По первому снегу

Первый снег пришел в Песчаное не спеша. Еще утром земля была черной и сырой, пахнущей прелой листвой и дымом из труб. А к полудню небо затянулось свинцовой пеленой и пошел снег – редкие, робкие звездочки, таявшие на лету. К вечеру он обрушился уже всерьез. Густой, слепящий, неумолимый. Он завалил покосившиеся заборы, нарядил в пушистые шубы ели на опушке близкого леса и скрыл под белым саваном унылую осеннюю грязь.

Именно тогда в душах у Васи и Петьки, двух отпрысков восьми лет, вспыхнул древний огонь странствий. Сидеть в душной избе, когда мир за порогом преображался на глазах, было выше их мальчишеских сил. Они глядели в заиндевевшее окно, где метель плясала свой дикий танец, и сердца стучали в унисон с ее бешеным ритмом.

- До Лесной заставы дойдем и обратно. - бодро сказал Вася, старший, натягивая зипун. - Следы за полчаса заметет, никто и не хватится.

Петька, поменьше и послушнее, лишь кивнул, завороженный зовом этой внезапной белой пустоты. Глаза мальчишек блестели от желания побыстрее оказаться на улице.

Они выскользнули из деревни, как два волчонка. Снег хрустел под ногами, бил в лицо колючей крупой. Сначала было весело. Они бежали по едва угадывавшейся дороге, оставляя за собой глубокие, но быстро исчезающие следы на девственно белой пелене. Смех их терялся в завывании ветра. Лес, знакомый до последнего пня, встретил их молчаливой и неприветливой стражей из заснеженных елей. Он будто сжался, насторожился, готовый поглотить незваных гостей.

Дорога под ногами мальчишек исчезла через двадцать минут. Белое месиво, белая мука, белое забвение. Ели, похожие друг на друга как две капли воды, стояли стеной вкруг. Ветер стих, сменившись зловещей, давящей тишиной, нарушаемой лишь мягким шуршанием снега, оседающего на ветвях.

- Вась… - дрогнувшим голосом позвал Петька. - Это где мы?

Вася, пытаясь скрыть нарастающую жуткую пустоту в животе, бодро ответил:

- Да вот же, знакомое место. Мы тут летом сто раз бывали! Скоро выйдем.

Но они не вышли. Они брели, проваливаясь почти по пояс в снежные ловушки, обдирая руки о колючие лапы. Веселый азарт сменился упрямым молчаливым ожиданием беды, а затем - холодным, тошнотворным страхом. Он подползал исподволь, сковывая душу ледяными оковами. Сугробы казались могильными холмами, а темнеющее между деревьями пространство - пастью неведомого зверя.

Петька заплакал, сначала тихо, потом все громче, всхлипывая и вытирая лицо варежкой, от которой становилось только мокрее и холоднее.

- Молчи! – шепотом сказал Вася, но в его голосе уже не было команды, а лишь та же щемящая тоска. Он понял страшную истину: природа, которую он считал своей, была равнодушной и безжалостной силой. Она не злилась, она просто была - огромная, холодная, жестокая в своем спокойствии. И мальчишки были в ней лишь двумя затерянными букашками.

Стало темнеть. Синеватые тени протянули от деревьев длинные, уродливые щупальца. Взошедшая луна с трудом освещала ставший таким неуютным лес. Мороз, до этого игравший с ними, как со щенками, взялся за дело всерьез. Он пробирался сквозь одежду, кусал за щеки, заставлял зубы выбивать лихорадочную дрожь. Надежда, что их найдут, таяла с последним светом дня.

И тут Петька обессиленно рухнул в снег.

- Не могу, Вась… Спать хочу.

Вася с рыданием, похожим на лай раненого тюленя, принялся его трясти, бить по щекам, кричать, что надо сейчас же встать и идти. Но его собственные ноги отказывались служить. Он прижал брата к себе, пытаясь согреть его своим остывающим телом. Это был конец. Они это поняли оба.

В тот миг, когда сознание начало уплывать в теплую, обманчивую тьму, Вася услышал скрип. Сначала тихий, потом ближе. Не ветка, нет. Это был мерный, тяжелый скрип снега под чьими-то ногами.

Из белой мглы, как древний дух тайги, возникла высокая, сутулая фигура. Полушубок, шапка-ушанка, заиндевевшая борода. В руках - длинная, суковатая палка. Это был дед Сергей Петрович, старый охотник, чья изба стояла на отшибе.

Он не кричал, не звал. Он просто подошел, и его глубоко посаженные глаза, казалось, видели насквозь всю их глупую, отчаянную затею.

- Ну что, путешественники? - его голос был хриплым, как скрип старого дерева, но в нем не было ни капли упрека. - Засиделись в гостях у Морозко.

Он наклонился, своими ручищами, сильными и точными в движениях, отряхнул с них снег, растер Петьке лицо жесткой рукавицей, заставив того стонать, но приходить в себя. Потом вытащил из-за пазухи небольшую, приплюснутую флягу.

- Глотни. Только маленький глоточек.

Глоток жгучей самодельной настойки разлилась по жилам Васи теплом, вернув его к жизни.

Дед Сергей Петрович молча взвалил на себя Петьку, другому кивнул:

- Иди за мной, в ногу ступай. И не отставай!!!

И они пошли. Не так, как они брели - бесцельно и панически. Дед шел с той уверенной, неспешной поступью, которую знает только тот, кто в ладу с этой суровой стихией. Он не смотрел по сторонам, он словно вел по невидимой нити, протянутой сквозь метель и ночь.

И вскоре в кромешной тьме замигала тусклая, но такая желанная точка. Огонек. Окно дедовой избы. Он привел их к печке, растер, накормил горячей похлебкой и, не говоря ни слова, уложил на широкие нары. Перед тем как самому уйти в сени, он остановился на пороге.

- Лес, он добрый, коли с умом. - сказал он, глядя куда-то в сторону потухшей печи. - А глупость свою нынче вы сполна оплатили. Спите.

И они спали, как убитые, под завывание метели, которая уже не была им страшна. Они прошли свое первое большое испытание, и старый дед Сергей Петрович, молчаливый и мудрый стал для них в тот вечер не просто спасителем, а воплощением того сурового, но справедливого закона, что правит миром за околицей: выживает не самый сильный, а самый упрямый и вовремя найденный.

А утром, проснувшись, мальчишки увидели маму с заплаканными глазами. Она сидела на табурете и молча смотрела на них…