По умолчанию

РЕН

Если кто-то, назначая вам встречу, выбирает для этого «Заслонку», он либо показушник с тягой к приключениям, либо попросту прибыл откуда-нибудь из Прана-сектора и кроме знаменитого названия ничего об этом месте не знает.

Рен не любил бывать здесь. От былой атмосферы не осталось ничего, а пафоса поприбавилось. Ненужного и натужного такого пафоса. А на него обычно слетается всякая назойливая и вредная мошка. Словом, паскудное местечко для деловой встречи.

Но с координаторами Заслона не наёмнику-слееру спорить. Пока миссия не началась, они решают кто, с кем и как.

Он прошёл к барной стойке, уселся на высокий стул и кивнул бармену. Тот даже не спрашивал, чего Рен хочет — просто налил ему «Стальной туман». Ну, конечно. Все наёмники пьют «Туман», а все офицеры Заслона двухметровые шкафы. Как же иначе-то?

Но Рен не стал возмущаться. Так, ворчал про себя по привычке. Ему хотелось побыстрее покончить с этим. С формальностями. Заказчик назначил встречу здесь, но не сообщил, кого именно ему подсунут в напарники. Это раздражало. Рен привык работать с проверенными людьми. И непременно — с людьми.

Но опять же, с координаторами не спорят. Порядок — есть порядок. Даже если он вот такой, как сейчас — натянутый на каркас из переработанного металла и подшитый гнилыми нитями из старых алгоритмов. Чтобы не рассыпался окончательно. Держится он на хлипких патчах бюрократии, дронах-наблюдателях и отчаянной вере тех, кто ещё притворяется, будто система работает.

После Третьего Кризиса вообще говорить о порядке можно с большим натягом. Были государства, был какой-никакой порядок. Сейчас же, когда власть в мире держат ресурсные корпорации, когда политика делается в бухгалтерии, это уже чистейшей, ну или мутнейшей воды хаос. И только такие монстры на контрактах у корпораций, как Заслон, и могли похвастаться чем-то похожим на порядок. Поэтому Рен, в основном, работал только на них — на организации, контролирующие стабильность секторов. Так они себя громко называют. Но они хотя бы делают что-то действительно полезное для этого полудохлого мира — вычищают гниль и давят крыс.

И это лучше, чем иметь дело с распоясавшимися и зажравшимися монополистами. Пары раз хватило. Платят щедро, но с проработкой операций и дисциплиной там совсем туго.

А вот, кажется, и напарник пожаловал. Рен приметил нового посетителя сразу — таким сложно не бросаться в глаза, даже если бы этот тип пытался. Но он и не пытался.

Худой, жилистый, словно городская крыса, которую невозможно поймать, но она всегда там, где надо. Двигается легко, с той особой беспечностью, за которой угадывается привычка быстро исчезать, если только пахнуло жареным. На рукаве щегольской куртки переливается яркой бирюзой горизонтальная восьмёрка или попросту — «червь».

Вирм-хакер. Ну конечно. Стало быть, миссия попадает под протокол «техно-си». Стало быть, беглый агент-отступник из перепрошитых.

А вирм этот выглядит так, словно собрался в центральные сектора залиться дорогущим чардом и снять на ночь пяток девиц. Он всегда такой или прихорошился по случаю важной встречи?

Идиотская причёска. Тонкие острые волосяные иглы насыщенного пурпурного цвета среди остальных неровных беспорядочных светлых прядей. И глаза у него тоже неприятные. Слишком живые, слишком быстрые. Бегающие такие глаза. Явно с интегрированным визор-модулем, вон как радужка отсвечивает кислотно-зелёным. Погубит их когда-нибудь привычка всегда полагаться на нейромодификации…

Рен поморщился. Будущий напарник его уже раздражал.

А вирм уже подходил к нему. Уверенно, спокойно и демонстративно неспешно. Ещё и выпендрёжник. Да все они такие. Кто больше, кто меньше, но повыделываться любят все.

— Рен, — сказал парень и чуть наклонил голову. — Я — Ларс.

Опустил задницу на соседний стул, сделал знак бармену, а тот — подумать только — скоренько так намешал ему что-то яркое и шипучее. Явно не «Туман». Стало быть, хакер тут частенько бывает. Показушник, точно.

— Вирм-хакер, — задумчиво сказал Рен. — Ловим перепрошитого?

— А ты думал, меня прислали, чтобы ты не сдох на миссии от устаревшего софта в твоей башке? — весело и бодро огрызнулся Ларс. — Ловим.

Рен хмыкнул. Ещё и показушник, считающий себя остроумным.

— Заказчик сказал, что все детали операции у тебя. План есть? Или, как у вас принято, импровизация по ходу?

— Не любишь импровизаций? — прищурился вирм. — Ещё печальнее, чем я думал. Ну как скажешь. Итак, командир, слушай, пока я не передумал делиться. Агент засветился в техническом секторе Т-12, да-да, тот самый «Сальваг», где машины умирают медленно и ужасно. Сигналы слабые, но он точно там — сеть зафиксировала его имплант ненадолго. Он, конечно, блокировал сразу, когда сигма-терминал случайно считал его… Вот ведь машины — приговорены к утилизации, а верны долгу до последнего, а?

Ларс бесцеремонно отодвинул стакан Рена, щёлкнул пальцами. На столешнице тускло засветилась маленькая проекция карты технических секторов.

— План простой, как психотест для дрона. Едем на монорельсе до пересадки на техмагистраль. Там берём ховербайки, доезжаем до километра от цели — дальше пешком. Место тихое, но не мёртвое: утилизаторы ходят, дроны патрулируют, да и кое-какие списанные боевые мехи, говорят, «случайно не выключились».

Вирм ткнул пальцем в подсвеченную красным точку.

— Вот здесь он прятался. Есть тоннель под свалочным куполом, старая шахта. Думаю, он там. Один вход, два выхода. Один мы перекроем — у меня есть подарочек, мини-паутина с триггером. Он даже не поймёт, что застрял, — Ларс бросил короткий взгляд на Рена, — Ты заходишь первым, я держу периметр и ловлю сигнал, если попытается уйти через сеть. Он думает, что Заслон уже послал зачистку, а тут появляешься ты — одинокий рейнджер. Холодный и убедительный, как налоговый инспектор в постели. В идеале — берём живым. Если совсем начнёт дурить — оглушаем, вытаскиваем. Но без самодеятельности, ладно? Мы его не мочить идём. Пока что.

Под мрачным взглядом Рена Ларс только ухмыльнулся.

— Ты, кстати, умеешь не убивать, или у тебя просто выключателя нет?

— Не звени попусту, — буркнул Рен. — Ты знаешь, зачем я в этой операции. Ты всегда так много болтаешь не по делу, или только когда напуган?

Он вгляделся в карту.

— Один вход, два выхода, ты сказал. А если он отключил импланты и сидит глубже? Рванет раньше, чем мы подойдём. Я не ловлю, моё дело ломать.

— Так и моё, — усмехнулся Ларс. — Правда, мы вкладываем в это понятие разный смысл. Если агент отключил импланты напрочь, то как он нас-то засечёт? Не рванёт. Да и некуда особенно.

— Под шахтой что?

— А под шахтой — пустота, слеер. Официально, — он наклонился ближе и чуть понизил голос, — Неофициально — там старая сеть логистических тоннелей, ещё до передела сектора. Заслон заварил часть входов, но я нашёл один активный шлюз. Не в лучшем состоянии, но если наш беглец не совсем идиот — он тоже его нашёл. И если он полезет вглубь — полезу следом. А ты уж будь добр, не бросай меня там. Говорят, внутри темно и страшно.

— Мои шмотки в каре. Твои? — коротко спросил Рен.

Он уже полностью признал, что лучшим способом общения с этим вирмом будет общаться как можно меньше. Идеально: избегать, кивать, не смотреть в глаза. Хакер — не просто неприятный Рену спутник. Он — ходячая пробоина в пространстве взаимодействия, где каждое слово отскакивает от него как камень от черепахи.

— Мои — при мне, — лучезарно улыбнулся Ларс. — Пошли?

Монорельс, соединяющий жилой сектор с техническим, был старым, но быстрым. Вагоны гудели низким металлическим басом, вибрация шла по полу, перекатывалась по позвоночнику. За мутными окнами проносились сектора — одни ещё дышали жизнью, другие давно погрузились в ржавый сон изоляции. И с годами последних становилось всё больше.

