Письма из Чечни: Кровь и Чернила

Запах пороха и гнили пропитал каждый сантиметр моей куртки. Запах войны. Он въелся в меня, как яд, и я сомневался, что когда-нибудь смогу от него избавиться. Сейчас, сидя в пыльной, заброшенной сторожке где-то в предгорьях Чечни, я пытался избавиться от другого, гораздо более сложного запаха – запаха боли, отчаяния и утраты.

Я – Магомед, бывший боец. Сейчас, просто тень себя прежнего. Война оставила на мне свои шрамы не только на теле, но и в душе. Она выжгла там целые города воспоминаний, оставив пепелище, в котором бродят призраки моих товарищей.

Почему я здесь? Пытаюсь писать книгу. Безумие, правда? Боец, который умеет только стрелять и убивать, вдруг решил стать писателем. Все началось с тетради. Просто тетради, которую я нашел в разбомбленном доме. В ней было несколько чистых страниц, и я, словно одержимый, начал записывать. Сначала просто имена. Имена тех, кого потерял. Потом – короткие истории. Обрывки воспоминаний. О том, как мы смеялись, как боялись, как умирали.

Я писал кровью, а не чернилами. Каждая строчка давалась с трудом. Каждое воспоминание – как нож, вонзающийся в старую рану. Но я продолжал. Чувствовал, что должен. Должен рассказать. Должен сохранить память о тех, кто погиб.

В сторожке было холодно. Я развел небольшой костер в старой печке, чтобы хоть немного согреться. За окном выла метель, завывая, как души тех, кого мы оставили там, на поле боя. Я сидел, сгорбившись над тетрадью, и писал.

"Рамзан был самым молодым из нас. Ему едва исполнилось восемнадцать. Широкоплечий, с наивными глазами ребенка. Он всегда мечтал стать врачом. Говорил, что хочет лечить людей, а не убивать. Но война не спрашивает, чего ты хочешь. Она просто берет и ломает. Рамзана убили в первом же бою. Прямо передо мной. Я помню его глаза, полные ужаса и непонимания. Он так и не успел стать врачом."

Я остановился. Рука дрожала. Слезы застилали глаза. Стер ладонью. Продолжил.

"Аслан был нашим командиром. Старый волк, прошедший Афганистан. Он всегда говорил нам, что война – это грязь и смерть. Но он сражался до последнего. Прикрывал нас, когда мы отступали. Он погиб героически, унося с собой на тот свет с десяток русских солдат. Он всегда говорил, что лучше умереть стоя, чем жить на коленях."

Писать об Аслане было особенно тяжело. Он был мне как отец. Он научил меня всему, что я знаю. Он верил в меня. Он видел во мне человека, а не просто машину для убийства.

Внезапно, я услышал звук. Тихий треск веток за окном. Поднял голову. Насторожился. Я знал этот звук. Звук приближающейся опасности.

Я быстро затушил костер. Схватил свой старый автомат Калашникова, который всегда держал под рукой. Проверил обойму. Полная. Выглянул в окно.

В темноте, под покровом метели, мелькали тени. Несколько человек. Вооружены. Кто они? Русские солдаты? Местные бандиты? Мародеры? Неважно. Они здесь, и они ищут чего-то. Или кого-то.

Я занял позицию за окном. Сердце бешено колотилось в груди. Война вернулась. Она никогда меня не отпускала.

Первый выстрел. Я выстрелил в ближайшую тень. Тень рухнула в снег. Остальные залегли. Началась перестрелка.

Я стрелял метко. Опыт не пропьешь. Годы, проведенные на войне, сделали из меня машину для убийства. Я знал, как двигаться, как прятаться, как стрелять.

Но их было слишком много. Они приближались. Забросали сторожку гранатами. Одна попала внутрь.

Я успел укрыться за печкой. Взрыв сотряс все вокруг. Обломки кирпичей и дерева посыпались на меня. Меня оглушило.

Когда дым рассеялся, я увидел, что сторожка разрушена. Но я был жив. Ранен, но жив.

Я выбрался из руин. Снова схватил автомат. Продолжил стрелять.

Один за другим мои враги падали в снег. Но их оставалось еще много. Я чувствовал, что силы меня покидают. Кровь текла из раны на плече.

Внезапно, я увидел, как один из них целится в меня. Он был совсем близко. Я не успевал среагировать.

Закрыл глаза. Ждал смерти.

Но смерти не последовало. Вместо этого я услышал звук выстрела. Потом еще одного. И еще одного.

Открыл глаза. Передо мной стоял силуэт. Высокий, крепкий. С автоматом в руках. Он продолжал стрелять. Убивал моих врагов.

Когда все закончилось, он повернулся ко мне. Я узнал его.

"Ахмед?" – спросил я.

Он кивнул.

"Я думал, ты погиб," – сказал я.

"Я тоже так думал," – ответил он.

Ахмед был моим старым товарищем. Мы вместе прошли много боев. Я думал, что он погиб в одном из них.

"Что ты здесь делаешь?" – спросил я.

"Искал тебя," – ответил он. "Слышал, что ты пишешь книгу."

Я посмотрел на него. Он улыбнулся.

"Я хочу тебе помочь," – сказал он.

И я понял, что не одинок. Что даже в этой проклятой войне, даже в этой разрушенной жизни, есть место для надежды. Для дружбы. Для искупления.

Вместе с Ахмедом мы продолжили писать книгу. Он помог мне вспомнить то, что я пытался забыть. Он помог мне залечить мои раны.

Книга была нашей исповедью. Нашей молитвой. Нашей надеждой на то, что однажды мир узнает правду о войне в Чечне. Правду о боли, о смерти, о героизме и предательстве.

Мы писали кровью и чернилами. Но писали с верой в то, что однажды наши слова прозвучат громче, чем взрывы гранат. Что однажды наши истории будут услышаны.

И возможно, только возможно, тогда мы сможем найти покой.