– Ну вот, теперь можно и честь знать! – Сказал я себе. – Пустой, как барабан! Весь боекомплект вышел! Дальше ребята, уж сами! Впрочем, ладно, сделаю ещё один заход, глядишь, ребятам внизу полегче будет, мало ли!
– Держись, разведка! Я пустой! Сейчас ещё заход сделаю, имитирую атаку! – Кричу в эфир делая такой глубокий вираж, что в глазах потемнело.
– Спасибо, летун! Давай, зайди разок, нам чуть-чуть надо, мы их «сделаем»!
– Пока не за что!
В этот самый момент «Грача» долбануло откуда-то сзади. Что со мной случилось – я не понял…
* * *
– Так, уважаемый, то, что ты – воин, я и так вижу! – Я оказался один на один с мужиком неопределённого возраста, вроде, старик, с длинной бородой, но никаких следов морщин на его лице не видно, длинные волосы неопределённого цвета, белая вышитая рубашка, как у музыканта из «Песняров», руки – нормальные, натруженные, не особо старческие, но и детскими не назвать… Как ты сюда попал?
– Простите, а где я?
– А ты что, не понял? Сейчас твоя участь решается! Быть тебе с нами, или вернуться… Прямо скажем, ты к нам явно до своего срока попал. Рано тебе сюда!
– Уважаемый, а вы кто?
– Михаил Афанасьевич Волков!
Я попытался припомнить такого, но не смог. Да, признаться, мне тут всё непонятно. Кто такой Михаил Афанасьевич Волков? Как я здесь вообще оказался, что здесь делаю?
Может, я погиб? Ведь только что – я управлял своим штурмовиком, весь боекомплект израсходовал, что бы выручить окружённых боевиками разведчиков… Если я погиб, оказался «на том свете»… Должны какие-то ангелы быть, апостол Пётр… Или не Пётр, а Павел? Да чёрт их разберёт, кто там решает, куда моя душенька полетит! Никогда не задумывался… Рассказывали про Рай, про Ад… Что там? Кто-то рассказывал про страшные ужасы, котлы со смолой, чертей, работающих кочегарами…
– Что ты там себе крутишь мозги, Толик? Какие черти? Какая смола? А главное, зачем?
– Откуда мне знать? Может, не знают, куда уголь девать, как души несчастных надёжнее замучить…
– Анатолий… Ты меня удивляешь! Да душевные муки – это как раз то, чем человек сам себя забавляет, пока в Яви живёт. Причём, по самым разным поводам! То он что-то сделал плохое, то обидел кого-то, то мог сделать, но не сделал… Мало ли человек о чём…
– Кается?
– Нет, сожалеет! Процесс «покаяния» – обманка! Сколько раз человек «кается», говорит: «Я больше не буду!», а сам вскоре делает всё то же самое… А вот если он искренне сожалеет, то больше действительно не захочет кого-то обижать. Вот, скажем, помнишь, как на третьем курсе ты швырнул в кошку бутылкой с третьего этажа? Не то, что бы кошка тебе мешала. Просто, хотел в неё попасть. И вероятность попадания-то была мизерной, но – попал. Помнишь?
– Конечно, помню! Если бы я попал по башке Загирову, не переживал бы, а кошку было жалко.
– Всё правильно! С тех пор ты ни одной кошки никогда не обидел, даже когда она перед тобой на стол полезла. Взял её аккуратно, и вынес из кухни… И заметим, твоя подруга Светлана, после этого случая, как на тебя стала смотреть?
– И как?
– Да она влюбилась в тебя всей душой! Мол, Толик такой добрый… А стал ли бы ты таким, если бы не то твоё злодейство?
– Согласен…
– С чем ты согласен, любезный? Что не стал бы добрым? Да ты и был таким! Вот смотри… – Старик провёл ладонью по бороде. – Впрочем, ладно, в детстве почти все добрые. Потом, с годами, становятся и злобными, и жадными… Если кто-то, каким-то чудом, не стал жадным и злобным, то это не благодаря окружению, а вопреки. Слышал ведь: «Мир не из добрых людей!»
– Не без добрых… – попытался возразить я.
