Плоские и меховые

XXV век.

Из-за камня – розоватого и ноздреватого, вроде пемзы, – выползло несколько плоских существ. Из-под густого меха высовывались любопытные глазенки.

Существа были небольшого размера – примерно с шапки-ушанки, какие в доисторические времена носили народы Крайнего Севера, – и передвигались посредством попеременного шевеления меховыми ушами: довольно медленно.

«Ничего себе! – подумал Лапин. – А планета-то обитаема».

И сейчас же в его мозгу зазвучали чужие – не его собственные и вообще не человеческие – мысли:

«Приветствую тебя, пришелец с далекого Кукон-Билана».

Голос возникал в районе затылка. Шлемофон не имел к этому отношения – следовательно, инопланетяне владели телепатией. Очевидно, что телепатировала одна из выдвинувшихся вперед живых ушанок.

«Да, это я», – подтвердила она.

«Интересно, почему инопланетяне решили, что я прилетел с Кукон-Билана? Или это местное название Земли?» – задался вопросом наблюдательный Лапин.

Ушанка немедленно поправилась:

«Приношу извинения за ошибку. Приветствую тебя, пришелец с далекой Земли. Что привело тебя на нашу планету?».

Лапин вспомнил и загрустил.

Сюда его привело аварийное состояние топлива, от запасов которого пришлось избавляться в срочном порядке. И теперь на обратную дорогу – да, считай, и вообще – топливо отсутствовало. Не говоря о другом вышедшем из строя оборудовании. Поэтому Лапин и высадился здесь – на одинокой и, как полагал, малообитаемой планете, – чтобы установить радиомаячок, посылающий на Землю сигналы бедствия.

Летящему в пустоте «Колумбу» он предпочел более твердую – оставляющую хоть какую-то надежду на выживание – почву: на случай, если помощь запоздает.

«А каковы шансы?» – поинтересовался голос.

Лапин машинально прикинул. Для столь значительного расстояния маячок был слабеньким, но если повезет...

«Один световой год – не расстояние», – успокоил голос меховой ушанки.

«Будем надеяться», – вздохнул Лапин, а потом спохватился, что Земля-то находится на расстоянии в два с половиной раза дальше указанного. До нее лететь и лететь...

Голос уловил мысль и внес поправку:

«Вновь приношу извинения. Два с половиной световых года – не расстояние».

«И что мне теперь с вами делать?» – с грустью подумал Лапин.

Меховые существа, которые казались неопасными – хотя в критическом положении, в котором оказался землянин, хуже быть не могло, – подползли вплотную. Одна из ушанок сверкнула глазенками, и в голове человека прозвучало:

«Попросить помощи».

Лапин вздохнул и сгенерировал мысль:

«Угу. Топлива для запасного шаттла. И где вы его возьмете?».

«У нас огромные запасы дихлормецитана».

От столь неожиданного предложения, поступившего от кого бы вы думали? – первых встреченных инопланетян, Лапин поперхнулся.

«Какого еще дихлормецитана?! Для возвращения к Земле мне нужен тритий. Известен вам такой химический элемент? Мой летательный аппарат работает на тритии, это радиоактивный изотоп водорода».

Но меховую ушанку было так просто не перешибить.

«Приношу извинения. У нас имеются огромные запасы радиоактивного изотопа водорода».

– Мне нужен чистый тритий, – обреченно даже не подумал, а вслух высказался Лапин.

«У нас имеются огромные запасы чистого трития».

Землянин огляделся.

Планета, на которой он оказался, ничем не напоминала цивилизованный мир. Камни, холмы, в отдалении безжизненная розовая гряда... Скудная растительность в виде не то лишайников, не то кактусов – правда, родники попадались довольно часто. За недолгое время пребывания на планете Лапин наткнулся уже на несколько. Родники пульсировали водой: хотя насколько пригодной для питься, еще не известно. Но все возможно. Вода оставляла надежду на выживание, а наличие разумной жизни – даже на взаимополезное сотрудничество. Хотя заявление меховых ушанок о наличии у них чистого трития смущало. Откуда? Конечно, ушанки владели телепатией, но очевидно, свойство было врожденным, а не привнесенным механическими приспособлениями. В таком случае цивилизация меховых ушанок навряд ли могла располагать запасами радиоактивного элемента.

«Месторождение», – сигнализировал голос, казалось, внимательно отследивший всю сложную цепочку умозаключений, промелькнувших в голове землянина.

«Я не смогу его добыть. На борту отсутствуют горнодобывающие роботы».

«Приношу извинение. Чистый тритий находится на поверхности».

На одной из планет в созвездии Девы были недавно обнаружены запасы чистого трития – данный факт широко освещался в прессе. Неужели Лапину несказанно повезло? Авария на «Колумбе», после которой он чудом выжил. Планета с биосферой. Дружелюбные и владеющие телепатией инопланетяне. Вдобавок еще и запасы чистого трития, выходящие на поверхность? Если так, спасение может оказаться проще, чем представлялось вначале.

«Ну и где ваш тритий?» – подумал Лапин, стараясь не выдать волнение.

Не хватало еще, чтобы меховые ушанки осознали, что наличие радиоактивного элемента – для него вопрос жизни и смерти. Как знать, как инопланетный разум среагирует на сообщение, что землянин целиком зависим от его благорасположения?

«Там! Далеко! За горами!», – послышалось сразу несколько голосов.

В виду имелась та самая безжизненная розовая гряда на горизонте. Однако, планета не была малюткой, и – если не иметь точных координат – отыскать на ней месторождение нечего было думать. К тому же, у Лапина отсутствовало топливо для нормальных поисковых полетов. Максимум – километров на двести. Но если иметь точные координаты, можно попробовать, конечно.

«Не более двухсот километров», – подтвердил веселый голос в голове.

«А вам известно, что такое километр?» – усомнился Лапин.

Одно дело – читать мысли, и совсем другое – быть осведомленным в используемой землянами метрической системе.

«Ну в самом деле, откуда им известно, что в километре тысяча метров?», – мелькнула мысль.

«Теперь известно», – сейчас же отозвался голос.

Естественно, ведь Лапин об этом только что подумал.

Он вновь задумался – теперь над вопросом, можно ли подумать о километре так, чтобы не представлять его состоящим из тысячи метров. Впрочем, все это было неважно, потому что главным оставался вопрос с чистым тритием. Если его достать, тревожный радиомаячок можно и не ставить, а возвратиться домой на «Колумбе». Способ переработать чистый тритий в ядерное топливо известен: не самый быстрый, но рабочий и многократно опробованный на учебных стендах. Ситуация штатная.

