Писатель

День первый.

Николай Романов впервые пересёк порог новой двушки, насколько новой она может быть в историческом центре Петербурга. Пахло морозной свежестью, пылинки на светильниках-свечах не лежало. Сам не зная почему, в глаза бросился цвет керамогранитного бордюра, похожий на свежую выпечку.

Восхитившись обстановкой, Николай начал активно осваивать жизненное пространство. Выпустил рыжего котёнка, заселил полки, наполнил сервант наградами за свои труды. Недавняя, «Золотая книга 2025», заняла самое почётное место. Но больше всех наград Николай гордился собственными усами.

Писатель над рабочим столом поставил своё главное творение – исторический роман-пятикнижие. На каждом томе, скромно занимая две трети корешка, красовались его имя и фамилия. Из приватности и той же присущей всем честным писателям скромности, своё отчество Моисеевич предпочитал умалчивать.

Положив на стол бездушную машину и согнав с кресла пригревшегося котёнка, Николай приступил к работе. Протестующий котёнок пошёл барагозить на уютную кухню.

Стоило только открыть документ с новым романом, как ноутбук тут же потух, не дав вписать и слова. От подключения зарядки машина снова ожила и ваяние шестой части продолжилось.

Из-за страха, что кто-то может сплагиатить его шедевр, Николай не доверял редакторам, но от того заимел привычку разговаривать с самим собою, себя же редактируя.

«Ротмистр по-товарищески потрепал корнета по плечу — нет, не годится. Где ротмистр, а где корнет, какие они могут быть товарищи? Да и слово вообще нехорошее. Но как тогда их отношение друг к другу передать? «Ротмистр нежно потрепал корнета по плечу. Корнет, покрасневши, явно смутился, без слов благодаря за оказанную честь. — так-то лучше» — говорил он вслух.

Внезапный треск прервал бурную деятельность. Николай тут же выбежал из кабинета. На кухонном столе, смиренно поглядывая зелёными глазками, миловидно сидел котёночек, а на полу поблёскивали останки подаренной кружки. Склеить её обратно не было никакой возможности. Венечка, стыдливо настолько, насколько возможно кошке, спрыгнул со стола и стал играться с большими кусками антикварного имперского фарфора.

Хозяин, убрав все осколки, прихватил с того стола подсвечник в виде ангелочка, чтобы котёнок не разбил его. Наконец, вернулся к работе. К удивлению, только что написанные строчки куда-то исчезли, будто Николай и вовсе не приступал к работе. Восстановив их по памяти, писатель понял, что начало темнеть. Зная, что при свечах работается намного лучше, зажёг одну из них в ангелочке. Постепенно комната погрузилась во мрак, отгоняемый лишь свечкой и голубоватым мерцанием экрана, по которому бегали буквы, иногда опережая мысли Романова.

Вдруг Венечка снова заставил дрогнуть своего хозяина, очень громко зашипев. Николай обернулся, но ничего необычного не увидел. Только очень недовольного взъерошенного котёнка. Повернулся обратно, а авторского листа как не бывало! Раздосадованный, он перезагрузил ноутбук и с настойчивостью, достойной писателя-ветерана, возвращал из памяти всё упущенное.

Рыженький всё не унимался: скрёб когтями по обоям и штукатурке, носился как бешеный, наконец уронил подсвечник, с концами разбив. В общем, занимался обычными кошачьими делами. Каждый раз отвлекаясь, Николай обнаруживал, что вся его работа стиралась подчистую.

Старинные часы в зале громко пробили полночь, писатель сдался. Битву на два фронта – с котёнком и техникой он проиграл. Подумав, что дело нечисто, как иногда бывает в старинных зданиях, Николай заказал на завтра освящение квартиры. С желанием решительно разобраться с чертовщиной, он засыпал. Венечка калачиком смирно свернулся в ногах.

День второй.

На лакированный паркет упали два больших пакета с иконами, самыми дорогими, что только были в церковной лавке. Святые лики устанавливались Николаем тщательнее камер, осрамиться перед священником и близким другом было никак нельзя. Больше всего глаз оказалось в рабочем кабинете. А прямо за затылком Романова должен был следить его прямой покровитель – Иоанн Богослов.

В дверь позвонили. Николай посмотрел в глазок и услужливо открыл. Отец Сергий был титаном своего дела, но имел некоторые свойства, омрачающие его светлое житие. Например, собирал по пути все кочки и постоянно спотыкался. Пороги олицетворяли сложение этих двух зол, и потому он старался не переступать их, пока не пригласят. К сожалению, Николай приглашал весьма настойчиво. Порожек квартиры не выдержал столь тяжёлого божьего испытания и хрустнул соответствующе своему цвету, а отец Сергий растянулся вдоль коридора. Поднявшись, отряхнувшись, взаимно извинившись и попив чаю под тёплые воспоминания, отец Сергий приступил к освящению квартиры.

