Дорогая Адель!
Снились ли тебе когда-нибудь повторяющиеся кошмары? Надеюсь, что нет. Ведь тебе бы я меньше всего желал такой участи. Пишу тебе и жду, когда закончится ночь, пытаясь не закончиться раньше. Вот уже пару недель, объятый ледяным ужасом, в одном и том же сне я падаю откуда-то сверху, прямиком в кровавые, острозубые пасти, выныривающие из черной, взрытой ими земли. Налитое будто свинцом тело не слушается. Лишь после того, как нарастающий гул ветра превращается в истошный вопль, я вскакиваю в кровати с выпрыгивающим сердцем, не сразу осознавая, что вопль этот - мой. Ещё долго, 'зажеванно' скуля, перемежая странные эти звуки с резкими громкими вдохами, я ложусь на холодный пол и до рассвета слушаю как воет соседская собака. Дуэт наш похож на гудок апокалипсиса.
Но не волнуйся, уверен, бокал вина и хорошая прогулка перед сном исцелят от этой безумной напасти. Расскажи, как там Греция? Видела ли ты Парфенон и Кносский дворец? А храм Аполлона? Надеюсь, письмо моё не омрачит твоего восторга от этой величественной красоты, ведь ты так об этом мечтала.
С любовью, Р.
xxx
Дорогая Адель!
Сегодня мне снилась ты. Ты! Кажется, даже сквозь сон, я чувствовал твой парфюм: чарующую вуаль магнолии и сандала. Запах нежности и огня. Я думал лишь живое твоё присутствие способно дарить мне покой и радость, но даже такое - светло и целебно. Не знаю, как тебе это удалось.
Сегодня я написал в газету целых четыре статьи. Лишь работа отвлекает меня от тревожных чувств, мыслей о тебе, и осенней, развинчивающей хандры. Вечерами становится холодно. Передавай от меня привет жаркому солнцу Афин. Я рад, что оно с тобой.
С любовью, Р.
xxx
Дорогая Адель!
Мой сосед, мистер Бэнкси умер. Он всегда учил меня быть смелее, не упускать шансов. Быть может именно это и подтолкнуло меня в тот апрельский вечер подойти к тебе в сквере кампуса. Иначе так бы и любовался тобой, как картиной в галерее искусств, сжимаясь от чувств в струну.
Не выношу похорон. Но мы были друзьями, и память его пришлось почтить присутствием. Всё было пропитано смертью, неловкими фразами, и тоской. Нет ничего нелепее фарса погребальных, вымученных церемоний. Впрочем, я стоически сохранял бесстрастие. Лишь когда о гроб ударились первые комья земли, реальность вдруг покачнулась и поплыла, в глазах предательски потемнело. Падение казалось бесконечным, и так напоминало тот сон! Говорят, я кричал и отбивался от незримых чудовищ, пока кто-то не плеснул мне в лицо воды. От неловкости хотелось спрятаться под землёй вместе с мистером Бэнкси. К счастью, все тактично сделали вид, будто бы ничего и не было. Все же мне повезло с соседями. И с тобой. Больше всего мне конечно же повезло с тобой. Умоляю, только не говори о том, что мне нужно сходить к врачу. Ничего нового он не скажет.
С любовью, Р.
xxx
Дорогая Адель!
После того случая уже несколько соседей спрашивали о тебе. Кажется они думают, что из-за твоего отъезда я не в себе. Это смешно. Ведь всё это последствия аварии...Или драки? Я снова не помню. Впрочем, пока я пишу в газету и не забываю близких, не вижу повода бить тревогу. Да и к черту о грустном. Расскажи мне о греческой кухне. Есть ли там что-то, от чего ты также без ума, как от пиццы в том кафе через два квартала?
С любовью, Р.
xxx
Дорогая Адель!
Проснуться и увидеть тебя, как всегда красивую, хрупкую, с выбившейся из волос непослушной прядью - лучший в мире сюрприз. Подобную радость я испытывал лишь в детстве, в рождественские утра. Ты сказала, что не вернёшься на стажировку в Грецию, и сколько бы я не уговаривал тебя, осталась непреклонна. Повесила в гостиной почтовый ящик и попросила не прекращать писать тебе. Как я скучал по твоим чудачествам и романтизму! Чувствую себя вновь живым.
С любовью, Р.
xxx
Дорогая Адель!
Сегодня я нашёл свои дневники. Голова раскалывается вместе с реальностью. Зачем я прочёл их, зачем? О, боги... Я вновь всё вспомнил.
И тот самый день, в двадцать второй твой день рождения, когда я привёз тебя на парашютный курс. И сладкие 'выходи за меня' ждущие своего часа выпорхнуть птицами в акварельно - багряном небе. И твой взгляд перед шагом из самолёта. Перед шагом из жизни. Этот взгляд был исполненным до краев любви. Этот взгляд был святым.
Потом они говорили что-то о неисправности в вытяжном кольце... О расследовании и суде. Я не слушал. Всюду мне мерещились пасти, выныривающие из земли, пожирающие тебя. Этот сон... Теперь я помню. Не в силах простить себя, я выдумал твой отъезд. Моих писем к тебе сотни, Адель, десятки чертовых сотен. Они в каждом шкафу и ящике. Оказывается, ещё год назад меня уволили из газеты. Ведь в каждой статье я писал тебе.
Голова раскалывается вместе с реальностью. Как назло в аптечке нет обезболивающего. В ней вообще ничего нет кроме маленьких синих таблеток, призванных сдерживать рецидив. Я бросил принимать их в июле. Этот мир без тебя мне чужд. Ненавистен и горек. Проклятые дневники сломали мой план. Но знаешь, я сжёг их на заднем дворе. Пройдёт пара дней и я вновь обо всем забуду. И ты придёшь. Обязательно, я знаю, придёшь. Как всегда красивая, хрупкая, с выбившейся из волос непослушной прядью... Повесишь в гостиной почтовый ящик и попросишь не прекращать писать тебе. И я обещаю: не перестану.