В сторону Наракорта, выходит? А не врёшь ли ты мне? Может, ты перепутал чего? Может, они поскакали в Чёртов Брод? Или в Ринду?

- Да шоб я тут же и провалился, коли буду брехать Вам, господин. Делать мне неча лиходеев покрывать, шоб им, собакам, в самом топком болоте увязнуть навек. И суток у нас в деревне не просидели, но так меня атаман ихний кнутом по спине огрел, ух, шоб у него ноги каждое утро пухли, шоб…

- Ну-ну, будет тебе. Я понял. Ты сам откуда? Кем будешь?

- Из Козьминок я, добрый господин, батрак простой, Баженом звать.

- Вот что, Бажен. Расскажи мне об этих бандитах. Ты слышал, о чём они говорили? Заметил, может, чего?

Корвэн спешился, грозно лязгнув доспехами, от чего старый крестьянин вздрогнул, и взял коня под уздцы.

- Выглядели они так, словно гнался за ими кто. И при себе двух раненых везли. А было их… Восемь! Точно, восемь.

- Восемь – это с ранеными и атаманом? – Бажен кивнул. – Значит, двое издохло по дороге. Дальше давай.

- Так я и говорю, значится, очень они спешили. Даже водку не попросили, девок щупать не стали, головы не секли для забавы. Приказали, шоб знахаря вёл к ним, или ворожея какого. Так и просидели у нас в хате, нервные, всё на страже стояли. А чуть свет – атаман ихний сказал, мол, ждать нема больше никакой мочи, и валить надоть. Жар, мол, у тех раненых хоть и не спал, зато бредить перестали – и то ладно, пора в дорогу. Как гнался за ими кто.

- Да, я. Дальше давай. Почему в Наракорт?

- Это мне не ведомо, господин. Знаю точно, что в Чёртов Брод они не поехали, ибо город этот войска заняли, и всех бунтовщиков повесили.

- Ты уверен в этом?

- Сам слышал своими ушами, сударь, с полмесяца назад в соседней деревне об этом говорили. И когда один из лиходеев предложил атаману в Чёртов Брод рвануть, шобы там лошадей поменять, тот так и сказал ему, мол, балда, город-то обратно реданцы взяли, и неча там делать, окромя как на пеньковой верёвке висеть с языком наружу. Да, так и сказал.

Корвэн выругался, вскочил на коня, и, поблагодарив старика, пустил скакуна в галоп. Выходило, что ведьмак отставал от бандитов как минимум на три дня, а значит, нужно было спешить, если он хотел перехватить их до того, как банда Барна Медведя скроется за высокими крепостными стенами Наракорта.

Это была уже четвёртая группа головорезов, ставшая целью ведьмака с начала его похода, стартовавшего ранней весной. Корвэн об этом не знал, но на реданских трактах уже стали ходить слухи о странном рыцаре, одиноком всаднике, что охотится за бандитами. Его упоминание вызывало у разбойников суеверный трепет, ибо Корвэн, в одиночку перебивший кодлу Больдура Чернорукого, ганзу Ишии Кривого, шайку Вироледана-эльфа и банду Симса, прозванного Кнутом, да ещё три ватаги – ранее, зимой, в Нижнем Логе, представлялся душегубам, ещё недавно безнаказанно буйствующим на истекающих кровью и опалённых огнём реданских землях, некой жуткой мистической фигурой, настоящим ангелом мщения, а не существом из плоти и крови.

Тем не менее, в этот раз вышла промашка. Корвэн выслеживал Барна Медведя и его людей больше двух недель. Он напал на их спрятанный в лесной чащобе лагерь ночью, внезапно и стремительно, расправившись с полупьяными часовыми и закидав палатки картечью. Однако атаку его прервала внезапно вышедшая из-за деревьев на грохот взрывов и испуганный людской крик кикимора. Пока ведьмак занимался чудовищем, головорезы, оставив мёртвых и тяжело раненых в горящих палатках, вскочили на лошадей и устремились прочь. Расправившись с кикиморой, Корвэн бегло осмотрел лагерь, после чего кинулся в погоню, но в ночи сбился и ушёл в сторону от убегающих бандитов. Только на третьи сутки после ночного нападения ведьмак снова напал на верный след, дав Барну и его головорезам непростительно большую фору.