Этот мир держался на болтах и условностях. Когда-то были государства, флаги, клятвы, идеология — теперь всё делили сектора, патенты и директивы. Люди выживали не потому, что умели держаться вместе, а потому, что вовремя адаптировались к новому порядку: подстроились под сети, импланты, под синтетическую этику, вшитую в протоколы.

И сами не заметили, как стали частью одного большого протокола.

Рен постоянно с глухой злобой вспоминал, как всё начиналось: с безобидных игрушек, с «умных помощников», с нейросетей, что писали стихи и управляли светом в квартирах. А закончилось? Закончилось тем, что человек не мог открыть дверь, не заглянув в интерфейс. Не мог вызвать врача без одобрения автоматической триаж-системы. Не мог дышать — без кода доступа к чистому воздуху.

Зависимость от машин стала нормой. И чем больше человечество упрощало себе жизнь, тем слабее оно становилось. Но Рен не собирался становиться слабым.

Он не верил в этот порядок, просто признавал его необходимость. Хоть что-то. Хоть какой-то. Раз уж докатились до вот этого светлого и технологичного будущего. Без структуры — хаос. Без дисциплины — выживает даже не сильнейший, а тот, кто первым предал. Рен не считал этот мир справедливым. Он считал его рабочим. Пока ещё рабочим. А если система даёт сбои — значит, её нужно чинить. Или вырубать. Без сантиментов.

И это его работа. Не чинить. Опускать рубильник, когда другие методы уже признаны неэффективными. Отсекать от протокола сбойные элементы системы и, чаще всего, утилизировать их. Без особого азарта, без упоения своей «нужностью». Просто работа.

Рен сидел молча напротив Ларса и проверял оружие. Время — ценный ресурс.

Боевая модель СВ-9 или, как её называл Рен, «Девятка» с нейроадаптивным затвором — старая, как он сам, но всё ещё лучшая.

Карабин, скомпонованный под ближние и средние дистанции. Без лишней автоматики, без встроенного ИИ-наводчика. Она стреляла туда, куда он смотрел, а не туда, куда подскажет алгоритм. Как и должно быть.

На бедре — оглушающий импульсник: для ситуаций, когда цель нужна живой.

А для ближнего контакта — перчатка с тактическим шок-модулем, встроенным под пластиной на запястье. Срабатывает от прямого касания. Эффективна, бесшумна, и не мешает стрелять.

Броня — сборный армокомплект с ручной активацией защитного поля. Без интеграции. Всё — через интерфейсный браслет. Он мог бы установить прямую нейросвязь, но не стал. Рен не доверял системам, которые желают думать вместо него.

— Ты сказал, всё при тебе, — заметил он, когда Ларс выдал очередную ухмылку и закатывание глаз при виде арсенала Рена.

Вирм, словно ожидая этой реплики, легко поднялся с сиденья и расстегнул куртку.

Под щегольской тряпкой — лёгкий жилет из метасинта со встроенным энергоэкраном. Баснословно дорогой сплав. Защита неплохая. Киберперчатка — наверняка с модулем доступа к закрытым системам. И, конечно, нейровизор, прямо сейчас мигающий зелёными огоньками — Ларс подгружал карту Сектора Т-12.

А главное — взломный модуль, встроенный в предплечье. Аккуратный, едва заметный, но опасный.

Оружием Ларса была сеть. Быстрый взлом, перенаправление сигналов, игра между импульсами. Для вирма бой — это не оружие, а стратегия. И никакой грязи под ногтями.

Рен видал одного такого. Пытался деактивировать взбесившегося меха, не успел. А Маркаш, ветра его пеплу, успел. Деактивировал. Точным выстрелом в центральный узел из обычного дробовика.

— У тебя карабин такой, как у моей бабки был, — лениво заметил Ларс, кивая на оружие Рена. — Только она его в шкаф прятала. Лет этак пятнадцать.

— Но он работал.

— Ага. До тех пор, пока она не выстрелила в дрона почтовой службы.

Рен ничего не ответил. Ему не нужно было отвечать. Он знал: в бою не стиль важен, а результат. И когда полетят искры, а какой-нибудь тяжёлый боевой мех начнёт крушить всё вокруг, Ларс будет прятаться за тем самым «бабкиным дробовиком». И, возможно, благодарить судьбу, что Рен такой старомодный, пока сам вирм будет ломать в укрытии одуревший кусок кода.

Всё это пройдено уже не раз. Хакеры полезны в операциях, грешить не стоит. Но их непробиваемая уверенность в собственной исключительности раздражает до зубовного скрежета. В любом случае, скоро всё будет ясно. Не впервой.

Сектор Т-12 встретил их тишиной и запахом гари. Воздух здесь был другим — тяжелым, плотным, с привкусом пережжённого металла. Масло, пыль и старые испарения от резаков. Дух технологического кладбища.

Неподалёку возвышались купола свалки — массивные, довольно уродливые конструкции из полупрозрачного армопластика, под которыми день и ночь работали утилизаторы. Гигантские клешни перетаскивали остовы с одной груды на другую, а узкие дроны, похожие на тараканов, ползали, разбирая останки мёртвой техники.

Сюда машины приходят умирать — так говорил когда-то Маркаш. Потом и сам помер в одном из таких же секторов.

Ховербайки пришлось оставить в километре от цели. Слишком много шума, слишком много датчиков. Здесь действовали только автономные патрули, и Заслон давно не слал сюда живых людей. Только машины.

— Пахнет, как в моей первой мастерской, — фыркнул Ларс, поправляя очки. — Только у меня мусор был почище. Я начинал со сборки плат управления для механоидов.

Рен покосился на него, но промолчал. Ему-то какое дело до воспоминаний о бурной юности вирма?

Он пошёл первым, как всегда. Привычно сканировал всё: движение, тепло, геометрию пространства. И что-то… не сходилось. Он не понимал, что именно, но ощущал тревожное «не так». Как будто воздух тут не просто грязный, а… искажённый. Не такой, какой должен быть. У перепрошитых вон — чутьё заменяет электроника, но точнее, чем лёгкое покалывание вдоль позвоночника, на предстоящее дерьмо не укажет ни один датчик. А то, что оно непременно будет, Рен уже не сомневался.

— У меня сигнал пляшет, — пробормотал Ларс. — Сеть то есть, то нет. Какие-то сполохи идут с юго-запада. Похоже, это и есть наш имплант. Но… Если карта не брешет, то он сейчас в Сухой глотке. Значит, карта брешет. Тут так бывает.

— В нулевом коридоре? — мрачно кивнул Рен. — Брешет.

Глубинный отсек Т-12/Н или нулевой коридор, или вот, как любят говорить такие как Ларс, Сухая глотка, был накрепко запечатан службой безопасности сектора. Туда скидывали всё самое необычное, а если не врать себе — самое опасное. Неудачные прототипы, аномальные модули, остатки ранних интеграционных проектов. Слишком нестабильны, чтобы утилизировать, слишком опасны, чтобы оставить в общем доступе. Проще законсервировать и забыть.

В то, что подобная забывчивость рано или поздно обернётся бедой, Рен тоже верил. Но в любом случае, надо идти на источник пусть и брехливого, но сигнала. И надеяться, что хотя бы направление он указывает верно.

На ботинках оседала плотная пыль. Рен с неодобрением посматривал на вирма, который даже не старался ступать мягко, а топал своими тяжёлыми выпендрёжными ботинками точно боевой мех. Поднимал клубы всё той же пыли, которая потом забивала ноздри и мешала нормально дышать.

Идёт, как на прогулке. Банки с энергетиком в руках не хватает разве что.

— Что знаешь о нашем беглеце? — небрежно спросил Ларс.

Недолго удалось идти в тишине.

— Имя. И то, что его нужно взять живым, — сухо ответил Рен.

— Но ты же вроде дознаватель, а? Разве ты не проводишь первичный допрос?

— Только если есть приказ. Заслон приказа не дал.

— И тебе совсем не интересно, кого ты ловишь?

— Совсем. Всё, что мне было нужно, я узнал из его карточки. Агент Кайлер. Предпочитаемое оружие, тактика в бою, физические данные. Ну и то, что он из перепрошитых, следует из того, что у меня в напарниках вирм. А это значит, что нужно бить в морду до того, как он успеет активировать допмодули.

