По Самые Жабры

Средь оливковых дерев да мирно живущего народа по течению плыл юноша, на вид совсем уж зеленый в познании жизни и не обуздавший собственной философии. Дни его текли гладко, а рождения место слыло ему приятным гнездом, где не нуждался он ни в чем, да и не жаждал много. Ихтион Авгейос знал, что в жизни его все идет тем ключом, коим и должно идти и изредка слыша в городе стоиков слова о единности с природой, понимал, что он един с ней как никто другой.

Любил Авгейос захаживать к морю. Любоваться рыбой и мыслить о прекрасной ее красе и жизни полной свободы. Любил он думать о царстве Посейдона, что прямо под гладью морской пускался в столькие приключения, что и не счесть.

Многие друзья Авгейоса, считали его легкомысленным, пространным и легким человеком. Тот никогда не пускался в долгие размышления, так горячо любимые греками. Никогда не работал, но и не претендовал на многое. Его познания часто формировались вокруг услышанного и именно в том ключе, в коем сам Авгейос их хотел видеть, так что не было для него разницы между эпикурейцами и сократиками, между элеатами и атомистами, ведь все для Авгейоса было одно.

Так и текла жизнь Ихтиона, в спокойствие и мире, до того, как повстречалась ему одна девушка.

Афинская школа.

Тем утром Ихтион, зевая от бурных размышлений о красах жизни божественной, кои лишили его сна прошлой ночью, гулял по мраморным коридорам сводов Афинской школы. Захаживали сюда либо донельзя умные деятели мысли, либо желавшие стать таковыми, но Авгейос не был ни из тех и ни из других. Он просто желал развеять свою скуку риторикой высоких мастеров.

Каждый шаг его утопал в тихом гуле голосов, обсуждавших множество высоких тем, а приятный лик его светился, отражая стоявший утренний свет. Как вдруг, юноша остановился и обернулся, услышав знакомый глас: «Ихтион! Погоди, меня!» — лишь расслышал Авгейос.

Но юноша уже стоял на месте и с легкой улыбкой, видно проявившейся дабы наконец разогнать окаменевший лик, словно после Медузы, и дождался, покуда парень, окликнувший его подойдет.

«Здравствуй, Алексий. В столь ранний час? Неужто правда ты?» — вопросил Ихтион с насмешкой и окинул бодрого друга своего, Алексиуса Деотиклоса взглядом, заметив его веселые глаза в купе с достаточно веселым выражением лица. Стрижка того, была на манер обыденно принятой в Афинах, а лицо, слегка детское, часто воспринималось в глазах Афинян как достаточно красивое. Отчего Алексия часто и не замечали из-за его ординарности.

Несмотря на легкую отдышку, Алексий же начал молвить достаточно быстро, что было свойственное его скорой натуре.

«Истинно, друг мой, истинно! Право, это действительно так на меня не похоже? А, впрочем, довелось вчера отлично выспаться после лекций Леандра. Чтоб я еще раз воротился к этому „сборнику Римских премудростей“ — да не в жизнь!» — рассказывал Алексий, как вдруг Ихтион заметил девушку в обычном дорийском хитоне, что стояла чуть позади Деотиклоса и пристально разглядывала Авгейоса. Примечательным во внешности ее был лишь небольшой шрам на правой щеке и зеленые глаза, кои подчеркивались черной повязкой со сложенными в нее волосами.

Только взгляды Ихтиона и девушки соприкоснулись, как Алексий сразу переменил тему: «Да, кстати, Ихтион, помнишь, что я обещал познакомить тебя с атомистом до мозга костей? Так вот, это она — Дори...» — девушка перебила Алексия и начала: «Дорифа Деметриада. А вы?..»

«Ихтион Авгейос. Приятно...» — девушка вновь начала быстрее, чем Ихтион успел договорить: «Мне знакомо твое имя. Я хотела бы узнать о твоих взглядах на мир. Не за этим ли ты просил Деотикла нас познакомить?» — сказала она и слегка расслабила лоб, давая наконец в полной мере увидеть ее приятный овал лица, хоть и все также обыденный. «В таком случае, Дорифа, можно сказать, что я пока что осматриваюсь. У меня есть философия, которая позволяет мне жить, не привязываясь ни к чему, как говорил...» — Ихтион на секунду прервался, пытаясь вспомнить автора, но Дорифа успела прежде его мысли, вымолвив: «Диоген Синопский».

«Точно. Я знал, просто ты слишком... Спешна?» — немного покраснел Ихтион, отчего, уловив молчание, Алексий наконец решился встрять словами: «Что ж, вижу в этих форумных дебатах я лишний. Пожалуй, я опаздываю на лекцию, так что не скучайте».

Договорив, Алексий удалился за угол Тем самым заставив острый взгляд Дорифы медленно нарезать Ихтиона.

---

По прошествию часа разговор Ихтиона и Дорифы сложился в лучшую сторону. Авгейос не понимал, как человек мог отрицать природу богов, ибо у каждого философа был свой трактат «о богах», а Дорифа пыталась растолковать свои взгляды, чем, часто, путала Ихтиона еще сильнее.