– Нет… Добрых – мало. Это скорее исключение! А ещё, слышал такое: добрые люди – сильные. Слышал?
– Конечно!
– А вот скажи, в детстве ты много встречал добрых, но при этом – сильных сверстников?
– Не, не много. Были сильные пацаны, но при этом – задиры-забияки…
– А что с ними потом стало?
– Всякое… Кто-то спортсменом стал, кто-то – бандитом. А чаще – сначала спортсменом, потом – бандитом. В основном – плохо закончили пацаны!
– А вот скажи, воин, многие твои сверстники стали воинами?
– В армии, считай, все служили… Офицерами мы втроём стали, Андрюха в вертолётное пошёл, Саня – в радиоэлектроники. Вадик после срочной пошёл в прапорщики…
– И что, все были добрыми?
– Ну, злодеями их точно не назовёшь! – Я попытался вспомнить какую-нибудь шалость, но всё, что смог вспомнить, мне теперь казалось милым озорством. Даже в обычных детских потасовках они почти не участвовали.
– Ладно… А что ты можешь сказать о Смысле жизни? – Спросил Волков.
– Хороший вопрос! Кто бы знал на него ответ… – Как я могу дать ответ на такой вопрос, если ответа на него, скорее всего, и нет вовсе?
– А сам-то, что думаешь? Не может ли быть такого, что смысл жизни – в самой жизни? Вот смотришь на какого-нибудь забулдыгу, думаешь: «А какой смысл от его жизни?» А разберёшься – громадный! Вот лежит он пьяный в луже, и любой малыш понимает – таким быть нельзя!
– Значит, в каждой жизни есть смысл? Даже в самой никчемной? – Удивился я.
– Конечно! Может, в самой никчемной, как ты говоришь, смысла гораздо больше, чем в иной «значительной»! Сразу-то ведь не разберёшь! Вот, вроде какой-то важный барин, а смысла от его действий – ни на грош! А другой – всю жизнь только небо коптил, а через много лет становится известно, что он своим примером уберёг от беды малыша, выросшего и ставшего хорошим человеком… Третий – был великим воином, но увы – не за тех воевал. Откуда ему было знать, что вождь его страны был редкостным негодяем, отдавал преступные приказы? А он – геройствовал, жизни своей не щадил… Как с ним быть? Воздать почести ему, или «наказать с присвистом»?
–Так где Правда? В чём Истина?
– Э, друг, много ты хочешь знать! Правда, знаешь, у каждого своя, а Истина – она у Богов! Людям не дано постичь Истину… Но то, что тебя тревожит этот вопрос – уже хорошо! Ты ищешь и, как знать, может быть найдёшь ответ на свои вопросы…
– Знаешь, Толик… Что-то мы с тобой не о том говорим! Лучше скажи, тот бой, в котором тебя… Где тебе досталось… он хоть за правое дело был?
– Как тебе сказать, Михаил Афанасьевич… Если б я искал их чуть дольше, от взвода бы, наверное, никого уже не осталось а так – помог им, на себя отвлёк злодеев… А как только боезапас вышел, можно было уже и выходить из боя, но решил сымитировать атаку, разведчики просили…
– Нет, друг, врёшь! Не просили они! Они тебе сказали: «Давай, зайди разок, нам чуть-чуть надо, мы их «сделаем»! Это не просьба, это их пожелание. А то, что ты, рискнул своей жизнью, своим самолётом – это не доблесть, не отвага… Это нечто большее! Ты – настоящий герой! Будь ты викингом – быть тебе в Вальхаале…
– Извини, что такое Вальхаала?
– Так древние викинги называли воинский рай, если её так можно назвать. Но ты – не викинг. Ты – русский воин! Это звание – гораздо почётнее! Викинги искали смерти в бою, а для русского воина смерть – досадное событие, мешающее жизни! Если б не смерть, они бы продолжали заниматься своими делами. Кто-то бы – в поле работал, кто-то – детей растил, кто-то – мудростью делился, опытом! Кому-то нравится службу ратную нести, кому-то – на дудке дудеть. У каждого – свой резон. И Вальхаала – скучна русскому воину.
