По благим намерениям

У Насти никогда не было свекрови.

Сережина мама умерла давным-давно, когда он был подростком. Скончалась она совсем молодой, лет в тридцать, и как-то скоропостижно. Что-то с сердцем. Сережка рассказывал дрожащим от сдерживаемых слез голосом, что с вечера она смеялась, говорила о завтрашних делах, потом пошла спать, как обычно, а утром уже была холодной и неподвижной.

Наверное, с этого всё и началась.

Петр Максимович, Сережин отец, был в те дни в командировке в Германии - он по работе часто ездил за бугор. Сережка, которому было двенадцать, позвонил тете Вере, папиной сестре, и несколько часов просидел в одиночестве рядом с мертвой мамой, ожидая, пока приедут взрослые.

О чем он тогда думал?

Сережа не рассказывал.

Маму мальчик очень любил. Настя с удовольствием рассматривала ее фото, которые Сергей бережно хранил, и размышляла: подружились бы они?

Со снимков смотрела очень миловидная, совсем молодая женщина с открытым дружелюбным взглядом. Сережа говорил, что мама его никогда не ругала, а если он вел себя нехорошо, шалил, не слушался, просто крепко прижимала его к себе и шептала на ухо: «Сыночек, пожалуйста! Не делай маме больно».

Это всегда работало.

Характером Сережа пошел в маму, потому что его папа, Петр Максимович, был совсем другим.

Вероятно, на характер отца накладывала отпечаток работа: Петр Максимович очень рано стал руководителем. Почти всю жизнь он прослужил на каком-то полусекретном заводе, в основном заместителем директора по снабжению. После смерти жены о женщинах не вспоминал: думал лишь о работе!

Иногда от него одного зависит: будет ли работать полусекретный завод или нет - так гордо сообщал сам Петр Максимович всем при любом удобном случае.

Настин свекор с первых дней знакомства подчеркивал, и вскользь, и напрямую, что добился своих успехов сам, собственным умом и стараниями, что он заслужил свою важную должность по праву и исполняет обязанности с честью. Гордился, что никогда «не сюсюкает», говорит людям правду прямо в глаза. Если кто виноват – заслуженно наказывает. А иначе… Полусекретный завод может остановиться.

Петр Максимович с самого начала показал, что в отношениях с невесткой не допустит панибратства и поблажек. Сын у него единственный, супруга скончалась, царство ей небесное, так что на нем лежит громадная ответственность. И он с честью ее понесет. Как за снабжение завода.

И он нес.

Сразу отринул это вот - «папа»:

- Отец у тебя, Настасья, один. Я – Петр Максимович. Пусть так и будет, пока ты его супруга.

Со сватами свекор виделся всего однажды, на свадьбе.

Точнее, свадьбы, как таковой не было: регистрация и последующий обед в кафе. Молодожены и их родители. Так настоял Петр Максимович. Зачем эти дурацкие обряды? А если молодые разойдутся? Только пустая трата огромных денег.

Петр Максимович не позвал даже тетю Веру.

Настины родители ему не понравились. Где те, мелкие служащие, и где он, заместитель директора полусекретного завода по снабжению! Второе лицо на предприятии. Или третье.

Больше сваты никогда не виделись, не перезванивались и не общались.

Сережка, в отличие от угрюмого, крупного, значительного, вечно хмурящего брови отца, был худощавым, подвижным и очень легким.

В маму?

Настя и влюбилась-то в него из-за простоты и душевности, которые источал парень. Был он бесхитростным, доверчивым и даже немного наивным душой.

Всем верил.

Видимо, после маминой смерти в нем что-то сломалось, он потерял источник любви, и попытался найти ее в окружающих. В первую очередь в отце.

Но там Сергей находил лишь контроль и управление. Отец никогда «не сюсюкал», говорил сыну правду прямо в глаза. Если тот был виноват – заслуженно наказывал. Иначе… кто знает, что могло случиться иначе?

Как Настя поняла уже гораздо позже, Петр Максимович не переставал быть начальником и дома. Он сына всячески шпынял, высмеивал, если у того что-то не получалось, полагал, что так у парня проснется желание сделать лучше. Но если у него получалось, тоже похвалы не расточал.

Сережа всё время хотел угодить отцу, потому и слушался его беспрекословно. Ну а как можно сомневаться в ТАКОМ отце? Всезнающем, всё умеющем, строгом, но справедливом?

К сожалению, эта подчиненность и зависимость от отца не прошла у Сережи и после свадьбы. Парень метался между глубоким чувством к девушке, которую он полюбил всем сердцем, отчаянно и до донышка, и темной энергией отца, которая врубалась между молодыми супругами.