«Главное – радиоактивный изотоп водорода», – согласилась меховая ушанка.

Лапин машинально прикинул:

«Все равно координат не знаю».

«Мы покажем! Покажем!» – ворвались в голову гомонящие голоса.

Это могло быть ловушкой. Возможно, меховые ушанки хитрее и коварнее, чем кажутся. Сколько раз за века освоения Галактики случалось, что на планете оставался безлюдный корабль, а космонавтов как корова языком слизывала, и не пересчитать! С другой стороны, что Лапин терял? И без того сомнительные шансы на спасение? Но если действительной целью инопланетян является проникновение на «Колумб», тогда...

Ушанка уловила мысленные эманации Лапина и протестующе заголосила:

«Нет! Мы прилепимся на внешнюю обшивку. Нам и так хорошо».

Желая показать, насколько им хорошо на обшивке, плоские и меховые существа поползли в сторону корабля, медленно по нему вскарабкались и действительно прилепились к обшивке.

Это Лапина, в принципе, устраивало. Получить чистый тритий, переработать его в топливо – на что уйдет неделя-две – и улететь восвояси выглядело идеальным вариантом, ради такого стоило и рискнуть. Собственно, риск состоял лишь в наличии на обшивке «Колумба» меховых ушанок – остальное составляло суету и тщету. И Лапин принялся за работу.

Он демонтировал уже установленный маячок и загрузил обратно в «Колумб», строго контролируя, чтобы никто из меховых ушанок не проник внутрь. Но те смирно висели на обшивке и вроде бы не помышляли о несанкционированном проникновении, даже не залезали своими телепатическими щупальцами в голову – наверное, между собой переговаривались.

Закончив с погрузкой, Лапин обратился к существам:

«Можно лететь. Координируйте направление. Что такое «влево, вправо» знаете?».

«Знаю».

Лапин проверил остаток топлива, сильно расстроился, но – делать нечего – поднял «Колумб» в воздух и направил в сторону скалистой гряды.

«Влево», – послышалось в голове.

Голос меховой ушанки был чуть приглушенным: видимо, противометеоритная обшивка корабля экранировала.

Лапин подал чуть влево.

Он держался на расстоянии около ста метров над поверхностью и время от времени, следуя подсказкам меховых ушанок, корректировал направление. Розоватая гряда оказалась не слишком высокой и не вызывала особого беспокойства – в отличие от нехватки топлива, которое расходовалось на глазах. Контрольные приборы били тревогу.

«Долго еще?» – взмолился Лапин.

«Здесь», – указал телепатический голос.

Как раз закончилось топливо, и «Колумб» спланировал на каменистую площадку – уже за горной грядой, через которую благополучно перевалил. По виду, площадка мало отличалась от предыдущего места стоянки.

Лапин покинул корабль и осмотрелся. Выходов металлов на поверхность – по крайней мере, как он их себе представлял, – не виднелось.

«Ну и где тритий, мой радиоактивный изотоп водорода?» – мысленно, немного при этом нервничая, вопросил он у существ.

Те уже сползли с обшивки и оживленно обмахивались натренированными ушами – видимо, от перегрева.

«Приношу извинения, землянин. Произошла досадная ошибка».

– Где мой тритий? – завопил Лапин, от волнения переходя на звуковое общение.

«К сожалению, на нашей планете радиоактивный изотоп водорода отсутствует. Тем более в чистом виде. Зато имеются неограниченные запасы силикатов».

То, что на новом месте – собственно, как и на прежнем – имеются выходы тривиальных силикатных пород, Лапин и сам видел: только что об этом подумал. Выходит, перелет был напрасным: он попусту потратил остатки топлива. Хотя на сохранившемся объеме до Земли все равно не доберешься, но тем не менее...

В досаде на то, что инопланетяне не оправдали ожиданий – по сути, оказались бессовестными трепачами, – он принялся устанавливать оборудование. Меховые ушанки – видимо, чувствуя его раздражение – отползли в сторону и с телепатическими разговорами не лезли.

Когда монтажные работы были закончены, Лапин включил радиомаячок, но тот сигнализировал, что сигнал глушится.

Лапин всполошился и кинулся перепроверять, а когда понял – поник. Сигнал глушился находившейся под этим местом мощной магнитной аномалией: видимо, месторождение здесь все же имелось, но только не то, которое нужно. На предыдущем месте посадки аномалия отсутствовала, и сигнал проходил, а здесь – нет. На Земле его не стопроцентно примут. И самое скверное, что топливо выработано до последней капли, и перелететь на другое место невозможно. Лапин – по вине проклятых меховых ушанок – угодил в детскую ловушку. На Земле не получат сигнал, не пришлют помощь, он погибнет...

«Я не виноват. Я не подумал. Мы приносим извинения», – раздалось в голове нечто чуждое, нечеловеческое.

Рука сама нащупала и вырвала из кобуры бластер. Меховые ушанки, смешно переваливаясь с боку на бок, бросились наутек.

«Зачем? Зачем вы это сделали?» – колотилась в мозгу мысль.

Сразу несколько простодушных голосов ответили:

«Хотели покататься. На нашу планету впервые опустился космический аппарат. Здесь нет радиоактивного изотопа водорода».

Меховые ушанки не представляли опасности, но и мыслящими их следовало называть с большой осторожностью. Восприняв этих плоских и меховых существ всерьез, доверившись им, землянин допустил роковой – возможно, смертельный – просчет.

В отчаянии Лапин уронил бластер и принялся биться головой о камни.

XXVI век

Сотрудники потихоньку подтягивались в столовую и завтракали.

Все было тихо-мирно до тех пор, пока в помещение не вполз один из фьюри. Меховые существа свободно ползали по помещениям – впрочем, с разрешения начальника исследовательской станции Коскинена. Тот считал, что подобным образом легче наблюдать за поведением младших собратьев по разуму. Тем более что это составляло одну из научных программ.

«Доброе утро», – телепатировал фьюри.

Некоторые из людей ответили, некоторые отмахнулись. Один Гальярдо, который по непонятной причине не терпел фьюри, насупился и отвернулся.

Хотя находились и такие, кто – напротив – души не чаял в меховых телепатах. Например, Браун. Увидев вползшего фьюри, он расплылся в улыбке, сейчас же наполнил пластиковую тарелку апельсиновым соком и поставил на пол. Фьюри, медленно лавируя между человеческими ногами, подполз и принялся лакать.