Результатом атаки на лагерь стали шесть мёртвых и трое тяжело раненых разбойников, которых ведьмак без сожаления прикончил. Ещё двое умерло по дороге к Козьминкам, а двое вряд ли смогут крепко держать меч. Выходило, что в банде оставалось шестеро боеспособных головорезов, включая самого Барна – с таким противником можно было спокойно встретиться в поле, или сразиться на тракте, верхом, сидя в сёдлах. Но ни в коем случае нельзя было пустить их в город. Если Барн Медведь с такой уверенностью направился вместе со своей ватагой в Наракорт, значит, город находился под контролем бунтовщиков Фальки Соколицы, а выкурить банду из крепости, да ещё и, скорее всего, не одну, для Корвэна будет задачей непосильной. С другой стороны, весть о том, что реданская армия взяла Чёртов Брод, невероятно приободрила ведьмака. Значит, регулярное войско, ещё в конце того года обескураженное, лишённое командования, снабжения и, самое главное, понимания того, что нужно делать и с кем сражаться, вновь собралось в дееспособные соединения, способные решать поставленные перед ними задачи. Конечно, это могли быть лишь слухи, но тем не менее нельзя было не заметить, что и само восстание постепенно сходило на нет. Заняв трон в Третогоре, Соколица не стала правительницей Редании: её, как оказалось, совсем не интересовала власть и придворная жизнь, полная интриг и политических игр, и, свершив свою месть, Фалька покинула столицу и ушла вместе с частью своего войска в неизвестном направлении. О её нынешнем местоположении ходили лишь осторожные слухи, не подкреплённые абсолютно ничем: кто-то уверял, что дьяволица скрылась в Пустульских горах, иные утверждали, что она вернулась в Ковир, третьи же клялись, что её уже и вовсе нет в живых, и собственные командиры предали принцессу взамен на помилование, но всё это были лишь домыслы. Однако неоспоримым фактом было то, что к тому времени, как начал сходить снег, бунтовщиков стало явно меньше. То ли лишённые своего командования и неспособные действовать самостоятельно, то ли наконец отрезвевшие от крови и осознавшие весь ужас творимого, но множество восставших покинули осаждённые города и остроги. Кто-то опасливо вернулся в свои родные места, надеясь, что его не заподозрят в участии в волнениях, а соседи будут держать язык за зубами; большинство же, лишённые этой уверенности, разбежались кто куда, в надежде спрятаться от карающего правосудия, которое вскоре их может настигнуть.

Спустя пять минут галопа Корвэн выскочил из лесной чащи и почти сразу оказался на перекрёстке. Слева, метрах в двухстах на север, виднелась небольшая деревушка из примерно дюжины ветхих изб с худыми соломенными крышами и покосившимися глиняными стенами. По всей видимости, это и были те самые Козьминки, про которые говорил старик Бажен. По крайней мере, когда ведьмак нагнал со спины крестьянина, шёл тот именно в эту сторону. Корвэн резко повернул коня направо, и сломя голову помчал на юг. Однако спустя почти час погони ведьмак дал взмыленному коню отдых; Ветер, хрипя и пуская густые облачка пара из ноздрей, перешёл на рысь, а Корвэн, похлопав верного скакуна по шее, внимательно осмотрелся. Его нос уловил нотки запаха, которым за последние месяцы Редания пропиталась насквозь: запаха гари, удушливого и тяжёлого. Такого, который и спустя месяцы не выветривается в тех местах, где дотла сгорает деревня – вместе с домами, скудными пожитками и мёртвыми жителями. С каждым шагом этот запах всё усиливался и усиливался, пока не перерос в отвратительный смрад палёного мяса, натопленного жира, горящей древесины и крови. Корвэн услышал характерное потрескивание тлеющих брёвен и тихий женский плач. Впереди, из-за деревьев, замерцало зарево пожара, оставляющее завораживающие красные блики на талом снегу. Ведьмак обнажил меч.

