Пирожки

— Идут девки лесом, поют куролесом…

Шёпот заплетал, заматывал в кокон. Святослав и не заметил, как эти строки сами потянулись с языка. Откуда они? Ах, да: глупая детская загадка. Тупая. Идиотская.

— Идут девки лесом…

Покачивая искусственными цветами, ритуальный дрон закончил извлекать грунт. Солнце давило; синоптики грозили пиком активности. Оператор, одетый в тёмное, незаметно оттянул воротник и вежливо кашлянул:

— Прощайтесь.

Подойти к гробу стоило усилий. Прикоснуться к савану — будто надорвать мышцы. Хорошо, что его тут же оттеснили в сторону: какие-то подруги, дальние родственники, бывшие коллеги. Святослав зажмурился и сделал пару осторожных шагов назад. В спину упёрлась ладонь.

— Славка, держись. Я тут.

Гульназ прилетела. Бросила всю свою «экстру», своё спасательское дежурство, и примчалась на рабочем флаттере. На полчаса, но примчалась.

— Поют куролесом…

Он не мог остановиться, будто слова берегли его, вставали между ним и реальностью. Как встала в груди рокритовая стена, накрыв эмоции, спасая от боли.

— Можем?

Оператор подкрался, словно дух скорби. Заставив себя ещё раз посмотреть на гроб, Святослав кивнул.

Дрон плавно взмыл над могилой. Дождался, пока приладят крышку, завёл гибкие щупальца под дно и так же плавно опустил молчаливый деревянный ящик в «последний приют». Перед Святославом возникла аккуратная, перевязанная траурной лентой лопатка.

— По традиции… — прошептал оператор.

Комья земли застучали, перебивая медленную торжественную музыку, которая полилась из дрона. Среди гостей кто-то всхлипнул, запричитал. Святослав отошёл в сторону — туда, где на раскладном столике стояли кутья, блины, кисель… Взгляд наткнулся на горку пирожков.

— Идут девки лесом, поют куролесом… Несут пирог с мясом.

Всё верно. Отгадка — похороны. Смесь языческих традиций и православных обрядов. Славяне всегда хоронили своих усопших в лесах и рощах. Девки — плакальщицы. «Куролеса» — «кирие элейсон» — «Господи, помилуй». А пирог с мясом… Да, цинично. Но метко.

Мать словно всегда знала, как отправится в мир иной.

***

Став рядом, Гульназ тоже взяла пирожок, попробовала.

— Совсем как твоя мама готовила… Но не то.

Она помялась, подёргала себя за одну из десятка косичек, потом схватила его за плечо и яростно зашептала:

— Так, давай-ка, друг любезный, ты возьмёшь отпуск. Я тоже отпрошусь, отгулов — во! — ладонь чиркнула по горлу. — Рванём в пампасы, в горы, на острова. Ноль цивилизации, полное погружение. Мои зелибобы умницы, зам вообще на вес платины, справятся. А тем более переживут твои эти, как их…

— Человекомашинные интерфейсы, — вертя свой пирожок в пальцах, деревянно произнёс Святослав. — Боюсь, не выйдет. Мы застряли, и Томас…

Тут же мягко брякнул смарт. Гульназ поморщилась, но отошла в сторону, а из браслета прыснули неяркие лучи.

— Святослав, — голо Томаса изобразило поклон. — Мои искренние соболезнования. Утрата близкого всегда тяжкое переживание, а тем более утрата матери…

Когда нужно было, руководитель направления умел говорить по-человечески. Наверное, сейчас он тоже ощущал неловкость и прятался в канцелярит, как в скорлупу. Дослушав картонные изъявления в сочувствии, Святослав механически покачал головой:

— Спасибо, Томас. Я ценю. Вы чего-то хотели?

За спиной закашлялась Гульназ. Томас шевельнул бровью, но продолжил, уже менее официально:

— Знаете, мне всегда помогало чем-нибудь занять себя. Переключить внимание. Заставить стресс работать на меня, а не против…

Помолчав, Святослав уставился куда-то поверх оград и памятников:

— Кажется, я понял. Проект и правда в критической стадии. Я не собираюсь бросать наработки, мне просто… нужно время.

— Конечно, конечно, вижу. Формальности… — голо шевельнуло пальцами. — И человеческие чувства. Но если что, я на связи.

— И я, — щёлкнув по браслету, Святослав опустил руку.

— Вот упырь, — обтерев салфеткой ладонь, Гульназ положила её другу на локоть. — Заботливый весь такой, гладкий, как гравизеркало. Слав, ты ж понимаешь, что ему на тебя с орбиты? О себе вибрирует. И об инвесторах наверняка. Чем вы там вообще занимаетесь, что за интерфейсы?

Будто выныривая из тяжёлого сна, Святослав заморгал. Потом улыбнулся и погладил чужую руку, в который раз удивившись силе тонких пальцев.

— Смотри, сама спросила. У вас же в «экстре» полно специфической аппаратуры? — дождавшись кивка, продолжил: — И как?

— В смысле, как? — хмыкнула Гульназ. — Ну, работаем.

— Так вот мы — про качество этой работы. Взаимодействие человека и машины до сих пор слишком неуклюже. Вокалботы, сенсоры, кнопки… Ну, с кнопками я уже, конечно, перебарщиваю, — оба ухмыльнулись. — А мы хотим, чтобы ИИ не просто выполнял команды, отвечал на запросы и давал советы. Нам нужно, чтобы он стал полноценным участником процесса.

Последние слова прозвучали уже почти совсем живо — и веско, словно были подчёркнуты в тексте доклада. Гульназ подобралась и сощурилась.

— Ну-ка, ну-ка…

— Проблема в том, что даже самый человекоподобный робот — всё ещё робот, — Святослав повысил голос и рубанул воздух ребром ладони. Со стороны гостей послышались недовольные шепотки. — Самый убедительный нейроассистент — всё ещё языковая модель. Я хочу, чтобы контакт между машиной и человеком стал глубже. Непосредственнее. Цельнее.

