Я врываюсь в твою жизнь
И шепчу — дыши
Со мной этим воздухом
Вересково-голубым. ©
Я стою с краю от толпы родителей, провожающих детей в летний лагерь, на железнодорожном вокзале. Окна трёх комфортабельных автобусов точно смайликами облеплены радостными мордашками детей. Хотя, замечаю, что не все радостные. У кого-то вот-вот готовы пролиться слёзы, у кого-то они уже бегут. Родители машут, показывают ободряющие знаки руками, кричат напутствия. Почти у всех в руках смартфоны. Фотографируют отбывающих к месту отдыха чад. Я тоже поворачиваюсь спиной к автобусу, включаю фронтальную камеру, машу Ясне. Она улыбается и машет ладошкой. Делаю несколько снимков и поворачиваюсь, посылая дочери воздушный поцелуй.
Автобусы отъезжают от вокзала в сопровождении служебных машин. Все дети сидят по местам надёжно пристёгнутые ремнями безопасности. Слышу слева нервные рыдания чьей-то бабушки. Рядом её утешает дочь.
— Мама, да успокойтесь. Уже через три недели они вернутся и снова будут изводить нас. Да вы же первая станете кричать, что мальчики неуправляемые...
Дальнейшего разговора я не слышу, так как поворачиваю за здание вокзала. Но мысленно прошу Вселенную, чтобы эти неуправляемые мальчики держались подальше от моей дочери.
Тротуарная брусчатка с этой стороны старая, выщербленная. Ремонт сюда не добрался. Я внимательно смотрю под ноги, чтобы не переломать ноги, провалившись куда-нибудь каблуком. Однако внимания, которое я сосредоточила под ногами, не хватило, чтобы не вырезаться в мужчину, идущего навстречу. Очевидно, он, как и я выискивал под ногами островки безопасности и передвигался по ним. На счастье, мужчина оказался не нервным. Мы взаимно извинились, тепло улыбнувшись друг другу.
— Да уж, пройти здесь тот ещё квест.
Голос мужчины совсем не портит лёгкая картавость. Обычно меня бесят дефекты в речи. Наверное, я слишком пристально и внимательно на него посмотрела. Но он не отводит взгляда, а улыбается ещё шире.
— Мы не ищем лёгких путей, — я стараюсь не улыбаться во все тридцать два.
— А я вас откуда-то знаю? — с сомнением и удивлением спрашивает мужчина. — У меня отличная память на лица. Я точно вас видел уже. Никогда бы не забыл такое лицо.
Мы продолжаем стоять друг напротив друга на причудливо обломанных странными кривыми многоугольниками остатках тротуара. Я пожимаю плечами и мотаю головой.
— Но я вас не знаю.
Мужчина нацеливает на меня указательный палец.
— Юношеская библиотека имени Маршака! — торжествующе произносит он. — Встреча с читателями.
Я чувствую, как краснею. За столько лет не привыкла к славе. Мысленно хихикаю. К славе. Да какая слава у детского писателя? Но то, что меня узнал совсем не ребёнок, читающий мои книжки, а взрослый и весьма привлекательный мужчина. Приятно.
— Вы провожали дочь?
— Да, — смотрю на неожиданно потемневшее небо. Солнце закрыли плотные серые тучи. Они бегут пятнами, ветер гонит их быстро, как пастух стадо овец. Понимаю, что довольно глупо вот так стоять. И та же мысль посещает и мужчину.
— Я тоже. В смысле, сына провожал. И зонт забыл в зале ожидания.
Не понимаю, зачем мне эта информация. Но киваю. В глазах вспыхивает. От неожиданности и страха я отшатываюсь и приседаю. Безумный страх грозы молнией пронзает мозг. Мужчина хватает меня за руку и не даёт упасть. Озирается, а потом подходит ближе, подхватывает меня подмышку и ведёт в сторону, откуда я пришла. Я не сопротивляюсь, от страха став безвольной куклой. Мы успеваем вбежать в здание вокзала, а следом за нами обрушивается мир.
Прихожу в себя, когда в руки мне настойчиво пытаются впихнуть стаканчик. Мы стоим у кофейного аппарата. Мужчина, убедившись, что я держу стаканчик, нажимает на кнопки и прикладывает карту к аппарату.
— О, вижу, система заработала. — я не сразу понимаю, что это он обо мне. — Пейте, пейте. Сейчас полегчает. Грозы боитесь?
— Молнии, — уточняю я, делая глоток из стаканчика.