Гулявший сам по себе котёнок, попавши под дождь из непонятной водицы зашипел на чёрную тучу и побежал на руки к хозяину, вытираться. На прощание Николай заказал панихиду по разбитой кружке.

Оставшись наедине и вдохновлённый очищением квартиры, Романов приступил доделывать свой шедевр. В этот раз возле себя он поставил светильник в виде подсвечника. Так было безопаснее для котёнка.

«Вместе глядя на знамя, ротмистр и корнет чувствовали патриотизм — нет, не пойдёт. Не звучит и как-то сухо. Патриотизм чувство хорошее, это нужно подчеркнуть. — Ротмистр и корнет чувствовали проникновенное тепло патриотизма — вот теперь как надо!» — продолжал рассуждать вслух писатель.

Светильник начал мерцать время от времени, возможно из-за проклятья «made in China». Выдернув его из розетки, Николай снова обнаружил, что недавно написанное кануло в небытие. Теперь он сделал себе вызов – ни на что не отвлекаться, пока не допишет до конца, заодно подстраховался, включив автосохранение в облако. Что бы ни устраивал Венечка, Романов не оборачивался, и в один момент котёнок притих. Даже сосед с перфоратором был бессилен. Писатель чувствовал, что побеждает.

«Ротмистр знал печальное положение корнета, а потому за свой счёт заказал ему… — Что он ему заказал? Надо самое русское блюдо. Может, голубцы? Да, точно. — Корнета до глубины души тронула его забота».

В самый неподходящий момент творческого экстаза экран ноутбука потух. С досадой Николай даже стукнул по столу. Обернуться его заставил крик котёнка. Венечка стоял посреди комнаты и противно громко мяукал. На мгновение показалось, что в темноте стоял силуэт человека, на которого рыженький и кричал. Включив фонарик на телефоне и посветив туда, писатель никого не увидел. Только два ручейка поблёскивали на стекле Иоанна Богослова.

Свет включить не получилось. Пришлось пройтись до автомата. Но вернувшись и щёлкнув выключателем, он увидел чистое стекло икон, никаких теней. Вениамин свернулся калачиком под кроватью и тихо спал. Николай попытался вернуться к работе, но ноутбук отказался включаться обратно. Котёнок перегрыз провод зарядника.

Решив, что разберётся с этим завтра, писатель лёг спать. Снился ему собственный исторический роман. Он, из интереса следил за дорогим господином ротмистром. А господин ротмистр в тихом месте встретился с каким-то довольно красивым бандитом, что сказал: «Извините, я сделал всё что мог. Дальше сами», и кем-то ещё, но его разглядеть не получалось. Николая вдруг взяла такая ревность, готов был разорвать лихого рыжего. Но не успев ступить и шага, проснулся.

День третий.

Сегодня непременно нужно было дописать роман до конца, но предстояло это сделать через телефон. Собираясь с духом, он разглядывал своё пятикнижие и представлял, как красиво встанет туда шестой том. Как долго он добивался надписи «исторически достоверный роман» и «правдивые биографии реальных людей». На премию за популяризацию истории была куплена эта квартира.

Николай открывает документ и полностью погружается в процесс, продолжая вслух комментировать и смаковать собственное творчество. Близилась батальная сцена с танками, пушками, ранениями и пробитиями, с месивом грязи и глины.

Новенький андроид не справлялся и начинал глючить. Романов проклинал его и сокрушался от того, что ушёл с айфона. Строчки то и дело стирались, экран мерцал и потухал, телефон уходил в перезагрузку. Сосед сверху настойчиво продолжал использовать перфоратор, сотрясая дом. Мерцал свет, разбивались кружки, падали горшки. Николай не выдержал и закричал на Венечку, чтобы тот перестал, но обернувшись понял, что Вениамин спокойно спал на подушке.

Снова выбило пробки. Писатель в испуге побежал до автомата, замечая за собой чёрную фигуру человека, преследующую его. Поднятие рычажков ничего не дало, обесточило весь дом. В панике он снова заперся в своём кабинете, крестясь на плачущие иконы. Иоанн Богослов молчал.

Забившись в самый обвешенный иконами угол, Романов вероломно победил технику и набрал последнее предложение. Тёмная фигура становилась всё чётче и быстро приближалась. Весь в холодном поту, постоянно перезагружая облако, одновременно убегая от теней, которых стало аж две, он пытался прогрузить кнопку «отправить».

Неожиданная мысль сверкнула в светлой голове: тёмная сила мешает здесь, в квартире. На улице она не дотянется, вчера там был крестный ход. Звонко разбилось стеклянное окно, в полёте с третьего этажа Николай героически успел нажать злополучную кнопку, и с ликованием победившего приземлился об брусчатку.

— Не так всё было, не так! — прокричали ему вслед.

Ночная тишина расползалась по Петербургу. Из разбитого окна обесточенного дома разочарованно выглядывали двое, прикуривших друг у друга. Корнет, тот самый, и красноармеец, гладящий Венечку.