По куриным следам

Во всех своих бедах Петя по прозвищу «Пятак» никогда не винил себя.

Началось с того, что родители дали ему плохое имя. Всё бы ничего, но отца звали Павел, а фамилия у него Камчатский. Пётр Павлович Камчатский — каково? До пятого класса Петю дразнили Петропавловск-Камчатским и спрашивали, наступил ли у него Новый Год. Петя колотил насмешников, но они продолжали дразнить.

В трёх начальных классах Петя учился пять лет, потому что дважды оставался на второй год. В пятом классе Пете выдали какую-то справку о том, что он дурак, и перевели в специальную школу, куда мальчик отходил едва ли месяц. Как раз тогда из семьи ушёл отец, и матери стало не до глупого сына. В итоге Петю признали инвалидом.

Наступила тяжёлая жизнь. Питались Камчатские плохо, одевались ещё хуже. Отец платил копеечные алименты и знать ничего не хотел о семье. Мать плакала, говорила, что этих денег не хватает. Она добилась для Пети каких-то выплат по инвалидности, но и того жадной матери оказалось мало. Петя не понимал: если алиментов и пособия всё равно не хватает на жизнь, так почему бы не отдать эти деньги лично ему, Пете? Ему бы хватало!

Петина мать зарабатывала копейки. Петя знал, что она могла зарабатывать больше. Это его, бедолагу, никуда не брали, потому что все в деревне знали о его дурацкой справке. Он даже хотел её сжечь, но это бы не помогло, да и на медкомиссиях справку требовали.

Там, куда Петю иногда брали подработать, обманывали на деньги и вместо обещанной платы могли просто побить.

За вечно разбитый, приплюснутый нос Петя и получил новое прозвище «Пятак».

У Петиной матери справки из дурдома не было, зато был школьный аттестат и диплом кулинарного техникума, а значит, спину она гнула на коровнике из-за лени — ленилась искать нормальную работу.

Отец недолго прожил один, умер от водки. Закончились алименты. Началась нищета.

Петина Мать снова добилась каких-то де по утрате кормильца и постоянно жаловалась потом, что денег мало.

Если мать болела и не могла работать, Камчатские голодали. Соседи подкармливали их, но слишком скудно. От жадности, как думал Петя.

Он ненавидел свою деревню, родителей, соседей, ненавидел саму свою жизнь, но не себя. Себя Петя в каком-то смысле любил и считал, что заслуживает лучшего. Любил ещё некоторых одиноких старух. Те часто звали его сделать что-то тяжёлое по дому, потом кормили от пуза, наливали самогонки или браги и звали не дураком, а божьим человеком. Говорили, что таких юродивых Бог посылает людям для испытания милосердия.

— Ты выпей рюмочку, Петрушка, выпей, худо не будет… А вот навоз ещё там скисает… А ты такой молодец, такой умница!

Ласковое слово и собаке приятно. Лучше уж быть божьим юродивым, чем дураком.

Да, выпивать Петя тоже любил. После выпитого он становился весёлым, добрым, а мир уже не казался мерзкой навозной ямой. А случалось выпить лишнего, Петя становился истеричным, буйным, злым, вёл себя глупо и ничего не помнил наутро.

Злая мать бегала к старухам ругаться, просила, чтобы не поили сына, за что получала от него пару раз по уху. После второго раза нажаловалась участковому и Петю забирали в полицию, составили бумаги и отправили в клинику, где продержали всё лето.

Что в полиции, что в клинике с Петей не церемонились — били крепко. Петя не хотел так снова и перестал трогать маму, теперь только материл.

И пить он не бросил. Если бы не похмелье — пил бы вечно!

В недолгие периоды трезвости Петя ощущал, как неведомая злоба и холодный страх грызут его изнутри, мучают, мотают душу. И на ухо будто шепчет кто, подначивая выпить. Не выдерживая, он бежал из дома искать спиртное. Угощали редко, гнали постоянно. Только старухи пока ещё привечали, но чем больше Петя пил, тем меньше от него было толку старухам.

Мать состарилась, но всё ещё работала — мыла полы в клубе. Жили на её пенсию и зарплату, а свою пенсию по инвалидности Петя пропивал. Мизерная выплата кончалась быстро, и тогда Петя шёл промышлять, за что сидел не по долгу, но уже трижды. Не хватало Петиной справки, чтобы избежать тюрьмы.

Недавно Пете стукнуло сорок два. Выглядел он на все шестьдесят и жизнь свою он ненавидел как никогда прежде.

Опять не выдержав настойчивого зова жажды, Петя околачивался по окрестностям в поисках зелья. Ходили слухи, что этим утром в Казначихин дом заехала новая жительница. Петя поёжился. Казначиху Пятак боялся до зубовного стука. Видел он, как эта старая гадина с вороной разговаривала, и та ей отвечала! Правду сказать, старуха никогда его не обижала, но после этой вороны…

Ничего не выпросив у соседей, кроме недобрых обещаний, Петя пошёл дальше. Прикинув, что новой бабе может понадобиться помощь, например, с мебелью, он, переборов страх, направился к старому мрачному дому. А дом будто ожил при новой хозяйке и вовсе стал не страшным. И хозяйка молодая, красивая, не чета Казначихе. Только ей уже помогли какие-то сопляки и даже его не позвали, гады.

Петя вышел на речной берег в надежде найти метки чужих закидушек, перемётов, сетей. Он часто здесь промышлял. Если умыкнуть рыбу, то можно на велике добраться до города и сдать её за копейки в магазин, а можно и снасть загнать, потом купить палёного спирта…

Ожидаемо ни одной метки было не видно. Если и ставили в этом году, то не у деревни — у деревни в этот год клёв не шёл.

Петя ещё издали заметил огромный плот и молодых людей, крутящихся возле него. Всё гадал, местные они или не местные, подойти или не подойти? Попрошайничать Петя не стеснялся, просто не знал, чем ответят незнакомцы.

* * *

— Короче, хана, приплыли, — злился рослый парень, осматривая повреждения причаленного к берегу плота после встречи то ли с мелью, то ли с камнем.

Это был превосходный плот: с двускатной пластиковой крышей, с высокими бортами, со спальными местами, с мощным лодочным мотором на корме. Целый дом или скорее хижина, но хижина повышенной комфортности. Всего на плоту путешествовали шестеро: трое парней и трое девушек, что, конечно, делало честь плавучести и устойчивости конструкции, но не позволяло закрыть глаза даже на пустяковые поломки.

А шарахнуло очень даже не пустяково и даже выворотило доску на углу платформы. Трое парней склонились над повреждённым местом и пытались понять, насколько всё плохо. На первый взгляд, ничего непоправимого не произошло. Инструменты — есть, материала — целый лес, воздушные баллоны — в порядке, балласт — на месте. А если чего-то не хватит, то в полукилометре дальше по течению размазалась по берегу деревня, где нужное можно попросить, купить или… найти.

— Лоцию надо штудировать, Стасян, фарватер изучать! — похлопал толстенький молодой человек рослого приятеля по плечу.