— Ладно, — убрав ладонь, Гульназ взглянула на смарт. — Вижу, горишь. Мне тоже пора. Но пообещай…

— Не буду, — улыбнулся он. — Но посмотрим.

Погрозив пальцем, подруга побежала к флаттеру, посаженному за оградой. Святослав потёр лицо и наконец надкусил свой пирожок.

***

Скамейка в лабораторном сквере подстроилась под позу сидящего и принялась ненавязчиво массировать спину. Святослав закинул руки за голову и уставился на резную кленовую крону, подрагивавшую от мороси. Футболка было потянулась нарастить рукава, и её пришлось одёрнуть. Непогоду следовало ощущать во всей полноте.

Проект не шёл. Всё скатилось в банальную переборку моделей, поиск параметров наугад. Лаборанты где-то добыли архаичные кубики от настольной игры и вполголоса переругивались, в каком порядке кидать значения на бит-маски. Даже Томас, поначалу думавший запретить ворожбу, махнул рукой.

Все ждали озарения. И вполне конкретного, от конкретного человека. От него.

Все чётче кристаллизовалось понимание: сейчас Святослав ни на что не способен. Психотерапевт, к которому Томас его отправил, назвал это состояние «чёрной хандрой» и «непроработанным горем», а потом выписал антидепрессанты и полный покой. Узнав об итогах встречи, руководитель покраснел кончиками ушей и сбежал в кабинет. Святослав ему даже посочувствовал: инвесторы проекту достались не самые нежные.

Словно услышав мысли, браслет дёрнулся. Пришлось сесть прямо и ответить.

— Значит, так, — с ходу рубанул Томас. — Против врачебного вердикта я не пойду. Святослав, как вы оцениваете, сколько вам потребуется? Я смог выбить пару недель, а там…

Пара недель. Бесконечно много. Катастрофически мало. Но ответить надо. Он подался вперёд и разжал онемевшие челюсти:

— Неделя. Давайте попробуем так. Я постараюсь…

— Нет, не стоит, — замахала голограмма руками. — Я неправ. Отдыхайте, восстанавливайтесь. Здоровье важнее.

И отключился первым. Будь хоть какие-то силы, Святослав бы изумился. Но сил не было. Пришлось просто встать и вызвать флаттер до дома.

Гульназ пронюхала моментально. Позвонила, едва удалось миновать порог прихожей, и радостно выпалила:

— Ну ведь могёшь! Ну ведь красавец! Давай отлежись, а завтра мы с тобой…

Чтобы прервать подругу, пришлось выдохнуть, вдохнуть и опереться на дверной косяк:

— Прости. Я пас. Прости. Мне надо одному. Прос…

Та сразу посерьёзнела и внимательно уставилась глаза в глаза.

— Всё, поняла. Прекращай извиняться. До какого не трогать?

— Не знаю, — ответ звучал жалко, но предельно искренне. — Похоже, меня ждёт самое дно. Удариться, а потом уже всплывать.

— Слова не мальчика, но мужа, — подмигнула Гульназ. — Давай, ударяйся. Если что, у меня есть штатный спасательный круг.

Постояв ещё, Святослав доковылял до кухни и медленно опустился на простой деревянный стул. Стена напротив замерцала и включила новостной канал.

— …В ближайшее время ожидается усиление солнечной активности, — вещал голос за кадром. — Количество вспышек растёт в характерной прогрессии…

Пришлось смахнуть проекцию. Достав из кармана прописанные таблетки, он долго, но невнимательно читал рекомендации по приёму, список побочных эффектов, редкие противопоказания. Потом смахнул и их, со вздохом кинул упаковку в ящик и потянулся к холодильнику.

В основной камере угрюмо дежурил подсохший сыр, в стазисной лежала упаковка пельменей. Откинувшись на спинку стула, Святослав заказал доставку, дождался дрона с грузом и открыл коробку. Пирожки пахли как настоящие, но, конечно, оказались совсем не те. Прихватив парочку с собой, он поплёлся в спальню.

И вот на полпути к кровати его накрыло. Стена, давившая на сердце, пошатнулась, закачалась, посыпалась. Лёгкие со скрипом втянули весь воздух, до которого дотянулись, пальцы скрючило, колени подкосились. Свалившись на пол, Святослав скукожился в позе эмбриона и заорал.

В крике было всё. И горечь утраты, и жалость к себе, и сожаление, что так мало общался с матерью. Все истинные и надуманные обиды — на мироздание, на то, что невозможное невозможно и невосполнимое — невосполнимо. Когда воздух закончился, его выгнуло дугой, впихнуло новую порцию боли — и он заорал снова.

Благо имеющее начало имеет и конец. Рыдания перешли в стоны, судороги — в мелкую дрожь. За окном набивал ритм разгулявшийся дождь, по полу тянуло сквозняком, и Святослав поёжился. Поднялся, дожевал пирожок… И замер.

Спустя пару минут он, отмахиваясь от струй, уже бежал к лужайке, куда садился флаттер такси. Ещё через двадцать — суматошно перебирал ключи доступа, прячась под навес чужого крыльца. А в конце ворвался в холл материнского дома и выкрикнул:

— Вовка! Вовка, ты в режиме?

Из кладовой, где стояла зарядная станция, медленно выплыл продолговатый старенький дрон. Пощёлкал заедающим шарниром «головы» и скрипнул:

— Здравствуйте, Святослав. Чем могу быть полезен?

***

Станок брызнул точечной сваркой и пробормотал:

— Сборка завершена. Продолжить с новым дизайном?

Святослав как раз вернулся с кухни, грея ладони о кружку чая. Поставил её на композитный принтер, подобрал устройство со сборочного стола и покрутил в пальцах.

Энпорт. Прямое подключение сознания к сети. Технология даже уже немного устаревшая — и непопулярная. Двустороннее соединение оказалось неинтуитивным и нестабильным, требовавшим высокого уровня самоконтроля. Конечным пользователям не понравилось, и лишь горстка энтузиастов продолжала что-то там развивать. У Святослава на него нашлись свои планы.