— Ага, запомним, — мужчина наклоняется к окошку аппарата, за которым стоит наполненный стаканчик. Достав его, озирается. — Пойдём туда, — показывает рукой на ряды чёрных пластиковых кресел на железных ножках. Они мне не нравятся. Дико не эстетичные. Но я покорно иду рядом. — О, а вот и мой зонт. Никто не успел прихватить.
Мужчина усаживается и указывает на соседнее кресло. Я брезгливо присаживаюсь на краешек.
— М-м, горячий, — шумно отхлебнув информирует меня и тут же лезет рукой в карман. — О, фото скинул. За город выехали. Быстро они. Смотрите.
Говорит он отрывисто и придвигается ближе, показывая фото. Я тоже достаю из сумочки телефон, чтобы проверить, не написала ли чего Ясна. Но от неё сообщений нет.
Я уже две недели отдыхаю в летнем лагере. Мама боится далеко отправлять меня, но считает, что детство без лагеря — не детство. В августе мы вместе ездим на юг. А в июне или июле мама старается пристроить меня куда-то "для общения со сверстниками". Честно сказать, все эти сверстники меня бесят. Я прекрасно обхожусь без этого самого общения. Мне и так на протяжении всего учебного года приходится терпеть дноклов. Одноклассников, точнее. Но среди них нет ни одного нормального. В общем, дно пробивает дно. А вот в лагере ко мне никто не цепляется. И по вечерам, когда при хорошей погоде на улице, а в дождь — в ангаре проводят дискотеки, я удираю в лес.
В первый же день я стараюсь обойти территорию лагеря. Обычно в заборах обязательно обнаруживаются дыры, через которые можно попасть на волю. Меня не смущают комары и прочие насекомые. Они довольно редко на меня зарятся. Мама смеётся, что я не вкусная. Я не боюсь темноты и довольно хорошо в ней ориентируюсь. В июне к тому же всегда белые ночи. Но сейчас середина июля. И вечером уже темно. Тем лучше. Я незаметно смываюсь из лагеря.
Лес здесь смешанный. Из хвойных в основном сосны. Изредка встречаются пихты. Я обхожу места, игнорируя тропинки. После дождя по мху передвигаться можно практически бесшумно. Не тревожа лесных жителей. Замечаю в просвете между деревьев полянку и устремляюсь к ней. Из-за того, что бегу быстрее, подвеска на груди подпрыгивает. Я беру раухтопаз на тонкой золотой цепочке в рот, зажав губами. Полянка совсем близко, до неё метров пять-шесть, не больше. Ускоряюсь, и проскочив между двух сосен, со всей дури падаю плашмя на живот.
Пытаюсь собрать конечности в кучу и тихо офигеваю. Вместо рук и ног смотрю на короткие лапы покрытые коричневой блестящей шерстью с внешней стороны и белые с внутренней. Шея и живот, насколько я могу рассмотреть тоже белые. Поворачиваюсь, чтобы убедиться, что сзади имеется хвост. В нос бьют мириады резких запахов. Я и раньше на обоняние не жаловалась, но сейчас... У меня кружится голова от всего происходящего. Я не в ужасе. Но и не чувствую, что это сон. Это моя новая реальность.
Немного прихожу в себя, и на меня обрушивается ощущение восторга. Плещущее чувство неистовой радости бытия. Мне хочется закричать:
— Я счастлива! Я так счастлива!
Но вместо крика получается что-то похожее на трескучее урчание. Сойдёт. Мне нравится. Надо попробовать пройтись. Передвигаться на четырёх лапах — это не то же, что ползать на коленках. Я иду переставляя одновременно правую заднюю и левую переднюю, внимательно слежу, путаюсь, падаю, встаю, делаю прыжок. Мой позвоночник выгибается дугой, задние лапки сильно отталкиваются. Прыжок получается красивым. Я покорена этой гибкостью и силой. Больше не хочу возвращаться в прошлое тело. Надеюсь, я умерла и моя душа попала в новое тело.
Я больше не слежу за каждым движением. Несусь стрелой. Запрыгиваю на поваленный ствол сосны. Скачу, как сумасшедшая вверх. Потом вниз. Наверное, об этом кайфе говорят наркоманы. Когда ощущения такие великолепно-яркие, острые. Я снова бегу, мысленно проговариваю:
— Ясна, вот оно — твоё настоящее. То, о чем ты мечтала всегда. Твоя свобода. Твоя истинная суть!