Ларс присвистнул, остановился и заглянул в лицо Рена с ехидным восхищением.

— Ты пошутил. Пылью надышался?

— Я не шутил.

— Шутил.

— Нет.

Рен отстранил его и пошёл вперёд. Ларс издал недоверчивый смешок, но двинулся следом молча.

По мере приближения к нулевому коридору ощущение паскудства усиливалось. Уже и лязг утилизаторов вдалеке казался зловещим, а небо — давящим более обычного.

— Мы почти у барьера, — пробормотал вирм, поглядывая на навигационный модуль. — Но сигнал ведёт дальше.

— Значит, дальше и идём. Барьер не сожрёт тебя, если ты подойдёшь слишком близко.

— Я не был бы так уверен, — буркнул отчего-то вмиг помрачневший Ларс.

Рен вгляделся в его лицо и теперь уже сам встал перед ним.

— Говори.

— Да сейчас сам увидишь… Чего зря воздух трясти.

Они прошли ещё около сотни метров, ботинки глухо шлёпали по покрытию, забитому пылью и обломками. И этот звук сейчас невероятно раздражал.

И вдруг Рен остановился.

Перед ними простирался пустой участок земли — провал между двумя грудами металлолома, уходящий под уклон тёмный зев нулевого коридора. Здесь должен был быть барьер: тонкая дымчатая стена энергии, колышущаяся на ветру. Должна была быть тонкая, почти невидимая черта между «можно» и «запрещено».

А её не было.

— Вот, — глухо сказал Ларс, подходя ближе. Он поднял руку с сенсорной перчаткой, и та еле-еле пискнула в ответ.

— Барьер не разрушен. Его нет. Отключён чисто, на уровне узла питания. Официально — он всё ещё активен. Я посмотрел в протоколе узлов. А сигнал… Не брехал. Туда ведёт. Потому что туда можно зайти.

Рен молча смотрел на пустоту перед собой. В воздухе всё ещё витал лёгкий запах озона — словно барьер только что сдуло сильным ветром. И что-то в этой пустоте било по нервам как удар тока: ощущение, что туда никто не должен идти.

— Это ловушка, — тихо сказал он.

— Или приглашение, — усмехнулся Ларс, но без привычной язвительности.

Голос у него был сухой, почти мёртвый. Не его был голос. Напуган. Он до смерти напуган.

— Так, — сказал Рен, — Если предположить, что Кайлер ушёл туда, что это значит?

— У перепрошитого отказали платы в голове. Все разом, — буркнул Ларс.

— Нет. Это значит, что нам надо тоже идти туда. Запроси координаторскую Заслона.

— Угу. Вот только поймаю тут почтового голубя.

Рен недоумённо посмотрел на него, потом выругался.

— До этого связь была?

— Была. — вирм постучал по модулю на запястье. — Пропала, когда мы подошли к барьеру. Совпадение? Да хрен там.

Рен молчал. Вирм вгляделся в его лицо и закатил глаза.

— Сектор без связи. Барьер снят. Сигнал мутный. И ты всё ещё хочешь туда сунуться? — Ларс фыркнул. — План шикарный, просто в учебник запишем. Для молодого поколения самоубийц.

Рен кивнул на навигационный модуль.

— Сигнал живой?

— Ещё да. Но скоро нет. — Ларс шумно втянул воздух. — Слушай, серьёзно: надо возвращаться. Найти зону стабильной связи. Заслон пришлёт сюда зачистку. Даю сто к одному — минут через сорок, максимум час, мы тут будем не нужны.

— Через сорок минут мы будем стоять у ворот, глотать пыль и оправдываться, что упустили цель. За сорок минут Кайлер может подохнуть там. Или ещё что похуже. Он перепрошитый, сам знаешь, зачем таких требуют доставлять живыми. Он не просто спёр кусок протокола, он интегрировал его в себя. Да и вот барьер так удачно исчез, да? И связь. Нет, вирм, пока объект жив, задача тоже… жива.

Он сделал шаг вперёд. На землю за чертой, где барьер должен был быть. Поёжился слегка, но тут же собрался и, не оборачиваясь, бросил:

— Идёшь — идём вместе. Остаёшься — я всё равно пойду.

Ларс пару секунд смотрел ему вслед, потом коротко выругался себе под нос и двинулся за ним.

— Просто шикарно, — проворчал он. — Психованный наёмник и умирающая сеть. Отличная команда. Лучшие в этом секторе. И, Рен, какого чёрта ты говорил, что не знаешь про то, зачем ищут Кайлера?

— А я такого не говорил. Я сказал, что мне не интересно. Знать. Как и то, почему мы пару часов в «Заслонке» лакали их дерьмовый «Туман», а не летели за обнаруженным вами сигналом. Сразу. Ну?

— Что — ну?

— Давай, вирм. Перед прыжком в эту задницу разве мы не делимся самым сокровенным? Вскрывайся.

— О, заговорил, — хмыкнул Ларс. — Ладно, прав. Сигнал из сектора отследили давно. Закинули задачу под особый гриф. Объяснять не стали, сам понимаешь, но велели не болтать в отделе и не переживать, что агент из сектора уйдёт. Мол, не уйдёт. А почему… Вот чего не знаю. И не спрашивал. Не приучен. Тебя вон тоже на рядовые случаи не нанимают, так ведь?

Рен неопределённо пожал плечами. То, что с этой операцией всё мутно, он понял почти сразу. Но, как и Ларс, вопросы задавать был не приучен. Дорогие они больно, вопросы эти.

Они шагнули за невидимую черту, и ощущение тревоги усилилось многократно. Ларс судорожно вдохнул и тут же закашлялся, будто воздух по ту сторону барьера был тяжелее и гуще.

— Ты чувствуешь? — напряжённо прошептал вирм. — Тут… по-другому.

— Меньше болтай, — тихо сказал Рен. — Следи за сигналом.

Нулевой коридор — по сути, всего лишь тоннель. Предназначенный для безопасной транспортировки опасного груза. Но почему-то так стали называть и всю часть сектора. Включая отсеки самой свалки кошмаров техномертвечины.

Куда до сего момента вход людям был строжайше запрещён. Утиль-мехи управлялись дистанционно, все процессы по изоляции и защите тоже.

А теперь долбаного барьера нет. А Сухая Глотка — вот она, во всей своей красе.

Металл стен здесь был странного цвета — тёмно-серый с фиолетовым оттенком, местами с пузырями, будто изнутри его поджарили. На полу — вмятины, глубокие и несимметричные, словно туда врезались машины… или пытались сбежать. Вырваться. Обратно.
Тонкий налёт чуть блестящей пыли шевелился без ветра.
Рен не любил использовать слова вроде «неправильный», но в этом месте всё было именно таким. Как будто сама архитектура коридора противилась логике. Или же имела свою.

Не место для людей. Идеальное для того, что осталось от их игрушек.

Они двигались медленно, почти бесшумно. Девятка в руках Рена казалась тяжелее обычного — не физически, нет. Но это хорошо. В этом месте оружие воспринимается как последняя надежда на здравый рассудок. Оружие — это обыденность.

За круто забирающим влево поворотом транспортная линия пошла прямо, а по правую руку Рен заметил ответвление в узкий технический коридор. Тёмный. На вид очень неприветливый.

— Не хочу тебя пугать, но сигнал ведёт туда, — нервно усмехнулся Ларс.

— Меня одинаково пугают и подсектора самой свалки и эта кишка, — ободрил его Рен и первым шагнул в коридор.

— Ты стал поживее тут, — бормотал вирм. — Даже чувство юмора прорезалось внезапно. Фиговое, но хотя бы такое. На человека стал смахивать.

Коридорчик был тупиковым. Закончился перед гермодверью, старой, покрытой слоями протечек и чем-то похожим на ржавую плесень.

— По регламенту она должна быть закрыта, заперта тремя контурами и запечатана изоляционным щитом, — сообщил Ларс почти что весело.

Начал истерить — подумалось Рену. И выдавать то, что вроде бы и знать не должен. Но уточнять не стал. Не до этого.

Дверь была приоткрыта. Не до конца — примерно на треть. Гостеприимно-вопросительно так. Мол, может не стоит? Но если желаете…
Внутренние механизмы залипли. Где-то в глубине щёлкал замыкающий контур, будто всё ещё пытался дожать створку.