Ветер недовольно заржал, явно не желая идти к пожарищу, и Корвэну пришлось успокоить коня знаком Аксий. Женский плач прекратился испуганным всхлипом, после чего ведьмак услышал торопливо удаляющиеся, хрустящие на снегу шаги. Корвэн чуть ускорил коня, и спустя пару минут полог леса разошёлся, открыв небольшую полянку, на которой не так давно бушевал огонь. Это было небольшое поселение из десяти домов, из которых целыми остался лишь один, да и тот, судя по всему, во время пожара занялся, но был вовремя потушен. Остальные избы тлели, ощерившись в стороны перекошенными чёрными брёвнами. На снегу, на небольшой площадке между домами, лежало шесть тел, снег под ними был окрашен красным. Судя по следам рядом с трупами, их сюда притащили. Эти же следы, но более свежие, цепочкой уходили за угол оставшейся целой избы.

- Выходи, девочка. Я не трону тебя. – Сказал Корвэн как можно мягче и убрал меч в ножны на спине. Ему никто не ответил, лишь тихий всхлип выдал оставшуюся в живых девушку, что сейчас пряталась от всадника. – Я не причиню тебе зла, обещаю. Я ведьмак, преследую группу из восьми бандитов. Их главаря зовут Барн, по прозвищу Медведь, он носит расшитый кунтуш из красной ткани с зелёным поясом. Этот человек тебе знаком? Это он сделал?

Девушка, наконец, вышла. Это был совсем ещё ребёнок лет двенадцати от роду. Она была одета в не по размеру большой грубый кожух, видимо, принадлежавший старшей сестре или матери девочки, потому что рукава его свисали до самых коленей, а полы тащились по снегу, и в такие же большие для неё валенки. На голове её был повязан простой платок. Девочка смотрела на ведьмака широко раскрытыми глазами, красными от слёз, а руки, одетые в крупные рукавицы, держала у самого рта, словно всё ещё инстинктивно боялась издать слишком громкий звук. Наконец, она медленно кивнула. Корвэн спешился и медленно пошёл к ней навстречу, разведя в стороны руки, словно показывая, что он не опасен. У тел, лежащих на земле, он остановился, присел на одно колено и внимательно осмотрел один из трупов, разительно выделяющийся среди прочих татуировками, вычурными украшениями и цветастой одеждой.

- Этот был среди бандитов, так? – Спросил он девочку. Та несмело сделала несколько шагов вперёд и кивнула. – У него на груди рана от вил. Это кто его так?

- С…с…староста. – Ответила она почти шёпотом.

- Староста. – Повторил Корвэн. – Как тебя зовут, милая?

- Мальва. – Так же тихо произнесла девочка и подошла ещё чуть ближе.

- Очень красивое имя. И ты красивая. Как и цветок мальвы. Тебя же назвали в его честь, да?

- Да. – Девочка наконец подошла достаточно близко, и ведьмак, поднявшись на ноги, нежно обнял её за плечи. – Расскажи мне, милая, что здесь случилось?

Мальва снова начала плакать, но Корвэн мягко погладил её по голове и аккуратно наложил успокаивающий знак. Та едва заметно дёрнулась и затихла.

- Они приехали сюда, едва рассвело. – Начала она. – С ними были раненые, совсем плохие. Старший их, как Вы, сударь, описали, ревел как медведь, требовал врача или знахарку. Вышел из сеновала наш староста и сказал, что таким негодяям у нас делать нечего. Те разозлились, стали ругаться страшно, а староста всё стоял молча, да как ткнёт ближайшего душегуба вилами в грудь! Тот только захрипел, да и свалился с коня. Ну, тут уж рассвирепели бандиты, принялись резать людей и дома жечь. А потом засвистел их атаман, и ускакали они дальше. Мы с братом в лес побежали, когда бойня началась, и бандиты не погнались за нами, очень уж спешили они. Да только всё равно душегубы проклятые почти всех перебили, ни стариков, ни женщин не пожалели. Я, когда осмелела, в деревню вернулась с братцем, и принялись мы из ведра на крышу дома воду лить, да снегом закидывать, чтобы не занялась. Наш дом только и остался стоять.