— Чё там ещё изучать?! — разозлился Стас. — Я каждый сезон тут по два раза хожу, не было ни мели, ни камня никогда!

— Течением нанесло.

— За зиму?! — взревел взбешённый парень. — Такую мель нанесло за зиму в реке?! Камень принесло?! Булыжник?!

— Хорош орать, — спокойно сказал третий, самый старший с виду.

Девчонки уже соображали на берегу у костра то ли ранний обед, то ли поздний завтрак.

— Пацаны, не ссорьтесь! — просили они, снимая ребят на камеру.

— Да всё норм, — вяло улыбнулся старший в объектив и сделал пальцами «V».

— Четвёртый день, идём по течению, — комментировали девчонки, снимая. — Камеры, телефоны, ноут, все банки зарядили вчера в городе, ещё солнечная панель даёт какой-то ток, так что в этот раз снимем без облома и я ещё смонтировать до завтра успею, даже попробую выкинуть в блог, если инет будет… Вот, готовим обед… Мальчишки починкой занимаются, ругаются матом, вы уж извините их… На обед каша перловая с пеммиканом и овощами… Поднадоела уже, но рыбы вообще нет, кушаем в походе одну сыпучку и сублиматы… Вообще нет клёва! Мы и на поплавок, и на блесну пытались хоть окуня поймать, даже троллить пытались с плота, блин, на черепашьем ходу…. Потом, конечно, троллили Антоху, который это предложил.

— Поговорите мне, — беззлобно погрозил пухлый парень.

— А погодка по кайфу, и место такое нормальное, удачно заломались.

— Ага, вообще ништяк, лучше не придумать, — не мог отойти от своей обидной промашки Стас.

— Да правда, тут и берег адекватный, и деревня рядом, могло-то хуже быть.

— Погода классная, да.

— Шашлычка бы под пиво.

— Пиво-то есть, мяса свежего нет.

— Пиво на НЗ.

— Ну вот и пришло его время.

— Мясо в деревне купить можем.

— Сперва плот. Починимся — подумаем.

Далеко над рекой разносились голоса парней, стук молотка и звонкий девичий смех.

Осторожная фигура двигалась по береговой кромке в направлении плота.

* * *

Вместо Нины ребят ждала заткнутая в забор записка. Нина извинялась, просила дождаться её и обещала вернуться как можно скорее.

Ребята расстроились. Валерка вообще наврал своей матери, что идёт помочь бабушке Лёхи Рощина. Лёху он выбрал потому, что тот со своей бабкой жил на другом конце деревни и телефонов не было ни у него, ни у бабки. А мать когда ещё встретится с ними? Уже всё забудется.

Сперва мама Валерки закатила скандал: «По дому ничего, а друзьям — пожалуйста». Это было обидно и в высшей степени несправедливо, потому что Валерка «по дому всё», что велят.

Расстроилась Оля, а значит, и Максим, который хоть и строил из себя крутого парня, но сестру трепетно обожал, и когда та ревела, не знал, куда себя деть. А Оля была на грани рёва.

— Сама пригласила, а сама ушла, — плаксиво жаловалась девочка.

— Да вернётся она скоро, не хнычь, — уговаривал брат.

— Я знаю, что вернётся.

— А чего тогда хнычешь?

— Оби-идно…

Дети собирались уходить. В самом деле, кто им эта Нина? Сдалось им её приглашение, уговаривали они себя. Первый раз, что ли, взрослые обманывают?

Сверкающий белизной айсберга и серебром хрома внедорожник на приличной скорости свернул на улицу, поднимая колёсами пыльные вихри. Громкий клаксон пронзил своим визгом деревенскую тишину, скрипнули тормоза. Ловко остановив машину в метре от забора, из-за руля выскочила Нина и будто привезла с собой помимо магазинных пакетов ещё и порцию настроения, которого так не хватало сейчас детям.

— Прощу прощения, это всё мой неугомонный папа. Оказывается, он гнал моего малыша, — любовно погладила Нина внедорожник по капоту, — чуть не по пятам за мной, сюрприз хотел сделать. Явился под утро, заблудился, как и я вчера, звонит. Вот, возила папу на автовокзал. Летела к вам как сумасшедшая.

— Какая крутая машинка! — запищала Оля, позабыв и слёзы, и обиды.

— Не то слово, хоть и ветеран уже, — с нежностью ответила Нина.

— А литьё какое! — восхищался Максим, разглядывая блестящие колёса.

Валерка размахивал руками и тараторил:

— А отец говорит, женщины водить не умеют, а вы так раз, два, вжух, газу, по тормозам! Я тоже так хочу!

— Ерунду твой отец говорит, уж прости, но с меня брать пример точно нельзя, надо ездить аккуратно, — засмеялась Нина. — Голодные? Знала бы, что сегодня буду на колёсах, так купила бы чего приличного в городе, а в вашем магазине одни окорочка. Да я бы купила сегодня, но у меня тут холодильник пока размером с шапку. Ладно, нам хватит, я ещё сладостей взяла.

В руках Нины всё оживало и казалось, нет дела, которое ей не по плечу. Примерно через час во дворе прямо на земле на широком покрывале был собран приличный пикник: румяные, с дымком окорочка, овощи, свежая зелень, армянский лаваш, сладости, соки. Противные мухи кружили над угощением. Прилетела пара ещё более противных ос.

Нина и ребята вальяжно разместились на пледе и стали есть. А минут через двадцать основную часть смолотили подчистую. Плохим аппетитом дети не страдали, от овощей нос не воротили, даже свежий пахучий лук уминали, весело похрустывая.

— Нина, а вам уже интернет сделали? — спросил Валерка о насущном, жуя печенье.

— Когда бы? — поморщилась Нина. — Хотя могли бы уже, всё равно ваш этот дядя Женя ничего не делает и делать не хочет. Обещал на следующей неделе подключить, посмотрим. Мне пока мобильного хватает, но тут дело принципа.

— А компьютер у вас мощный, все игры тянет? — поинтересовался Макс, который, считалось, больше остальных разбирался в таких вещах, потому что иногда играет на компьютере у отца на работе.

— Очень мощный, но на счёт игр не особо, там видеокарта слабая. А ты понимаешь в компьютерах?

— Ну, так, — уклончиво ответил Максим. В его классификации компьютеры делились на те, которые «тянут» игры и на те, которые «не тянут». Те, что «тянут» были мощными. Ну и диск желательно большой, чтобы всё влезло. А тут выходило как-то странно. О видеокарте мальчик знал ровно столько, сколько можно понять из самого этого слова.

— Я же работаю на компьютере, а не играю, я создаю программы, — объяснила Нина.

— Ого! — хором восхитились мальчишки.

— А вы любую программу замутить можете? — Валерка взволнованно заёрзал на пледе.

— Ты даже не представляешь, о чём спрашиваешь, — ужаснулась Нина, вообразив обилие программ, входящих в категорию «любые».