– Жила бы страна родная, и нету других забот…
– Зря ты смеёшься! Страна – это то, что действительно то, ради чего стоит умирать. А то, что нашей с тобой стране хронически не везёт – не вина её, а беда. Но, с другой стороны… Сам посуди: народ наш, если нет очевидного врага, если нет войны или другой беды – разобщается. Быстро и бесшабашно. Каждый – сам за себя! Есть такое?
– Есть…
– Вот видишь! Может, для того и беды нам, чтобы братьев не забывали?
– Может… Да только, больно уж лютый способ сплотить народ… Может, можно как-то по другому?
– Может, и можно… Откуда мне знать?
– Ладно, но скажи мне тогда другое… На что надеяться? На друзей? На Удачу?
– Толик… Ну ты ведь сам понимаешь, что в жизни всякое бывает! И Удача – девчонка своенравная, в любой момент может отвернуться… И друзей может рядом не оказаться! Вот в этом твоём последнем бою – ты один оказался. Что твой товарищ может сделать, если он – в другом самолёте… Он всё видит, но совсем ничего не может сделать! Знаешь, никогда ни на кого не надейся! Помнишь детство?
– Ты о чём?
– О том, что стоишь ты в классе, у доски… И задача перед тобой – не такая уж трудная, как ты сам понял, когда разобрался, а решить не можешь. Смотришь на своих друзей, а они тебе никак помочь не могут! Один – сам не знает, как решить, другой – знает, но как он тебе поможет? Подскажет? Кричать будет? Или показывать? Далеко!
– И что?
– А то, что после этого – ты сам берёшься за учёбу и догоняешь всех. А до того – как-то «не доходит» до тебя, что бывают случаи, когда можешь надеяться только на себя! Вспомни, сколько ты пытался, скажем прямо, выклянчить у родителей какие-то копейки, чтобы купить себе какую-нибудь вещь? Не важно, новую игрушку, модную тряпку, или боксёрские перчатки? Вспомнил?
– Я этого и не забывал! Неловко вспоминать, но было такое…
– Так вот, тебе сейчас и вспомнить неловко, но ты тогда надеялся! Говорят, что надежда умирает последней… Ерунду говорят! Пока надеешься на кого-то, сам не начинаешь действовать! Есть такое?
– Есть такое!
– А раз так, встретишь «надьку» – дай ей по башке ржавой лопатой! Пока она есть! – Волков говорил это серьёзно, но мне показалось, что он шутит.
– Я понял, Михаил Афанасьевич! Пока сам не возьмёшься за дело сам, ни на кого не надеясь – толку не будет! Нельзя ни на кого надеяться! Можно верить, что тебе помогут, кто угодно, друзья, милиция, Бог, в конце концов…
– Во именно! Не зря же говорят: «На Бога надейся, сам не плошай!»
– Кстати, о Боге… И на него нельзя надеяться?
– Знаешь, Толик, – Михаил Афанасьевич как-то незаметно перешёл на свойское обращение, – у Бога нет рук, кроме твоих! А если бы и были, как считаешь, у него других дел нет, кроме как помогать тем, кто не хочет себе сам помочь?
– Кстати, ты его видел? Не сочти за наглость… Тут… По ту сторону смерти, так полагаю, всё совсем по-другому, я полагаю…
– Как тебе сказать, Толик? С одной стороны, нас тут много… А ты можешь сказать, кто такой Бог? Думаешь, бородатый старик, сидящий на облаке?
– Честно говоря, думаю, что да!
– Ну, я тоже старик с бородой! Если хочешь, можем с тобой на пару посидеть на облаке, в этом нет ничего трудного… Другой вопрос, делает ли это меня Богом?
– А что делает?
– Я бы сказал, что любой может стать Богом, если сумеет доказать, что он этого достоин, что он способен делать то, что может делать Бог! Но увы, это значит – нужно постичь Истину! Истина – она у Богов. Если ты не постиг её – какой из тебя Бог? Какой из меня Бог? Я лишь прикоснулся к ней, понял самую малость. Представь, что Истина – огромна, как самая большая гора…
– Эверест?
– Ладно, пусть будет Эверест! Так вот, Истина – как Эверест, а то, что понял я – небольшой камешек или горсть песка…
– А что я?
