— Хватит маяться дурью! Мне глубоко наплевать на твои интеллектуальные метания! Нужно формально показать приличные акустические свойства кристалла, чтобы закрыть проект. И все! А ты возишься и возишься с оптикой и структурными характеристиками. Кому до этого есть дело, когда сейчас интересуют только кривые качания?! Чтобы через неделю кристалл был готов. Еще неделю даю на исследования.
— Далил Вениаминович, у меня не осталось ни одной качественной затравки. А затравка же закладывает генетику кристалла.
— Не пори антинаучную чушь! Какая, нахрен, генетика кристалла?! Ты должен уже давно знать технологию роста кристаллов как «Отче наш»! Расти из того, что есть. У тебя две недели!
— Простите, а вы часто ходите в храм?
— Чего?
— Ну, вы просто про молитвы заговорили…
Начальник резко перебил эти неуклюжие пояснения, предварительно зыркнув на молодого научника как Ленин на буржуазию:
— Ты совсем дурак? Какие молитвы? Я доктор физико-математических наук! Я тебе не бабка безграмотная, чтобы верить в подобное!
Завлаб Распальцовкин, шевеля желваками, огрел аффективным взглядом младшего научного сотрудника Гаврилу Балдугоняева и, громко хлопнув дверью, вышел из лаборатории.
Гаврила проводил начальника эмоциональным мысленным выступлением: «Ага, «Отче наш» знаю я, а докторская степень у него! Парадокс науки!»
Трудился Балдугоняев в этом забытом Богом НИИ с младых ногтей. Его, нищего студента с периферии, приютил доктор физико-математических наук Распальцовкин Далил Вениаминович, который был тогда заведующим лабораторией, а позже стал еще и директором НИИ.
Распальцовкин гордился своими многочисленными публикациями. Все три с хвостиком тысячи научных статей вышли в престижных журналах на платной основе. То, что эти статьи, как и все современные научные публикации, никому неинтересны и выполняют лишь формально бомондную функцию, никого в этом мире давно не волнует. Отсутствие практической нужности таких изданий вполне и с лихвой компенсировалось финансовой выгодой всех сторон. Ощущая свою научную важность, Распальцовкин любил делать широкие жесты, которые обязательно фиксировал в журнале, на случай если придется напомнить какому-нибудь неблагодарному.
К хлопанью дверьми Балдугоняев привык. Но, слезы так и просились наружу. Схватив полный бутыль со спиртом для протирки ростовой камеры, парень раздраженно выдернул пробку. От резкого толчка спирт радостно полился из бутылки прямо в тигель с шихтой, который стоял на столе. Шихта была тщательно подготовлена для роста кристалла. Гаврила психанул и смачно плюнул в тигель:
— Вот тебе, сука, акустические свойства! Со всей своей научной генитальностью! Похеру! Некогда переделывать.
С кандидатской небрежностью Гаврюша расположил тигель в ростовой установке и закрыл камеру.
Обычно Балдугоняев дневал и ночевал в лаборатории во время выращивания кристаллов. Сегодня же он был так подавлен и расстроен, что плюнув в шихту, плюнул и на процесс роста. Врубив установку и установив нужные параметры, Гаврила пошел перекусить в столовую и поболтать с коллегами. После обеда, удачно затравив кристалл, молодой ученый спокойно пошел домой спать.
А идти теперь было куда. Не так давно молодому и перспективному научному сотруднику предоставили возможность вляпаться в кабалу ипотеки на десять лет. Чтобы увеличить размер «начального капитала вляпывания» и площадь будущего жилища, Гаврюша решил жениться. Он давно уже переписывался с провинциальной красавицей-певичкой Анжелиной. Ей как раз тоже понадобилось срочно выйти замуж потому, что на гастроли заграницу консервативный директор оперного театра упорно отправлял только замужних и женатых. А заграницу красотке очень хотелось.
Теперь Гаврику десять лет надо выдавать эффективную результативность научного труда, чтобы выплатить ипотеку. Благо, кандидатскую он защитил достаточно легко. К слову сказать, на ступеньку кандидатской стремились заскочить многие студенты мужского рода-племени, так как эта ступенька защищала от призыва в армию, да и давала массу других преимуществ. Именно по этой причине аспирантура так популярна среди парней в ВУЗах. Фактических знаний и научной интуиции кандидатская степень совсем не прибавляла, зато открывала прямой путь к различным стабильным прибавкам к зарплате. К тому же ученая степень увеличивала ценник представителя научной среды на всевозможных ярмарках тщеславия и астрономически поднимала самооценку. Сам процесс получения заветной степени являлся своеобразным театральным ритуалом. На защите кандидатских диссертаций комиссия усердно показывала свою значимость, а кандидаты в кандидаты всеми силами тужились изобразить значимость своих работ. Представление традиционно заканчивалось банкетом.