- Когда это было?

- Давеча, сударь.

- Вчера, значит? – Корвэн, чтобы не выругаться, с досадой укусил кулак. Из-за раненых Барн Медведь терял свою фору, и выходило, что ведьмак почти нагнал бандитов. Но он никак не мог оставить Мальву и её брата на произвол судьбы.

Потому что ведьмак знал, кого привлечёт запах сгоревшей деревни.

- А где же твой брат? – Поинтересовался Корвэн, осматривая лежавшие на снегу тела. Они были страшно изрублены острыми тяжёлыми саблями.

- Он в доме, спит. – Ответила девочка. – Мы решили, что нужно похоронить умерших, но они такие тяжёлые… Мы так устали их тащить…

- Вот что, ты разбуди своего брата, и соберите в мешок все самые нужные вам вещи. Тёплую одежду, еду, что не испортится, сбережения, какие есть. А я пока займусь телами.

- Я принесу Вам лопату, сударь.

- Не нужно, Мальва, я не буду их закапывать.

- А что же тогда? – Глаза девочки изумлённо распахнулись. Корвэн не стал ей врать.

- Когда вы с братом будете готовы уехать, я сложу все трупы в оставшемся доме и сожгу. После этого мы все вместе покинем это место.

Девочка долго молчала.

- Не по-людски это как-то… – Наконец сказала она. – Не пристало так с мёртвыми обращаться. Да и зазря мы наш дом, выходит, тушили?

- Нет, маленькая, не зазря. Он защитил вас от мороза и ветра. Но одни вы тут не протянете. А мёртвым уже всё равно, что с их телами будет. Зато сгоревшие трупы гулей не привлекут. Ты же слышала про таких? – Девочка испуганно закивала головой. В деревнях, подобных этой, взрослые часто пугали гулями детей, наказывая их не уходить далеко от дома и не играть на жальниках и в глухих чащобах. – Так вот, если мы тела закопаем, гули обязательно до них доберутся, а потом поселятся здесь, и будут нападать на всякого, кто по этой дороге проедет. А вот если сожжём – то и полакомиться им станет нечем. А коли так, то они сюда и не придут. Поняла? Ну, беги, буди брата, и собирайтесь поскорее.

Мальва кивнула и кинулась к избе. Корвэн услышал её крик «Василь, Василь, вставай!», после чего потащил один из трупов к крыльцу. Уже смеркалось, когда девочка вышла из дома под ручку с мальчиком, который, судя по виду, был года на два её моложе. Василь с опаской смотрел на ведьмака, что складывал трупы перед входной дверью; Корвэн, закончив своё занятие, подошёл к пареньку, усмехнулся и протянул ему руку. Тот неуверенно пожал её, после чего ведьмак взял из его рук мешок с нехитрыми пожитками, потрепал ребёнку волосы и пошёл к удивительно красивому вороному коню, что стоял на обочине тракта и копытом раскапывал снег.

Внезапно Корвэн остановился, замер, прислушиваясь. Всё ещё потрескивали тлеющие брёвна сгоревших хат, да ветер качал склонившиеся под тяжестью сырого снега ветки, но ведьмак уловил что-то ещё. Он подскочил к коню и с силой хлопнул того по крупу; жеребец заржал и ускакал прочь, а ведьмак кинулся к детям, с какой-то апатичной усталостью смотревшим на лежащие перед их крыльцом тела. Подхватив брата с сестрой под руки, Корвэн залетел с ними в дом, опустил детей на пол и закрыл все ставни в доме, после чего взял Мальву за плечи.

- Девочка, посмотри на меня. Это очень важно! Я сейчас выйду, и ты запрёшь за мной дверь на засов. Что бы ты ни услышала снаружи, не смей открывать ни дверь, ни ставни, пока я тебе не скажу, что можно это сделать. Ты поняла?