– А ты, Толик, то можно сравнить с парой песчинок…
– Ладно, Богом мне становиться пока рановато… Какой из меня Бог? И потом, у меня ведь жена дома, ей без меня…
– Знаю, Толик! Ей без тебя очень тяжко будет. Нельзя ей без тебя! Сына ты не вырастил, дом не построил, дерево, там, надо посадить, а ты тут – прохлаждаешься!
– А скажи, Михаил Афанасьевич, а что будет со Светкой? Получается, я не выполнил и малой части того, что обязан сделать в жизни! Что сейчас с моим телом? Как мой «Грач»? Как там пацаны в эскадрилье? У нас и так пилотов не хватает…
– Я думаю, что нить твоей судьбы ещё не заканчивается! Сейчас ты вернёшься! Но, друг мой, смотри! Всё, что с тобой будет происходить, пусть тебя не пугает! Ты проживёшь долго. И сыны у тебя будут, и дома с деревьями… Но дело не в них! И даже не в ратной службе, где тебе ещё предстоит стать воеводой, генералом, если по-вашему. И жизнь ты, вроде, начал понимать… Толик, донеси это до всех, до кого только сможешь!
– Про надежду?
– И про надежду, и про Истину. Вокруг тебя будет много проходимцев, ты их теперь сможешь с первого взгляда отличать. Не доверяй им! Друзей не забывай, родных своих… Жену береги, детей, что у вас будут. А когда придёт твой срок – увидимся!
Волков дружески хлопнул меня по плечу, от чего меня закрутило, как в лопинге*[1], мой собеседник исчез, а я оказался рядом со своим «Грачом». Интересно… вокруг меня нет никакой кабины, но я не чувствую ветрового напора. То, что этот штурмовик – мой, я не сомневался ни мгновения: бортовой «24», несколько халтурно нарисованный мультяшный галчонок из «Простоквашино», левое крыло которого короче правого… Точно – мой!
Что тут с движком?
А вот с движком – дело плохо! Кожуха нет вовсе, титановое кольцо выходного сопла безжизненно висит не каких-то ошмётках, а искорёженная крыльчатка турбины наклонилась вниз и лежит на остатках камеры сгорания. Обшивка кажется какой-то обгрызенной до самой правой консоли.
Как там я?
Заглядываю в кабину, вижу себя… Досталось мне, однако! Весь комбез в крови, голова опущена… Руки? Руки, вроде, целые! Левая – ручку держит, правая – РУД… Прям, как живой… Вот бы…
С невероятным усилием открываю глаза.
Я – живой! Правду сказал Михаил Афанасьевич – «до срока»! Рано мне ещё помирать! Дышать тяжеловато, ну да ладно! Как-нибудь…
Перекрываю подачу топлива в изувеченный правый двигатель. Мне сейчас только пожара не хватало! Шевелю ручкой – тут же ощущаю, что немного вяло, но «Грач» реагирует! Пытаюсь определить где я. Знакомая излучина реки… Так я почти рядом! Запрашиваю посадку, но тут же понимаю, что это бесполезно: всё оборудование больше напоминает дуршлаг. То-то в наушниках тишина! Ладно! Разберёмся как-нибудь…
Вот и «дальний»… «ближний»… бетонка ВПП…
Пытаюсь удержать своего «подранка» от ненужного «козления», но сил не хватает. Пару раз ударяюсь об бетон. Задерживаю ручку. Всё! Качусь! Привычного звонкого хлопа тормозного парашюта не слышу. Наверное, не сработал, зараза. Глядишь, полосы не хватит…
Даже не заметил, что движок остановился. Что есть сил, давлю гашетку колёсных тормозов, но толку от этого нет. Выкатываюсь за торец ВПП и почти сразу останавливаюсь. Ничего удивительного – отмечаю про себя.
А вот поднять фонарь уже не могу.
За потрескавшимся бронестеклом вижу знакомые лица бегущих к машине ребят из нашей эскадрильи и вновь теряю сознание…
[1] ЛОПИНГ - тренажёр, применяемый при подготовке лётчиков для тренировки вестибулярного аппарата. Представляет собой металлические качели, позволяющие осуществлять полный поворот вокруг горизонтальной и вертикальной осей.