Опустошив тарелку, существо телепатировало:

«Большое спасибо».

Сообщение назначалось Брауну, поэтому его воспринял лишь он. Остальные земляне, особенно сидящие поблизости, тоже уловили, но как бы на периферии сознания.

– Не за что, малыш.

Браун мог лишь подумать – фьюри бы перехватил мысль, – но намеренно произнес вслух, чтобы досадить кое-кому.

Гальярдо, к которому обращалась подначка, и в самом деле перекосило. Все видели, что он с трудом сдерживается, чтобы не смотреть в сторону, где насмешник расчесывает густую шерстку инопланетянина.

Но Брауну показалось мало, и он подставил руку и – опять-таки вслух – попросил:

– Ползи.

Уморительный фьюри подумал-подумал, покачал мохнатыми ушками и заполз на руку. А перед этим передал:

«Очень вам признателен».

Если старательно отворачивающийся Гальярдо и не видел этого, то наверняка слышал обращенные к существу слова. Примолкшие сотрудники заметили, что его рука с ложкой в руках начала нервически подрагивать.

Фьюри не спеша заполз по руке на плечо Брауна, но не остановился, а пополз дальше – по шее. Землянин не протестовал – напротив, наклонился, чтобы инопланетянину было удобнее ползти.

Надо сказать, раньше до такого не доходило. Существ подкармливали, с ними беседовали... А как не побеседовать, если те свободно залезали в текущие мысли, а иногда и провоцировали наиболее для себя интересные?! Но ползать по себе люди не позволяли. Поэтому примолкли, наблюдая за опасной дуэлью, развернувшейся между двумя коллегами. Браун отличался ехидным характером, Гальярдо – истинно латиноамериканским темпераментом, желающих вклиниться между ними двоими не находилось.

Фьюри заполз Брауну на шею и продолжил движение.

Гальярдо наконец дохлебал свой суп и обернулся, пристально наблюдая за врагом, – даже произнес сквозь зубы:

– Осторожнее. Как бы в ухо не заполз.

– Что ты, – мигом ответствовал Браун, – он в ухе не поместится. Милейшие существа, не правда ли?..

«Я не помещусь», – телепатировало существо.

Оно прикрыло своей густой шерстью человеческое ухо, но не остановилось, а поползло дальше, к макушке.

– Надеюсь, он насрет тебе на голову, – злобно предположил Гальярдо.

– Опять ты не прав, – хихикая, парировал Браун. – Наши друзья полностью усваивают пищу, не выделяя остатки наружу. У них и пищевод-от заканчивается в желудке, без продолжения. Так что твои опасения беспочвенны.

Фьюри дополз до макушки Брауна и свернулся калачиком, в виде меховой шапки.

– Вот видишь, – сказал Браун. – Ничего плохого со мной не...

Он не договорил, потому что его лицо дернулось и на мгновение окостенело. Но никто не успел ничего понять, тем более подбежать к Брауну с вопросами, как тот уже пришел в себя и помахал ладонью, отказываясь от помощи.

– Не нужно, со мной все в порядке.

Тем не менее что-то в нем изменилось. Казалось, Браун – со свернувшимся на макушке инопланетянином – с удивлением всматривается в лица коллег и в особенности в смуглое лицо Гальярдо.

– Вот оно как, – произнес Браун с расстановкой, обращаясь к тому, над кем обожал подтрунивать. – А ты, оказывается, горячий парень, Галли.

Гальярдо иногда называли Галли – но только близкие друзья, к которым Браун не относился.

– А фьюри неприятны тебе по причине того, – уверенно продолжал Браун, – что напоминают кошек. Как только ты на него посмотришь, так сразу вспоминаешь о кошках. Точнее, о том несчастном маленьком котенке, которого однажды прирезал. Он так мучился, бедняга, а ты – в синей рубашечке – стоял над ним с бритвой в руке и наслаждался могуществом!

При этих словах побледневший Гальярдо вскочил на ноги.

– Откуда? – прохрипел он, переставая владеть собой. – Откуда ты...

«Мы знаем все», – послышалась мысль.

Гальярдо бросился на Брауна с кулаками. В сторону полетели тарелки и стулья. Женщины завизжали, мужчины кинулись разнимать драчунов, один из которых был плотным и массивным, как стена, а другой – гибким и яростным, как пламя.

Через полчаса Браун отправился в медпункт, причем на носилках. Фьюри, находившийся на момент драки на его макушке, уполз в неизвестном направлении. А Гальярдо – окровавленный и немного притихший – предстал перед начальником лаборатории Коскиненом.

– Зачем подрались? – задумчиво спросил тот, бросая в рот леденец.

– Этот ублюдок давно нарывался, – пояснил Гальярдо.

– А если подробнее?

– Он приваживал фьюри. Напрасно вы, шеф, разрешили этим тварям ползать по лаборатории. Ни к чему хорошему это не приведет: они же разумны и себе на уме. Вдруг захотят захватить нашу станцию?

– Зачем им? – флегматично поинтересовался Коскинен.

– Да мало ли?.. Чужая душа потемки, а уж инопланетная...

– Назовите хотя бы одну причину, по которой инопланетянам может понадобиться захватывать нашу лабораторию. Они разумны, но техническими устройствами не интересуются. По крайней мере, за сто с лишним лет, прошедших с момента их обнаружения, ни разу ими не поинтересовались. Они болтливы, как попугаи, и безобидны, как агнцы.

– Как овцы? – вскричал Гальярдо, вскакивая и сжимая кулаки.

Но вовремя опомнился: сейчас он находился не перед коллегой, а начальником – и не в столовой, а в его кабинете.

– Ну да, как овцы.

– Насколько мне известно, – проговорил Гальярдо, припоминая, – человек, открывший фьюри, плохо кончил.

– Да, Лапин с исследовательского судна «Колумб», – сообщил Коскинен. – Он первым общался с фьюри и считается их первооткрывателем. Но гибель Лапина не на совести инопланетян. Известно, что его корабль получил повреждения еще в открытом космосе, куда фьюри пока не проникали. Последующая сотня лет общения не выявила в этих существах признаков агрессивности.

– Ну и что?

– Что? – удивился Коскинен, забрасывая в рот второй леденец. – Вы чуть не убили своего коллегу, всего лишь за общение с фьюри. Или я что-то неправильно понимаю?

Гальярдо бросило в пот.

– Вы не все знаете, шеф!

– Да? И чего именно я не знаю?

– Браун посадил эту тварь себе на голову, на самую макушку... и... и...

– И что же случилось дальше?