Мальва кивнула, и Корвэн выскочил на улицу, закрыв за собой дверь. Он услышал стук запираемого засова, и только после этого вытащил из ножен серебряный меч. Подойдя к дымящемуся кострищу, некогда бывшему довольно крупной избой из бруса, Корвэн ударил знаком Аард, подняв в воздух тучу пепла, и тлеющие брёвна вспыхнули с новой силой. Языки пламени с рёвом поднялись ввысь, рассеяв сгустившуюся темноту и осветив деревню до самой её границы.

Первый гуль показался из-за деревьев спустя минуту. Он в нерешительности остановился и замер, явно опасаясь горящего костра и человека, стоящего рядом с пламенем, однако голод и вид лежащих на земле трупов заставили падальщика осторожно двинуться вперёд. Медленно и неловко переступая мощными лапами, проваливающимися в талый снег, гуль сокращал дистанцию для прыжка. Его покрытая оспинами и язвами спина с проступающими рёбрами и позвонками выгнулась, как у кошки, а морда, отдалённо напоминающая человеческое лицо, исказилась в хищном оскале, обнажившем пожелтевшие гнилые клыки. Маленькие чёрные глазки прожигали ведьмака горящей ненавистью, однако Корвэн был совершенно равнодушен и даже не шелохнулся, когда трупоед звучно и грозно зарычал. Выставив вперёд серебряное лезвие, убийца чудовищ замер, ожидая атаки. Это немного обеспокоило гуля, привыкшего видеть удирающих людей, и даже заставило его на несколько секунд замереть в нерешительности с поднятой над землёй передней левой лапой. Однако оцепенение быстро сошло, и трупоед продолжил осторожно приближаться к человеку.

Нетерпеливо рычащему в ожидании трапезы гулю ответили из-за кромки леса его сородичи, которых пока ещё не было видно. Решив, что тянуть больше не стоит, ведьмак сделал удивительно длинный для человека прыжок вперёд прямо навстречу чудовищу, заставив того снова на мгновение замереть от неожиданности. Этого мгновения Корвэну хватило, чтобы глубоко рассечь серебряным мечом морду твари. Гуль взвыл, дёрнулся в сторону и, ничего не видя, прыгнул вслепую туда, где только что был человек. Ведьмак без особых усилий ушёл в сторону, пропустив монстра слева от себя, повернулся вбок и сильным ударом сверху вниз начисто срезал чудовищу голову. Тело мгновенно обмякло, пролетев по инерции вперёд не меньше, чем на метр.

Тем временем на поляну высыпали и остальные чудища. Они, словно волки, начали окружать ведьмака. Корвэн чуть сильнее согнул ноги, готовясь в любой момент отпрыгнуть от атакующей твари, и огляделся. Гулей было пятеро. Ведьмак переводил взгляд от одного трупоеда к другому, определяя местоположение чудищ за своей спиной по скрипу снега. Атаки не пришлось ждать долго. Как и полагал ведьмак, первой набросилась тварь, что была позади. Услышав, как монстр за его спиной остановился и злобно заклокотал, Корвэн присел, развернулся и выставил вперёд меч. Гуль в прыжке напоролся на острие грудью и взвыл. Ведьмак быстро вытащил клинок из раненой твари и отпрыгнул, как раз вовремя, ибо очередной трупоед с рёвом налетел туда, где только что стоял убийца чудовищ. В недоумении посмотрев перед собой, на пустое место, где должна была быть жертва, гуль повернул свою тупую морду к сделавшему колющий выпад Корвэну, и острие серебряного меча, пробив глазницу, погрузилось чудовищу в мозг.