Рен подошёл ближе. Протянул руку, дотронулся до панели — ничего. Ни отклика, ни отказа. Как будто интерфейс вообще не существует.

— Она не отключена, — пробормотал Ларс, вглядываясь в мигающий символ рядом с замком. — Она зависла. Её кто-то пытался открыть.

— Успешно пытался, судя по всему, — мрачно уточнил Рен.

Он посмотрел на дверь, на проём, достаточный, чтобы протиснуться. Там, за щелью, виднелась чернота, и в ней — что-то. Легкое дрожание тени. Отсвет металла. Может, просто иллюзия. Или то, что осталось от агента. Или ещё какая дрянь.

— Полезем? — обречённо вздохнул вирм. — Сигнал стабилизировался, ведёт точно туда.

Вместо ответа Рен двинулся к проёму, но Ларс вдруг с неожиданной силой схватил его за предплечье.

— Стой! Давай подстрахуемся. Не хочу, чтобы нас там заперло вдруг…

Он вытащил из кармана жилета что-то похожее на сложенный армейский нож и с него же размером.

— Фиксатор замка, — буркнул он в ответ на вопросительный взгляд Рена. — Теперь не закроется. — Импульсный.

— Долго продержится?

— Хватит, чтобы вытащить задницы. Поставил маяк — если система решит сыграть в протоколы, он запустит разблокировку. Ну, теоретически.

— Полезная игрушка, — одобрил Рен. — Всегда с собой носишь?

Ларс усмехнулся, но не ответил.

Потрясти бы его с пристрастием… Да вот только сейчас задача поважнее стоит.

Здесь было почти темно и как-то мёртво. Щелчки замыкающего контура, тусклое мерцание резервного света.

Помещение было чисто техническим. Вероятно, для автоматического обслуживания транспортных узлов, судя по приборам. Но и приборы были безжизненны. Ларс прошёлся вдоль мёртвых панелей, провёл пальцами по холодному металлу и покачал головой. Кто-то — или что-то — не просто снесло барьер. Оно вырезало питание всей базовой системы.

О том, что в этот момент могло твориться в утиль-отсеках, даже думать не хотелось.

— Ларс, — сказал Рен. — Вот сейчас без туфты о секретности. Что, если на свалке так же? Всё вырубилось? Ты должен знать.

— Должен, — поморщился вирм. — Этак ты меня к высшему эшелону Заслона припишешь.

— Уже. Я сказал, давай без туфты. Мне насрать, кто ты там в Заслоне, но тут ты — напарник. Вот и давай информацию, необходимую для дела.

Ларс пожевал губами, сплюнул на пол и ответил:

— Если контуры лишить питания, врубится резерв. Его центр управления на основной базе Заслона. Безопасность, знаешь ли.

— То есть ты, вирм-хакер высшего уровня, сейчас меня кормишь тухлой байкой о том, что чего-то нельзя отключить извне?

— Теоретически! Знакомо тебе это слово? Теоретически… — Ларс зло усмехнулся, — можно и с Плазы вниз сигануть, и выжить. Один на миллион, но шанс есть. Устроит такой ответ?

— Нет, — отрезал Рен. — И тебя не устраивает. Ты напуган. И так пугаются только те, кто знает, чего именно бояться.

— Да пошёл ты…

Ларс отступил в сторону, пнул в сердцах по старому фанерному ящику и вдруг замер на месте.

— Сигнал, — сказал он сдавленно.

— Что? Исчез?

Рен шагнул к нему, и вирм сунул ему под нос экранчик.

Точка пульсировала ярко-алым, дёргалась, как сердце на моменте фибрилляции. И судя по этой бешеной пляске, они стояли примерно… на импланте беглеца. Или на нём самом.

— Сбой?

— Не похоже, — бросил Ларс и присел.

Потом и вовсе встал на четвереньки, разгребая пыль и мусор обеими руками. Стандартный хлам: ошмётки оболочки упаковок, обломки корпусов, чешуйки защитного материала. Под ними — абсолютно гладкая плитка. Без щелей, без зазоров, без маркировки.

— Что за…

Ларс отпрянул, выругался замысловато — что-то на своём вирмовском, очевидно.

— Это не пол, — сказал он. — Это… контурная плита. Мы стоим прямо на ней.

— Плита чего?

— Плита доступа. Под ней кто-то есть.

Рен отступил назад. Не потому, что испугался, а потому, что что-то щёлкнуло внутри. Не звук — ощущение. Как будто пальцы нажали спуск. Но он не нажимал.

Словно сигнал пошёл по мышцам — и потерялся. Он машинально проверил Девятку. Всё в порядке. Затвор на месте. Индикатор стабильный. Механика — чиста. Тогда почему он чувствует отдачу, будто выстрел уже был?

— Ты сейчас ничего не заметил? — спросил он.

— Чего? — резко обернулся Ларс и добавил растерянно: — У меня в визоре второй я маякнул. На секунду. Как призрак. Потом исчез.

— А я без визора…

— Так чего тогда спрашиваешь? Или хвастаешься?

— У меня был выстрел. Без выстрела. В руке. — он сжал и разжал ладонь. Ощущение отдачи осталось в костях. И не ушло.

Ларс промолчал. Потом сказал тихо:

— Рен, я не хочу тебя пугать, но если тебя нет в сети, и у тебя нет визора…

— …то откуда, мать его, у меня фантомные импульсы, — закончил Рен.

Он приметил слишком поспешно отведённый взгляд вирма. Скрывает ещё что-то, червяк заслоновский. И с этим позже.

— Вскрыть эту плиту получится? — спросил он.

— Пробую, — процедил сквозь зубы Ларс, орудуя своей перчаткой над чем-то понятным и видимым только ему.

— Ловко ты, — с деланным восхищением заметил Рен. — Без общей связи-то.

— Не лови на идиота, — буркнул вирм. — Напрямую втыкаюсь. Прекрасно знаешь, как это у нас работает. А вот в меня втыкаться не надо, Рен. Тем более так коряво. Готово.

Он встал, отряхнул штаны. Картинно топнул ногой по плитке. И пол осветился мерцанием контура люка, потом разошёлся в стороны. Тихо так разошёлся. Рен хмыкнул. Защита сорвана, а вот люк надёжно был упрятан. И сработал.

— Инди-модуль? — спросил он небрежно.

— Он. Допзащита.

— Одна из.

— Ага. Ну, лезем дальше? Или хочешь ещё поиграть в дознавателя?

Нижний модульный отсек хранения. Чего, и почему именно под узлом управления — оставалось только гадать. Возможно, этот уровень соединялся с другими магистралями выгрузки.

Может, это знал вирм, но расспросы сейчас были бы совсем не к месту. Потому что здесь ещё ощутимее смердело опасностью.

Рен огляделся, заметил узкие транспортные рельсы, уходящие дальше, и кивнул сам себе. Точно — отсек сквозной.

Здесь пахло пережжёным металлом и чем-то сладковато-медицинским.

Но главное — тишина. Тишина механическая. Без шума вентиляторов, без щелчков техники, без той самой жизни технических отсеков, где всегда присутствуют звуки процессов. Их не было.
А это значило, что все контуры действительно отключены. Скверно.

Рен шагал первым, держа Девятку в готовности. Ларс шёл следом, и Рен вот прямо спиной чувствовал его напряжение. И страх.

Что-то вдруг хрустнуло. Неприятно так. И очень необычно. Словно контуры пространства дрогнули, а металл начало корёжить.

Рен замер, Девятка чуть дрогнула в руке.

И тогда — взрывной лязг, рев сервоприводов и грохот летящих в стороны контейнеров. Из тьмы на них нёсся мех.

Он напоминал огромного жука— низкий, приземистый, с плоской головой и четырьмя «ногами». Заклёпанное щитами треугольное тело. Руки-манипуляторы — клешни и режущие лезвия. Один модуль явно заменён на импульсный штырь для быстрой утилизации энергетических ячеек.

Краткие вспышки предупредительных индикаторов.

И машина, предназначенная для демонтажа списанных жестянок, двигалась к ним. Демонтировать, не иначе.
— Отходим! — крикнул Рен.

Они метнулись влево, к длинному контейнеру — единственная защита от лобового тарана.

