Пирожки от радуги

Чужая ошибка лишила меня обеда, и сейчас есть хотелось до одури. Сперва живот просто предательски урчал, жалуясь окружающим на бестолковую хозяйку. Через время остро под ребрами заболел желудок. Эту ноющую боль можно было терпеть, если б к ней не подключилась тошнота. Тошнота убирается мятными леденцами, вечно болтающимися на дне сумки, превращаясь в неприглядный мусор, но после пары карамелек начнется голодная рвота, которая вывернет наизнанку, и ты будешь мечтать уже только об одном – быстрее сдохнуть. Автобус в пробке ползет так долго, что кажется – пешком дойдешь быстрее. Не ведись. Это только кажется. Сил потратишь больше и опять вымотаешься настолько, что завтра не сможешь встать. А тут еще мало того, что сидишь, еще и сидишь возле окна, рассматривая дождливый, злой город. Город, который вытягивает из тебя все силы. Хочется все бросить, и не приезжать сюда больше никогда. Нет. В театр можно приехать, в торговые центры несколько раз в год, и все. Но у нас в поселке работы почти нет. За работой надо ехать в город.

Из-за пробок опоздала на электричку – теперь сидеть на перроне почти час. Совсем чуток опоздала. Скамейка, на которую я села, еще теплая, согретая чьим-то задом, уехавшим на моей электричке. Без спинки сидеть неудобно, спина ноет, ноги затекают. Хорошо, что над перроном есть навес, и я не мокну под мелким нудным дождем. Скрючиваю спину, поджимаю под скамейку ноги, руками обхватываю себя за плечи. Осталось только втянуть голову, и я буду точь-в-точь как воробушек, что прячется от дождя возле закрытого киоска.

Громкоговоритель прокашлял информацию и почти сразу, не снижая скорости, пронесся скоростной, поднимая в воздух мелкий мусор. Обычно после такого поезда наступает тишина. Люди еще не начали разговор, прерванный шумным скоростным, и можно услышать, как где-то далеко переговариваются по громкой связи диспетчера. Но в этот раз тишина не наступила. В этот раз шум поезда сменился на скрип сумки на колесиках, которую тащила за собой торговка пирожками. Противный такой скрип, словно кто-то царапает железом по стеклу. Я втянула голову в плечи, пожалев, что уши растут так высоко, и я не могу их прикрыть плечами, а руки мне отрывать от себя не хотелось – я продрогла от сырости и голода. Торговка шла, не сворачивая, сбивая на своем пути людей, начинающих заполнять перрон, и что-то бубнила себе под нос. Что, никто расслышать не мог из-за визгливого скрипа колес.

– Пирожки! – крикнула торговка, поравнявшись со мной. Я вздрогнула, и голод отозвался на этот раз сильным головокружением. – Купи пирожки, дамочка, – почему-то обратилась она именно ко мне. – Всего два осталось. Не тащить же мне их домой?

Я подняла голову и сглотнула набежавшую слюну. Торговка это заметила, заулыбалась вставным золотом, подтащила к себе сумку и расстегнула молнию. Из открытой сумки вырвался на воздух аромат пирожков с яблоками и закружил вокруг меня с воплем – купи!

– А почем пирожки? – смущаясь и опять глотая слюну, спросила я.

– По пятнадцать рублей. Сегодня пекла, с яблоками и вишней. С вишней разобрали, остались с яблоками. Я их с корицей пеку. В русской печи. Еще с ночи тесто зачинаю и по всем правилам, как мать учила, а ту ее мать, а ее… ну, как обычно, все бабы у нас в роду пирожки пекли. Старинный рецепт.

Знаю я твой старинный рецепт. Из местной столовки пирожки. Там они по десятке, а торговка перепродает их с наваром. Все это знают, но никто не возражает. Столовка закрыта давно, а поезда ходят круглые сутки. В кармане у меня всего двадцатка и проездной на электричку до моей станции. Куплю пирожок – на хлеб не хватит. Но голова от голода кружится так, что я, ничего не соображая, достаю деньги и протягиваю торговке.

