По следам Рипа ван Винкля

Грибов набралось с полкорзинки. Не добыча, а смех один – пора закругляться.

Степан сходу миновал березняк и выскочил на знакомую канаву, от которой до дома полчаса. Оценил: вроде бы другая сторона канавы более перспективная, – перескочил и направился к дачам.

По дороге сорвал несколько сыроежек, потом редкие находки прекратились. Не дремлет народ, понимаешь.

Задумавшись о том, что народ в деле произрастания грибов полезен: вытаптывает лес, но лишь в определенной мере, – Степан шагал вдоль канавы, ожидая, когда она упрется в просеку, так называемую центральную. А оттуда до дач полтора километра.

Минут через десять кольнуло подозрение: где просека-то? Вроде должна быть.

Еще через пять минут подозрение усилилось: Степан продвигался вдоль канавы, но не мог выйти. Хотя давно должен был. Но пропустить центральную просеку было немыслимо, потому как канава упиралась прямо в нее, под прямым углом. А дальше шел липовый лес, который с другим не спутаешь.

В недоумении Степан даже остановился и огляделся. Да нет – все правильно. Вот она, канава: другой поблизости нет. Но почему не кончается?

Степан двинулся в путь с некоторой опаской, в поисках уже не грибов, но характерных примет, по которым можно сориентироваться. Примет не находилось – впрочем, как и грибов, – но по продолжительности хождения он сообразил, что дал маху. Взял ошибочное направление. Хотя канава, тянущаяся и тянущаяся – вместо того, чтобы упереться в просеку, – сильно сбивала с толку.

Да и черт с ней, канавой! Не в Сибири, чай, проживаем.

Подмосковный лес, в котором Степан столь неожиданно заплутал, представлял собой условный квадрат со стороной километра в четыре, ограниченный с севера дачным кооперативом, а с юга – другими дачами, так называемыми хуторскими. Восток лесного массива подпирало шоссе, а запад – железная дорога. Захочешь – не заблудишься.

Поэтому Степан не стал гадать, в просто пошел по канаве, с мыслями: к какому-нибудь ориентиру да выйду.

По случаю вспомнился недавно читанный рассказ. Мужик по имени Рип ван Винкль заблудился в горах, вздремнул и вышел к родному жилищу через двадцать лет. Естественно, чужака никто не признал, да и сам Рип ван Винкль с трудом опознал разросшийся поселок. Двусмысленная ситуация.

Степан шел и шел, а канава все не кончалась. Это было странно, потому что он прекрасно знал местность и ориентировался на ней.

Степан попытался представить, в каком месте мог свернуть не туда, и не находил объяснения. Хранившаяся в мозгу карта местности не предполагала такого. Происходящее становилось абсурдным.

Еще через десять минут канава кончилась – Степан вышел на место. Но лучше бы этого не случилось. Потому что он находился перед незнакомыми дачами: в том смысле, что это были не его домашние дачи и не хуторские. Но такого не могло быть, потому что не могло: ведь Степан не пересекал ни шоссе, ни железки.

Ощущение абсурда усилилось до предела – настолько, что стало подпирать кадык.

И по-прежнему не выходил из головы Рип ван Винкль. А что если со Степаном произошло нечто аналогичное, и он совершил непредумышленное перемещение во времени? Может быть, не на двадцать лет, а более? И оказался в новом – не исключено, параллельном – измерении? Что тогда?

Логичное решение: притвориться нелегалом, по возможности арендовать дачу, хотя бы на птичьих правах, а зарабатывать на пропитание земляными работами. Как таджики: кому огород вскопать, кому траву повыдергивать, кому забор поправить… Если осилит, конечно.

Перспектива не вызывала восторга. Как говорится, не было печали…

Однако, делать нечего. Степан – веря и не веря, что безумие происходит с ним и не дурном сне, – направился по дачной улице. Сориентироваться в любом случае необходимо, в каком бы параллельном измерении он не находился.

Дачные поселки всюду одинаковы: этот не отличался от прочих. Типовые дома: оставшиеся с советских времен, перестроенные или современные, – но, во всяком случае, не намекающие ни на отдаленное будущее, ни на параллельную вселенную.

На негнущихся ногах, Степан проследовал до конца улицы и охнул.

Он находился на собственных дачах, вблизи сельпо. И улица, по которой проследовал, была тысячу раз хожена-перехожена, а если не узнана, то исключительно по той причине, что вышел к ней со стороны аппендикса, которым никогда не возвращался. Степан предпочитал другими тропинками пользоваться.

В одно мгновение топографический план в мозгу пересобрался и занял нужное место. Ошибка прояснилась.

Степан напрасно перешел после березняка канаву – в этот момент и потерял направление. Как он мог позабыть, что в одном неприметном месте канава раздваивается?! Следуя по ответвлению, он проследовал к дачам напрямик – разве что вышел не с привычной стороны. Что и ввело в заблуждение.

Только паникой можно было объяснить то, что Степан не опознал родные дачи.

Ошибка прояснилась, но тяжесть на сердце оставалась. Не так просто избавиться от груза пережитого абсурда. Ведь – еще минуту назад – он всерьез прикидывал, сможет ли выжить в параллельной реальности, и готовился к худшему. Пускай на местности сориентировался, но опасность неконтролируемого переноса во времени оставалась. А что если родные его не опознают?

Гадая о туманном будущем, Степан поплелся к дому.

И тут увидел, как навстречу – по центральной улице – катит на велосипеде жена. Понимая, что близок решающий момент, Степан уставился себе под ноги. Просто не хотел нарушать чистоту эксперимента. Если жена признает благоверного, все хорошо, а если нет – значит, Степан ненароком перенесся в параллельную вселенную. Что сулит крупные – чертовски крупные – неприятности.

Жена крутила педали.

«Узнает или не узнает? Узнает или не узнает?» – пульсировала в мозгу дикая мысль.

На мгновение показалось, что велосипедистка проехала мимо, не обратив внимания. Но нет, тормознула – повернула раскрасневшееся лицо, бросила:

– Ну что, много грибов насобирал?

У Степана отлегло от сердца.