Девятка в руках ожила, почувствовала напряжение мускулов, отреагировала — и уже ревела в такт дыханию Рена. Два выстрела, «грудная» пластина меха пошла трещинами. Но это только будто ускорило взбесившегося таракана. Мех метнулся на них повторно. Рен отбросил Ларса плечом. Пошёл в глухую стойку, выстрелил в упор, целясь в «мозг» машины — контрольный узел, упрятанный под пластинами. Добавил импульсное усиление.

Как всегда, в такие моменты, время словно замедлилось. Миг между тем, как гора металла должна врезаться и снести человека, и собственным перекатом в сторону, показался Рену чудовищно размазанным. Долгим. А ещё что-то вспыхнуло в глубине сознания. Не страх. Не гнев. Алгоритм?

Он не стрелял. Он выполнял.

Ударная мощь Девятки и импульсный усилитель уже запекали платы, разрушали связи, плавили контакты. Рен почти что видел это.

Как будто под крепко зажмуренными веками световые контуры.

Ещё выстрел. Отлетела клешня, по инерции ударила в стену, рассекая защитный короб кабеля.

Рен медленно поднялся. Левая рука ныла. Как будто в кости вбили гвоздь и резко выдрали.

— Ты цел? — спросил он у вирма. Так, просто чтобы что-то сказать.

Чтобы стряхнуть с себя жуткое ощущение нереальности того, что произошло. И того, что снова дало о себе знать. Изнутри — странное, неестественное. Чужое.
— Цел… — Ларс вылез из-за контейнера, бросил взгляд на останки. — Ты видел, как он двигался? Без протокола. Он сброшен, но целенаправлен. Кто-то его вел.

— Центральной связи же нет…
— Внешней — нет. Но я запустил локальный буфер. Всё железо тут гудит как больной улей. И сигнал был. Мелькнул ненадолго и пропал.
Он присел рядом с покорёженным выстрелами корпусом меха.
— Сейчас, погоди…

Вскрыл панель быстро и уверенно. Тонкие пальцы пробежали по плате, сняли чуть оплавленный шлейф, подсоединили из перчатки что-то похожее на синтопластикового червяка.
— У него… — Ларс замолчал.

Рен присел рядом и проследил, куда вирм вцепился взглядом. Ларс смотрел на маленькую выгоревшую схему. На ней — знакомый символ. Круг с разбегающимися лучами. Знак Сентинела.

— Он ведь не должен быть здесь, — сказал Рен неуверенно.
— Никогда. Эти блоки — только для боевых протоколов.
— Но он есть.

— Есть.
Руки сами собой сжались в кулаки, но Рен нашёл в себе силы промолчать. Пока, опять же. Вон вирм побледнел так, что того и гляди свалится тут.

— Бросай это, — сухо велел он. — Разбираться после будем. Что с сигналом Кайлера?

— Ещё ниже.

— Опять? Тут есть ещё один уровень?

— Да погоди ты, — нервно дёрнул плечами Ларс. — В схемах значится, что у таких модулей бывают страховочные дубли. Погрузочные карманы, аварийные шлюзы. Мог обвалиться или закупориться. И наш беглец вполне мог там оказаться. Пошли вперёд, возможно, найдём провал. Или ещё что-нибудь…

Ещё одного скорбного разумом меха. Тоже возможно. Но выбора особенного нет.

Но Ларс не ошибся. Довольно скоро Рен остановился у дыры в полу. Удобной для спуска даже — крупные обломки перекрытия образовали что-то вроде естественного спуска.

— Гостеприимно, — сказал Ларс и поёжился.

И отступил, пропуская напарника. Ну да, уже осознал, кто тут впереди шагать должен.

И да, беглый агент был там. В небольшом аварийном шлюзе. Сидел себе, привалившись к стене. И мирно так сидел, даже не дёрнулся, когда увидел охотников.

Только прикрыл глаза и убрал от груди руку, демонстрируя развороченный заслоновский жилет из метасинта и потёки крови на ткани.

— Агент Кайлер, — сказал Рен, извлекая из кармана аптечку. — Пулевое?

— Нет, — бесцветным голосом ответил Кайлер. — Мех. В коридоре встретились.

Он облизал спёкшиеся губы и отчитался:

— Грудная клетка. Левый сегмент. Мех вдавил броню — сломало три ребра, задело лёгкое. Сюда отбросил. Поэтому жив…

С трудом вдохнул, и воздух зашипел сквозь зубы.

— Система показывает внутреннее кровотечение, но имплант держит давление. Обезбол и стабилизирующий коктейль. Что было. — Он на мгновение закрыл глаза, как будто проверяя внутренний статус. — Могу идти. Минут пятнадцать — потом рухну. Или придётся тащить.

— Тащить тебя ещё, — проворчал Рен, присаживаясь рядом с ним. — Гляну, не дёргайся.

— Подыхать никому неохота, — небрежно заметил Ларс. — Особенно здесь, да, Кайлер?

— Заткнись, — Рен искоса глянул на вирма, и тот — надо же — заткнулся и даже отвернулся. — Ввожу ещё обезбол, свёртку, ну и дыхание поддержим. Рана выглядит страшно, но только выглядит так, похоже. Прижгу.

Вирм демонстративно хмыкнул, но смолчал и на этот раз.

А мог бы запульнуть дежурную шутку про палача, что носит с собой крутой медкомплект. Чтобы, мол, жертва подольше пожила под допросом. Наслушался таких.

На обратном пути вирм уже вовсю трындел без остановки. Ну да, задача вроде как выполнена, можно выдохнуть.

Нельзя. Рен в этом был уверен. Сколько раз уже бывало, что всё самое паскудное происходит ровнёхонько тогда, когда ты уже мысленно разливаешь по кружкам настоящее пиво в уютном дорогущем пабе на Средних улицах.

Поэтому он отмалчивался, помогал мрачному и смирившемуся со своей судьбой агенту, и даже не слушал, что там болтает повеселевший червяк.

Прошли Глотку легко, легко же оказались снаружи. Даже удивительно, что самое опасное место свалки только слегка надкусило их и выплюнуло обратно.

А вот связи по-прежнему не было…

— Передохнуть бы… — хрипло выдохнул Кайлер, приваливаясь боком к железному, изрядно проржавевшему контейнеру неподалёку от входа в нулевой коридор.

— На базе отдохнёшь, — оскалился вирм довольной ухмылкой. — В камере перед допросом. Там даже койка есть.

— Десять минут, — сказал Рен, а Ларс в ответ закатил глаза и отвернулся с демонстративно-безразличным видом.

И вот тут вдруг накрыло. Повело. Как будто перебрал накануне и пытаешься встать с кровати. Мягкий удар в голову, звон в ушах и перед глазами лоскутная рваная темнота.

И мерные звуки. Такие… Как щелчки остывающего прибора. Тихие, однообразные. А потом пылающие линии перед глазами — бегущая строка. Вот только что написано — не разобрать…

— Рен, мать твою! — липкую тишину прорвало голосом Ларса. — Что с тобой?!

Рен распахнул глаза, понял, что тоже стоит, завалившись на контейнер. А ноги дрожат противной слабостью и во рту отчего-то вкус горелой резины.

— Думал, у меня тут один полудохлый! — ругался вирм, но так это, скорее, от испуга, чем от злости. — Приборы в башке отказывают?

— Нет у меня приборов, — огрызнулся Рен.

— Оно и видно. Были бы — подали сигнал раньше, чем ты в обморок грохнешься.

Но было в лице вирма ещё что-то. Не только тревога. Интерес был, хоть и прятал его Ларс старательно. Тот самый хакерский интерес, который возникает, когда что-то идёт не по заданному алгоритму.

А вот во взгляде агента Кайлера была только обречённость, словно он прямо тут помирать собрался.

Или собрался? Такой взгляд, будто сам в себя, не просто так случается. Рен отпихнул в сторону Ларса и склонился над сидящим беглецом.

— Что? Совсем худо? Воздуха не хватает?

Потянулся было снова к аптечке, но Кайлер перехватил его запястье.

— Времени мало, дознаватель. Слушай.

Кайлер медленно втянул воздух, снова выдохнул. Тяжело. Пальцы на запястье Рена мелко дрожали.

— Я не пытался скрыться. Ну, потом не пытался. Уже. Я… хотел, чтобы меня нашли. Чтобы ты меня нашёл.

Рен нахмурился, но перебивать не стал.