— А вы такую программу смогли бы сделать, чтобы… чтобы она сделала сразу много денег? — Валерка грыз палец от волнения.

— Много денег? — удивилась Нина. — Ты про криптовалюту, что ли? Ну ничего себе, чем детишки интересуются. Знаешь, написать майнер — дело нехитрое, главное…

Ребятам казалось, что дальше Нина перешла на инопланетный язык с редкими русскими заимствованиями.

— …так что выгоды сейчас никакой, мощности нужны огромные, а рисков полно.

— Ни фига не понял, — восхитился Максим.

— Ага, — согласился Валерка. — Не, я про настоящие деньги. Типа, нажал кнопку — и в банке у тебя куча денег.

Нина засмеялась. Однажды на встрече родственников все травили байки из прошлого. Папа рассказывал, как пацанами, начитавшись приключенческих романов, они всерьёз пытались искать клад. Её дядя, чьё детство пришлось на лихие девяностые, вспоминал, что дети его поколения мечтали о более реальных вещах, например, найти сумку, набитую «зелёными», которую потерял «новый русский». Нина в детстве застала всего понемногу, а современные дети, значит, мечтают о волшебной программе.

— И откуда же программа деньги брать должна, умник? — спросила Нина.

— У олигархов всяких откулачивать, — уверенно заявил Валерка.

— Что-что делать? — прыснула от смеха Нина.

— А зачем вы на компьютере работаете если вы ведьма? — спросила Оля в лоб, как она обычно это и делала. — Колдуйте людям и деньги берите, и не надо работать.

— Так-то это тоже была бы работа, — заметила Нина. — И с чего ты решила, что я ведьма?

— Да бабки так говорят, а им Семёныч наплёл, — сказал Максим.

— Семёныч? Не Марк ли Семёнович?

— Он, — сказал Валерка, — дед мой.

— Ах, твой дед? Это кое-что объясняет, — кивнула Нина. — Забавный старик, даже приятный. Он мне дорогу подсказал, когда мы тут с водителем заблудились. Ужас с этими вашими, теперь уже нашими улицами.

— Это дед-то приятный? — недоверчиво уточнил Валерка. — Он, наверное, пьяный ещё не был, когда вы встретились, тогда может быть.

— Если честно, то уже был.

Валерка покачал головой. Не мог он понять этих взрослых. Улица вымирала, когда дед шел по ней выпивший, прятались все, кроме самых злостных старых сплетниц. Никто не хотел, чтобы дед как клещ вцепился им в уши. А тут «приятный».

— Ну а он с чего решил, что я ведьма? Я, вроде, не колдовала при нём.

— Это точно не дед придумал, он ваще не верит в ведьмов всяких, — сказал Валерка. — Просто вы в этот дом приехали жить, а тут Валентина Петровна жила, а про неё…

— А она точно ведьма была, — перебила Оля.

— Я Валентину Петровну и не знала, просто она завещала дом мне. Это очень и очень дальняя родственница моей мамы. Вот мама с ней виделась несколько раз.

— Но она же была ведьмой, а вы тоже ведьма? — допытывались ребята.

— А если бы да, то что?

«От детского взгляда ничего не скрыть, даже если сами дети не понимают, что именно видят», — думала Нина.

— Вы если бы колдовать умели, то вы бы могли бы… — Валерка от нахлынувшей фантазии растерял все слова. — Да всё!

— Например, «отколдовать» денег у олигархов? — улыбнулась Нина.

— Во! — обрадовался Валерка. Оставалось сказать: «Наконец-то дело говоришь». — А вы можете?

— И могла бы — не стала. Это воровство в чистом виде, хоть ты колдуй, хоть программы воровские пиши.

— Олигархи сами наворовали, — авторитетно заявил мальчик. — Дед говорит, их честных не бывает и денег они не считают. Миллион забери и не заметит.

— На счёт честности спорить не буду, — усмехнулась Нина, — а вот со вторым не соглашусь. Уж они-то деньги считать умеют, заметят даже рубль. И всё равно, Валера, то, что ты предлагаешь — воровство.

— Ну они же воруют и обманывают! — заупрямился Валерка. — Они берут чужое…

— А ты это чужое хочешь переворовать для себя, так? Или, погоди, ты собрался раздать деньги обворованным? — Нина с хитрой ухмылкой глядела на мальчика. — Или всё-таки компьютер себе купить? Можешь не отвечать. Если кто-то украл, он заслуживает наказания и, увы, не всех виноватых накажут. Но ты-то готов стать исполнителем? Тогда и для себя не делай поблажки. Украдёшь, пусть и у вора, сам станешь вором.

Валерка вздохнул. Дед всегда говорил, что если человек богатый, то у него надо всё отобрать, потому что богатый точно вор. Мама спорила: «А кто будет решать, с какой суммы богатство начинается? Миллиардеры закончатся, будешь у миллионеров отбирать, а потом у Иван Иваныча потому что у него пенсия больше твоей?» Но не возражала, что если человек точно ворует, то можно и отобрать. Нина же говорит, что воровать и отбирать нельзя даже у вора и грабителя. И кто тут прав? Валерка чувствовал, что понемногу правы все, но не понимал, как такое возможно.

— Не забивайте себе голову чепухой, побудьте детьми, — посоветовала Нина. — Детство — это так ненадолго, а на ваш век хватит забот.

Проходившая мимо женщина с клетчатой сумкой замедлила шаг и почти остановилась, глядя на посиделки во дворе у Нины. Когда Нина заметила её, та бочком, бочком отступила и чуть ли не бегом пустилась к перекрёстку.

* * *

Вчера вечером к женщине заявилась рыдающая соседка Анфиса Любомирова.

— Надюша, обокрали! — выла Анфиса и стучала в окно.

Надежда, испугавшись воплей и стука, выронила пульт телевизора. Казалось, стекло сейчас треснет, и осколки со звоном усыплют в зале весь пол.

— Открыто же, заходи! — крикнула Надя. — Неужто обокрали? Во, наглость — среди бела дня! Хотя, не ночью же воровать, когда хозяева спят дома… Да не вой ты, рассказывай!

Но Анфиса всё скулила и трясла курчавой головой. Надежда в нетерпении ждала, пока соседка напьётся горячей воды с пустырником и отдышится.

Всё оказалось не так страшно, как представляла сперва Надежда. Никто к Анфисе с Макаром в дом не лез, просто придя от подруги, у которой просидела весь день за чаем и беседами, Анфиса не досчиталась четырёх кур.

— Я ж сперва не поняла, а потом как поняла, как давай считать! — причитала женщина сквозь всхлипы, утирая лицо грязным передником. — Я уж думала, может, где застряли, может, залезли куда, а где им застрять, куда залезть в курятнике?! И курятник-то обратно закрыт, всё закрыто! Стащили и закрыли! Ох, безвременно Мухтар околел, как бы он этих сволочей погрыз!

Надежда не стала напоминать, как осенью предлагала соседке по хорошей цене щенка от своей почти породистой суки Маруси, так не захотела же, дорого ей. А была бы сейчас справная псина во дворе.