– Шеф, он начал читать мои мысли. Он не мог знать то, что... сказал. Это было двадцать лет назад – там, где Брауна не могло быть. И никого, кроме меня, не было. Но Браун откуда-то узнал и посмеялся надо мной. Но дело не в том, что посмеялся, а в том, что это опасно – то есть я имею в виду чтение мыслей, телепатию. Выходит, если положить себе на голову мохнатую тварь, начнешь читать чужие мысли? А разрешение кто спросит? Не знаю, как вы, шеф, а я не позволю, чтобы мои мысли читали! Я проломлю голову всякому, кто посмеет! Но этого теперь не остановить. Браун знает, я знаю – и остальные догадались, думаю...

– Верно, – кивнул Коскинен. – Мне уже доложили. Мнение свидетелей полностью совпадает с вашим: Браун читал мысли.

– Я ж говорю! – воспрянул Гальярдо.

– Хорошо, считаем это доказанным. Стоит проверить экспериментально, конечно, – и в ближайшее время обязательно проверим. Но уверен: так оно и окажется. У вас имеются на этот счет предложения?

– Да.

– Позвольте узнать, какие?

Гальярдо стиснул зубы, но потом его прорвало.

– Пока зараза не распространилась, фьюри необходимо уничтожить, шеф. Во благо человечества. Это несложно, военную часть операции могу взять на себя. Во-первых, нужно вооружить команду личным оружием. Во-вторых, запретить инопланетянам проход на территорию станции. Конечно, они могут не послушаться, для этого придется огородить территорию колючей проволокой. В-третьих, на фьюри необходимо объявить охоту. Телепаты несовместимы с земными организмами – следовательно, подлежат уничтожению.

– Системные мероприятия, – одобрил Коскинен. – Признаться, я тоже не желаю, чтобы мои мысли читали. Не по себе становится, как представлю. Однако, вы кое-чего не учитываете, Гальярдо. Прежде всего, на подобное мероприятие я обязан получить санкцию с Земли. У меня строгое начальство: сложно будет ему объяснить, в результате каких чрезвычайных событий я отдал приказ на отстрел разумного, хотя и не гуманоидного вида. Далее: ваш план не учитывает, что фьюри телепаты. Если, как вы утверждаете, они коварны и кровожадны, то, узнав о готовящемся нападении землян, предпримут превентивные меры. Поэтому своими силами мы рискуем не справится: нужна помощь профессиональных военных. Почему вы не учли данный фактор?

– Да, действительно,– признал Гальярдо

– То-то и оно. Поэтому действуем так. Я передам шифровку на Землю, с описанием ситуации. Через три дня мимо нас будет пролетать «Непотопляемый»: это военный корабль, он возвращается домой по ротации. Полагаю, военные залетят к нам и посодействуют, потому как – вы правильно сказали – ситуация чрезвычайная. Но все это время – до прилета военных – нам необходимо делать вид, что ничего не произошло и ничего не планируется. Фьюри ничего не должны прочитать в наших головах. Поступим следующим образом. Я объявлю вам официальный выговор и предупреждение: чтобы никто не заподозрил, что готовится отстрел инопланетной расы. Понимаете?

– Переживу как-нибудь, – пробормотал Гальярдо, – лишь бы с тварями было покончено.

– Далее. Наша основная задача: не проговориться о предстоящей операции до прибытия военных, чтобы фьюри ни о чем не догадались. К сожалению, я не могу запретить нахождение инопланетян на территории станции: это их насторожит. Выход один. Поскольку нас, знающих о предстоящей операции, всего двое, необходимо ограничить круг общения. Три дня – до прилета «Непотопляемого» – сидите в каюте и молитесь, чтобы ваши мысли не проникли через переборки. Фьюри глухие: реагируют только на мысли, а не на звуки. Поэтому говорить можете что хотите, но мысли придерживайте: вообще на эту тему не думайте. Скажитесь больным. А я, в свою очередь, просижу три дня у себя в каюте, никуда по возможности не выходя – разве для того только, чтобы послать сообщение на Землю. А когда прибудут военные, возьмем оружие и устроим инопланетянам варфоломеевскую ночку. Согласны?

Глаза Гальярдо сверкнули радостью.

– Да, шеф.

– Вот и отлично. Ступайте к себе и помните: ни одной мысли насчет фьюри – до прилета «Непотопляемого». И разговоров тоже, разумеется. Не проболтаетесь вы – проболтается кто-нибудь другой, поэтому сохраняйте молчание. А теперь ступайте, Гальярдо: я на вас рассчитываю. А на выговор не обращайте внимания: он для отвода глаз.

Гальярдо вышел и, согласно обещанию, последующие дни просидел в каюте, не выходя из нее. Правда, тайком наведался на оружейный склад, где солидно затарился: стрелковым оружием и пиропатронами.

Через три дня планету посетил срочно вызванный военный корабль «Непотопляемый», направлявшийся домой, на плановый отдых, из зоны боевых действий в созвездии Волосы Вероники.

Делегацию с «Непотопляемого» начальник исследовательской станции Коскинен вышел встречать лично.

Вот на взлетную площадку опустился могучий десантный шлюп, из него выкатились и рассыпались в разные стороны с десяток бронированных человек.

– Коскинен, начальник станции, – представился Коскинен. – Там туда.

Высоченный десантный командир, чье лицо скрывал черный защитный шлем, пожал ученому руку и кивнул. За ними двоими потянулись ощетинившиеся оружием солдаты.

Все зашли в помещение и, следуя указаниям Коскинена, быстрым шагом проследовали по узким лабораторным коридорам. Встреченные сотрудники в испуге отшатывались. Впрочем, их было немного: несмотря на строгую конспирацию, весть о прилете десантного корабля успела распространиться.

Внезапно на полу мелькнуло мохнатое существо, забившее в испуге лапами, несколько напоминающими длинные обвислые уши.

– Осторожно, не наступите, – промолвил Коскинен.

«Не нужно на меня наступать!» – телепатировал фьюри.

Десантники уважительно обогнули ползущее по полу мохнатое существо и направились дальше, но сейчас же затормозили.

– Здесь! – Коскинен указал на дверь, закидывая в рот леденец.

Командир десантников только кивнул подбородком, а двое бравых солдат уже вынесли дверь вместе с притолокой и защелкнули наручники на запястьях Гальярдо, мирно лежавшего на кровати и не ожидавшего нападения.

– Черт! Что вы делаете?! – завопил тот.

Но его уже выволокли в коридор и, ошеломленного, потащили к выходу.

