Письма без конвертов

Познакомились мы с Машкой банально, на парах. Она сидела впереди и всё время болтала с подружкой. Благодаря этому я постоянно любовался её прелестным профилем. Если же наклонялся немного вперёд, то ощущал исходящий от неё волнующий аромат молодой кожи. Кстати, волосы у неё тоже пахли обалденно.

Из разговоров я узнал, что она слабовата в английском. Разумеется, я тут же предложил свою помощь. Дело в том, что мне недавно за совсем небольшие деньги удалось скачать классный курс с полным погружением в виртуальную реальность. После занятий мы втроём — подружка увязалась с нами — двинули ко мне.

Большую часть времени новая знакомая потратила на освоение VR-гарнитуры, до английского дело не дошло. Пригласить её заниматься к себе я не решился. Тогда она выпросила у меня шлем и курс «всего на недельку». Я понимал, что меньше чем за месяц она пройти все уроки не успеет, но отказать не смог.

Так и получилось. На занятиях она каждый раз выпрашивала «ещё пару дней», а я не возражал. Мне приятно было сделать ей одолжение. Друзья, которые раньше заходили ко мне поиграть с 3D шлемом, стали ворчать и говорить, что я влюбился. Сначала я отшучивался, а потом перестал — пусть думают что хотят.

Пару раз я пересекался с однокурсницей на тусовках. Возвращались мы вместе. Так я узнал, где она живёт. И вот однажды она сказала, чтобы я зашёл к ней вечером забрать шлем. Я готов был отдать его насовсем, но примчался сразу после занятий.

В лёгком домашнем халатике Машка смотрелась очень сексуально. Она заставила меня проверить, как работает шлем, а я расхрабрился и предложил поиграть в жмурки. Это просто: один должен надеть виртуальные очки, и постараться поймать другого, который держит в руках специальный маркер, показывающий, где он находится, но с опозданием в несколько секунд.

Мы носились по комнатам как угорелые, переворачивая мебель, спотыкаясь об неё и сбивая друг друга с ног. Я боялся, что разнесу чужую квартиру, а хозяйка визжала и продолжала бегать, проныривая у меня под руками. Немного изучив её повадки, я в нужный момент повернул не в ту сторону, куда обычно. Здесь мы с Машкой столкнулись, я почувствовал в руках её трепещущее тело, и нас накрыло.

Шлем отлетел в сторону, а мы мгновенно прилипли друг к другу. Наверное, кто-то пытался нас отклеить, потому что Машка и я вцепились друг в друга, как утопающие. Фейерверки, потери сознания, взрыв мозга — всё произошло, и это было круто. Не знаю, как насчёт бабочек в животе, но в голове у меня бушевал жуткий смерч.

Когда способность соображать вернулась, я осмотрелся. Комнатка абсолютно не сочеталась с хозяйкой. Только компьютер, как и письменный стол, на котором он стоял, соответствовали нынешнему веку. Всё остальное, похоже, свозилось сюда из антикварного магазина. Ну, или находилось здесь сотни лет.

— Это прабабушки комната, — сообщила Машка, видя моё недоумение, — она умерла два года назад, вот родители меня сюда и переселили.

— На фотографии она? — кивнул я на маленькую карточку, висевшую на стене в непропорционально большой рамке.

— Да, вместе с прадедушкой. Это они перед самой войной сфотографировались. Он ей такие послания писал…

— Могу себе представить: «В первых строках моего письма сообщаю…»

Машка выскользнула из-под одеяла, накинула халатик и босиком, на цыпочках бросилась к старинной этажерке, стоящей рядом с не менее древним, подёрнутым чёрной сеточкой, зеркалом… Мелькнувшие на мгновение нежные изгибы талии и соблазнительные округлости ниже, чуть было не заставили меня кинуться за ней, но я решил подождать

— На вот, почитай эти. Остальные слишком личные.

В руках она держала два письма, сложенные треугольниками.

***

«Здравствуй, дорогая, любимая Машенька! Извини за неровные строчки — пишу тебе не в удобном, но душном блиндаже, а на свежем воздухе. Присел под берёзкой, положил на коленку планшет и строчу тебе очередное послание.

У нас сейчас затишье, почти не стреляют. Можно погулять, полюбоваться природой. А смотреть есть на что. Весна в этих краях наступает раньше. У вас, наверное, ещё лежит снег, а здесь всё цветёт. Пение птиц звучит как симфония. После грохота разрывов и свиста пуль эта музыка вдохновляет на стихи. Жаль, у меня нет к ним способностей, иначе написал бы тебе оду.

Я сейчас перечитываю Гумилёва и Ахматову. Вот это пара, жаль, что они расстались. Помнишь, мы вместе слушали, как она читала его стихи в Пушкинском Доме? Тогда мы сбежали из шумной компании, но всё равно опоздали к началу — пришлось сидеть в зале на ступеньках. А потом бродили по вечернему городу и декламировали друг другу Цветаеву и Мандельштама.