– Еще десятка с тебя, дамочка, – ловко спрятав мои деньги в потайную сумку под синим фартуком, и, достав два пирожка, сообщила торговка.

– Мне один, пожалуйста, – тянусь за пирожком, начиная сходить с ума от голода. – У меня больше нет денег, – оправдываюсь.

Торговка замерла, над чем-то размышляя. Отдавать мне пять рублей ей явно не хотелось. Таких голодных как я, чтоб позарились на утренний пирожок по завышенной цене, на пироне больше не было.

– Эх, доброта моя. Бери два по десять, – она протянула мне два пирожка, завернутые каждый в свой пакет, застегнула сумку, и поковыляла под скрип колес дальше.

А я сижу на лавочке и не верю своему счастью. В каждой руке у меня по пирожку. Подношу к лицу, вдыхаю аромат. Мххх. Яблочки. Представляю как эти пирожки пахли утром. Сглатываю набежавшую слюну, спешно прячу один пирожок в сумку, разворачиваю второй и впиваюсь в него зубами. Тесто все еще мягкое, нежное, хоть губами кусай. Первый кусок проглотила не жуя, только сжала его со всей нежностью зубами. Второй укус принес с собой начинку – кисловато-сладкие яблоки с корицей. Как же вкусно. Мне и запивать не надо. Слюны столько, что только глотать успевай. А может и зря я грешила на торговку? Может, ее это пирожки. Из русской печи. Обычно я никогда не покупаю еду у уличных продавцов, но сейчас у меня ощущение, что я купила счастье. Что нет ничего вкуснее…

Чувствую на себе взгляд. Отрываюсь от пирожка и вижу в трех шагах от себя женщину. В мультфильме про Шрека был кот, который, если ему надо, смотрел таким просящим взглядом, что никто не мог ему отказать. Вот и у этой женщины взгляд шрековского кота. Опускаю глаза, не выдерживая ее взгляд. Проглатываю откушенный кусочек, и он встает у меня в горле комом. Черт подери! Закашливаюсь. Кто-то участливо бьет меня по спине. Еда проскакивает куда надо, и я с благодарностью подымаю взгляд. Та самая женщина. С улыбкой садится рядом со мной. Молчит.

– Спасибо, – хриплю благодарность. Краснею.

Она ведь голодна. Иначе так бы не смотрела. Я была такой же несколько минут назад. Лезу в сумку, достаю пирожок и протягиваю женщине.

– Спасибо, – руки быстро расправились с пакетом, и зубы впились в яблочную выпечку.

Сидим вдвоем плечо к плечу. Едим. Пирожок немаленький, но чтоб наесться его не хватит. Так, заморить червячка. Чтоб не кружилась голова, чтоб не тошнило и предательски не урчало в животе.

– Хорошо, но мало, – довольно улыбнулась женщина, связывая пустой пакет в колечко. – Главное, не думать о еде. Хочешь, научу одному фокусу? Он очень хорошо отвлекает. Иногда настолько хорошо, что еда это последнее, о чем ты подумаешь.

Смотрю на нее и не могу определить возраст – лицо в мелкой сетке морщинок, а фигура как у молодой девушки, одета скромно, но вещи недешевые, все подобрано со вкусом. На аферистку не похожа, скорее на представительницу среднего класса, вышедшую в ближайший магазин за продуктами. Почему-то мне легко ее представить с пакетом апельсинов и бутылкой белого вина. Интересная ситуация. Красть у меня нечего – денег нет, смартфон в предынфарктном состоянии, проездной на электричку закончится через пару дней. Можно рискнуть.

– Хочу, – киваю, соглашаясь на непонятно что. Сидеть еще больше получаса, и есть по-прежнему хочется. –В этом нет ничего криминального?

– Нет, – рассмеялась женщина. – Ты умеешь смотреть объемные картинки?

– Стереоскопические? – уточняю.