Сначала Гальярдо не сопротивлялся, но в дверях столовой столкнулся с Брауном, только вчера вставшим на ноги. Нос Брауна – по первому впечатлению, слегка расплющенный; во всяком случае, потерявший былую форму – был заклеен лейкопластырем, на щеках виднелись остатки зеленки. Но хуже всего было то, что по штанине у него полз фьюри.

Браун, увидев Гальярдо в наручниках, торжествующе заулыбался, отцепил мохнатое существо от ноги и показательно водрузил себе на голову. Лицо его окостенело на мгновение – но потом насмешник ожил и, вглядываясь в плененного коллегу, сообщил:

– Ай-яй-яй, ты сильно расстроен, Галли. Ты понимаешь, где вскоре окажешься...

Гальярдо задергался и, стиснутый двумя десантниками, заорал:

– Идиоты! Слепцы! Да они всех нас скоро поработят, точно говорю! Завоюют все человечество как пить дать, с помощью телепатии! Опомнитесь, люди: этих тварей нужно уничтожить!

Но его мысли были слишком прямолинейны и неинтересны. Поэтому Браун поправил меховое существо на макушке, отвернулся и принялся – разнообразия ради – считывать мысли десантного командира.

XXVII век

– Здравствуйте, Хорен Оганесович.

– Доброе утро, Люся. Напомните, на сколько назначен ректорат?

– На десять, как обычно.

– Хорошо.

Академик Арзубеков – который, по некоторым причинам, находился в приподнятом настроении – неспешно прошествовал в собственный кабинет, где снял пальто и привел себя в порядок. Некоторое время занимался неотложными текущими делами, пока – к десяти – не начали подтягиваться члены ректората.

Когда все оказались на месте, Арзубеков произнес сакраментальное:

– Начнем, пожалуй.

Поставил на стол принесенный с собой портфель и достал оттуда бутылку с апельсиновым соком, потом – пластиковое блюдечко. Налил апельсиновый сок в блюдечко, окинул пристальным взором собравшихся и обещающе улыбнулся. Члены ректората сидели, замерев – боясь двинуть хотя бы пальцем.

Академик еще раз улыбнулся и бережно – двумя руками – вытащил из портфеля нечто плоское и мохнатое и положил на стол.

Существо раскрыло бусинки глаз и принялось лакать из блюдечка. Одновременно все члены ректората ощутили родившуюся в своих головах чужеродную – то есть абсолютно постороннюю – мысль:

«Приветствую вас, земляне».

Это телепатировал фьюри.

Что это за инопланетное существо, все знали, разумеется. Даже те, кто в принципе не интересовался покорением Галактики, были наслышаны об отмене запрета на импорт так называемых викешинских фьюри. Существ открыли достаточно давно, но вывозить за пределы места обитания запрещали. Считалось, что телепатия, которыми обладали фьюри, может быть использовано во зло.

Недавно запрет был снят, но это мало что изменило, поскольку цена на смешных инопланетян кусалась: никто из членов ректората не мог себе позволить столь дорогую покупку. И вот ректор невесть какими путями приобрел, или арендовал, или уговорил телепата – что, впрочем, нисколько не меняло ситуации.

Дождавшись, когда эта невероятная мысль осядет в головах коллег, академик Арзубеков погладил существо по шерстке.

– А теперь я проведу опрос.

Фьюри как раз долакал апельсиновый сок и телепатировал владельцу – но так, что фоновая мысль дошла и до остальных присутствующих:

«Спасибо за угощение».

Арзубеков принял внеземное существо на руки и бережно, словно царскую корону, насадил себе на макушку. После чего повторно оглядел членов ректората. По мере того, как он оглядывал, сидящие за столом вздрагивали и отводили глаза, словно – да и на самом деле – пытаясь ни о чем не думать. Но очевидно, что получалось у них неважно.

– Так-так-так, – протянул академик Арзубеков после некоторой паузы. – Семен Аверьянович, вы таки подписали соглашение на пролонгацию по договору с Космо-Челябинском, несмотря на мой прямой запрет. Нехорошо.

При этих словах проректор по финансам слегка покраснел и запротестовал:

– Хорен Оганесович, они изменили условия. Теперь они намного более приемлемые, чем раньше!

– Тем не менее запрета я не снимал. Ладно, с Космо-Челябинском потом разберемся... А вы, Натан Маркович, пристроили на кафедру планетологии двоюродного племянника и полагали, об этом никто не узнает?

На этот раз очередь краснеть досталась проректору по работе с персоналом.

Теплое слово нашлось для каждого: проректоров по экономике, науке и инновациям, международной деятельности, безопасности, учебной работе. Лишь беседа с проректором по капитальному строительству отняла чуть больше времени.

– Что я вижу? – патетично воскликнул ректор. – Василий Иванович решил схитрить и пытается думать о популярном сериале?! О том, удастся ли космическому детективу О-Нгамбо раскрыть убийство, совершенное на планете Овадиум-177? Василий Иванович, а нельзя ближе к теме? Вы находитесь на заседании ректората, а не абы где, – и думать нужно о соответствующем. Например, о том, почему до сих пор не сдано в эксплуатацию новое общежитие? Так-так-так... Достаточно, я услышал. Не стану говорить, какие статьи уголовного законодательства нарушают ваши действия и на сколько лет отсидки тянут – этот вопрос мы с вами обсудим дополнительно. И дай Бог, чтобы вдвоем, а не в присутствии других официальных лиц. Это если не считать моего переводчика, конечно, – академик Арзубеков дотронулся до расположенного на макушке существа.

Фьюри внезапно – и во всеуслышание – телепатировал:

«Международный Уголовно-Космический кодекс, статья 189, пункт 1. Мошенничество в особо крупном размере наказывается принудительными работами на срок до пяти лет либо лишением свободы на срок до семи лет с отбыванием наказания за пределами Солнечной системы».

Арзубеков рассмеялся:

– Вы поглядите, фьюри можно использовать не только в качестве телепата, но и справочника!

Веселился он в одиночестве. Проректор по капитальному строительству, не склонный к покраснениям кожи ввиду тщедушной конституции, сидел бледный и несчастный. Остальные члены ректората тоже выглядели безрадостными.

Еще немного помучав коллег – с тем, чтобы попривыкли к новой реальности, – академик объявил заседание закрытым.

Смущенные проректоры задвигали стульями и разошлись.