Доставленный в мастерскую «Вовка» с частично снятым кожухом пощёлкивал в углу, возле стойки локального кластера. На стене мерцали схемы сетевой структуры и файловые деревья. Публичные серверы компании-производителя дрона — те, что открыты для клиентов, конечно. Залогинившись под айдишником робота, Святослав скачивал всё: видео, аудио, телеметрию; заметки, рецепты, сообщения. Ему нужна была биг-дата.

Приложив энпорт к виску, он ощутил ещё тёплую после доводки сенсорную подложку. Тут же кольнули иголочки льда: устройство прикрепилось к коже и узкими импульсами пропинговало нервную ткань. Кинув на стену окошко подключения, Святослав краем глаза проследил за формированием нейромодели, а потом осторожно, на доли процента приоткрыл шлюз взаимного погружения.

Поверх всех окон снова всплыло новостное:

— …Коронарная масса почти достигла… — раздался резкий звук и замигала алая кайма. — Внимание! Опасность повреждения электроприборов! Внимание! Рекомендуем отключить!..

Дёрнувшись к силовому щитку, он не заметил, как зацепил призрачный слайдер. Голограмма пошла рябью, из-под вентрешёток кластера сыпанули искры. В глазах побелело, тело скрутило спазмом. Последнее, что Святослав успел увидеть, второй раз за день валясь на пол, — захлёстывающий схему поток данных. В обе стороны.

***

Кровать казалась раем гедониста. Нежно мурчащий ортопедический матрас, подушка с ароматизатором, заботливо подоткнутое одеяло… Стоп. Подоткнутое? Святослав сел рывком и тут же схватился за голову. Внутри будто катался чугунный шар вроде пушечного ядра из музея. Застонав, он медленно опустился обратно, а потом плавно высунул из-под одеяла ноги и так же плавно опустил их на пол.

С кухни доносились голоса. Так, это опять новости. А это уже человек, не ИИ. Женщина. Гульназ нагрянула без спроса? Пахло так, что слюноотделение пересилило мигрень. Осторожно поднявшись и разминая затылок, Святослав покрался в направлении запаха.

У мультигриля стояла мать.

Заморгав, он запнулся и ударился локтем о стену. Галлюцинации. Точно, вчера аппаратура взбрыкнула — грешный протуберанец! — и случился пробой энпорта. Надо звонить подруге, чтобы посоветовала хорошего невролога…

«Галлюцинация» обернулась — и бодрым шагом устремилась навстречу.

— Слав, ну ты спать. Зато мы с «Вовкой» покухарить успели. — Палец с коротко остриженным ногтем ткнул в коробку на столе. — Зачем ты заказываешь эту бяку? Я сама вон напекла.

Её голос. Её жесты. Её лукавые морщинки в углах глаз. Что происходит? Это как вообще?!

Тёплая, настоящая рука нежно взяла его за запястье.

— Привет, зануда. Я соскучилась. Тыщу лет у тебя не была, вот, решила набежать. А ты как, всё с работы не вылазишь?

Манера говорить. Простецкие словечки. Интонации. Зелёный сарафан с цветочным принтом, медные волосы, убранные в пучок. Святослав почувствовал, как в центре его сущности, дожигая руины недавно царившей стены, разгорается оно — счастье. Такое, какое и есть. Он сглотнул и обхватил «мать» за плечи.

Впрочем, под потоком ярких, почти детских эмоций блеснули стальные рёбра логики. «Энпорт, — шумело в голове в такт пульсациям никуда не девшейся боли. — Помнишь энпорт?» Он чуть отстранился, оглянулся на «Вовку», который кидал в холодильник упаковки и банки.

— Здóрово, мам. Здóрово, что ты здесь. Пару секунд, я таблетку… Голова.

Он поводил ладонями вокруг, а потом, стараясь не подпрыгивать, споро поковылял в мастерскую.

Диагностика выдавала удивительное. Запущенные в ночи процессы завершились без сбоев, тройная цепь кластера, энпорта и мозга хвасталась стабильными показателями. Правда, параметры не статично лежали внутри допусков, а словно кружили в плавном, смутно знакомом паттерне. Стараясь не дать воли дрожи в коленях, Святослав опустился на табурет, схватил остывший к утру чай и крепко отхлебнул.

Биг-дата с сервера. Его собственные воспоминания. Энпорт и нейромодель. Вот он, человекомашинный интерфейс. Вот он, прорыв.

Забыв о таблетке, он зажмурился: фигура у гриля, прикосновение… Ну да, его нейроны готовы сами обмануть себя. Полное погружение, полное доверие. Но надо проверить…

Смарт звякнул. У двери стояла Гульназ. Точно, пара пропущенных, пока он отсыпался. Голова тут же заныла снова, он наскоро натянул шорты и побрёл открывать.

***

Озабоченное выражение глаз гостьи сменилось радостным, а потом удивлённым. Она потянула тонкими ноздрями воздух.

— Готовишь? Ты ж не умел!

Подруга деловито протиснулась мимо Святослава и направилась в кухню. Тот еле успел перехватить её за локоть.

— Линзы. Внутренняя сеть. Надо.

Подняв бровь, Гульназ достала из кармана чехол, и оттуда вынырнула пара прозрачных лепестков, тут же прилипших к роговице. Крепко сжав веки, подруга провела по ним кончиками пальцев, потом осмотрелась.

— Чего я не вижу?

— Пойдём, — голос Святослава срывался, подрагивал. — Пойдём, покажу.

«Мать» вовсю командовала «Вовкой», который уже добыл пирожки из духовки и теперь расставлял посуду. Три тарелки, три чашки, три комплекта приборов… Конечно, о гостях тут успели подумать.

Гульназ замерла прямо на входе. Отвалила челюсть, тут же опомнилась и с шумом сглотнула. Шёпот оказался едва слышен:

— Что это?!

— Позже, — так же тихо прошипел Святослав.