— Ой, надо участкового звать, ой, надо, надо, — утирала слёзы Анфиса.

— Станет участковый четырёх куриц искать. Вот если ещё чего бы пропало.

— Ой, Наденька, ты не слышала ты чего, не видала, а?

Осторожная и в последнее время боязливая Надежда подумала, что ни слова бы не сказала, если бы и видела. Ещё неизвестно, посадят вора или не посадят, а вот вор возьмёт и дом спалит в отместку. Лучше уж молчать.

— Да если бы слышала, неужто молчала бы? — убедительно соврала Надежда.

— Ой, хоть Димки моего дома не было, пришибли бы пацана!

— Так уж и прибили бы…

— Ой, Макар мой со смены придёт — пришибёт меня!

— А это запросто… Ты Макару ничего пока не говори, может, он вообще не заметит. Он у тебя на руку скор, а вот на ум-то не особенно.

С великим трудом Надежда вытолкала соседку домой, опоив её пустырником до состояния лёгкой невесомости.

Ночью Надежда спала очень плохо. Просыпалась, ворочалась, прислушивалась к каждому звуку на улице. Дважды проверила замки на двери, а выйти проверить ворота даже не решилась.

Она выпила очередную дозу пустырника. Не помогло, в голову так и лезли тревожные мысли. Кто мог стащить кур? Кто-то местный. Целенаправленно шёл и крал так, чтобы хозяева не сразу заметили. Но что за дурак счёт своим курам не знает? И что за дурак на такое мог надеяться?

Надежда вспоминала, кого видела сегодня. Брат с сестрой Колпаковы бегали туда-сюда, с ними Танькин Валерка, позже Камчатский ходил, побирался.

Нет, детишки не могли, скорее уж Петропавловск этот чёртов, отослать бы его туда, на Камчатку. Про этого вообще лучше забыть, а то он совсем больной, он и зарезать может!

Когда месяц светил особенно ярко, так, что не спасали занавески, по дороге пронёсся одиночный вихрь и пахнуло так по-лесному. Маруся во дворе утробно зарычала и гавкнула, но и только.

«Нечистый рыскает!» — пришла к Надежде неожиданная мысль. Мурашки забегали по телу. От нахлынувшего страха женщина спряталась под одеяло с головой как прячутся дети, спасаясь от выдуманных ими же от чудищ, таящихся в ночной тьме. Вспоминая обрывки молитв, Надежда крестилась и дрожала.

Страшно, страшно, страшно…

Тяжко и страшно одной, когда муж то ли на заработки уехал, то ли уехал вообще. Даже не звонит почти, всё пишет, сам на звонки не отвечает. А не умеет она писать эти проклятые сообщения! В час по чайной ложке набирает как курица лапой…

Пустырник ли подействовал или Надежда отвлеклась с потусторонних мыслей на земные, но сковывающий страх прошёл, женщина чуть успокоилась и погрузилась наконец до утра в тревожный сон. А светлым утром, как бывает, ночные страхи казались пустяковыми и даже стыдными.

— Тоже, накрутила, дура старая, — вспоминала женщина, стесняясь самой себя. — Это всё сплетни про ведьму, Господи, помилуй.

А ближе к обеду, когда Надежда возвращалась с «полторашками» молока от бабки Дуси и увидела посиделки с шашлыком у новой хозяйки Казначихиного дома, пазл из фактов, домыслов и страхов сложился в ясную картину.

Задыхаясь от волнения, Надежда бежала домой и всё не могла решить — рассказывать про своё открытие Анфисе или стоит? Надо ли опасаться новосёлку или нет? С одной стороны, велика была охота и приезжую разоблачить, и Таньке Рощиной показать, каково бросать пацана на сумасбродного деда и по трое суток жить у сестры всего-то ради хорошей работы,. Да и правильным-преправильным Колпаковым козью морду сделать, объяснить, что не работает их умное воспитание, что детей пороть надо. Но также хотелось просто промолчать от греха подальше и пусть своих кур ищут сами, и с детьми своими разбираются сами.

Словно ангел и бес, тянули Надежду в разные стороны два горячих желания, и поди ещё разберись, кто есть кто.

Анфисаина калитка не поддавалась. Видимо, та со страху заперлась изнутри. Жалюзи на окнах тоже были закрыты.

— Да и ладно, и не моё, в общем-то, дело, — пробормотала Надежда под нос.

Отошла. Остановилась. Помялась. Вернулась. И как в омут с головой…

— Анфиска! — застучала Надежда в окно. — Анфиска, отворяй скорее! Живо!

Жалюзи поднялись. Испуганное Анфисино лицо, украшенное синяком, замаячило в оконном проёме.

* * *

— Это так ты Рощиным помогаешь, засранец?! Живо ко мне, дома говорить будем! А ты тут что устроила, без году неделя?!

Валерка разве только что в обморок не упал от испуга, встал и уныло побрёл к разгневанной матери, чтобы получить подзатыльник. Максим взял за руку Олю и дети спокойно подошли к своей маме, та принялась что-то строго им говорить.

Отвечать Валеркиной маме Нина не стала, а с интересом глядела на собиравшуюся толпу. Явилась женщина, недавно проходившая мимо с сумкой, с ней под руку другая — с подбитым глазом, рядом грозного вида мужик. Его Нина узнала, вчера он одаривал её ненавидящим взглядом. В первых рядах крутилась старушка, любящая разноцветные платки. Маячила яркая панама Марка Семёновича. Ему Нина приветливо улыбнулась и кивнула.

Чуть поодаль, у перекрёстка, словно не нарочно пришёл, отирался вчерашний забулдыга, что предлагал Нине помощь. Нина подобного типа и на пушечный выстрел к дому бы не подпустила.

Грозный мужчина решительно шагнул к калитке. Нина поднялась с пледа и ухмыльнулась, глядя, как незваный гость пытается и не может переступить границу её двора, сам не понимая, почему.

«Надо было факелы брать да вилы, — насмешливо думала хозяйка. — Подпалили бы дом, я бы выбежала, а они меня вилами. Тут бы я им и…»

«Совсем традиции не чтут, — поддакнул ей мысленно сонный домовой. — Ты справишься сама?»

«Было бы с чем», — мысленно отмахнулась Нина и пошла к калитке.

Толпа гудела бессвязно и монотонно, среди этого гула угадывались отдельные выкрики от особенно голосистых.

— Надо же, расположилась тут!

— Как у себя!

— А она и так у себя, теперь жить с такой!

— Да заткнитесь вы! — рявкнул муж Анфисы, имевший, видимо, определённый авторитет или точнее репутацию. — Ну, — мрачно поглядел она на Нину, — сама признаешься или вытряхивать будем?

— Во-первых, здравствуйте, — очень вежливо и спокойно сказала Нина.

Наверное, мужчина привык, что его боятся и рассчитывал на другое, поскольку выплесни ему Нина в лицо ледяной воды и то не вышло бы лучше. Мужик побледнел и выкатил без того круглые, бешеные глаза.