Некоторое время Арзубеков сидел в кресле не двигаясь, с закрытыми глазами. На голове его примостился – вернее, примостилась, потому что это была самочка, – викешинская фьюри. Академик пытался обозреть открывшиеся перед ним возможности, но не мог охватить умом это великолепие, почти безграничное. Как удачно, что сына командировали на Викешию, где – по счастливой случайности – он оказал услугу директору надзорного департамента. Который в знак ответной любезности списал двух фьюри в качестве некондиционных. Одного инопланетянина сын оставил себе, а другого – хороший мальчик! – отправил отцу.

Арзубеков так и не снял с головы инопланетное существо. Зачем, если в любой момент понадобится?! Тем более что фьюри там хорошо: налакался апельсинового сока, пригрелся – теперь чуть ли не мурлычет от удовольствия.

Поняв, что слишком взволнован, чтобы заняться текучкой, академик решил расслабиться. Подошел к шкафу и достал оттуда бокал и бутылку фирменного коньяку. Но не успел ничего предпринять, потому что в кабинет вбежала Люся.

– Хорен Оганесович! Там... Там...

– Ну что еще такое? – недовольно проговорил ректор.

– Из ФСК, – шепотом выговорила секретарша.

Академик плюхнулся в кресло, а в кабинет уже входили трое, устрашающего вида.

Собственно, вида они были обыкновенного: деловые – средних лет – люди, в костюмах хорошего покроя. Однако, на голове у каждого красовался головной убор, напоминающий не то тиару Галактического Папы, не то колпак ку-клукс-клана. Недавнее нововведение. Такие головные уборы было разрешено носить исключительно сотрудникам ФСК, также некоторых других силовых организаций – но ни в коем случае не обычным гражданам.

– Чем обязан? – еле выдавил из себя ректор, не предвидя ничего хорошего.

Люся неслышно прикрыла дверь с той стороны.

Сотрудники ФСК деловито расположились в гостевых креслах.

«Да ведь я могу прощупать их мысли», – сообразил Арзубеков.

– А вот это не стоит, – предупредил один из фээскашников, с горбатым носом: по всей видимости, главный.

Один за другим гости сняли с себя странные головные уборы, обнаружив под ними то же самое, что в данный момент находилось на голове академика: свернувшихся в клубки инопланетных существ – фьюри.

Ректор общался с представителями контрольных структур довольно часто, но в этот раз его бросило в пот: наверное, сначала произвели впечатление головные уборы, а потом – то, что под ними находилось.

– Удивлены, Хорен Оганесович? – спросил тот, который с горбинкой.

– Всегда рад общению с властями, особенно с компетентными, – соврал уже пришедший в себя академик.

– Вот и отлично. У нас к вам несколько вопросов. Обращаю внимание, я не прошу вас снять фьюри – пусть условия разговора будут, так сказать, равными. Можете попробовать читать наши мысли. Если сможете.

Ректор сейчас же злобно подумал:

«Ничего себе, равными... Вас трое, и у каждого ксива».

И сразу почувствовал, что – благодаря контакту с фьюри – фээскашники его услышали, но в то же самое время он услышал то, что они услышали, – опять-таки, благодаря контакту, но уже со своим фьюри. Ректор не стал углубляться во взаимные мысленные ссылки, потому что они – насколько можно судить – были бесконечными.

– Итак, первый вопрос, – произнес который с горбинкой. – Скажите, Хорен Оганесович, откуда...

В этот момент что-то произошло: фьюри на ректорской макушке проявил небывалую активность. Если до этого – и во время предварительных домашних тренировок тоже – он находился в спокойном состоянии, то теперь почему-то оживился. Не только мысленно, но и телесно, а именно: выгнулся дугой и захлопал меховыми ушками. То есть фьюри выгнулась и захлопала, потому что была женского рода. Но самое удивительное, что фьюри на голове фээскашника с горбинкой тоже в ответ оживился и захлопал меховыми отростками, под стать самке. Наверное, он был самцом.

Фээскашник с горбинкой телепатировал:

«Хорен Оганесович, вы необычайно красивы. Я от вас без ума. Как вы смотрите на то, чтобы я станцевал вокруг вас брачный танец нкансу-нанансу? Согласны ли вы на это, моя будущая половина? И как смотрите на то, чтобы – так сказать, совместными усилиями – произвести на свет не менее пяти миллионов личинок?»

На что академик Арзубеков – неожиданно для себя самого – телепатировал в ответ:

«Сочту за честь, мой густошерстный монсу-балбонсу».

После этого общающиеся между собой фьюри включили настолько громкий режим телепатии, что перекричать их не было никакой возможности, хотя двое оставшихся не у дел фээскашников очень старались. Но их беспримерные усилия остались втуне.

Горбоносый фээскашник, словно загипнотизированный, поднялся с кресла, распростер в направлении Арзубекова руки и пошел на него – точно так же поступил и сам академик, в отношении фээскашника. Правда, ему не повезло наткнуться на стол, что затормозило продвижение. Но не оставалось сомнений: еще немного – и эти двое соединятся в страстном любовном порыве, чтобы, согласно обещанию, произвести на счет не менее пяти миллионов личинок.

Спохватившиеся товарищи горбоносого, отчаявшись докричаться, схватили его под руки и поволокли из кабинета.

«Нет! Не покидай меня, монсу-балбонсу!» – в отчаянии телепатировал академик Арзубеков.

Но фээскашники уже уволокли прочь своего – напрочь потерявшего волю – товарища.

Дрожащими руками ректор стянул с головы фьюри, до сих пор похлопывающего меховыми ушками, и запихнул в портфель, вместе с недопитой бутылкой апельсинового сока и пластиковой тарелкой.

В кабинет заглянула Люся, но, увидев сотрясающегося от любовной дрожи начальника, тут же исчезла.

Арзубеков – в экстазе от инопланетных любовных переживаний – пока плохо соображал. Конечно, сценка произошла не по его воле и выглядела отвратительно. Тем не менее, позволила избежать неприятностей с фээскашниками: разговор уже начался, но был оборван самым причудливым образом. Надо бы выяснить, по какому поводу силовики заявились, потому что: когда очухаются, заявятся снова. И продумать относительно телепатических возможностей фьюри. Хотя не факт, что ему разрешат использовать в предстоящем разговоре инопланетное существо: могут и отобрать.

«Нельзя ли выпить еще апельсинового сока?» – послышалось в голове.

Источник мыслей находился в портфеле.

«Погоди минутку, сейчас налью», – подумал академик.

После этого плеснул себе полный стакан коньяку, залпом выхлестал и наконец расслабился. И сделалось академику Арзубекову хорошо, как никогда.