– Ага. Так вот, смотришь на человека как на объемную картинку и через время видишь его настоящие действия, а не то, что он скрывает и транслирует окружающим. Вот смотри на того алкаша, – указала женщина на бедно, но чисто одетого мужчину с оплывшим от алкоголизма лицом, – сфокусируй на нем взгляд, а потом расслабь глаза, позволяя им самим выбирать как смотреть. Через время эта реальность сойдет как обгоревшая кожа после загара, и ты увидишь истинную суть вещей. С первого раза у тебя не получится. Достань тогда смартфон, найди объемную картинку и потренируйся быстро видеть иное изображение, а потом тот же принцип примени к человеку, предмету или ситуации.

Пометавшись глазами по разным картинкам, я подняла взгляд на алкаша, расслабила глаза. Ничего не вижу. Алкаш как алкаш, каких тысячи. Хотела рассмеяться, что ничего не выходит, и вдруг заметила, что у него в кармане светится любовь. Тот чистый источник вдохновения, ради которого он живет. Карман горит ярким пламенем как маленькое солнышко. Открытие так ошарашило меня, что я обернулась к женщине, прося объяснения.

– У него в кармане… любовь?

– Можно сказать и так, – скривила лицо собеседница. – Он очень любит выпить. Больше, чем все остальное в этой жизни. Возможно, когда-то он любил что-то или кого-то, но он этого лишился. Стал глушить боль алкоголем, и со временем алкоголь вытеснил из него все удовольствия, кроме тяги к спиртному. Теперь его любовь это бутылка.

– Печально, – мне стало вдруг так грустно. – Зачем ты мне показала этот фокус?

– Затем, чтобы ты не вляпывалась больше в ложные ситуации. Такие как этот алкаш живут часто с мамой, или с женами, которым вечно мотают нервы, ни копейки не зарабатывая. Им плевать на жизнь своих родных и близких, главное, чтобы было что в этот день выпить. Играем дальше. Вон стоит любящая бабушка и тростиночка внучка с футляром для скрипки. Скажи, что ты видишь обычным зрением, а потом – рассеянным?

Бабушка выглядела элегантно. Седые волосы, уложенные в балетный узел, гордо поднятый подбородок, словно она находилась не на перроне, а на приеме. Бутылочного цвета брючный костюм, черная сумка в одном ансамбле с обувью, экстравагантная брошь, крупные модные часы. Она настолько не вписывалась в окружающую обстановку, что хотелось оглянуться и поискать глазами подвезший ее сюда автомобиль. Может, она ошиблась временем и приехала встречать кого-то, кто сойдет с пассажирского поезда дальнего следования? А вот внучка в обстановку вписывалась. Здесь часто ездят дети из пригорода в городскую музыкальную школу. Я расслабила глаза и увидела, что девочка настолько прозрачна, словно приведение. Что ее колышет от бабушки как пламя от ветра, но сбежать она не может, черный монстр ее бабка крепко впилась в нее клешнями и тянет из нее свет, как коктейль на вечеринке.

– Что это? – шепчу своей соседке.

– Вампиризм в чистом виде. Когда человек ничего сам не достиг в жизни, или достиг, но не смог удержать в руках, тогда он ищет того, кто сможет ему обеспечить достойную, по его мнению, жизнь. В этой паре любви нет ни от бабушки, муштрующей юное поколение, и плевать, что ребенок желает другого, главное ведь желания бабушки. Ни от внучки, которая проклинает тот день, когда у нее обнаружили музыкальный слух. Внучка здесь просто выживает, считая дни, месяцы, годы, когда сможет вырваться от вечно унижающего ее монстра, а бабушка пьет чистую энергию детства, талант, удачу. Пьет без остатка. Ибо понимает, что внучка сбежит из этого клубка ненависти, и не обеспечит бабуле достойную старость. Поэтому монстр выглядит на двести процентов, ведь в любой момент можно встретить шанс, и прыгнуть на ступеньку выше.

Как это страшно, что один человек паразитирует на другом, а общество паразитство одобряет, мотивируя, что только дисциплина обточит этот алмаз, превратив его в сверкающий бриллиант.

– Мы как-то можем помочь девочке?

– Никак. Чтоб ей помочь, надо научить ее бабушку любить не только себя, а это нереально. Там нарциссизм зашкаливает.

