
Летом неизвестного года и числа на разбитых улицах маленького городка под название Тарелков прогремели выстрелы. Тёмные силуэты приближались к небольшому трёхэтажному дому. По остаткам некогда явного лоска, будто кричавшего о своей дороговизне, ныне это была обычная развалюха со следами от многочисленных боев, столь масштабных, что казалось чудом видеть этот особняк практически целым. Жалко было смотреть, как некогда живые улицы опустели в пару дней. В течение нескольких суток практически все разъехались, и осталось место лишь смертям да убийствам, будто небесные силы в одночасье раздумали помогать людям в их склоках. И вот два человека с пулемётом сидят в малой комнатке на первом этаже особняка, защищая руины.
– Василий Дмитриевич, там кто-то, – сказал молодой помощник пулемётчика. Коротко стриженные волосы на его голове трепал сквозняк, на рубашке виднелся медный крестик, который в процессе боя выскользнул из-под неё.
– Вижу, – ответил седоусый пулемётчик. Глаза его были бледными, а руки испещрены мозолями. Его прищуренный взгляд искал цель, а пулемёт доносил своё недоброжелательное сообщение.
– Опять нагревается быстро, залей воды, – произнёс пулемётчик Василий хриплым голосом, недовольно шевельнув усами.
В этот же момент Пётр достал флягу и залил отсек пулемёта, чтобы охладить его, приговаривая: – Давай ещё немного поработай, Андрей!
В конце концов чернорубашечники отступили, и настало короткое время долгожданной передышки.
– Василий Иванович, сколько нам ещё так отстреливаться? – спросил Пётр. В его голубых наивных глазах виднелась надежда на спасение.
– На всё воля божья, Петь. Коль пулемёт не замолчит, да враг хитрость иную не найдёт, то, глядишь, к концу недельки и соваться сюда забудет. Соль, спички есть – значит, жить будем ещё долго, – сказал он хриплым, задумчивым голосом, прикуривая трубку.
– Ну, а ежели Андрей перестанет сообщения отправлять? – спросил Пётр с явным вопросом.
– На всё воля божья. Коль суждено выстоять – выстоим, а коль нет, то нет, – сказал пулемётчик с какой-то грустью в глазах.
Так и прошёл остаток дня в раздумьях о своём. Андрея зарядили патронами, сготовили крупу с крохой чёрствого хлеба и, угостившись остатками самогона, снова с утра началась стрельба.
В 04:00 начали подходить войска. Весело начинал играть рассвет. Тут же короткая очередь разогнала вражеских вояк.
– Сдавайтесь, и мы сохраним ваши жизни, у нас есть вкусная еда и гарантии вашей жизни. – После этого раздалась вторая очередь, и громкий голос сник.
– Василий Иванович, они, видимо, вон в том доме, – после этого раздалась короткая очередь по дому.
– И правда, молодца, Петька! – произнёс Василий удивлённым голосом. – Но что-то мне не даёт покоя, слишком заметно они подошли, будто разошлись прятаться.
В этот момент в коридоре раздался звук разбивающегося стекла.
– Они зашли к нам в тыл! – произнёс Петька, донося очевидную информацию до пулемётчика.
В мгновение ока пулемёт переместил направление от окна к входу в комнату и начал простреливать тонкие стены. За стеной послышались хрипы и стоны после очереди сообщений. Потом ещё одна – и они стихли.
– Идём на третий этаж, раз они могут пройти к нам с этой стороны, значит, мы, скорее всего, последний рубеж обороны, – произнёс зло опустив усы пулемётчик.
В течение пары минут все пожитки были перемещены на верхний этаж, а Андрей гордо смотрел на лестничную клетку, показывая свой блеск и желание сражаться.
Петька с осторожностью смотрел в окно через бинокль.
– Видимо, больше с их стороны действий не предвидится, – сказал он, не высмотрев своими острыми небесно-голубыми глазами ни одного врага.
– Василий Иванович, какой сейчас день? – спросил Петька с интересом.
– А тебе зачем? – ответил ему вопросом на вопрос Василий.
– Просто мне гадалка нагадала умереть в богатом доме в среду, – сказал он с неуверенностью в голосе.
– Слушай, эвона как всё предсказала, но не волнуйся, четверг только завтра, – сказал он, хрипло рассмеявшись.
Остатки дня прошли с остатками твёрдого хлеба и сваренной крупой. Казалось, что данный день был одним из самых тяжёлых за всё время их обороны.
Солнце стояло, высоко освещая около пяти трупов в матросской одежде в коридорах и пару на подходах к особняку. День был ясен, солнце пекло неумолимо.
– Василий Иванович, вижу противника! – произнёс Пётр, перенеся пулемёт к окну.
– Стой, он кого-то ведёт! Это гражданские! – произнёс он, ошеломлённо. Широко открыв глаза, он смотрел на женщин, нескольких детей и пару стариков, которых вели повстанцы, держась около толпы.
– Сдавайтесь, я Авет, могу гарантировать вам жизнь, если вы сдадитесь, или мы будем убивать по одному гражданскому каждый час среди них ваши подруги, возможно, дети ваших друзей и другие! Время пошло! – После чего толпу гражданских развернули и отправили обратно.
Но резко одна молодая девушка ринулась в сторону особняка, но тут же упала на землю, окропив её своей кровью: на белом платье расцветал алый цветок.
– Вот сукины дети! – произнёс Петька, в его глазах искрилась злоба и ненависть. Раздражённо он ударил кулаком стену. Пулемётчик же напряжённо думал, что делать дальше. Если они сдадутся, вряд ли останутся живы, но и жертвовать невинными нельзя.
– Сегодня надо будет их атаковать, это единственный вариант и выжить, и спасти гражданских. Я знаю, что раз они пошли на столь крайние меры, скорее всего, их не так и много. Да и других вариантов нет, – сказал он хриплым бездушным голосом, будто сам был удивлён от своих слов. Пётр, молча кивнув, начал готовиться, опуская Андрея.
Солнце садилось лениво и неторопливо. В сторону укреплений чернорубашечников шёл Василий, в руках его была палка с белой тканью, а другую руку он сжал в кулак.
Довольно быстро к нему подошли 2 вояки и, скрутив, привели в центр своего лагеря.
– Мудрое решение сдаться, молодец, но мне что-то подсказывает, что вас должно быть двое. – В этот момент Василий вытянул кулак и разжал его: на землю упало 3 пальца.
– Он отказался сдаться. – Авет удивлённо смотрел в сторону Василия, после чего сказал:
– Вы достойны моего уважения, но я наврал, когда говорил, что пощажу вас. Схватить его! – Молниеносно Василия повалили и связали. Потом из досок, который весьма быстро сделали косой крест, после чего старика и приколотили его к нему, всё это время он рычал:
– Стой! Стой! Сукины дети! – Его тело в одной рубашке поставили посреди лагеря.
Через время вокруг распятого старика, что рычал не понятно зачем «стой», собрались все чернорубашечники. Кто-то смеялся над словами старика, кто-то смотрел с сочувствием. В один момент Авет решился и подошёл к старику вплотную и спросил:
– Зачем ты говоришь без остановки слово "стой"? Ты не кричишь, не умоляешь, а будто приказываешь.
– Огонь! – прокричал старик. После чего по всем, кто там стоял, без остановки забил Андрей, доводя своё сообщение для тех, кому ранее везло.
Утром из лагеря уходил один помощник пулемётчика и несколько десятков жизней, которые спас только один мужественный человек, пожертвовавший собой ради блага других.