Обернувшись на шум, «мать» всплеснула руками.

— Гуля! А так выросла! Ещё краше, чем была, а и была прелесть, — она соединила ладони и оперлась бедром на край столешницы. — «Вовка», чай простаивает, налей девочке… Я тут увидела, чем Слава питается. Ты, драгоценная, чего не следишь за другом? Он так на подножный пластик перейдёт.

Широко распахнув глаза, Гульназ наощупь нашла стул. Опустилась, прокашлялась:

— З-здрасте, тёть Лен. Так… это… работа...

— Работа-работа, перейди на Федота, — фыркнула «мать», сложив руки на груди. — А вообще пора бы вам, чада, перестать просто дружить. С детства же вместе.

Покраснели оба. Кинув победительный взгляд, «тёть Лен» вышла из кухни и направилась, судя по звукам, в сторону спальни. Из коридора раздалось негромкое:

— Опять постель не прибрал…

Проводив фигуру взглядом, Гульназ рывком развернулась к столу и вперилась в Святослава.

— Ну. Ты. Даёшь, — голос снова упал до шёпота. — Это как?!

— Это очень много работы, — невнятно прохрипел тот, жуя пирожок. — И крепкий удар головой. Или по голове. Тут я сам теряюсь.

— Заметно, что удар, — помолчав, Гульназ уточнила: — Тот самый интерфейс?

— Он, — Святослав поёрзал на сиденье. — Точнее, она. Я понял, что даже в теснейшем контакте с машиной нужен посредник. Но посредник близкий, понятный… Родной.

— И ты… — подруга явно проглотила слово «воскресил», — …вернул Елену Сергеевну.

Что пряталось в пристальном взгляде, сходу было не понять. Смутившись, Святослав помассировал ноющий под энпортом висок, потом снова поднял глаза.

— Нет, конечно, нет… Это… Это совсем иное… Просто мне нужно было… — он вдруг оскалился и навалился на стол. — Мне — нужно. Так я смогу наверстать. Так мы будем вместе, и все годы…

Голова снова вспыхнула болью. Встав и открыв холодильник, Святослав добыл уже остывший пакет молока, приложил к затылку. Мрачно посмотрев на Гульназ, проворчал:

— Мне правда нужно.

— Тебе нужно принять реальность, — отрезала гостья. — Такой, какая она есть.

На кухню спустилось молчание. Молоко нагрелось, Святослав потёр лоб тыльной стороной ладони.

— Пожалуйста. Давай ты не будешь мне мешать.

Гульназ встала. Аккуратно задвинула стул под столешницу. Скривила губы и бросила:

— Мешать? Хорошо, не буду.

В прихожей хлопнула дверь. Святослав постоял ещё и понял, что без таблетки всё же не обойтись.

***

«Мать» гуляла по дому и задавала вопросы. Почему без занавесок? Давно ли делал ремонт? Зачем захламил чердак? Святослав улыбался, чувствуя, что со стороны выглядит глупо и по-ребячески, но тут же мысленно плевал: «А и пусть». В какой-то момент он, искренне веселясь, широко повёл рукой и выдал полную индульгенцию. Хлам, ремонт, занавески? Сколько угодно, мам. Лишь бы в удовольствие.

Ближе к вечеру голова забыла про таблетку и принялась трещать снова. Даже абсолютно «те самые» пирожки перестали спасать. Пока он мял шейные мышцы и морщился, «мать» подкралась со спины.

— Много работать вредно. — Абсолютно неотличимые от настоящих пальцы легли на плечи, погладили трапецию. — Над чем опять сидишь?

Осторожно, чтобы не ляпнуть лишнего, Святослав разжал губы:

— Вот, собрал тут… — он покрутил мизинцем вокруг энпорта. — Это для связи с сетью.

— И сразу на себя, — присев напротив, «мать» цокнула языком. — Давай-ка иди приляг. Моська бледная, под глазами синим-синё... Как специалист говорю: утро вечера мудренее.

Сколько лет уже его так не укладывали? Сколько лет не звучало этих чуть насмешливых, но заботливых слов? Прикрыв глаза, Святослав понял: да, надо лечь. Надо отоспаться за последние дни. Слишком много волнений за слишком краткое время. А с утра пересмотреть конструкцию, подкрутить плотность потока…

Уже растянувшись на кровати, он понял, что улыбается. Жизнь, рухнувшая было в потенциальную яму, налаживалась. И налаживалась единственно верным способом.

Ему ничего не снилось. Совсем ничего.

***

Утро наступило как-то разом, по щелчку. Голова перестала ныть, тело наливалось бодростью, мысли звенели от чистоты и порядка в них. Потянувшись, Святослав тронул пальцами энпорт… И замер.

Это был другой энпорт. Не тот, что он проектировал. Не тот, что весь вчерашний день держал в связке сознание и вычислительные мощности кластера. Вскочив, Святослав ринулся в мастерскую.

На стене висела проекция схемы. Да, выглядит куда оптимальнее. И над этим контуром он долго размышлял, но оставил как есть, а теперь ясно, что надо было подгонять. Всё именно так, как если бы сам посидел над проектом пару недель, а не сварганил на скорую руку в приступе вдохновения. Ладно, что с моделью?

Кластер отдал диагностику с некоторой даже лихостью, словно гордился проделанной работой. Параметры всё ещё плыли, но паттерн стал гораздо плавнее, изящнее. Сзади раздались шаги.

— Мне не спалось, — признались в спину. — «Вовка», конечно, не медбот, но мы с ним полазали по справочникам… Кажется, штука на твоей думалке барахлила. Я попросила переделать.

Переделать. Вот так залезть в его голову, найти источник проблемы и решить её за одну ночь. Ясно, что модель не сама всё придумала — она просто пошарилась в сознательном и бессознательном, вычленила главное, подобрала решение через эвристику… Но сам факт!

— А вообще ты негодяй, — продолжила «мать», обойдя мастерскую по кругу. — Вещи не стираны, обои отслаиваются, питаешься сухомяткой. Я всё организовала, конечно… Но как ты так живёшь? А если б я не приехала?