— Во-вторых, — продолжила Нина, — в чём я должна признаться и, главное, кому?

Женщина с синяком, поглядывая на мужика как нашкодившая собачка, стала рассказывать. О том, как обнаружила пропажу, как билась в истерике, как бегала по соседям, как пропажу наутро обнаружил супруг.

Нина выслушала историю ни разу не перебив, сохраняя полное бесстрастие в лице, хотя закипающий внутри гнев просился наружу.

— Зачем вы всё это рассказываете мне? — сухо спросила она, зная ответ.

— Надька, ну! — приказал мужчина, воинственно скрестив руки на груди.

— Ты на меня-то, Макар, на гавкай, я тебе не жена, — осадила его Надежда.

Все свои подозрения, домыслы и дедуктивные выводы она выложила довольно чётко и ясно. Со стороны выходила вполне логичная картина, притом совершенно идиотская ситуация. Ни много ни мало, Нина за сутки сколотила ОПГ из малолетних воришек.

«Воистину, факты порой не дают увидеть правду», — подумалось Нине.

Вслух она сказала:

— Вызывайте полицию, пусть ищут вора, я тут не причём и дети тоже.

— Станут менты кур искать, ага, — сказал кто-то.

— Ты мне не ври и идиота из меня не делай! — рявкал Макар. — Рассказывай!

«Куда уж мне с природой тягаться, она уже всё сделала», — про себя вздохнула Нина.

— Давайте сперва договоримся, что я вам не «ты», а «вы», — с достоинством поправила девушка. — Я с вами водку не пила и не стала бы. А теперь, если у вас есть подозрения, что я ворую, то вызывайте полицию, а не скандал мне тут устраивайте. Вы что, хотите сказать, что я с детьми четырёх куриц сожрала?

— Видела я с утра вот эту самую машину, — закричала Валеркина мать. — Куда в такую рань ездила? Продавать?

— А вчера никакой машины не было! — крикнула старушка с платками.

— Да, я угнала машину, чтобы украсть кур и продать их в ближайшем городе, блестящая логика, — серьёзно ответила девушка.

— Она отвозила на вокзал своего папу! — запищала Оля, возмущённая поведением взрослых. Мать легонько дёрнула девочку за рукав и попросила замолчать.

— А вчера никакого папы не было! — не унималась конспираторша.

— Не знаю, как у вас, а у меня был всегда, — ответила старушке Нина. В толпе раздались смешки. — Я ничего не должна вам рассказывать, но да, я возила в город папу, который любезно пригнал мне мою машину издалека. И хорошо, что он не остался отдохнуть, потому что он бы вас всех лопатой разогнал за такие обвинения.

— Ты смотри, ещё и оправдывается, хамка! — всплеснула руками Валеркина мать.

— И не собиралась, просто говорю правду, — возразила Нина. Её в плохом смысле удивляло убеждение некоторых людей, что постоять за себя — это что-то сродни дурному воспитанию. Внутренне она очень сочувствовала Валерке. Не удивительно, что тот врал матери.

Женина хотела добавить что-то ещё, но Нина едва заметно сжала кулак и Валеркиной маме просто расхотелось говорить. Нина сделала это для Валерки. Просто не хотелось, чтобы его мать прилюдно наговорила других глупостей.

На девушку, встретившую толпу гордо, уверенно и без страха, сыпались новые обвинения.

— Как ты приехала, так началось!

— То есть, раньше у вас не воровали?

— Ведьма! Шарлатанка!

— Вы уж определитесь.

— Хорош базарить! — взмахнул рукой Макар. — Вот пойду и вытряхну у этой весь холодильник, а может, ещё чё краденное найду.

— Не пойдёшь, — просто сказала Нина.

— Да я тебе!… — угрожающе двинулся мужчина. — Да я тебя!… — растерянно замялся он на месте. — Да мы тебя! — обернулся он к толпе, ища поддержки.

Макара заклинило. Не зная, что границ ведьминого двора ему не одолеть без разрешения, он гневно потрясал кулаками, выкрикивал ругательства, делал шаг к калитке, отходил назад, призывал толпу и выглядел уже попросту смешно.

Нина обвела пришедших взглядом тяжёлым взглядом как-то вмиг потемневших глаз.

— Я даже не знаю, что обиднее — что вы меня за воровку держите или за дуру, — жестко сказала она. — Повторяю: ни я, ни дети кур не крали, а всё, чем я угощала детей, я купила в вашем же магазине и кое-что в городе, когда отвозила папу на автовокзал. Вообще, я не обязана перед вами отчитываться, хотите — обращайтесь в органы, но… ради детишек, я найду вам вора, а вы, надеюсь, извинитесь. Не для меня, а для вас же самих. Завтра в это время я вам скажу, кто вор, раз уж вы сами правды не хотите. Приходите, кому интересно.

И, не желая больше разговаривать, Нина собрала посуду, плед и направилась в дом. Только на пороге не удержалась от колкости и бросила через плечо:

— В другой раз факелы возьмите, вилы, кресты. И святой воды два-три ведра — это чтобы глаза свои помыть и рты прополоскать.

— Э, стоять! — закричал Макар, но оторопел, услыхав прямо в голове: «Пошёл вон от моего порога, свинья».

Ему стало смертельно страшно. Будто в живот упёрся холодный нож.

* * *

Валерка, запертый дома «до выяснения обстоятельств», негодовал. Ни он, ни ребята, ни Нина не сделали ничего плохого, и уж тем более не воровали. Нина вообще настолько честная, что даже у олигархов воровать не хочет.

Да, он соврал, но мама сама его врать учила. «Валера, скажи, что меня нет дома». «Валера, скажи правду, я за правду ругать не буду». И всё в таком духе. Но разве враньё можно сравнить с кражей, да ещё у приятеля — Димки Любомирова?

Дед то ли из принципа, то ли из озорства, которое дед сохранил до старости, но он всегда вставал на сторону внука. Так было и теперь и теперь.

— Танька, отдай ты парню звонилку его! Ещё на цепь бы посадила.

— Давай, папа, давай, научи меня сына воспитывать! — разозлилась Татьяна. Сунув деду мобильный телефон Валерки, сказала: — На звонки отвечай сам, кто ему пишет — читай сам. Если что — получите оба. Пойду наконец отдыхать, никакого покоя с вами, уже всё надоело.

Убедившись, что дочь легла, Марк Семёнович сунул телефон внуку и подмигнул. Так благодаря деду у Валерки осталась хотя бы связь с друзьями.

В это самое время Оля и Максим, которых даже не пытались наказывать — не за что, — сидели на перевёрнутой лодке у старого причала и думали. Точнее, думал Максим, а Оля хныкала и теребила косички, превращая их в паклю.

— Перестань, Олька, — ворчал брат, ковыряя палкой ил и песок.