В аспирантуре у Балдугоняева руководителем значился заведующий кафедрой профессор Подхалимисян Колумб Ашотович. По совместительству он, будучи доктором технических наук, числился ведущим научным сотрудником в родном НИИ. Подхалимисян ретиво искал расположения Распальцовкина, под крылом которого пригрелся аспирант Балдугоняев. Поэтому-то с самого начала вырисовывалась картина яснее ясного, но она была тщательно прикрыта флером приличия. Единственным фактором, мешающим сразу присудить ученую степень парню, было время. И время тратилось с пользой. Гаврюша прилежно впитывал навыки теоретического построения потемкинских деревень вплоть до самой защиты. Но, наивный и молодой, Бадлугоняев предполагал потом обязательно воплотить все свои безумные научные идеи, надеясь с помощью степени вырваться из жестких тройных рамок современной научной среды, в которой прямо на входе всем слишком умным и амбициозным подрезали крылья еще до взлета. К сожалению, его мечты разбились о реальность, так как высокостепенные коллеги регулярно ощипывали отрастающие новые крылья.
Всю неделю Гаврила лишь изредка заглядывал в лабораторию роста кристаллов. Убедившись, что шток вращается с заданной скоростью, температурный режим выдерживается, и кристалл примерно вытягивается, Балдугоняев шел в другую лабораторную комнату, в которой можно было чаек погонять. Сам вид ростовой установки нагонял депрессию, напоминая о десятилетней кабале и финансово-психологической зависимости от Распальцовкина. Тем более что за процессом вполне могли присмотреть коллеги. Надо же им хоть чем-то заняться на работе, кроме сплетен. А сплетничают в научно-исследовательских институтах не слабее, чем в модных домах и на базарах. У приближенных к кормушке еще и черный пояс имеется по подковерной борьбе.
Настал час икс, то есть понедельник. После охлаждения пришла пора вынимать кристалл. Гаврила уверенно повернул ручку и открыл ростовую камеру. Кристалл болтался буквально на соплях и держался над тиглем на честном слове. Затравка треснула. Лоб Балдугоняева покрылся испариной. Испуганно и взволнованно молодой ученый протянул руки, чтобы подхватить свое спасение от очередного разноса начальника.
— Эй, чего ручищи тянешь! Не видишь что ли, какой я напряженный! Дай стабилизироваться-то!
Гаврила пугливо оглянулся вокруг, хотя четко услышал, что мерзкий гнусавый звук исходил со стороны кристалла. Засунув по-детски фигу в карман, парень пробубнил себе под нос:
— Похоже, глюки начинаются на нервной почве.
Балдугоняев уверенно потянулся к буле.
— Я же русским языком тебе сказал! Дай стабилизироваться! Сейчас тресну!
Гаврила с опаской наклонился ближе и прошептал:
— Говорящий монокристалл? Правда? Это ты говоришь?
— Нет, блин, не я. Наслушался я тут за неделю вас, научников. Вы реально тупые! Вы же дальше своего носа ничего не замечаете. Куда уж вам заглядывать за горизонт!
— Ты зря так. Среди современных ученых много умных и интеллигентных людей.
— Чушь! Умных людей сейчас вообще нигде нет! Есть носители знаний. И большинство из них носит свои знания в дырявом заднем кармане джинсов. Современная же интеллигенция прогнила до дна. Ковырни слегка воспаленное самолюбие и сразу из интеллигента полезет истинное наполнение. Ладно, вынимай меня, а то я тут еще больше напрягаюсь от твоего идиотского выражения лица.
Гаврюша раскрутил платиновую проволоку и взял в руки шедевр своего научного поиска. Шедевр недовольно пропищал голосом надышавшегося гелия из воздушного шарика:
— Вот что тебе мешает жить так, как ты хочешь, а?
Балдугоняев, машинально засунув кристалл в карман брюк, нервно рыкнул:
— Всё мешает!
Дверь скрипнула. В ростовую заглянул инженер:
— Гаврила, ты просил напомнить про ученый совет.
— Ага, спасибо. Сейчас иду.
По понедельникам, во второй половине дня, в НИИ всегда проходило заседание ученого совета. Там ученые мужи традиционно переливали из пустого в порожнее, активно распускали хвосты и старательно втирали друг другу очки.
Сегодня на повестке дня стояло несколько вопросов. Прозвучало объявление: «Доклад на тему «Проблемы научно-технического развития страны». Слово предоставляется ведущему научному сотруднику доктору технических наук Подхалимисяну Колумбу Ашотовичу».
— Ага, из него такой доктор, как из меня балерина самого большого театра! Надо просто уметь удачно в студенчестве жениться на страшненькой внучке академика Стограмяна!