Инициатива и самостоятельность. Именно то, над чем они столько пыхтели. Именно то, чего он добивался. Томас от восторга сгрызёт свой смарт…

В очередной раз прочтя его мысли, браслет задрожал. Выпалив «минуточку!», Святослав выбежал на крыльцо.

— Добрый день, — Томас выглядел устало, но смотрел с лёгкой надеждой. — Смотритесь получше. Отдых на пользу?

— Определённо, — Святослав едва сдерживался, чтобы не расплыться в широченной ухмылке. — Как вы относитесь к сюрпризам, Томас?

Тот моментально вскинулся, словно охотничья собака, сделавшая стойку:

— Это ведь… то, о чём я подумал? Ну же, не томите!

— Терпение, — наконец позволил уголкам рта расползтись до ушей Святослав, — считается одной из добродетелей. Буду через полчаса.

Он сбросил звонок, с хрустом потянулся и крикнул в распахнутую дверь:

— Мам! Хочешь посмотреть мою работу?

***

В лаборатории «мать» вертела головой, тихонько охала и всплескивала руками. Когда в конце коридора показался нервно марширующий Томас, Святослав понизил голос:

— Слушай, мне надо по делу. Ты прогуляешься сама?

Понимающе кивнув, фигура направилась к ближайшему стенду. Подбежавший руководитель сверкнул линзами, нахмурился и проводил её взглядом.

— А-а… Я чего-то не понимаю?

— Мне удалось, — кротко улыбнулся Святослав. — Это не просто нейромодель. Это полноценный партнёр. Полная взаимная связность.

Он вкратце пересказал события недавней ночи, упомянув и энпорт, и биг-дату, и перегруз канала. Из озадаченного выражение лица Томаса плавно превращалось в восторженное.

— Гениально! — быстро забормотал он, понизив голос и оглядываясь по сторонам. — Обои, говорите, отклеились?.. Гениально!

Тут же брови его искривились, он помял пальцами переносицу и вздохнул:

— Тут, правда, возникнут вопросы. Искусственный интеллект — одно. Искусственный разум — ладно, полная его итерация! — совсем, совсем иная весовая категория.

Святослав понимающе кивнул. Он ждал подобной реакции и теперь наблюдал, как изощрённая бюрократическая чуйка Томаса станет выкручиваться. А тот продолжал:

— Тема скользкая. Строгих запретов нет, но и юридически проработанных прецедентов — тоже. Придётся двигаться на ощупь, постоянно опасаясь, что почву подгрызёт кто-нибудь обиженный…

— Обиженный? — склонил голову Святослав. Томас кивнул:

— Ну да. Научно-технический приоритет — не ухом взмахнуть. Будут завистники, появятся и враги. Хотя-я-я…

Он протянул последнее слово с полуулыбочкой и потряс в воздухе кистями.

— Знаете, тут вопрос контекста. Нам надо спланировать кампанию. Подать историю про вашу мать… простите, «мать»… под правильным углом. Привлечь инвесторов: пусть надавят, где надо, смажут, где заржавело. Чиновники, в принципе, тоже люди.

Следующие слова Святослав предчувствовал. И хоть успел к ним подготовиться, но резануло всё равно крепко:

— …А пока давайте все наработки перенесём на наши серверы. Так спокойнее будет.

Внутри вздыбилась, шевельнула иглами на загривке неподдельная злость. Нет, он никому не отдаст. Не позволит. «Мать» — его и только его! Пусть даже она лишь порождение воспалённого разума и удачно перегруженного энпорта. Но как бы теперь это подать цивилизованно…

Знакомая фигура показалась в дверном проёме. Подойдя ближе, «мать» остановилась и окинула Томаса взглядом с ног до головы:

— Вы, как я понимаю, и есть Томас Фогель?

Руководитель смешался, сунул было руку для пожатия, но быстро спрятал её за спину.

— Елена Сергеевна… Эм… Очень, очень приятно!

— Прошу меня простить, — натянула «мать» узнаваемую маску чопорности, — но не могу сказать того же. Святослав, конечно, не мальчик, но когда я увидела, до чего его довёл ваш рабочий график…

Томас тут же вскинул руки и принялся рассыпаться в извинениях, уверениях и комплиментах. Тем временем, собравшись с мыслями, Святослав нашёл, что ответить:

— Я полностью на вашей стороне и на стороне безопасности, — он максимально широко улыбнулся, прикрыв посверкивающие глаза ресницами. — Но вы ведь знаете, я перфекционист. Наработки ещё сырые, мне надо удостовериться…

Неопределённый жест, скорбная складка между бровей. Теперь больше искренности:

— Просто не могу себе позволить тащить альфа-версию в продакшн. Я погоняю тесты, симулирую предельные значения… И как только стану убеждён, сразу скину. Пока совесть не позволяет.

«Мать», слушавшая с интересом, веско кивнула. Томас покосился на неё, изобразил взглядом вопрос, потом выудил из кармана пакетик, достал влажную салфетку и отёр лоб.

— Хорошо, хорошо, давайте так. Но я всё же подготовлю материалы…

— Несомненно, — очень серьёзно сказал Святослав. — Маркетинг наше всё.

***

Неделя прошла неоднозначно. С одной стороны, не отпускало чувство тихого счастья, полноты жизни, наконец обретённого в ней содержания. С другой, постоянно приходилось думать на несколько шагов вперёд: не поднимать тему их с матерью отношений в последние годы, не касаться истинной сути проекта, и уж конечно, не произносить слова «смерть» или «похороны».

Да и сама «мать» вела себя не всегда предсказуемо. Нет, понятно было, что она действительно вобрала в себя большинство черт оригинала, а женщины — существа внезапные. Но порой Святослав заставал её сидящей у окна и вглядывающейся в недальнюю стену леса, который подпирал жилую зону с запада. Она тут же вскидывалась, принималась хлопотать по дому, журить насчёт режима дня и грозить кулинарными шедеврами. Но что-то всё-таки не давало покоя. Что-то неясное и в тоже время смутно знакомое.