– Зачем ты мне показала этот фокус? Я же не могу ничего сделать, никак не могу ей помочь!

– Ты повторяешься, – поморщилась собеседница. – Затем, что ты такая же как и девочка-скрипачка. Тебя тоже вампирят, а ты считаешь это нормальной жизнью.

Да не вампирят меня! Или вампирят? Работа вытягивает все силы, я всегда еду домой как в полусне. Просыпаюсь только когда гуляю с собакой. Но до конца дня меня успевают еще раз опустошить по телефону друзья и родственники. Зато мой любимый… Любимый? Мы три года живем вместе без росписи, ведь штамп в паспорте, как он говорит, не гарантирует любовь. Зато он гарантирует законность отношений. И почему-то я только сейчас поняла, что он со мной потому, что пока не нашел никого лучше? Вспомнила все те взгляды на других женщин, его оправдания, что он просто смотрел на смешную прическу или нелепое платье. Мдаа. Наивность излечивается очень горьким лекарством.

– Этот фокус все умеют делать? – на меня вдруг навалилась такая усталость.

– Я не знаю. Когда-то ему научили меня. А сегодня на перроне я поняла, что должна научить тебя.

– Ты счастлива, зная правду?

– Больше да, чем нет, – немного помолчав, ответила фокусница. – Моя работа приносит мне настоящее удовольствие. Мои родные знают, что меня нельзя обмануть. У меня нет мужа – я не могу простить мужчинам даже желание иметь других женщин, хотя и понимаю, что так их задумала природа. Друзей у меня тоже нет. Настоящих друзей. Те немногие, что остались в моем кругу, просто не рассматриваются мною под микроскопом истины. Я не лгу себе, но много лгу другим. Жить в одиночестве не очень то и комфортно. Ты приспособишься. Быстро поймешь, что дети и животные это чистая энергия, что вампиров надо отсекать от своей жизни, тогда проживешь долго и во здравии. А вот и твоя электричка.

Незнакомка слегка толкнула меня в бок. Я встрепенулась, встала навстречу визгливо подъезжающему составу. Дверь открылась напротив меня, и я легко взлетела по ступеням. Оглянулась в тамбуре на скамейку. Ожидаемо пусто. Выбрала в вагоне место и стала рассматривать пассажиров. Муж с женой, сидящие по диагонали от меня, друг дружку не любят, но уважают, этим и счастливы. Веселые мальчишки-студенты считают, что перед ними лежит весь мир, надо только наклониться и взять. Один из этой компании влюблен, он светится от любви, как светятся дети с мамой, севшие в конце вагона. Люди суетились, болтали, устало проживали вторую половину дня.

С грохотом лязгнули двери и электричка тронулась. Двери в тамбур открылись и вошли двое мужчин, видимо куривших до последнего. Обычным взглядом – интересные мужчины за тридцать, а сняв с них маску реальности, я ужаснулась. Первый был просто темным – плохой человек и все тут. Второй – непроницаемо черный, за ним тянулся мрачный шлейф, напоминающий очертанием могилы. Опять подступила тошнота, но уже не от голода, а от отвращения. Казалось, что я слышу запах крови, крики погибших. Закрыла глаза, разрывая контакт, и услышала, что рядом со мной остановились.

– Свободно? – вежливо поинтересовался первый.

– Нет, – открыла глаза и натолкнулась на волчий взгляд второго. – На следующей станции подсядет муж с коллегами.

Темная парочка потянулась к выходу в противоположный тамбур в поисках новой жертвы. А что я могу сделать? Ничего. Сумасшедшей посчитают и в дурку положат, заяви я на них в полицию.

Электричка медленно набирала скорость, выезжая за территорию вокзала. По тропинке вдоль железнодорожных путей торговка пирожками тащила свою скрипучую сумку на колесиках. Я посмотрела на нее рассеянным взглядом и увидела большую сдобную булочку, светлую, мягкую, переливающуюся всеми цветами радуги, за которой шли животные – кошки, собаки, даже летели птицы. Кормилица с большой душой. Надо же, как жизнь поворачивается.