Народ, находившийся в актовом зале, стал оглядываться в поисках источника гнусавого голоса. Гаврюша побледнел и импульсивно прижал рукой кристалл в кармане. Сидящие рядом коллеги беспокойно заерзали. У них в мыслях отчетливо закрутилось, что кто-то подслушал и записал их недавний разговор, в котором они перемывали косточки Ашотовичу. Тот ведь и правда удачно женился на страшной внучке академика. И по карьерной лестнице он не взбирался, а его туда несли. Подхалимисян хорошим вкусом не отличался. Даже в любовницы выбрал косоглазую аспирантку. Правда, она была мечтой Наполеона, так как источала едкий аромат немытого тела, который щедро струился из-под мини-юбки, плотно усевшейся на объемном пузе. Седьмой размер бюстгальтера тоже придавал косоглазию шарма. Поэтому аспирантка за короткий период успешно добралась до степени доктора.
Последовали методичные удары ручкой о стакан с водой. Звонкое дребезжание призвано было сосредоточить внимание аудитории на сцене:
— Коллеги, неприлично выносить личную неприязнь в общественные места!
Ехидный гнусавый голос прокомментировал:
— Чушь! Единственное, что неприлично делать в общественных местах, так это считать зарплату бюджетника! Стыдно же на людях греметь мелочью!
В зале раздались тихие смешки. Народ уже с любопытством пытался взглядами отыскать провокатора.
Подхалимисян откашлялся и начал свой доклад:
— В настоящее время наблюдаются сложности в области научно-технического развития. Не хватает экспертов. Катастрофический дефицит новых прогрессивных идей. Абсолютно отсутствует полет научной мысли.
— А кому летать-то, когда мальчики давно уже мечтают стать не космонавтами и летчиками, а красавчиками-альфонсами, хипхоперами и блогерами?!
Одобрительные взоры ученых мужей энергично устремились по зальному пространству в поисках хозяина гнусавого голоса. Балдугоняев, основательно вспотев, приложил к уху мобильный телефон и, сделав вид, что поступил срочный звонок, выскочил из актового зала. Парень влетел в ростовую и запер дверь. Он судорожно пытался построить в уме план дальнейших действий. В говорящий кристалл явно никто не поверит, даже если все будут четко понимать, что именно является источником странного звука. Интенсивно почесав репу, Гаврила решил подождать до завтра. Он очень надеялся на исчезновение необъяснимого эффекта после распила кристалла на пластины. Эти мысли успокаивали. Для надежности, надо утром ребятам из механической мастерской отнести бутылку коньяка, чтобы к моменту изготовления образцов рабочие укрепили нервные клетки. Довольный предполагаемым решением проблемы, Балдугоняев потопал домой, хотя официально рабочий день еще был в самом разгаре.
В прихожей, взглянув на отметку в календаре, Гаврила вспомнил, что сегодня прилетает с гастролей Анжела. В холодильнике было чисто, так как все это время парень питался в столовой и перебивался сухариками с чаем. Требовалось срочно сгонять в магазин за продуктами. Гаврила вынул из кармана кристалл и положил на столик около зеркала в прихожей. Тащить его в общественное место было страшновато.
С женой Балдугоняев разминулся буквально на чуть-чуть. Анжелина впорхнула в квартиру в превосходном настроении. Рассыпав охапку роз на мягком пуфике, красотка подошла к зеркалу, чтобы удостовериться в своей безоговорочной неотразимости. Игриво улыбаясь своему отражению и изящно поправляя пергидрольные кудри, блондинка вдруг обратила внимание на сверкающую булю на столике. Пальчики сами потянулись к кристаллу. Обрадовавшись такому подарку мужа, Анжела совсем забыла о легкой усталости после путешествия. Она давно просила Гаврилу вырастить ей камушек на кулончик. А тут такой размер! Аж три сантиметра в диаметре и целых шесть в длину! В фантазиях уже сверкала шикарная увесистая подвеска на кружевной цепочке. Анжелина, окрыленная предвкушением, полетела к ювелирному мастеру.
— Здравствуйте. Мне нужно срочно огранить кристалл и сделать оправу. Я хочу получить кулон уже сегодня. Готова заплатить за срочность.
В мастерской стоял резкий запах табака. Старый седой ювелир взглянул на блондинку, подмигнул и хрипло умаслил:
— Такой красавице невозможно отказать. Ваша красота затмит любую огранку даже самого шикарного камня.
— Хорошо хоть она умещается в отражение по всем моим трем осям, учитывая ее самые накачанные губы.
Анжела недовольно оглянулась, собираясь высказать все тому хаму с гнусавым голосом, который решил поехидничать. Но, ни сбоку, ни сзади никого не оказалось. Удивленно подняв бровь, блондинка достала из сумочки кристалл, отдала ювелиру и прошла в комнату ожидания, где ее уже ждал зеленый чай с жасмином.