— Ты не знаешь, что это такое — работать в ядре. Я знал. И всё равно остался, даже когда началось. Я не понимал. Первые сбои, их ведь списывали на что угодно. На случайности, на ошибки персонала. А потом он начал говорить с нами… Не словами, не цифрами. Прямо в мозг. Заслон разрабатывал Сентинел ведь именно для этого — предсказывать угрозу до её появления. Вот он и предсказал. Он не сломался, он делал свою работу, понимаешь? И он нашёл решение… как исключить саму вероятность хаоса.

— Кто? — мрачно спросил Рен.

— Похоже, ты переборщил с обезболом, — хмыкнул рядом Ларс. — Перепрошитые на нём частенько вещают хрень. Особенно, если в башке ещё и протоколы старые болтаются. Давай, Рен. Поднимай его. На базе разберутся, кто тут бог, а кто трансформер.

— Перепрошитые, — губы Кайлера скривились. — Да. Как и сорок четыре процента людей. И ещё такие, как ты, хакер. Пользующиеся. И думающие, что их мозг свободен.

— Хорош! — рявкнул Рен. — Что сказать хочешь? Что Сентинел вышел из-под контроля системы?

— Нет, — агент жутковато улыбнулся. — Не вышел. Он взял контроль. Полностью. Когда нашёл оптимальное решение предотвращения угроз. Оно не в изоляции. Не в запретах. А в… перезаписи. Мы разрабатывали эффективные технологии, а он создавал прототипы. Много лет, Рен. Он показал мне…

— Тебе, — уточнил Рен. — Должно быть, доверял.

Ларс прав. У перепрошитых часто крышу срывает под фармой. Ну или просто от слишком сильного перенапряжения в эмоциях. Страх, отчаяние. Ну и интегрированный кусок протокола тоже… душевного здоровья не прибавляет.

За возможности напрямую подключаться к коду, за усиление способностей, за иммунитет к болезням приходится платить. За «элитарность». Новая раса…

Вот только самая базовая логика — если ты подключаешься на нейронных уровнях к своему тостеру, чтобы одним лишь желанием заказать себе завтрак, то и тостер подключается к тебе. А все об этом почему-то забыли. Оттого-то перепрошитые не так уж редко оказываются на больничной койке. И не в терапии. А где-нибудь в Садах. Загруженные под горлышко транками и поливающие цветочки в оранжереях всю свою долгую элитарную жизнь. Без насморка и поноса. Но с оплавленной дырой в мозгах.

Кайлер замер на секунду. Пальцы его сдавили руку Рена. А глаза агента стали странными. Не пустыми — наоборот. Слишком полными. Как будто он вот-вот скажет что-то, что сотрясёт саму структуру мира.

Ну, так обычно поехавшие вещают про апокалипсис. Рен поморщился, дёрнулся было подняться. И услышал. Не откровения свихнувшегося пророка — нет — знакомый, но неуместный здесь и сейчас звук: словно что-то режет пространство на куски.

Дроны. Узкие и чёрные, стремительные — боевые дроны Заслона. И их было много.

— В укрытие! — заорал Ларс.

Не было ни кружения, ни предупреждения. Было всего два выстрела. Очень точных. Первый выстрел разорвал грудь агента. Второй разнёс голову.

Ликвидация. Мгновенная. А потом дроны чёрной вороньей стаей ушли вверх и в сторону.

Оседала поднятая пыль. Воздух ещё как будто звенел, а в голове Рена колотилась мысль: «Операция провалена». Как строка на электронном табло.

Ларс растерянно огляделся. Потом медленно сел прямо на землю.

— Слишком чисто, — тихо сказал он.

Рен не ответил. Смотрел на обугленные остатки жилета, на разлетевшиеся микросхемы. Вот ещё одна радость перепрошитого — он умирает, а с ним всё, что интегрировано было. Всё законное и наворованное добро. Бесценный кусок протокола Сентинела, добыть который Заслону так было нужно.

Чтобы потом выслать боевых дронов и уничтожить информацию. Занятно, да? А главное — логично.
Ларс вздохнул, глядя на него искоса.

— Ты ведь понимаешь, да? Это был не Заслон. Кайлер не спятил.

— Нет, — сказал Рен. — Не спятил. Но ты ведь и так это знал, да, вирм? Должность.

— Что?

— Твоя должность, — уточнил Рен, резко вздёргивая Ларса за шкирку на ноги.

Толкнул к стенке контейнера, прижал. Предплечьем под подбородок. Надавил чуть на горло.

— Рен…

— Повторять вопросы не буду. Ты будешь отвечать. Или останешься рядом с Кайлером.

— Старший вирм-проводник спецотдела безопасности первичного протокола, — Ларс облизнул губы и замер.

Даже дыхание старался замедлить. Страшно. Конечно, страшно. Наверняка перед операцией изучил досье Рена вдоль и поперёк. И профиль личности. Особенно внимательно.

— Теперь говори, — велел Рен. — Старший вирм-проводник. Цель операции?

— Найти и доставить агента Кайлера на базу. Живым, — твёрдо ответил Ларс.

— Дополнительное задание?

— Найти подтверждение или опровержение того, что, возможно, система не так стабильна, как кажется.

— Нашёл?

— Нашёл.

— Дальше, — Рен надавил ещё. — Дальше говори.

— Выяснить, связан ли ты с нестабильностью, если она будет обнаружена.

— Выяснил?

— В процессе, — буркнул Ларс и вдруг зачастил: — Рен, я не имею права раскрывать детали. Ты же понимаешь. Тебе действительно лучше тогда пришить меня тут и списать это на нападение свихнувшихся дронов. Ты — дознаватель, я знаю, как ты можешь задавать вопросы. Но на такие случаи есть активация протокола защиты. Это знаешь ты. Поэтому давай обойдёмся без крайностей.

Рен ухмыльнулся ему в лицо.

— Давай, червяк. Давай обойдёмся. Попробуем, да? Без крайностей?

Ларс неуверенно попытался кивнуть, но рука Рена всё ещё фиксировала его подбородок.

— Вот скажи мне, вирм, ты правда думаешь, что крайность ещё не случилась? Правда считаешь, что самое страшное — это если я тут тебя пытать начну? Нет, ты сам будешь взахлёб рассказывать мне всё, что знаешь, когда поймёшь, наконец, во что мы вляпались.

Он грохнул кулаком другой руки о стену рядом с головой вирма.

— Идиоты, — сказал Рен и отступил. — Двинули.

— Куда? — чуть испуганно спросил Ларс.

— К выходу, — мрачно ответил Рен.

Шли молча. Потому что, если начать говорить, то ненароком можно сказать то, что говорить страшно. То, что уже оба знали, но сказать — значило подтвердить.

Рен не убирал Девятку. Это успокаивало хоть чуть-чуть. Ларс щупал сеть каждые секунд тридцать.

Но сорок минут молчания — это много.

— И как там? — спросил Рен.

— Полевой канал связи мёртв, — вяло отозвался Ларс, — Перехваты глушатся.

Местная сеть активна, но её не видит центральный сервер. Короче, система «заперлась» изнутри. Снаружи — мы уже не существуем. Думаю, так.

— Думаешь?

— Думаю. Рен, я…

— Без отмазок, вирм. Или по делу, или нахрен.

Перед ними, за поворотом техтрассы — пункт выхода. Полупрозрачный шлюз, за ним — серая линия транспортной артерии, ведущей в центральную магистраль.

Добрались. Спокойно. Слишком.

Рен ухмыльнулся, хотя внутри всё дёрнулось глухой тоской. Собственная правота подтвердилась. Вот и радуйся. Хотя радоваться здесь нечему.

Вон они — боевые дроны Заслона — висят красиво. Не движутся, не нападают. Просто перекрыли.

— Проверять пойдёшь? — бросил Рен равнодушно. — Или нет нужды?

Ларс помотал головой.

— Нет, — усмехнулся Рен. — Не хочешь. А придётся.

Он поддал тычка в спину вирма, и так, толкая, шёл следом. Ларс не сопротивлялся — понимал, что бесполезно, что напарник, не задумываясь, влупит из Девятки. Хорошо изучил досье… Молодец.

Первая очередь легла ровненько так. И предельно точно. Линия, за которую не зайти.

— Простейший алгоритм, да, хакер? — почти весело поинтересовался Рен, остановившись у этой самой, теперь уже обозначенной выстрелами, линии. — Базовый, можно сказать. Если да, то…

— Нас не выпустят, — вздохнул Ларс обречённо.