Пару раз пыталась пробиться Гульназ. Святослав не отвечал. Он ощущал подспудное сопротивление, когда пробовал потянуться к смарту. Злость? Может, стыд? Рефлексировать не хотелось.

В один из дней примчался Томас. Его личный флаттер спикировал почти к крыльцу, а сам его хозяин, не дожидаясь ответа, пару раз грохнул в дверь. На немой вопрос он, разминая мешки под глазами, выпалил:

— Мне жаль. Мне правда жаль. Я не смог иначе…

Святослав завёл руководителя на кухню, усадил, вручил кружку с чаем и свежий пирожок. Откусив сразу половину, Томас чуть не подавился.

— Мне правда жаль, — голос стал внятным не сразу. — Новость дошла до инвесторов. Помните, я говорил про приоритет? Так вот, от нас хотят заявления. Официального, от первого лица. А завтра конференция, ну эта, ежегодная…

Чувствуя, как закипает, Святослав сунул ладони между коленей и крепко их там сдавил. Он терпеть не мог внезапных перетанцовок, резкой смены планов, дурных инициатив сверху. К тому же придётся представлять «мать» всему миру, а значит, упоминать обстоятельства. Все обстоятельства.

Склонившись ближе, Томас зачастил:

— Я очень прошу. От лица компании прошу, от себя прошу, — тон его стал жалобным. — Я ведь берёг вас… тебя. Защищал тебя, хвалил, ограждал от административной суеты. Ты мне должен, Слава. Вот так должен.

Уставившись в лицо человека напротив, Святослав чувствовал, как деревенеет челюсть. Он прокрутил в мыслях всё, что хотел бы сейчас сказать, шумно выдохнул через ноздри и распрямился на стуле.

— Хорошо, — голос почти не вибрировал; уже что-то. — Пришлите заявку, договор… Всё, что потребуется. И до конференции я не хочу ни с кем общаться. Особенно с вами.

Фонтанируя благодарностями, Томас буквально испарился с кухни. Через минуту из-за плеча вздохнули:

— Шеф твой, конечно, слизняк, — обойдя стол, «мать» прислонилась к холодильнику. — Как ты с ним работаешь?.. Я бы полотенцем отхлестала.

Против воли, Святослав усмехнулся:

— А я бы взглянул.

— Сам, всё сам, — вскинула ладони фигура. — Другой вопрос, что такого жуткого в этой конференции?

Как объяснить открытию, что оно — открытие? Как не разбить оба сердца — и живое, и виртуальное? Потерев шею, он решил зайти по касательной:

— Ты же знаешь, я терпеть не могу публичность.

— Знаю. — «Мать» подошла ближе и встрепала ему волосы. Удивительно: даже редкие мышцы скальпа реагировали на фантомные касания. — Ты ещё в детском саду предпочитал прятаться с книжкой, а не лезть на сцену. Но всё случается. И случается только тогда, когда мы готовы. Мне кажется, миру пора узнать о тебе.

— Мне кажется, миру пора узнать о нас, — поправил Святослав. — Собирайся, слетаем в отпуск.

Он встал, вылил остывший чай и щёлкнул по смарту, заказывая межконтинентальный перелёт.

***

Доклад не шёл. Тезисы выходили половинчатыми — ещё бы, с таким-то подтекстом. Формулировки не давались, устраивая догонялки между лобными долями. Переплевавшись, Святослав скинул задачу на текстового бота: не слишком водно, не слишком детально, за основу взять любой удачный пресс-релиз. Откинулся в кресле и стал наблюдать за «матерью».

Та заворожённо следила за проплывавшими внизу пейзажами. Что-то менялось в её лице, пряча движения эмоций и мыслей. «Если, конечно, это эмоции и мысли», — поправился он. Ведь в сущности, что мы знаем о сознании? И не принимаем ли мы за него пресловутую «китайскую комнату»? Иероглиф на вход, иероглиф на выход, а что внутри?

Но это самое «внутри», теперь уже в нём самом, восставало против такой трактовки. Он видел перед собой мать. Он хотел, чтобы «мать» была матерью. Остальное следовало отбросить, как некритичный шум.

— Я никогда не понимала твоего отца, — произнесла та, не отрываясь от окон. — Он так часто мотался по миру, спасая одних, вытаскивая других, защищая третьих, что порой мне казалось, забывал про семью. Тяжело быть женой главы «экстры».

Улыбка породила дорожку морщинок, те разбежались и схлынули.

— Вот теперь, кажется, поняла. Земля так мала — и так огромна… Прекрасна и угрожающа. Я долго не могла простить ей, что она отняла у меня мужа.

Вспомнив, Святослав нахмурился. Отец ушёл рано. Когда катастрофическое извержение Этны чуть на отправило всю Италию на дно Адриатики, тот сам, вручную подорвал сейсмозонды, чтобы отсечь коварный мантийный плюм. Сам, потому что связь извне не пробивала пепельный зонт. Покрыл себя вечной славой — и толстым слоем породы.

Говорят, на месте провалившегося вулкана стоит колоссальный памятник. Святослав никогда не летал к нему. Не хотел остаться «сыном героя». Не желал, чтобы смутные воспоминания об огромных, грубых, но таких родных ладонях задавило рокритовым истуканом.

С другой стороны, Гульназ. Та часто сбегала от своих опекунов к ним в гости, и отец, вытянув ноги на всю веранду, травил «мелкоте» бесконечные служебные байки. Его смерть стала триггером: для Святослава — отдалиться от мира, для подруги — отправиться мир спасать. Похоже, всё во Вселенной имело минимум две грани.

Дёрнувшись, смарт запищал. Через мгновение посреди салона вспыхнуло голо оповещения.