Мимо дрейфовал удивительный плот с большой компанией на борту. Ещё утром Максим был бы в восторге от такой плавучей конструкции и мечтал бы покататься, но сейчас мысли занимало другое. Нина так уверенно обещала найти вора. Она что-то знала или сказала так, чтобы эти все от неё отвязались? Может, она позовёт на помощь своего папу?

— Оль, вот что самое главное в расследовании? — спросил Максим сестру.

— Найти преступника, — ответила девочка, глядя честными красными глазами.

— Ага, блин, и ещё не выйти на себя! Дурко ты, — вздохнул он. — Главное — осмотреть место преступления, найти улики и… круг подозреваемых обозначить. А кто у нас подозреваемые?

— Нина и мы, — грустно вздохнула Оля.

— И фиг поспоришь, — в тон ответил мальчик. — Я говорю не про нас, а про настоящих подозреваемых.

— Тогда не знаю.

Накатила сильная прибойная волна, Максим только-только успел подхватить сестру и затащить на лодку повыше, чтобы девочка не замочила ботиночки.

— Ты чё такая тяжёлая, окороков обожралась? Ой… Олька! Я придумал, как Нину отмазать! Она же у нас в магазине покупала окорока эти! Значит, у тёть Лены, не у Виталика, потому что у Виталика мяса никакого нет! Надо спросить у тёть Лены всё и пусть она завтра всем скажет, что Нина у неё покупала, а не крала!

Елена уже несколько лет держала свой магазинчик, пристроенный к углу дома местной администрации и сама же торговала. Злые языки говорили, что хорошее место она получила по знакомству. А магазин был полезным, прибыльным и и ассортимент подбирался толково.

Максим рассказал женщине всё произошедшее, затыкая Оле рот, чтобы не пищала под руку. Елена мало поняла из сбивчивого рассказа, но суть уловила и подтвердила:

— Приходила вчера ваша Нина, покупала. Между прочим, очень приятная, вежливая девочка.

— Во! Зачем бы она покупала, если уже наворовала? — доказывал мальчик. — Или зачем воровать, если купила уже?

— Бездельники просто накинулись на бедную девку, — качала головой женщина. Уж она знала, какими бывают нападки. Открой небольшое дело в деревне и много о себе узнаешь. Чаще за глаза. — Если надо, пусть у меня спрашивают, я ничего скрывать не буду. А эти лучше бы Петьку Камчатского потрясли. Видала я его вчера вечером в дугу пьяного, еле полз. А до этого заглядывал ко мне и спрашивал, не надо ли мне чего на реализацию. Ещё трезвый был. Я поняла — стащил что или глаз положил, чтобы стащить. А я что, скупщица? Пошёл, говорю, вон, недоносок, он и пошёл. Его, козла пакостного, трясти надо, а не девчонку. Ой! Только вы к Петьке не лезьте, он такой дурак! Вас пришибёт, а я себя со свету сживу потом за то, что вам наговорила!

Ребята насилу отвязались от тёти Лены, пообещав не лезть к дураку Петьке. Не очень-то хотелось лезть, но что делать?

— Ниночку мы отмазали, надо Пятака на чистую воду выводить, — тоном опытного сыщика сказал Максим.

— Я не хочу его никуда водить, я его боюсь! — отказалась Оля.

— И я боюсь. Эх, Валерку бы нам — три головы лучше. Напишу ему.

Обсуждая своё расследование в переписке с Валеркой, ребята решили, что за Пятаком обязательно стоит последить. Пятак по всему выходил идеальным подозреваемым. Раньше в любой краже сразу обвиняли его и почти каждый раз оказывались правы. Просто тут обстоятельства сложились против Нины. А ещё надо проверить двор Колпаковых, когда мама Пятака, Анна Астафьевна, куда-то уйдёт и когда самого Пятака не будет дома. Вдруг там улики? Как ни крути — не хватало народу. Это у полиции есть целые отделы.

Валерка глядел в открытое окно. Если выпрыгнуть и побежать — ни за что не догонят. Выдерут, конечно, но это потом, а не помочь друзьям спасти добрую Нину он не мог. В конце концов, именно для них Нина устроила пикник, значит, они и виноваты.

«Ждите в нашем месте», — написал Валерка сообщение и поглядел на читающего книгу деда.

— Прости, дед, — сказал мальчишка трагически и ловко сиганул в окно, через забор, через крапиву, через репей, на улицу, на тропинку…

Марк Семёнович не повёл и бровью, потянулся, крякнул от удовольствия, положил книгу на колени, и сладко заснул в кресле.

Сперва слежку за Пятаком Валерка счёл бесполезной. Пятак, мучимый похмельем, ходил по улицам, иногда стучался в дома и клянчил. Не найдя милости у соседей, он отправился на берег и шёл как ходил обычно — руки в карманы, взгляд блуждает, еле ноги волочит, словно помрёт на десятом шагу.

Валерка преследовал Камчатского до опустевшей туристической стоянки. Стоянка узнавалась по характерному почерку: выложенное камнем кострище, тлеющие головешки, мусор, бутылки. Петя что-то искал на на земле, проверял, не осталось ли выпить в бутылках. Раньше, пока не закрыли пункт приёма стекла, он бы их сдал.

Всё это Валерка снимал на видео. Когда Пятак побрёл наконец восвояси, мальчик по-пластунски выбрался из кустов. Камчатский ушёл недалеко, но даже если обернётся, Валерка сто раз удерёт.

— Так, а чё у нас тут? Оу, йес! — победно вскинул отсалютовал Валерка и стал снимать на телефон всё, что считал важным. Следить за пятаком дальше он не видел смысла. Закончив, мальчик побежал через рощу на место встречи с друзьями.

Пока Валерка, прячась по зарослям, следил за Камчатским, Максим и Оля думали, как бы проникнуть к Пятаку во двор. За забором стояла тишина. Дети ходили мимо дома, глядели в окна, но никаких признаков жизни не замечали.

— Или она на работе, или Пятак её прибил, — предположил Максим.

— Ой! — испугалась Оля.

— Шучу. Дома никого, а нам это и надо.

Высокий и плотный забор не позволял не то что залезть, а заглянуть во двор.

— Нужна стремлянка, — сказала Оля, глядя на двухметровую — головокружительная высота! — преграду.

— Стремянка, — привычно поправил Максим. — Нет, нужна монтировка, чтобы дощечку подцепить в незаметном месте. Всего-то одну, чтобы ты пролезла.

— Нет уж! — взвизгнула Оля. — Сам лезь!

— Тише! Ты что, глупая? Вот, гляди, тут одну доску р-раз, и ты влезла, а мне три ломать надо. Я на шухере постою.

— Вот уж нет уж, лучше три доски и ты лезешь, а я на шухере, — упрямо засопела девочка, которая жутко боялась пробираться во двор к Камчатским.

— Какой с тебя шухер? Ты начнёшь цветочки свои рвать и всё проворонишь!

— А я не знаю, чё там искать надо у этих! — не сдавалась девочка.

— Да хоть чё, дура!

— Сам дурак!