Петр Максимович никогда не скрывал, что выбором сына недоволен. Возможно, потому он подсознательно отрицал и критиковал любое решение супругов.

Ну на что вам двухкомнатная квартира? Платить за лишние квадраты? Покупайте однокомнатную. Она дешевле. Иначе деньги в долг не дам, будете скитаться по съёмным.

Пришлось купить однокомнатную. И занятые у свекора деньги за несколько лет вернуть до копеечки.

Решили завести ребенка? Совсем рехнулись? Смотрите, какие времена на дворе! Вам бы самим на ноги встать! А учитывая Серегину криворукость и Настькину лень… Иначе внука не признаю и от сына отрекусь.

Пришлось предохраняться, а когда Настя все же случайно залетела, Петр Максимович почти ежедневно устраивал дикие скандалы, настаивая на аборте. Измотанная Настя была вынуждена подчиниться.

А она так мечтала о дочке…

По папиной протекции Сергея устроили в отдел снабжения одного городского предприятия. С учетом ответственности парня и связей Петра Максимовича через несколько лет Сергей возглавил отдел.

Но эта работа не была ему по душе. Он был расположен к творчеству: неплохо рисовал и писал стихи. Мечтал со временем стать дизайнером и рекламщиком.

Насте безумно нравились стихи мужа. Они напоминали снежинки: хрупкие, ажурные, порхающие. Быстротающие, но оставляющие на ладошке приятный прохладный след.

Как и в душе.

Петр Максимович же считал поэтический дар сына проклятьем, мешающим тому наконец-то стать настоящим мужиком, желчно высмеивал его творения, называя голубыми соплями.

Сережа со временем стал смущаться, когда Настя просила его почитать что-нибудь новенькое, жалко улыбался и тихо бормотал, что это всё сопли. Голубые.

Еще он перестал рисовать любимую Настю в образе принцессы или сказочной героини.

Настя, окончившая мединститут, устроилась в детскую поликлинику офтальмологом. Она очень тянулась к детям, утоляя таким образом нереализованную тягу к материнству.

Настя быстро стала очень хорошим специалистом, ее ценили и уважали родители маленьких пациентов. Когда стало возможным открыть частную детскую глазную клиники, Настя загорелась желанием заняться своим делом.

Естественно, нужно было хотя бы немного начального капитала, связи, помощь с помещением, закупка оборудования…

- Я вообще против того, что ты на работу ходишь! – неожиданно заявил Петр Максимович пришедшей за помощью Насте. - Баба дома сидеть должна. Насть, ну какая из тебя руководительница? Ты только и умеешь, что Серегой командовать. Он с тобой совсем бабой стал!

А ведь деньги у свекора были. И приличные. Зарплата замдиректора на режимном заводе с надбавками и премиями была очень даже приличная! К тому же он немного подворовывал. Сам же хвастался, что на вкладе у него не один миллион, если в рублях.

Но дать взаймы отказался категорически.

Других возможностей у Насти не было, и от мечты отказаться пришлось очень быстро.

Она осталась хорошим, но обычным офтальмологом. Одной из нескольких в поликлинике.

А еще через несколько лет Настя стала сиротой: первым ушел папа. Мама, жившая с отцом душа в душу, на этом свете долго не засиделась.

Так из родственников у Насти остались лишь муж да нелюбимый свекор.

Несмотря на такое отношение к себе, женщина терпела Петра Максимовича, никогда не спорила, не перечила, не повышала голос, и даже при Сергее не осуждала и не критиковала: муж этого не любил.

Все-таки это Сережин папа!

Между тем, вышедший в шестьдесят лет на пенсию и оказавшийся без начальственного кнута Петр Максимович становился всё желчнее, язвительнее и грубее. Не встречая сопротивления, он командовал теперь семьей сына, как утраченным трудовым коллективом, влезая в каждое дело.

Здоровье у него было стальное: сердечко стучало, как новенькое, голова варила, как у молодого, а простатит и простуду пережить можно. Лишь бы у детей всё было хорошо!

Настя часто думала, что вся жизнь ее – сплошное расстройство, одна беда.

Но…

Многое просто зависит от точки зрения.

*****

Беда пришла ранним февральским утром.

Настя возилась на кухне, готовя завтрак, Сергей валялся в постели – все-таки суббота, можно себе позволить…

Звонок в дверь показался выстрелом: резкий, звонкий, пронзительный, злой. К супругам редко кто приходил в гости. У Насти подруг было - кот наплакал. У Сергея еще меньше, а из родни остался один отец.

Это и был Петр Максимович.