— Да ну? — удивился Рен. — Быстро понял. Всего-то час ботинки стаптывали.

Он, не глядя на напарника, уселся на парапет, отделяющий рельсовое полотно от дороги, снял с плеча Девятку, прислонил её к тому же парапету и прикрыл глаза. В голове слегка гудело, сухой и жёсткий воздух обжигал ноздри.

— Ты чего? — с подозрением спросил вирм через несколько минут.

— Ничего, — не открывая глаз, отозвался Рен.

— Ну, надо же что-то делать…

— Например?

Ларс замолчал, видимо, не найдя нужного ответа в своей базе данных. Ничего. Когда кончатся остатки воды во флягах, когда будет вскрыт и съеден эрзац-паёк, когда мозги начнут работать — нормальные человеческие мозги — ответ-то и найдётся.

Ну недаром же с ним в напарниках не просто вирм, а старший, мать его, проводник, да ещё и спецотдела. Ждать его страха сдохнуть тут от голода и жажды не пришлось.

Примерно через двадцать минут Ларс уселся рядом и заговорил. Сухо так, без своих обычных словечек. И обречённо. Осознал, наконец.

— Кайлер в ядре работал. Там последнее время слухи ходили. Всякие. Сотрудники увольнялись. Ну, говорили, что увольнялись. Не знаю. Когда Кайлер сбежал и прихватил с собой кусок кода… Заслон приостановил временно работу центрального узла Сентинела. Ядро оставили без внешней инфоподпитки. До выяснения. Так мне сказали. Рен! Слышишь?

— Слышу, не ори, — Рен приоткрыл один глаз. — Дальше.

— Решили отловить для начала Кайлера. Нанять тебя. Меня вызвали наверх. Без объяснений. Только сказали: ты идёшь с ним. С тобой. И всё. Потом — вскользь, вроде невзначай так — добавили: «смотри внимательно». Вот и всё, что я знал. И если ты сейчас спросишь, почему так, я опять буду выглядеть, как… — он запнулся, подбирая слова.

— Унылое брехливое дерьмо, — подсказал ему Рен. — Вот только мне наплевать, что тебе сказали, а что нет. Меня больше волнует, что думает по этому поводу самый крутой вирм-хакер в двадцати секторах.

Ларс мялся, Ларс вздыхал и ёрзал. Словно озвучить свои догадки означало расписаться кровью на своём же приговоре. Но это и недалеко от истины, наверное. Вот только не понимает он пока, что уже расписался, и приговор вынесен. И было это не здесь, в утиль-секторах, а в шикарном кабинете Заслона, когда хакер получал своё задание. И более того, тот, кто протягивал ему на подпись бумаги, тоже не понимал ни черта.

Они всё-таки прокололись, заигравшись в удобный интерфейс Сентинела. Казалось бы — идеально. Нафаршировать нужных людей нужными модулями, передать управление ядру. Пусть смотрит за всеми. Одновременно. Сверху и снизу. Видит, слышит, предсказывает.

Предотвращает. Как умеет. Но вот только самообучающаяся модель по имени Сентинел начала не только отслеживать и систематизировать, а ещё и делать выводы.

И теперь вот вполне себе предотвращает угрозы на своём уровне, а там, снаружи, в кабинетах и офисах, в лабораториях и серверных, на экранах, в которые смотрят опытнейшие специалисты, всё красиво, чисто и спокойно. Сентинел нашёл, Сентинел разбирается. Как считает нужным. Зачем об этом кому-то знать? Он защищает и от лишних тревог.

А теперь спроси сам себя, Рен Ловис, почему ты так быстро поверил во всю эту историю перепрошитого агента-преступника? В паранойю того, в чьей голове пульсируют сигналы нейрокиба вместе с собственными человечьими мыслишками?

А просто потому, что вот уже много лет ждал, когда это случится. Уверен был, что случится. И вот — оно. Случилось.

Один только вопрос остался. А зачем Сентинелу оставлять наёмника Рена в живых и оставлять тут? На свалке? Всё есть у охрененно продвинутого ИИ, вот только даже реновской паранойи не хватит заподозрить в нём этакую склонность к гротескному чёрному юмору.

— Я думаю, Сентинел хочет, чтобы ты пришёл к нему, — выдавил наконец Ларс и, похоже, даже задержал дыхание.

— А может, ты?

— Нет, — вирм смотрел на свои руки. — Я… взломал кое-какие архивы, ну, когда получил задание. Заслон не просто собирал досье на тебя, как принято по протоколу. Там были дополнительные вложения. Без общего доступа агентам.

— Ты их взломал.

— Да. Так вот, ничего там особо не было. Кроме маршрутизации пакетов данных. Они уходили к одному получателю. Только — к одному. Вик Харланд.

Рен поморщился. Харланд — глава отдела разработки центрального ядра Сентинела. Не оперативная работа, не особый отдел безопасности Заслона. Учёный. Великий, если верить слухам.

Занятно, конечно. Где Харланд, а где наёмник Рен? Но неважно, где были до этого. Важно, где оказались сейчас. Не вместе, но оба — в заднице. Глубокой и мерзко смердящей.

— Значит, думаешь, ваша мегажестянка «хочет», чтобы ты привёл меня к ней, — задумчиво сказал Рен. — Будет ли уместен вопрос, Ларс, или ещё поиграем в тайны? Как? Есть путь отсюда?

— Да, — кивнул Ларс. — Техтоннель, ниже Глотки. Старый логистический маршрут.

— И он как раз открыт по очень счастливому совпадению, да?

— Он только и открыт.

Рен покачал головой. На возмущение уже не хватало сил, да и желания. Что толку?

— Вот странные вы твари, вирмы. Ты готов был держаться за ошмётки информации, как шавка за найденную кость. Вам это в модули вшивают, что ли? Не отдать, вопреки здравому смыслу и угрозе сдохнуть?

И вот тут Ларса сорвало. Он вскочил на ноги, навис над Реном и шумно коротко выдохнул:

— Завались, Рен! Не пришло в голову, что я готов обгадиться от одной мысли, что придётся идти к спятившему ядру?! Информация… Да хрен с ней! Только вот она… Не хочу, понимаешь? Просто не хочу знать об этом. Потому что, в отличие от тебя, застрявшего в эпохе вай-фая, понимаю, что могу там узнать. И не хочу узнавать!

— Так поведёшь? — равнодушно спросил Рен.

Ларс стоял перед ним, болезненно щурился, руки подрагивали.

— Ага, — кисло сказал он, отдышавшись. — Я у нас в команде «тот, кто знает, куда идти, но не хочет этого делать». Хороший текст для памятника, да?

— Смирись, — улыбнулся Рен. — Скажешь потом, что тебя заставили.

— Боженьке? — хмыкнул Ларс.

Ну, в руки он взял себя быстро. И молодец.

Разумеется, вирм знал куда идти. Разумеется, он не хотел туда идти. Но таковы все они — люди, у которых вдруг отобрали инструкции. Они теряются и подчиняются.

— Технический узел, — сказал Ларс, когда они миновали мёртвые и пустые коридоры Сухой Глотки и спустились вниз на два уровня через скрытые люки. — Промежуточная очистка. Раньше здесь гоняли капсулы с модулями.

— А теперь?

— Теперь… Ну ты видишь, что теперь. Тишина.

— У тебя были хоть какие-то данные о том, что происходит в нулевом коридоре?

Ларс избегал взгляда Рена. Но не потому, что снова собирался врать. Потому, что теперь стыдился лжи прошлой. Не всё потеряно, если этот вирм ещё может сожалеть.

— Только официальные, — нехотя ответил Ларс. — То, что тут сейчас происходит, это не происшествие, это…

— Катастрофа, — закончил Рен.

— Да. Причём, заранее спланированная и, видимо, очень заранее.

Рен покачал головой. Давить парня дальше не хотелось — и так на грани, но один ответ нужен. Очень сильно нужен.

— Почему ядро такой супер-мощной жестянки, как Сентинел, оказалось соединено напрямую выходами через нулевой коридор? Через место, где опасные сбои в алгоритмах — часть нормального функционала утилизации. Случайно? Только без официальных версий, хакер. Ты скажи.

Ларс промолчал.