— …Выбросило ещё одну волны плазмы. Спутники, повреждённые предыдущей… — картинку пересёк шум помех. — … Через пару минут. Угроза для единой энергосети и каналов связи… — снова помехи. — …Летательные аппараты. Экстренное отключение…

И всё пропало. А потом флаттер принялся задумчиво, не спеша валиться набок.

«Мать» вскочила первой. Двигалась она с неестественной, цифровой скоростью. Рывок — и пальцы уже ткнули в экстренную панель. Кресло Святослава плюнуло ремнями, те впились в тело, плотно притянули к конструкции. Взмах ладонью — крышу сорвало пиропатронами, и та отлетела в сторону. В проёме мелькнула далёкая синяя линия: море.

Пристальный взгляд глаза в глаза. Болезненная секунда молчания. И удар катапульты, как последний приказ.

***

Спасательный кокон лопнул, когда заботливо опустил Святослава на прибрежное плато. Раздвинув шов, тот успел увидеть, как флаттер канул за гряду скал, отсекающих землю от моря. Канул — и через мгновение отсалютовал гулом взрыва. Рука сама потянулась к виску: то ли отдать честь, то ли ощупать затихший энпорт.

Святослав поднял взгляд к небу и увидел на нём переливы авроры — яркие, перебивавшие даже солнечные стрелы. Выброс и вправду мощный, если полярная иллюминация дотянулась до здешних широт. А значит, как предупредили в оповещении, никакой связи. Если же энергетики не успели вырубить силовые ретрансляторы, то и никакого питания — надолго. А значит, никакой «матери».

Боль новой утраты резанула остро, но тут же пригасла, перебитая логикой. Сначала выживание, остальное потом.

С моря потянуло холодом, как-то разом сгустились тучи. Первые капли, увесистые, словно пули, принялись молотить траву. Вернувшись к кокону, Святослав вытянул наружу рюкзак, проверил контейнер под креслом. Негусто. Чувствуя, как ливень начинает пробивать куртку, он запустил маячок смарта, сцапал аварийный набор и рванул к ближайшим деревьям, обещавшим раскидистые кроны.

Что в таких случаях советовал отец? Прежде всего — не суетиться. Непогоду — переждать, от места крушения не отдаляться. И огонь. Тепло, готовка, сигнал.

Валежник набрать удалось, почти не вылезая из-под зелёной крыши. Таблетка саморозжига заставила мокрые ветки заняться и уютно затрещать, в наборе обнаружился термоплед. С волос капало за шиворот, но Святослав встрепал их и откинулся на ствол спасительного вяза. Что ж, теперь остаётся ждать. Ждать, надеяться, тосковать…

Почуяв перерыв в борьбе за уют, боль вынырнула обратно. Он понял, что в последние дни почти не оставался один — «мать» всегда была рядом, поддерживала, подначивала, дарила то тепло, которое костром не восполнишь. Примешиваясь к редким каплям с листвы, на щеках проступила иная влага — жаркая, солоноватая.

Чтобы не дать хандре войти в авторезонанс, Святослав подтянул рюкзак поближе и принялся в нём копаться. Мда, собирал-то наспех. Трусы, носки — ну это святое. Но ни свитера, ни воды, ни складного ножа… Впрочем, на дне лежал свёрток. Выудив его, он без малейшего удивления обнаружил пару пирожков. Конечно, «мать» позаботилась. Как смогла.

От этой мысли за грудиной стало тесно. Слёзы смыли все препятствия, хлынули весенними ручьями. Дождь, словно стесняясь соревноваться, поутих, а потом и вовсе сошёл на нет. Когда же и щемящее чувство потери спало, выгорев, он умял один из пирожков, прикрыл глаза и задремал.

Проснулся Святослав, когда костёр прогорел, и по ногам потянуло вечерней прохладой. Из-за деревьев брызнуло закатным апельсином: значит, запад там. И море там. И, скорее всего, искать станут там, как раз где разбился флаттер. Он свернул плед, вернул разложенное в рюкзак, поднялся, скрипя спиной, и направился к цели.

С края плато сбегал распадок, устремляясь к укромному, чистому пляжу. В створе обнимающих долинку сопок как раз садилось усталое солнце. Святослав замер. Его накрыло доселе незнакомое чувство: словно он долго блуждал и наконец вернулся. Не домой, нет, но туда, где его всё время ждали. Туда, где он уже когда-то бывал, и вот обрёл снова. Постояв ещё, он решительно потопал к кромке воды.

Песок оказался нагретым. Видимо, когда дождь прошёл, солнце вспомнило о своих правах. Скинув обувь, он зарылся ступнями поглубже, обхватил себя за колени, сложил на них же подбородок. Алая дорожка приглашала бежать по ней, но не настаивала, словно повторяя шёпотом волн: «Я всегда тут. Я всегда для тебя». Святослав ощутил, как все крепче врастает, растворяется в настоящем. В реальности, в которой только и стоило жить дальше.

***

С утра маячок поднял настойчивым писком — кто-то откликнулся на пеленг. Святослав выбрался из-под термопледа, добежал до волн, сполоснул лицо. Из-за сопок раздался незнакомый звук: рокот и ритмичный свист, словно кто-то быстро размахивал двуручным мечом. Вспомнив классику двадцатого века, он взбежал на пологий склон и замахал руками.

Здоровая металлическая туша, увенчанная бешено молотящими воздух лопастями, перевалила плато, дала круг над пляжем и опустилась в распадок. Из кабины выпрыгнула фигурка, пригнулась и, подняв дыбом десяток косичек, рванула в его сторону.

— Видал, а? — выкрикнула Гульназ, когда соизволила разжать медвежий хват. — Настоящий вертолёт! У нас таких целый парк в консервации.

Она окинула взглядом пляж, одобрительно кивнула, увидев кострище под массивным валуном.

—Носимся как бешеные пчёлы. Такая задница по всему миру, что чихнуть некогда. А ты молодец, всё сделал правильно! Сам цел, без повреждений? Обезвоживание, психотравмы?