XXVIII век

Сева заворочался в постели, проснулся и – еще с закрытыми глазами – водрузил на голову Викешу. И мысли сразу прояснились.

«До планируемого выхода остается 33 минуты».

«Сейчас встану», – подумал Сева.

И действительно встал и принял утренний туалет, легко и вкусно позавтракал и покинул квартиру в положенное время.

К стоянке успел вовремя: когда на нее опускался геликоптер. Выстроившиеся в ряд пассажиры заходили в двери, прикасаясь головами ко входному идентификатору. Последнее усовершенствование: как оказалось, каждый фьюри испускает мысли строго индивидуальной длины – техника их прекрасно различает. Поэтому геликоптеры были переведены на билетную систему «Личный фьюри». Разумеется, предварительно требовалось личного фьюри зарегистрировать, после чего проблем не возникало. Планировалось перевести на новую систему билетного контроля весь общественный транспорт.

Геликоптер поднялся ввысь.

«Включи фоновый охват», – попросил Сева.

Большинство людей предпочитало не слушать в транспорте чужих мыслей, которые представляли собой однообразную мешанину из бытовых забот и сексуальных фантазий. Но находились и любители в них покопаться, к числу которых относился Сева.

Впрочем, поездка было недолгой: офис находился в двух остановках от дома.

Сева вышел из геликоптера и направился на место службы.

На служебном входе приложил к датчику все того же незаменимого фьюри: пропускная система в офисе также функционировала по тому же принципу, что на пассажирских геликоптерах.

Оказавшись на рабочем месте, Викеша включился в режим подсказок и принялся надиктовывать:

«Согласно письму № 758-61К от 15 марта 2597 года, Ваша претензия отклонена, на основании...», – далее следовал пункт нормативного документа.

Их фьюри помнили и цитировали безукоризненно, никакой компьютерный помощник не сравнится. Хотя иногда намеренно перевирали, из-за присущей им легкомысленности, – за этим следовало строго следить. Как бы там ни было, компьютеры в управленческом деле использовались все реже и реже. Правда, улавливать мысли с помощью технических устройств: то есть создать телепатическую технику, – до сих пор не удавалось, поэтому человек оставался тем единственным, кто был способен преобразовывать получаемые от фьюри мысленные сигналы в практические действия. Но это было и хорошо: будь иначе, надобность в специалистах подобного профиля отпала – тогда бы пришлось переучиваться.

В общем, Сева трудился. Он привычно записывал то, что ему диктовали, изредка уточняя или прося внести исправления, – и почти забылся в механических действиях, пока Викеша не телепатировал:

«Рабочий день закончен».

И то правда.

Сева – под наблюдением того же личного помощника – спрятал служебные бумаги в стол и направился к выходу. По пути – по прямому мысленному каналу, установленному Викешей за лишнюю бутылку апельсинового сока, – связался с подружкой и договорился о встрече.

Ехать пришлось на другом номере геликоптера, но тоже недалеко.

Лиза встретила его на пороге, в откровенном сексуальном наряде, который, конечно же, подсказала девушке ее фьюри, тоже женского пола. Инопланетяне заранее связались между собой и обо всем условились: людям оставалось лишь следовать утвержденному ими церемониалу. Чему они с наслаждением отдались.

Едва Сева увидел Лизу в прелестном дезабилье, как почувствовал страстное возбуждение в районе головного мозга – это возбужденно зашевелился и изменил мысленный настрой Викеша. То же, по всей видимости, испытывали и Лиза, которая протянула по направлению к партнеру трепещущие руки и мысленно пролепетала:

«О, мой монсу-балбонсу!».

Сева, направляемый фьюри-самцом, приступил к исполнению брачного танца нкансу-нанансу – впрочем, он не собирался доводить его до конца, из-за чего церемония бракосочетания считалась недействительной. Он так поступал при каждой встрече.

Самец и самка фьюри в это время обменивались мыслями, уловить которые человеческий мозг был не в состоянии, зато прекрасно улавливал охвативший обоих фьюри любовный экстаз. Постепенно возбуждение сползало от головного мозга к бедрам, но к тому времени фьюри уже завершили любовные игры и, усталые, умиротворились – поэтому окончание коитуса у людей вышло смазанным. Зато эмоциональное впечатление, полученное на этапе эмоционального обмена, переполняло.

Когда они одевались и приводили себя в порядок, Лиза подумала:

«Если моя фьюри принесет личинок, что делать?»

Сева, раздраженный обычными женскими страхами, ответил:

«Что обычно: сдать в питомник».

Подруга грустно вздохнула. Она давно пыталась уговорить партнера на предварительное совместное воспитание хотя бы пары тысяч личинок, но Сева постоянно отнекивался: не время еще – слишком молод. Может быть, попозже.

Как всегда, Лиза предложила переночевать у нее, но Сева предпочел отправиться домой. Завтра на работу.

Следующий день начался как обычно: Сева заворочался в постели, проснулся и – еще с закрытыми глазами – водрузил на голову Викешу. И сразу ощутил: что-то не то. Мысли фьюри были слабыми и вялыми.

«Что с тобой?» – с испугом вопросил Сева.

«Заболел. Мне плохо», – еле послышалось в ответ.

Мысль еле пробивалась в черепную коробку, хотя до сего момента – в сравнении с другими фьюри – Викеша отличался именно силой мысли.

Сева вскочил с постели, но окружающий мир показался незнакомым. То есть был, конечно, знаком: представлял собой Севину квартиру, в которой не изменилось ровным счетом ничего, – но из-за болезни Викеши выглядел сильно расплывчатым.

Одной из дополнительных функций, исполняемых фьюри, была корректировка зрения. Ведь, как известно, качество зрения зависит не столько от зоркости хрусталика, сколько от выстраиваемой в мозгу картинки. Фьюри обладали способностью напрямую обращаться к человеческому мозгу: соответственно, им не составляло труда делать картинку резкой. Договоренность об этом между людьми и фьюри была достигнута не сразу, но на этапе последующего сотрудничества – после того, как прояснились действительные потрясающие способности этих существ. И вот теперь фьюри ослаб настолько, что не мог выправлять зрение своему реципиенту.

Сева – чуть ли не наощупь – подошел к шкафу и принялся шарить в нем в поисках очков. Он хранил этот допотопный прибор именно для такого случая.

В очках ориентироваться в окружающей обстановке стало полегче, и Сева поспешил в поликлинику. Викеша ослаб настолько, что не мог не только исправлять визуальную картинку в мозгу, но и мысленно связываться с другими реципиентами: по этой причине Сева не мог связаться с завсектора, чтобы предупредить о задержке.