Он стоял на пороге в распахнутой настежь шубе, в тапках на босу ногу, с окровавленным лицом и почему-то с надорванной подушкой под мышкой.

Настя, увидев свекра в таком виде, обомлела.

Тот, впрочем, не говоря ни слова, отодвинул невестку и вошел в квартиру.

- Петр Максимович, здрассте, что случилось? – Настя поспешила следом за странным свекром.

Тот молча вошел в комнату, где на него уставился разинувший рот сын. Петр Максимович бросил на кровать перед ним подушку и зло сказал:

- У тебя жить буду, - он покосился на онемевшую невестку, поправился: - У вас.

Путем долгих расспросов, криков и разгоравшегося несколько раз скандала выяснилось, что Петра Максимовича обули мошенники.

Оказалось, что пенсионер «случайно» познакомился с молодой мадам, которая очень быстро объявила счастливцу, что очарована им, никогда в жизни так не влюблялась, и что возраст – лишь цифра в паспорте, а главное – душа и чувства.

Петр Максимович с гордостью сообщил сыну, что они даже спали. Технически спали, поскольку процесс так и завис незавершенным. Но это неважно, ведь девочка 35-ти лет не может заниматься ТАКИМ со стариком, если не любит его по-настоящему. Хоть режьте его…

Две недели всё у влюбленных было прекрасно: цветы, шампанское и растирание старческих ступней при свечах. Петр Максимович разболтал своей пассии всё на свете, в том числе о кругленькой сумме на вкладе, и что он единственный собственник трехкомнатной квартиры. Ну, чтоб молодая зная, что не за оборванца замуж идет.

Да, да, они собирались пожениться.

На «мальчишник» вместе с будущей счастливой невестой пришли ее «братья», пятеро статных и крепких парней.

Те хмуро потребовали подтвердить, насколько серьезные намерения у новоиспеченного «женишка», и что он их «сестренку» не кинет. Ну, к примеру, подарить суженой-ряженой совместное любовное гнездышко.

Петра Максимовича, щедро подпаиваемого невестушкой, на слабо было не взять, и он забожился, что в ближайшее же время пойдет к нотариусу. Братья засмеялись, заявив, что любовь до завтра ждать не будет, а вот, кстати, и нотариус совершенно случайно рядом оказался!

И правда: в квартире материализовался равнодушный, всё повидавший потрепанный нотариус.

Сделка была совершена почти мгновенно.

О свадьбе Петр Максимович сыну не говорил, рассчитывая сделать сюрприз.

Сюрпризом, однако, оказалось неожиданное исчезновение любимой, а затем и сегодняшний утренний визит пятерых ее лже-братьев, которые, размахивая бумагами на квартиру, во главе с розовой «зеленкой» на имя некоей Хрюкиной Евдокии, предложили старику дилемму: выселиться по-хорошему или выселиться по-плохому.

Петр Максимович выбрал третий вариант – не выселяться вовсе – который в конце концов оказался одним из вариантов варианта номер два.

В результате правовых дебатов ему разбили нос, порвали подушку, которую старик схватил в качестве доказательства принадлежности ему жилой площади гражданки Хрюкиной Евдокии, и спустили с лестницы, одновременно ехидно напомнив, что он подписал на Хрюкину не только квартиру, но и прочее имущество, включая ложки и вилки.

- В прокуратуру надо, - сказала Настя, когда свекор закончил.

- Заткнись, дура, - неожиданно завопил тот. - Я еще по милициям тебе не ходил, не позорился! Серега, иди и набей им там всем морду. На тебя надежда. Ты мужик или «каблук»?

Сергей даже привстал было с кровати, но Настя никуда его не пустила. За что оба заслужили презрительные взгляды поджавшего губы Петра Максимовича.

Обращаться куда бы то ни было за помощью свекор отказался напрочь, категорически! Даже несмотря на Настины слезы и попытки уговорить упрямого, как черт, старика, по-хорошему.

- В конце концов, у меня сын есть! – заявил он, задрав нос. - На что тогда я тебя рожал, если не могу обратиться за помощью в трудную минуту?

Сын сконфуженно промолчал и в сторону Насти старался не смотреть.

Они стали жить втроем.

Настя какое-то время спала на раскладушке на кухне, а Сергей - с отцом на диване «вальтом».

Со временем они купили для старика маленький раскладной диванчик.

Что за жизнь в однокомнатной квартирке со свекором? С практически посторонним мужчиной, хоть и пожилым? Не переодеться нормально, с мужем не помиловаться, не посмотреть по телевизору то, что хочется. Готовить теперь пришлось больше и чаще, посуду мыть активнее. В аппетите Петру Максимовичу было не отказать.