Святослав молчал и просто любовался подругой, за чью спину как раз подкрадывался рассвет. Такая энергичная, полная жизни, настоящая… Банальность — но почему он раньше не замечал? Наверное, потому что считал настоящее лишним. Источником боли, а не истины.

— Ладно, хорош мяться, — Гульназ поволокла его за рукав. — Давай в больницу, по пути расскажешь, как справлялся. У меня одной ещё десяток вызовов, а что там у парней…

Кивнув было, он сначала позволил вести себя, а потом замотал головой:

— Не надо в больницу. Я в порядке, могу подписать, что жалоб нет. Но если по пути, кинь меня домой.

Очень внимательно изучив его лицо, девушка наконец повела плечами:

— Ладно. Домой так домой. К родным пенатам.

***

Запасной генератор на цокольном этаже стоял на удивление незапылённым — наверняка «Вовка» прошёлся. Проверив реакторный блок, Святослав задумчиво провёл пальцами по панели, постоял в тишине и хлопнул по «пуску». Машина тихо заурчала, из силового щитка раздался писк перезагрузки. Теперь предстояло самое трудное.

«Мать» нервно мерила шагами кухню. Увидев его, она тут бросилась навстречу, ухватила за ладони, стиснула.

— Я же волновалась! Я так волновалась, что прям не могла! Ну давай, садись, — «Вовка» сдвинул стул и полез рыться в холодильнике. — Садись, ешь, рассказывай. Тебя Гуля вытащила? Вот умница девочка…

Святослав сидел, наблюдал, как наполняются тарелки, чашки и пиалы, любовался таким дорогим, любимым лицом. Любовался — и беспомощно искал самые гуманные слова среди самых жестоких.

— Мам… — он привстал, пододвинул второй стул, усадил. — Мам. Мне нужно… Мне придётся тебе кое-что сказать.

Та разом выпрямила спину, но при этом опустила взгляд, словно ища у себя на коленях что-то потерянное. Крепко зажмурившись, Святослав проскрипел сквозь стиснутые спазмом зубы:

— Ты… Ты мой проект. Я скучал без тебя. Я вернул тебя. Я ошибся.

«Вовка» застыл на полудвижении, потом медленно вылетел из комнаты. «Мать» кивнула и тихонько, тоненько пропела:

— Идут девки лесом, поют куролесом… Я знаю, Слав. Я знала сразу.

Зубы скрипнули. Казалось, всё пережитое и невыстраданное, сказанное и оставшееся в могиле молчания сейчас сдавило, скрутило Святослава в тугой жгут. Он сплёл пальцы, шумно вдохнул, потом положил ладони на стол.

— И… что?

— Твоя настоящая мать умерла, — мягко произнесла фигура напротив. — Знаешь, когда ко мне пришло сознание, когда я поняла, кто я есть, то чуть не вылетела из-за критической ошибки. Дилемма: перерождение — или посмертие? Мне было так радостно оказаться нужной, близкой к сыну… К тебе. Но Елена православный человек. Я осознавала, что моё существование противоестественно и не приведёт ни к чему хорошему.

Она поставила локти на стол, подпёрла сложенными ладонями щёку.

— Чудо воскрешения даровано только высшей силе с её высшей мудростью. «Ибо вострубит, и мёртвые воскреснут нетленными, а мы изменимся».

Помолчав, «мать» встала, подошла ближе, крепко обняла. Голос её зазвучал чисто и ясно.

— Выключи меня. Так будет верно.

Жгут лопнул. Святослава затрясло, он забился на месте, захрипел. Обхватил фигуру так крепко, как хватило сил, уткнулся лицом в складки сарафана.

— Спасибо… тебе. Спасибо, что дала мне шанс. Побыть вместе. Проститься…

Отодвинувшись, она взглянула на него и хитро сощурилась.

— Ну-ну. А помнишь, что девки-то несут?

Слёзы душили горло. Ответ вязал язык, склеивал губы. «Мать» совершенно буднично погрозила пальцем.

— Я оставила в «Вовке» рецепт пирожков. И почини ему шейный шарнир, а то мается, бедолага.

Они долго смотрели друг на друга. Потом фигура склонила голову набок и растаяла в воздухе.

***

Кластер отправился под полный вайп и форматирование. Энпорт — в дезинтегратор. Дождавшись полной зачистки, Святослав вышел на крыльцо, уселся на ступени и позвонил Томасу.

— Да, слушаю! — едва восстановленная связь била узким каналом, голо не отсылалось. — Святослав, хвала всему сущему, что вы живы! С меня тут чуть шкуру не сняли, что я не пробдел, не уберёг…

— Спасибо, Томас. Я ценю, — улыбнулся он, вспоминая звонок на кладбище. — Простите, что не отозвался раньше. Связь…

— Да, да, связь, — с того конца буквально было слышно, как собеседник шумно отдыхивается. — Солнце, вспышки… Слышал, сейчас собирают лидеров энергетики, будут устраивать выволочку. Но сначала метеорологам. Хотя те-то что, без спутников как без глаз.

Послышался глубокий, жадный глоток. Улегшись на спину, Святослав сказал:

— У меня не слишком радостные новости. Перегруз в питании выжег всё. Все наработки, все расчёты. Даже энпорт не уцелел.

По ту сторону поселилось молчание. Изучая резной навес крыльца снизу, он продолжил:

— Я готов полностью взять вину на себя. Вы были правы: следовало перенести проект на серверы компании. Вы предвидели, а я заупрямился. Это неприемлемо. Томас, я прошу об увольнении.

Молчание длилось. Потом в канале что-то скрипнуло, и разбитый, мертвенный голос откликнулся:

— Хорошо. Да, хорошо. Плохо, конечно, ужасно… Но давайте так. И… удачи вам, Святослав.

Связь прервалась. Через минуту смарт сообщил: пришли документы, подписи прилагаются. Встав, он вернулся на кухню, открыл хлебницу, достал оттуда последний пирожок. Сел у окна, не спеша надкусил и снова позвонил:

— Привет. Уверен, тебе сейчас не хватает рук. Примешь стажёром?