Начался танец из взмахов меча, прыжков и уворотов. Ведьмак ловко уходил от яростных, но неловких взмахов мощных лап, сыпавшихся на него с трёх сторон, отпрыгивая то назад, то в сторону. Сделав длинный кувырок, Корвэн оказался рядом с горящей избой; сразу два падальщика с рёвом набросились на убийцу чудовищ, и тот, выждав подходящий момент, вновь ударил Аардом. Первый гуль отпрянул назад и, оглушённый, затряс головой, пытаясь прийти в себя; в два длинных прыжка Корвэн сократил дистанцию и вонзил серебряный меч между шейных позвонков твари. Второго же монстра, что в момент наложения знака находился в прыжке, отбросило ещё дальше, и он угодил прямо в огонь. Тело чудовища, словно снаряд, пущенный из катапульты, проломило сгоревшие брёвна, и языки пламени снова взмыли вверх, окутав трупоеда со всех сторон. Шкура его воспламенилась, и чудище, истошно взревев, побежало прочь, освещая сгоревшую деревню словно большой движущийся факел, но метров через тридцать упало и затихло. Последний оставшийся в живых гуль начал пятиться, зарычал и угрожающе взмахнул лапой, пытаясь напугать своего противника, после чего развернулся и помчался прочь, надеясь спастись от ведьмака, растворившись в тенях ночного леса. Корвэн левой рукой выхватил из-за пояса нож и кинул вслед убегающему трупоеду. Клинок вонзился в бедро гулю, и тот, потеряв равновесие, рухнул на спину. Развернувшись на живот, чудовище лишь увидело отсвет костра на серебряном лезвии, взвизгнуло – и наступила тишина. Ведьмак пригвоздил тварь к земле, вогнав меч в основание черепа гуля почти до самой гарды. Опершись ногой о мощную тушу, дёргающуюся в посмертных спазмах, Корвэн высвободил меч и выдохнул. «Мальва! Можешь открывать!» – Крикнул он, вытащил из бедра гуля свой нож и вытер лезвие о грубую шкуру.

Пока онемевшие от ужаса дети подвязывали мешок со своими скудными пожитками к седлу Ветра, что ждал своего седока метрах в пятидесяти от деревни, Корвэн сложил все тела убитых людей в избе. Немного подумав, ведьмак оттащил в дом и туши шести поверженных им трупоедов. Вытащив из поясной сумки несколько небольших флакончиков и наполнив их свежей кровью гулей, Корвэн вышел из избы, несколько секунд простоял, собираясь с мыслями, и, достигнув точки наивысшей концентрации, применил знак, окативший хрупкое строение настоящей волной огня. Домик вспыхнул, жалобно заскрипев брёвнами, и языки ревущего пламени, мгновенно поглотив соломенную крышу, потянулись к самому небу, жадно облизывая ветви стоящей рядом ольхи.

Ведьмак подошёл к Ветру, нежно погладил его по морде, после чего подхватил сперва мальчика, потом его сестру, и усадил детей верхом на коня, а сам взял поводья в руку и пошёл рядом. О том, чтобы пускаться в погоню за Барном и его головорезами, не могло быть и речи. Корвэн сам не до конца понимал, что делать с детьми дальше, но точно знал, что не мог их бросить на произвол судьбы. Мальва плакала, смотря на горящий дом, следом за ней заплакал и Василь. Глядя на них, ведьмак вспомнил, как и сам он, такой же ребёнок, только чуть моложе, плакал от нестерпимой боли, привязанный на три дня к секционному столу во время прохождения испытания травами в холодных подвалах Каэр Серен.

- Ну-ну. – Решил успокоить детей ведьмак. – Не нужно плакать. Это ни к чему. Сейчас, когда вокруг пылает огонь и за каждым углом поджидает опасность, вам нужно оставаться сильными и заботиться друг о друге. Потому что никто другой этого не сделает. Но пока что я с вами, и потому вы в безопасности. Постарайтесь поспать. Вам пришлось многое пережить.

- Куда мы? – Спросил мальчик, впервые заговоривший с момента их встречи.

Корвэн задумался. Чёткого плана у него не было. Тем не менее, ведьмак решил продолжить свой путь на юг, надеясь, что ему повезёт, и он сможет оставить детей в какой-нибудь уцелевшей от огня и мечей головорезов деревне.

- Куда… хм, вы бывали в Наракорте?