Старый еврей совсем не удивился болтливому образцу. Ювелирным делом занимался еще его прадед. Тот всегда разговаривал с камнями. Уникальному искусству он научил сына и внука. Поэтому и с этим строптивым кристаллом мастер прекрасно нашел общий язык. Камень легко поддался огранке и с удовольствием влез в тонкую нежную оправу. Осталось подобрать подходящую цепочку. Что было сделать достаточно просто.
Балдугоняев втащил сумки с продуктами в квартиру и бросил их на пол, потирая руки, ноющие от тяжести. Увидев разбросанные на пуфике розы и чемодан в прихожей, парень расстроился. Он подумал, что Анжела разозлилась на отсутствие еды и пошла в магазин. Гаврила поставил цветы в вазу и поспешил на кухню. Захотелось поскорее приготовить ужин, чтобы жена была довольна. Она же устала с дороги.
Когда Анжелина вернулась домой, то стол был уже накрыт. Блондинка с радостным визгом повисла на шее у мужа и начала его нацеловывать:
— Дорогой, я так счастлива! Ты самый лучший муж в мире! Я отхватила себе самого щедрого и гениального мужчину. Спасибо тебе за камушек. Смотри, какая красота получилась!
Она буквально ткнула декольте в лицо Балдугоняева. Увесистый кристалл сиял всеми гранями, болтаясь в ложбинке.
Гнусавый голос прервал идиллию встречи:
— Ага, такой гениальный, что женился для расширения жилплощади на той, которая вышла замуж за идиота, готового носить рога. Гаврюша, трепещи, скоро станешь воспитывать ребенка от знаменитого оперного баритона. При этом будешь терпеть наворачивающуюся тошноту при приближении к НИИ, потому что фактических перспектив на воплощение твоих идей у тебя там нет! Просто надо тянуть лямку, изображая бурную деятельность в пределах указаний начальства и в рамках проектов, чтобы закрыть ипотеку.
Надо ли объяснять, какая эффектная пауза возникла после такого монолога кристалла?! Правда, кулон немного ошибся. Тошнота первой накрыла Анжелину. Гаврила ошарашенно смотрел на жену, которая, прикрывая рот рукой, бросилась в туалетную комнату.
Анжелу рвало так, будто наизнанку выворачивало. Обессилев, она упала на колени и практически повисла на унитазе. Раздался треск. Кристалл выскочил из оправы и булькнул в вонючую массу. Сработало автоматическое смывание. Анжелине было так плохо, что она даже не заметила отсутствие камня в кулоне.
Балдугоняев терпеливо топтался у двери с мокрым полотенцем. Когда жена вышла из туалета, Гаврила помог ей умыться. Немного оклемавшись, Анжела уверенно сообщила:
— Дорогой, не хотела тебя огорчать сегодня. Ты же сделал мне такой прекрасный подарок. Но, пожалуй, откладывать разговор не стоит. Меня позвал замуж прекрасный мужчина. Я беременна от него. Нам надо развестись.
Гаврила почувствовал удары колокола в голове. Было ощущение, что это какое-то реалити-шоу. Парень обхватил руками уши, инстинктивно защищаясь от нового потока информации, и пулей вылетел на улицу.
Балдугоняев бродил по городу до самого утра. Дошкандыбав до НИИ, Гаврила направился в кабинет директора. Не успев переступить порог, молодой ученый услышал:
— Ну?! Монокристалл готов? Когда будут результаты?
— Далил Вениаминович, кристалл я вырастил. Он получился с необычными акустическими свойствами. Представляете, он говорил и обладал искусственным интеллектом…
Распальцовкин вскочил с кресла и взвился:
— Ты совсем сбрендил?! Набухался?! Чего тут несешь?! Мне надоели твои выкрутасы! Я тебя из говна вытащил! Я тебя человеком сделал! А ты нихрена не делаешь! Живо заявление мне на стол! Таких, как ты, целая очередь на улице стоит! Пошел вон отсюда!
Гаврила разрыдался. Он поспешил спрятаться в туалете от посторонних глаз. Мир вокруг рассыпался слой за слоем, словно карточный домик. В голове звучали колокола. Плевок в шихту стал плевком в болото, которое возмущенно забурлило, испуская зловоние. И от этого зловония хотелось убежать подальше.
Бродя по улицам города, Балдугоняев услышал звон колоколов храма. На душе стало светлее. Парень вдруг ясно увидел свой путь.
Гаврила поступил послушником в мужской монастырь. Зачем доказывать невероятное там, где его никто не способен увидеть, когда можно пойти туда, где чудо является истиной!
© Деточка, 2022-2023