А по пути в поликлинику Викеша вообще умер.

Сева ощутил последний мозговой толчок, словно что-то острое кольнуло под черепом, и после этого наступила оглушительная мысленная тишина. На голове ощущалось не теплое тело фьюри, но нечто инородное, вцепившееся в волосы мертвой хваткой.

Сева содрогнулся.

Нет, с ним и раньше такое – то есть смерть личного фьюри – случалось. Однажды. Но тогда инопланетянин заблаговременно предупредил о своей ближайшей кончине, и Сева успел даже оформить бумаги и заказать в питомнике новый экземпляр. А сейчас все произошло слишком скоропостижно.

Сева оглянулся по сторонам, пытаясь определить, не обращает ли кто на него внимание и, главное, не считывает ли мысли. Если мертвого фьюри на голове еще можно было принять за живого, то сфальсифицировать мысли еще никому не удавалось – с этой стороны ношение на голове мертвого инопланетянина выглядело неэтичным. Могло быть квалифицировано в качестве надругательства над разумным существом.

Сева подумал и положил мертвого Викешу в целлофановый пакет. Среди людей находились отдельные уникумы, не признававшие использование фьюри – даже мыслеобмен через их посредство. Эти люди разгуливали с голыми макушками, чем привлекали внимание публики. Разумеется, таких маргиналов были единицы, на них откровенно пялились, но все же голая макушка была намного лучше мертвого инопланетянина на голове.

Оставшись с непокрытой головой, Сева – ожидая любопытных взглядов, насмешек и даже осуждения – почувствовал себя не в своей тарелке, и тут только обратил внимание на странное поведение прохожих. Слишком многие из них шли с непокрытыми головами. А другие предпочли использовать капюшоны, позволявшие скрывать отсутствие фьюри на голове. Куртки с надвинутыми на лбы капюшонами бросались в глаза, потому что являлись одеждой не по сезону, к тому же малопопулярной.

Тогда-то Сева и заподозрил, что неладное творится не только с ним, но и другими.

Это окончательно подтвердилось возле пункта выдачи фьюри, куда Сева не преминул направиться. Вход штурмовала огромная толпа. Самое скверное, что Сева – в отсутствие Викеши – не мог мысленно связаться со справочным фьюри, чтобы прояснить ситуацию; впрочем, как и другие пострадавшие.

Так ничего и не поняв – кроме того, что инопланетян настигла страшная пандемия, объяснить иначе их массовую гибель было невозможно, – Сева направился к стоянке геликоптера. Прождал вместе с другими пассажирами не меньше получаса или около того: в отсутствие фьюри, он не мог определить точное время ожидания, поэтому прикинул по субъективным ощущениям. Но пассажирский геликоптер так и не подлетел.

Наконец, вдали показался летательный аппарат, но внезапно он завихлял из стороны в сторону и рухнул в районе соседнего квартала. Послышался сильный хлопок, с места падения повалил густой черный дым.

Ахнувшие пассажиры принялись активно разбредаться в разные стороны. В итоге Сева дотопал до офиса пешком.

Он уже подумывал, не напрасно ли это сделал, потому что – как преодолеть кодовый замок служебного входа без фьюри? Кстати, и в геликоптер не смог бы зайти без идентификации, только своевременно об этом не задумался. Однако, опасения оказались напрасными: вход в офис был распахнут для всех желающих.

Сева поднялся на этаж, где столкнулся с завсектора. Который принялся на него кричать, отчего Сева изрядно перепугался – но не криков, а того, что абсолютно не понимал этого человека. Раньше они общались посредством телепатии, но теперь фьюри у обоих отсутствовали, и общение приходилось вести доисторическим способом: посредством звуковых сигналов. Которые оба порядком подзабыли.

Как ни силился Сева, он ничего не разобрал в криках завсектора, и лишь потом сообразил: тот был коренным испанцем – наверное, и разговаривал на испанском. Чтению мыслей это не препятствовало, а вот звуковому общению – еще как.

Видимо, завсектора пришел к тому же выводу, потому что плюнул и убежал, а Сева присел за рабочий стол. Но – в отсутствие Викеши – полноценно трудиться не смог: без подсказчика служебные запросы представляли собой груду беспорядочной информации, а ответы на них не могли быть составлены без отсылок к нормативной базе, хранимой во вместительной памяти фьюри. Впрочем, в офисе мало кто работал: там царил необычный бардак.

Уяснив это, Сева поник и, в полной растерянности, поплелся домой.

На выходе из офиса он чуть не столкнулся с Лизой, тоже простоволосой. Девушка искала его, чтобы сообщить печальную новость:

– Моя фьюри скончалась.

Говорить пришлось вслух, потому что телепатические возможности отсутствовали у обоих. Но на этот раз Сева понял: разумеется, за счет того, что они с Лизой относились к одной лингвистической группе.

Насколько можно было судить, за несколько утренних часов в городе скончались все или почти все фьюри. А что случилось в мире, нельзя было установить из-за того, что международные мыслепроводы не работали. Наверное, для восстановления связи власти уже разворачивали устаревшее проводное и антенное оборудование, но точные сведения об этом отсутствовали. Вокруг бродили потерянные люди: с непокрытыми головами, либо с макушками, скрытыми капюшонами, либо беззастенчиво несущие в руках мертвые тела личных фьюри. Казалось, мир Кукон-Билан сошел с ума.

– Что происходит? – зарыдала Лиза, припадая к Севиной груди.

– Не знаю, – ответил Сева.

Подумал и украдкой опустил целлофановый пакет в урну. Раньше Викешин труп был необходим для доказательства, что Сева в самом деле нуждается в замене скончавшегося внеземного помощника на нового. Но теперь – в условиях пандемии – доказывать стало нечего: по крайней мере, Сева так думал.

Лиза продолжала рыдать у него на груди. Но Сева уже не ощущал прежнего тонкого мозгового волнения – напротив, чувствовал куда более грубое, плотское и прямолинейное возбуждение, словно с высшей ступеньки эволюции соскользнул сразу на две или три ниже. Вероятно, Лиза испытывала те же ощущения, потому что странно поглядела на Севу.

– Что с нами будет? – спросила она, вытирая слезы.

«Не знаю», – по привычке подумал Сева.

И, удивительное дело, несмотря на отсутствие у них телепатического контакта, Лиза поняла и подняла к нему просветлевшие глаза:

– Но ведь что-то будет, правда?