Никуда не делался и характер свекора. После унизительного «развода» он стал злее, желчнее, придирчивее. Считал, что Настя смеется над его простодушием и тупостью, попрекает взглядом и мыслию.

Невестка же свекора не попрекала. Терпела. Жалела. Готовила беспрекословно, посуду его мыла тщательней, чем себе, стирала регулярно – старику нужно быть в чистом – старалась не беспокоить, даже говорить стала тише, поглядывая на недовольно морщившегося в ее сторону третьего-нелишнего.

Старик же от приключения, лишившего его всего, отошел быстро, и быстро почувствовал, что снова «попал ногами в жир», принялся на невестку покрикивать, поругивать ее, подучивать, давать указания. Когда та делала по-своему, доставал сына: «Да что у тебя за жена? Где ее уважение к отцу?»

Сергей же после подселения отца словно сжался, усох. Он теперь разговаривал совсем мало, только по делу. На отцовские жалобы только кивал, не поддерживал ничью сторону. Ему пришлось устроиться на подработку, и он стал задерживаться до полуночи, сидя на работе и делая переводы с немецкого, который неплохо знал.

Иногда Сергей просто не хотел возвращаться домой.

Положа руку на сердце, и Настя, и Сергей ждали, что папа через какое-то время умрет. Все-таки ему было под семьдесят, стрессы, двигается мало…

Но первым умер Сергей.

*****

Его убили.

Кто – так и не нашли. Ну да и нашли бы – это его не воскресило бы.

Сергей, как всегда, засиделся в тот вечер на своей чертовой подработке допоздна, заполночь, домой пошел пешком. Видимо, кто-то его встретил, видимо, произошел разговор.

Это только предположения.

Нашли Сергея рано утром, с разбитой головой и ребром в сердце. Иногда одного удачного удара носком тяжелого ботинка в грудь лежащего на земле человека хватает, чтобы отправить очередную душу на небеса.

Настя с первой же секунды, как узнала о смерти мужа, словно окаменела. Пока занималась похоронами, не проронила ни слезинки.

Когда порядком подвыпивший Петр Максимович на поминках укоризненно наклонился к невестке и поучительно прошамкал: «Ты б хоть для виду поплакала», она неожиданно повернула к нему лицо и посмотрела в глаза с такой ненавистью!!!

Свекор отшатнулся и на секунду протрезвел.

Он только что заметил, как преобразилось ее лицо. Оно стало темным и деревянным. Ни одна мышца не дрогнула, когда она секунду сверлила его убийственным взглядом.

С того времени Настя изменилась, словно ее заменили абсолютно другим человеком.

Она почти не говорила. Могла сидеть, уставившись в одну точку часами. Готовила Петру Максимовичу, сама же ела совсем немного.

Переехала на кухню, куда перенесла дедов диван. Приходила с работы, закрывалась там и появлялась у него очень редко, лишь по необходимости.

Свекор, помня взгляд невестки, ожидал упреков и придирок.

Но Настя молчала.

Петра Максимовича поначалу это даже пугало: он сам чувствовал, как велика его вина в нынешнем положении вещей.

Так они прожили два года.

Инсульт случился у Петра Максимовича очень жарким июльским днем.

Он шел с кухни в свою комнату с тарелкой наваристого супа с фрикадельками, когда правая нога мужчина неожиданно резко остановилась. Остальное же тело по инерции продолжило движение, и Петр Максимович внезапно осознал, что летит вниз, на пол.

Пришел он в себя, когда над ним проплывал ярко-белый потолок, а вокруг кто-то назойливо бубнил и бубнил… Вскоре в поле зрения возникло лицо невестки.

Он хотел привычно выговорить ей: со мной что-то не то, где тебя черти носят? Но язык не ворочался, как и всё прочее тело, и Настя сказала сама:

- Ты уже в больнице, не волнуйся. Врач сказал: жить будешь. Так что… расслабься. Я буду рядом…

И лицо исчезло.

Петр Максимович снова подумал о невестке:

- И не появилась, когда нужна была, и сейчас, когда снова нужна, исчезла. Коза!

Выписали его через три недели.

Тело до ног отошло, но ноги парализовало полностью.

А еще в памяти образовались пустые места, которые не позволяли вспомнить некоторые обстоятельства, имена, даты, людей и события.

Домой его привезли двое мужчин в униформе. Уложили неожиданно в кухне, на маленьком диванчике, купленном изначально ему. Петр Максимович даже мысленно возмутился: куда это его? Он же не кобель, на кухне жить?

Однако Настя, рассчитавшись с грузчиками, с кухни молча вышла и осторожно прикрыла за собой дверь.

Выговаривать было некому.