Понятие божественного было связано с жизнью Ихтиона слишком крепко, при том настолько, что он совершенно не мог даже представить, как Дорифа может жить свое бытие без столь фундаментального понятия, но это и стало для Авгейоса интересным и тем, что он пытался узнать, через долгие диалоги. Но время летело и вскоре пришла пора первого расставания. Диалог был прерван временем и продолжался в мыслях у Ихтиона. Вопросы, которые он мог задать при следующей встрече васе росли и росли, а он пытался вырезать их в память до следующего дня.

Этой ночью Авгейосу снился сон с царством Посейдона. Он был русалом, кто плавал чрез коралловые рифы и наслаждался теплом вод.

---

Чрез какое-то время Ихтион начал понимать, что впервые в жизни дейтвительно стал чего-то жаждать, а жаждал он именно беседы с Дорифой. Каждое слово ее оборачивалось противоречием его ума, что приводило Ихтиона в восторг в попытках распутать те задачи, кои были даны парой пророненных слов Деметриады.

---

«Дорифа, но раз, по твоему мнению, природа богов в их отсутствии из-за абсолютной материальности как мира нашего так и всего за его пределами, то и души, по твоим размышлениям нет, как и нет чувств человеческих?» — говорил Ихтион и слышал в ответ: «глупо думать, Авгейос, что чувств нет. Они есть, но столь же они материальны, как материален камень, либо вода».

«А душа? Сколько помню в Риме молвят, будто существование души мы понимаем под всеобщим одобрением, а ее суть...»

«Догадываемся разумом, верно. Но тебе не кажется то наигранным? Детским, как, впрочем, и все остальных Римские игры. Ведь в сути материальной душа не состоит из атомов, а значит не существенна или ее вовсе нет.»

«Что ж, Дорифа, пройдем в таком случае со мной. Я хотел бы кое-что тебе показать...» — промолвил Ихтион и повел девушку за собой.

Вскоре пришли они на скалистый пляж, где виднелся пламенеющий закат, прерываемый силуэтами птиц.

Авгейос вдохнул полной грудью, ощущая морской бриз и что-то неуловимое лишь чувствами. То, что часто сопровождало его на жизненном пути и именно то, что он и считал божественным. И вот, с благоговением пред природой Авгейос обернулся к Дорифе, но на месте ее не увидел той девушки, коя стояла там ранее.

От начала тела до конца духа Авгейоса пробрал шок, перераставший в ужас. На месте девушки поныне барахтался невероятно красивый, блестящий серый дельфин. Красивое, склизкое рыбное тело манило своими изгибами и изгибающимися плавниками и лишь тихое щелканье выводило Авгейоса из ступора. Он весь напрягся и обхватив скользкое брюшко обратившейся Дорифы, не без чувственного удовольствия, понес ее к морской глади.

Возможно божественно слыло куда ближе, чем то, что сталось и казалось на самом деле, думалось юному Авгейосу. То о чем он грезил — воплотилось в той, кто грезить его заставлял. Сколькими чувствами он полнился в момент, когда нес Дорифу до воды и не сосчитать. Ведь сам Посейдон, как оказалось, был куда ближе к нему.

И вот, разжав пальцы и высвободив изгибающееся тело Дорифы он отпустил ее в море, где в следующую же секунду потерял ее из виду.

Авгейос сел прямо в спокойную воду, чувствуя то ли боль от потери друга, то ли горе от потерянной любви. Он никогда ранее не испытывал столь сильных чувств и сейчас, увидев Дорифу в подобном облике он не мог ничего поделать с колебаниями своей души. Сознание его утопало в мыслях о Дорифе; да так сильно было оно захвачено ею, что сам того не заметив Авгейос стал бубнить ее имя с краткой отдышкой.

Как вдруг в секунду, когда имя ее было повторено уже в одиннадцатый раз, морскую гладь разбили брызги и шум, а из-под воды показалась выпрыгнувшая Дорифа.

И услышал Авгейос тогда писк столь приятный для души его, что подскочил в порывах радости и кричал, что есть мочи: «О, Дорифа, право! Я люблю тебя и поделать что-либо я не в силах!» — и ликованию его не было предела.

И только Дорифа обратно коснулась воды, как подплыла она к Авгейосу и уперлась носом в его тело, чем манила к себе еще больше. И суть ее души отражалась в маленьких черных глазках, что были столь прекрасно умащены на величественном теле. Авгейоса пьянила ее новая форма. Он не мог и представить себе большего счастья, что боги даровали ему поныне. Но вдруг почувствовал Ихтион толчок, а после начала Дорифа тянуть его глубже в море, благо юноша всегда умел плавать не хуже рыбы.