Если бы это произошло сейчас, я бы процитировал Блока:

«Одной тебе, тебе одной,

Любви и счастия царице,

Тебе прекрасной, молодой

Все жизни лучшие страницы!»

Немного поправлю поэта — не тебе, а от тебя. Всё лучшее, что было в жизни — всё от тебя. Наши первые свидания, прогулки, моё признание — как я волновался! Твоё «да» — ничего ярче в жизни не испытывал. Хотя нет. Медовый месяц. От одних воспоминаний кружится голова. Память о нём — наша дочка. Маленькое чумазое сокровище, милый разбойник, егоза и непоседа. Поцелуй её от меня. Наверное, выросла, пока папки нет.

Страшно соскучился. Всё бы отдал, чтобы увидеть вас, обнять, поцеловать моих любимых девочек, хотя бы минуту побыть с вами. Как вы живёте, всё ли у вас в порядке? Как же я люблю вас! Прав был Бальмонт:

Я знал, что, однажды тебя увидав,

‎Я буду любить тебя вечно.

Из женственных женщин богиню избрав,

‎Я жду — я люблю — бесконечно.

У нас начали давать отпуска, возможно, всё-таки скоро удастся вырваться к вам. Даже не представляю, что смогу увидеть вас, приехать, хоть на денёк. Не буду загадывать, но, надеюсь, это всё же произойдёт. Ещё я уверен, что блокаду к тому времени снимут, и я смогу беспрепятственно вас навестить.

Потихоньку начал собирать для вас небольшие гостинцы. Хотя, что можно привезти с фронта. Разве что только продукты. Напиши, хватает ли вам? Знакомые рассказывали, что у вас в Ленинграде… (вымарано военной цензурой). Как вы спасаетесь?

Давно нет вестей от родителей. Волнуюсь за них. Напиши, всё ли у них в порядке?

Недавно встретил старого знакомого. Ты должна его помнить — он иногда бывал у нас. Первый раз мы встретили его неподалёку от нашего места. Такой высокий, нескладный, рыжий и всегда растрёпанный. Сейчас он фронтовой корреспондент. Довольно известный… (вымарано военной цензурой). Передавал тебе привет.

Как мне хочется сейчас оказаться в нашем Ленинграде. На том месте, где мы первый раз увидели друг друга. Ты опять уснёшь на скамейке, пригретая весенним солнышком, а я буду любоваться тобой, пока ты снова не выронишь книжку, которую читала до этого. О чём мы говорили тогда? Я совершенно не помню. В те мгновения время для меня остановилось, и, кроме тебя, ничего вокруг не существовало.

Пожалуй, на сегодня достаточно. Мне пора возвращаться к своим обязанностям. На следующей неделе непременно, как всегда, напишу ещё.

Твой любящий муж».

***

«Здравствуй, дорогая, любимая Машенька! Не удивляйся тому, что почерк женский. Вчера споткнулся, упал на руку, получил растяжение. Ничего опасного, через несколько дней всё войдёт в норму, но санинструктор настояла на повязке. Я согласился только при условии, что она поможет мне с письмом.

Давно не получал от тебя весточки, волнуюсь за вас. От родителей по-прежнему нет ничего. Надеюсь, перебои со связью вызваны блокадой — боюсь подумать что-либо другое. Если будешь не успевать добежать до бомбоубежища, то спускайся в подвал нашего дома. Я помню — он крепкий, артобстрел выдержит.

У меня всё по-прежнему. Блиндаж сухой, питание нормальное. Дожди у нас закончились, теперь месить грязь не приходится. Всё чаще, особенно днём, выбираюсь из блиндажа без шинели. Солнышко нас радует, обещает, что всё будет хорошо. В такую погоду особенно хочется жить.

Недавно нас посетили артисты, дали бесподобный концерт. Я вспомнил, как мы ходили в Большой театр, когда приезжали в Москву. Тогда ты только что сообщила о нашей будущей дочке, и я весь спектакль смотрел не на сцену, а на тебя. Помнишь, в каком платье ты была? Обязательно его сохрани, оно теперь моё любимое. Когда закончится война, мы опять пойдём в театр, и ты снова наденешь его.

Это письмо будет короче — не хочу отвлекать от работы мою помощницу.

Твой любящий муж.

P.S. Маша, пишет вам санитарка. Решила дополнить письмо, не могу молчать. Приезжайте скорее. Иван Александрович очень хочет увидеть вас, но не решается написать, что тяжело ранен. Последний месяц у нас идут жестокие бои. Наш адрес…(вымарано военной цензурой). Уважаемая цензура, не вычёркивайте адрес, он очень нужен.

P. P. S. Уважаемая Мария, простите, не знаю вашего отчества. Я военный цензор. Приезжать не надо. Вчера вечером товарищ полковник умер от ран. Похоронен он на госпитальном кладбище. Официальное извещение с адресом вы получите. Мы все его очень любили. Извините за плохое известие».

***