За спором ребята не заметили, как тихо подошла Анна Астафьевна. Только когда крапивная ветка принялась гулять по открытым чувствительным местам, стало понятно, что шухер брат с сестрой проворонили вместе.

Обычно тихая, приветливая и грустная женщина сейчас, казалось, убила бы детей.

— Что, и ко мне решили забраться?! — кричала она. — Самую богатую нашли?!

— Баб Аня, вы чего? — пятились дети, оправдываясь. — Да мы не… вы не… Мы Петю искали, Петя…

— Петю?! — кричала женщина, в голосе слышались истерика. — Сволочь! Убью!

Она потянулась за камнем. Дети бросились наутёк.

* * *

Под вечер к Нине прибежал запыхавшийся Максим. Ребятам очень хотелось прийти втроём, но сперва Валерку выловила беснующаяся мать и обещала не выпускать из комнаты до совершеннолетия, а потом выпнуть под зад из дому. Потом Максу пришлось тащить упирающуюся Олю на ужин. Его самого еле отпустили на полчаса.

— Ох и молодцы, ну, даёте, — повторяла Нина, рассматривая фотографии, добытые Валеркой. А когда она выслушала всю историю, то погладила Макса по голове и поблагодарила: — Спасибо, вы очень помогли, не сомневайся. Ты мне отправь все эти ролики и фотки. И ещё, знаешь номер Валеркиной мамы? Вот и хорошо, скинь мне. И пусть попробует завтра не прийти. Приходите все. Всё, беги, а то накажут.

В душе Нина жалела своих обвинителей. Глупые, погрязшие в сплетнях и злобе люди, которым в жизни нечем заняться; больные душой люди. Как таких не жалеть? Но ходить с клеймом воровки девушка не собиралась. Говорила ей наставница, что лучше не использовать дар себе во благо, мол, привыкнуть можно, да случай такой. В конце концов, не только себе она поможет — вдруг, у людей совесть и разум проснутся? Да и дети…

Нина закатала ковёр, разожгла в печи несколько крупных щепок, вынула из большой коробки плетёную корзинку, серебрящуюся кадильницу с длинной ручкой, напоминающую кофейную турку и бумажный свёрток, из которого просыпалась истёртая трава. Щепотку травы она замочила в воде, кадильницу промыла с мылом, корзинку тщательно продула ручным пылесосом, которым чистила компьютер.

На улице, вспомнив, кто где стоял, Нина с каждого места сгребла в корзинку по горсти земли и вернулась в дом. Она добавила немного сухой травы в корзинку, встряхнула, пошептала что-то и высыпала это на пол.

Щепки догорали, разогрев старые угли. Углям свежим немного надо, чтобы заняться красным. Щипцами Нина взяла несколько переливающихся внутренним жаром угольков, бросила их в кадильницу, положила туда же горсть влажной, отжатой травы и раздула.

Заструился дым. В носу сделалось горько-кисло.

Неразборчиво пришёптывая, ведьма водила кадильницей над рассыпанной землёй. Круг земли дрожал, песчинки подскакивали, следуя движениям руки с кадильницей. Они тянулись к ней, как тянется железная стружка к магниту.

Дым становился гуще, чернее, ведьмины слова звучали глуше и глуше. Сизая плотная мгла затянула комнату, даже лучи яркого солнца не смели тревожить колдовскую дымку и лишь робко заглядывали в дом. Всё освещалась теперь как-то иначе, не солнечным светом.

В вихрях густого дымного тумана рисовались неясные образы, размытые силуэты.

Ведьма отпустила кадило и оно стало нарезать круги в воздухе само по себе. Сидя на корточках, она глядела на земляной круг. Земля создавала ей настоящую трёхмерную живую проекцию того, что произошло на дороге сегодня. Из песчинок складывались образы: одни смазанные, другие — чётче. Ведьма пристально их рассматривала.

Человек. Машина. Люди.

Ведьма совершала пасс рукой, и картины быстро менялись, как на перемотке.

Люди. Детишки. Машина. Человек. Люди. Стоп!

— Вот он, — тихо сказала ведьма, глядя на горбатое застывшее изваяние. — Кто-то присосался сзади, потому что он не горбат.

Ведьма смахнула изваяние в прозрачный мешочек, и оно осыпалось обычной горсткой земли, затем хлопнула в ладоши, поймала за ручку падающее кадило и всё стало как прежде: земля — просто земля, дым — просто дым.

Нина выдохнула и утёрла со лба испарину.

— Ох, нелёгкая эта работа… Ну, приберёмся и ещё немного погадаем.

В деревянную миску с водой Нина высыпала из мешочка то, что было недавно проекцией горбатого человека, размешала и стала шептать заклинание. Не успела она закончить, как вода в миске забурлила, очистилась, грязь чернильной кляксой собралась на донышке и поползла к бортику миски, указывая направление.

— Эй, куда ты? — удивилась девушка, когда колдовской «компас» повёл её в комнату к столу.

Вода успокоилась, мгновенно потемнела и стала просто грязной водой, как и положено воде, если в неё насыпать землю и размешать. Выливать жижу Нина пока не стала.

— Мне что, в интернете искать? Дожили, колдовство по ти-си-пи протоколу…

Нина подключила телефон к компьютеру, в очередной раз помянув недобрым словом ленивого инженера дядю Женю, «завидующего узлом», и стала искать. Чтобы не тыкать пальцем в небо — в поисковую систему — Нина бросала свои камушки и читала их сложный язык, рассказывающий простые вещи. При дневном свете камушки выглядели обычными мелкими кусочками отполированного малахита. Красивыми, но не более. Однако падая на стол, камни рисовали поистине потрясающие узоры.

Минут через сорок блуждания в сети, Нина вдруг нащупала нужную ниточку. Скоро она вышла на любопытный видеоблог, в котором буквально час назад разместили любопытное же видео.

Широкая река. Плот на берегу. Ругаются парни.

— Короче, хана, приплыли.

Нина перемотала дальше.

— Погода классная, да.

— Шашлычка бы под пиво.

— Пиво-то есть, мяса свежего нет.

— Пиво на НЗ.

— Ну вот и пришло его время.

— Мясо в деревне купить можем.

— Сперва плот. Починимся — подумаем.

Склейка, переход.

Широкая река. По течению сплавляется плот. Время — примерно обед.

На экране помятое лицо девушки, хорошо повеселившейся вчера. На заднем фоне не менее помятые парни и другие девчонки.

— Короче, — говорит девушка хрипло, — вчера такое было. В общем, починили плот, решили заночевать там и расслабиться с пивком, с шашлыками… Ага… В ход пошла самогонка из деревни, пиво, потом ночное купание… Блин, никогда не купайтесь пьяными ещё и ночью… Утонуть — вообще запросто. Просто мы все тупые и нам везёт. Зато весело было. Сейчас я сюда вмонтирую кусок вчерашнего трэша и угара. Да-да, я обещала, я монтирую прямо сейчас, даже с похмелья.

Склейка, переход.