Когда плыли они вместе, Дорифа вновь издавала щелкающие звуки маня к себе Ихтиона. Его руки оплели ее тело, а губы целовали мягкую кожу близ правого плавника прямо в пучине морской. Лишь сейчас осознал Авгейос, что был он чрезвычайно глубоко, но ровно настолько, чтобы различать Дорифу в полной мере под преломленными лучами последнего солнца.

Руки его гладили и ласкали тело Дорифы, заставляя ее пищать еще громче, резонируя потоки воды. И кожа Дорифы покрывалась слизью, а сама она начинала овиваться и ритмично дергать задним плавником. Впрочем, Авгейосу то было в радость, когда видел он счастье Дорифы. Он желал передать ей все то ликование, коим сам обладал, ведь зачем хранить радость, если не с кем ей делиться?

Наконец Авгейос нащупал отверстие близкое к заднему плавнику, трогая которое заставлял сам плавник двигаться еще быстрее. Он сознавал, что долго держаться под водой не сможет, но Дорифа Деметриада манила его, подзывала к себе и не отпускала своими ударами плавников. Ее острые зубы нежно покалывали в боку Ихтиона, но он продолжал ласкать свою возлюбленную, дарованную ему Посейдоном. Он продолжал делиться с ней своей душой, пока наконец не решился слиться с ней и телом, ибо что есть тело, как не оболочка наша? Как не то, что не столь важно, как суть коя лежит в душе. И эта суть была Авгейосу приятна; приятна столько, что вертелась в разуме его.

И вот, вся одежда с него спала, сквозь воды видел он себя. Видел, что окрепло его тело как никогда прежде да знал он точно, что это тот момент, кой упустить он более не мог.

Прислонился телом всем Авгейос к Дорифе, чем запятнал всего себя во слизи.

«О, Дорифа, сколь сильна моя любовь!» — думал юноша и прижимался все сильнее, чем удары плавников на спине он ощущал.

Уперся наконец весь дух его в Дорифу, чем заставлял ее пищать и щелкать пуще. Сливаясь в танце двигались они в воде и счастье разделяли. Пока зашел к Дорифе Ихтион. И та стонала щелканьем, пищание заглушая; ведь что есть слово, когда душ слияние столь сильно.

И слизи было больше все и зубы все острее впивались в бок Авгея. Но что поделать мог он, как не делить любовь. И знал он точно, что в любом обличьи, найдет ее и разделит с ней он духа кров.

«Как прекрасна жизнь, о как прекрасна! Слава всем богам, что сущим стало, что ранее в мыслях лишь моих слыло!» — хотел было сказать Авгейос, но лишь подумал, ведь вода рот его заполонила. Но даже сквозь толщи водные различал он запах. Соленый и манящий запах тела Дорифы.

Когда в Дорифу Ихтион испустил всю мудрость накопленную собою, та обмякла и лишь плавником немного била. Тело Ихтиона апофеоз словно ощущало. Он знал, что воздуха более ему не хватит, но был он счастлив разделить сей миг слившись в одно целое с Дорифой.

Теперь, последние крупицы воздуха покинули Авгейоса тело, за чем сомкнулись веки на очах его. Сознание немного затухало, но момент сей был поныне частию его души.

---

Открыл глаза Авгей и ударило в них солнце, практически ушедшее в закат. «Что же это происходит?» — вопрошал он у себя.

«Авгейос, наконец проснулся, вижу, ты, не так ли?» — знакомый голос слышен был где-то слева от ушей Ихтиона. «До... Деметриада, ты ли это?» — вновь спросил Авгейос, хоть и знал ответ, кой услышал позже: «Конечно я. Странен ты после грез. Увидел интересный сон?» — на этих словах Ихтион наконец обернулся лицом к Дорифе и увидел на ее вполне человеческом лице небольшой румянец. Вспомнив свое сновидения он и сам залился краской, от глупости, кою он так изливал в них. Он желал поскорее забыть этот позор, так как весь его разум говорил о ненормальности подобных мыслей. «Вижу, что и вправду он был интересен» — молвила Дорифа с небольшой насмешкой, после чего кивнула на нижнюю часть тела юноши, вгоняя того в еще большее смущение.

«Извини, просто...» — Ихтион не успел договорить, как услышал: «и ты проговаривал мое имя во сне» — после чего, увидел, как на лице Дорифы растягивается еще большая улыбка.

«Да, но... Ты была там... Иной. Точнее иным» — бубнил себе под нос Авгейос, но Дорифа все же все слышала и на слове «иным» прямо-таки расцвела. Лицо ее залилось большим румянцем, а голос немного подрагивал, когда она говорила: «похоже, ты был прав, мой милый Ихтион... Боги действительно существуют» — за чем она скинула свой хитон, обнажая женственное, но все еще остававшееся мужским со всеми вытекающими тело.

«Я догадывался ранее, Ихтион, что мне не стоит скрывать все при тебе, но не был уверен доселе. Да будут благословенны боги, за этот миг!» — молвил Дориф со страстью, отчего поразил собою Ихтиона, после чего продолжил: «Ну что ж, поплаваем?»