Изображение трясётся, смех, нетрезвые голоса, противные звуки музыки из дешёвого телефонного динамика. Девчонки и парни говорят наперебой.

— Я не знаю, чем всё закончится, может, местные придут нас бить, но мы если чё ничё не знаем! — кричит девушка.

— Короче, тут тип деревенский нам подогнал курочку живую, мы её прямо на месте ушатали и ощипали! — добавляет пухлый парень.

Девушка чмокает парня и отодвигает его лицо от объектива.

— Притащил четыре курицы, мамой клялся, что из дома уволок! Мы две взяли…

— Из чего я делаю вывод, что… — снова влезает пухлый. — Точнее, из того, что нас не пришли бить и арестовывать, я делаю вывод, что чувак не врал!

И как на ладони: курица на походном гриле, перья, раскиданные по берегу и весело отплясывающий под ритмичную музыку пьяница с приплюснутым от многих побоев носом.

* * *

На следующий день к дому Нины люди явились в том же составе, даже новых зевак прибыло. Всех раздирало любопытство — выполнит девка обещание или будет изворачиваться и, может быть, вообще удерёт из деревни.

Валеркины мать и дед общались в сторонке с мамой Максима и Оли. Валеркина мать не собиралась никуда идти, но вечерний звонок от Нины странным образом убедил её.

— Я докажу, что дети эти — герои, — так сказала девушка.

Сейчас Нина глядела в окно и выходить не спешила.

— Сказала — в то же время, вот и нечего раньше тащиться.

Да и хотелось немного поглумиться, самую малость. Ведьма она, в конце концов?

Нетерпение толпы ощущалось почти физически, будто воздух наэлектризовался и любого, кто приблизится, шарахнет убийственной молнией.

Да, этот случай здорово расшевелил тихий омут деревни. Вон, повывезли…

Устав от гомона за окном, Нина выглянула и позвала:

— Эй, обворованные, зайдите. И вы тоже, только с ребятишками.

До этого дня никто из вошедших не переступал раньше порог этого дома. Даже детям было не по себе — много историй ходило вокруг Валентины Петровны и этого дома. Веришь или нет, а всё равно жутко. Валеркин дед предпочёл остаться за оградой.

Макар стал удивительно спокойным после вчерашней «галлюцинации», которую он приписал расшалившимся нервам и старался теперь держать себя в руках, прислушиваясь к ощущениям.

Нине даже не пришлось комментировать что-то, ведь собранные ребятами фото и видео говорили сами за себя, а блог туристов на плоту поставил в этой истории жирную точку. Или хотя бы закрыл вопрос о причастности Нины, Валерки, Макса и Оли к этому безобразию.

— Хорошие у вас детки. И хорошо, что придурки теперь сами выкладывают в сеть свои выкрутасы, а то жить бы мне до старости куриной воровкой.

Спокойствие Макара улетучилось. Всё, виновный найден, виновный будет наказан. Характер взял своё.

Краснея от гнева, мужчина выскочил наружу, за ним Анфиса и остальные. Только Нина никуда не бежала, выходила спокойно, как подобает хозяйке.

— Пятак! Куда ещё двух дел?! Где ещё две курицы, паскуда?! — Макар повалил Пятака на дорогу и стал молотить его по лицу, но не кулаком, а ладонью, будто хотел сравнять его голову с землёй.

— Макар! — кричала Петина мать, хватая мужика за руки. — У меня, у меня! Отдам! Мне не нужно! Приволок вот вчера… Не убивай дурака… Отдам, отдам…

Макар поддал пару раз Пятаку тяжёлым ботинком под рёбра, замахнулся на пожилую женщину, но сдержался. Грубо поднял с земли Камчатского и, держа его за волосы, поволок за собой.

— Отдашь, ещё как отдашь, — со злым обещанием бросил он Анне Астафьевне.

На этом представление не окончилось, только сменило место и вместе с толпой двинулось к дому Камчатских, но там не случилось уже ничего интересного.

Детей туда не повели, растащили по домам. Нина подмигнула своим маленьким друзьям напоследок.

— Кто бы сомневался, что прощения не попросят, — сказала она и поглядела в лазурное небо.

* * *

— Ты ведьма, ты и решай, а я в таких делах не советчик, — говорил из тени домовой.

Как и во всякую ночь, он чем-то шуршал и звякал, непостижимым образом оказываясь то в одном углу комнаты, то в другом, то в одной комнате, то в другой в мгновение ока. Чем домовой гремел и шуршал, спрашивать было бесполезно. А ведьме эти звуки не мешали ни спать, ни колдовать, ни думать. Наоборот, она любила эту возню, добавляющую ночи жизни.

Впрочем, кто сказал, что ночь, лишена жизни? Надо только знать, на что обращать внимание. Вот села на забор чёрная, как уголь, ворона. Вот вторая. Вертя головами, они осматривали блестящие в лунном свете окна. То левым глазом, то правым. Поняв, что не стоит мешать ведьме, птицы улетели по своим делам.

Если приглядеться, можно заметить непрестанно шныряющие по дороге, по траве, по стенам тёмные пятна. Сразу и не понять, что это не дёрганные тени от древесных ветвей, чуть тревожимых ветром, а тайные жители деревни по-своему знакомятся с новой ведьмой.

— Но если уж так хочешь знать моё мнение, то надо бы поднаказать подлеца, — продолжал рассуждать дух, словно его мнения спрашивали. Впрочем, ведьма уважала домового и слушала всегда. — Так, не сильно наказать, слегка. Чирей на заднице наговорить или чтоб окривел на один глаз, или лучше руку засушить воришке.

Ведьма взяла со столика миску грязной воды. Вода пульсировала, дрожала в лунном свете как живая. Ну конечно, она ведь и была живая, и сейчас в руках ведьмы в прямом смысле плескалась жизнь человека. Отлив немного в пробирку и закупорив её полиэтиленовой пробкой, ведьма с миской вышла наружу, за ограду.

Как прекрасна летняя ночь в деревне. Как прекрасен этот мистический свет бледной луны. Как прекрасен запах ночи. Только ночь пахнет так дивно.

И вот она — власть — такая ничтожная плошка грязной воды. Оставалось сказать: «Чтобы ты слёг, пока я встать не позволю». И вылить воду на дорогу. А можно пожелать другого, и сбудется. Например, освободить человека от паразита, который присосался к его порокам, питался ими, множил их.

— В другой раз, — сказала ведьма и вылила воду в кусты.

— Почему не наказала? — спросил дух за печкой, когда ведьма вернулась в дом и взялась за любимые камушки. Сейчас они снова сияли и переливались всеми оттенками зелени. Лицо ведьмы было и серьёзным и сосредоточенным.

— Погляди, какой ласковый ветер, какой волшебный свет полумесяца, какой чарующий перелив звёздной россыпи на небе. Разве можно при таких свидетелях творить злое? — Ведьма усмехнулась. — Да и не так уж он виноват.

— Тогда почему не помогла?

— Хочу знать, кто виноват.