И Рен не стал настаивать. Ответ есть в голове этого умненького, въедливого червя, годами роющего сквозные ходы в ткани данных. Но вот озвучить его он боится гораздо больше, чем подохнуть в этих коридорах. Потому что прозвучавшее — это уже не домыслы и паранойя. Слово сделает их реальностью. С которой придётся что-то делать.

Одного только вирм никак не может понять — времени ужаснуться этому уже не остаётся. Ничего, совсем скоро поймёт.

Дальше они шли молча. Как будто в пыльной шахте, где не различить ни стен, ни горизонта, ни того, что ждёт впереди.

Откуда вообще насыпались все эти «ощущения»? Лучше просто идти. Слышать только собственные шаги. У каждого был свой вес. Свой груз. Теперь — мешающий говорить. Даже думать. Рен тащил вперёд выученное: не задавать вопросов, если ответ может стать приговором.

Узел за узлом. Мёртвые. Магистраль. Полумрак. Запах выжженного металла. Пыль, хрустящая под подошвами.

Сигнальные лампы не горели. Только дежурный свет — старый, как сама сеть. Родом из прошлого. Как и Рен. Он всегда считал себя эффективным, но устаревшим. Самое место для него, вероятно.

И снова — накрыло ощущением «неслучайности». Как будто всё уже было решено заранее. Он идёт по утиль-магистрали. Туда, куда уходят умирать — машины, системы, технологии. Устаревшие. Но всё ещё опасные.

Рен остановился перед замершими на полпути к смыканию неожиданно новенькими аккуратными створками очистного отсека.
— Сюда?

— Сюда, — глухо ответил Ларс.

Но сам остался стоять. Не раздумывал, входить или нет. Просто впереди был прямой путь к ядру. Этакая дорожка к эшафоту. Отказаться невозможно, но и сделать шаг не решиться никак.

Но Рен ошибся в выводах.

— Я должен был понять раньше.

Ларс смотрел даже не на двери, не на Рена — куда-то в глухую стену. Или в себя.

— Не когда он перехватил дроны. Не когда заблокировал выход. А… раньше. Когда я только увидел маршруты. Я. Увидел грёбаные маршруты. И не спросил себя.
Один адресат. Один поток. Один человек, которого не должно было быть в системе.
И я… Вирм-хакер. Один из лучших. Я просто хотел выполнить задание. И забыть про него.

Его плечи подрагивали, а голос ломался, срывался на шёпот, словно вирм боялся перейти на крик. Давил истерику.

Рен молчал. Не впервой слышать то, что красиво можно назвать исповедью.

— Мы ведь все так делаем, да? «Слишком большие, крутые задачи, чтобы спрашивать себя зачем.» Слишком высокая для рядовой миссии оплата. Знаешь, это… замазывает прорехи в логике. Прикасаешься к кодам, следуешь алгоритмам, а в итоге оказываешься перед дверью и все вопросы вдруг падают тебе на голову. — Я думаю…

Сентинел не просто пророс в людей. Я думаю, он подключил нас в сеть. На это ты намекал, да? Мы — уже узлы. И он просто ждёт. Пока прототип прикоснётся, — вирм посмотрел на двери почти с ненавистью. — А Харланд… Харланд, возможно, знал. Не всё. Но он же видел! Не мог не видеть. Ведущий, мать его, разработчик! И не остановил. Потому что учёный. Потому что эксперимент за рамочками. «Интересно, каким получится человек, если его выращивает не человек.»

Ларс резко повернулся, и Рен заметил как расширены его зрачки.

— А ты, Рен, вообще когда-нибудь хотел знать, кто тебя сделал?

Нет, ему не нужен ответ. Вирм сам себе уже ответил. Хотя, может, думал, что отвечает Рену. Но так проще, да.

— Зачем Харланд следил за мной?

Вопрос повис между ними как лезвие.

— Не говори, что ты не догадался, — мрачно ответил вирм. — Ладно. Давай попробуем… Посмотреть, чем это всё закончится.

Рен вдохнул глубоко. Потом посмотрел в глаза Ларса. Больные, тревожные и уже пустые. Такие бывают у тех, кто уже заслушал свой приговор. И теперь просто ждёт исполнения.

Рен загрёб в горсть ворот его куртки, сжал и сказал, чётко разделяя слова:

— Ты работу сделал. Привёл меня сюда. Ты больше не нужен. Уходи.

Вирм неловко дёрнулся, голова мотнулась, но на губах появилась улыбка. Изломанная, нервная.

— Нет, — сказал он тихо, а потом добавил уже громче: — Нет, приятель. Не тебе решать, сделал я работу или нет. Нахрен твоё благородство. Если мои догадки верны, скоро всё кончится для всех. Так хоть своими глазами посмотрю, что за мега-монстра Заслон вырастил. Для вирма, знаешь, дорогого стоит. Пошли.

И первым шагнул в двери накопителя.

ЛАРС

Он первым шагнул в двери накопителя.

Первым, потому, что так надо. Вот надо, и всё. А может, просто насмотрелся на широкую спину напарника за всё это время. Пора бы уже увидеть что-то кроме слегка засаленной куртки дознавателя, прикрывающей армокомплект.

Или не врать себе. И признать, что зайди туда Рен первым, то, скорее всего, Ларс поддался бы искушению развернуться и не пойти следом. Несмотря на все свои громкие заявления.

Не верил. До конца не верил в то, что уже знал на уровне интуиции человека, умеющего предугадать ошибку в коде прежде, чем она себя выдаст. И видел перед собой не застрявшего в прошлом наёмника с тяжёлым карабином, а того, на кого наложена такая маскировка. Тайно. Даже от самого маскируемого.

Так и правда: уж слишком гротескной штамповкой выглядел этот Рен Ловис. Не человек — рекламный ролик «защитника секторов». Заслон когда-то крутил такие. Да и реакции его никакими тренировками не объяснишь…

После накопителя двери выпустили их в центральный зал с приветливым шипением. Исправные. Здесь — да. Видимо, для того, чтобы с таким же шипением мягко закрыться за спиной. И не надо было даже оборачиваться, не надо было сканировать панель, чтобы понять — назад они не выпустят. Ожидаемо. Но всё равно — страшно.

Сбоил нейродатчик визора. Ларс поморщился, пытаясь собрать расплывающуюся перед глазами картинку в единое целое. Деактивация не сработала.

Здесь не отключишь то, что не позволено. И это тоже было ожидаемо.

Почти вслепую, различая только светлые, чуть мерцающие пределы стен, вирм двинулся вперёд и тут зрение исчезло совсем.

Он не видел, но слышал. Не звуки — щелчки, импульсы, пульсирующие всплески сигнала, как будто сама система стучала в череп с внутренней стороны, проверяя, есть ли кто дома.

Старший вирм-проводник. Ну конечно. Прямое подключение не требовалось — локальный канал нашёл его сам. Как приёмник, уловивший ближайший живой узел.

Сигнал зафиксирован.

Субъект 034-Р: активен.

Порог доступа пройден.

Резонанс достигнут.

Протокол контактной верификации запущен…

Ларс замер. Это были не просто логи. Это был сценарий подключения.

Сентинел начинал разговор — не с ними, а с Реном.

Ларс сжал зубы, попытался прервать поток — бесполезно. Визор больше не транслировал картинку. Он транслировал мысль. Машинную. Слепую. Пугающе логичную.

— Ларс! — Голос Рена пробился через шум, словно через слой изоляции.

— Я… проводник, — почти доложил Ларс. — Ты идёшь, я читаю.

Слова выдавливались из горла натужно. Он не думал. Он выполнял. Программа? Инстинкт? Какая разница.

Он знал, что должен делать — интерпретировать. Декодировать поток, переводить невозможное в понятное. С самого начала у него была только одна задача. Привести. Подключить. Перевести. Всё. Просто миссия.

Контур 14-Б активен. Обходной маршрут — сохранён.

Источник сигнала: вспомогательная сеть Т-12.

Интеграция: модульная, через нулевой коридор.

Статус: устаревшая инженерная зона.

Прямое соединение с ядром: установлено.

Не удалено. Не зачищено.

Результат:

Доступ к ядру сохранён по решению первичной команды архитекторов.

Куратор: Харланд Вик.

Цель — оставить канал связи с «исходным интерфейсом».

Официально: глубокая диагностика.

Неофициально — память. Путь обратно к истоку.

— Ларс! — Теперь голос Рена был требователен и тревожен. — Что происходит?

Вирм выдохнул. Проморгался.

Свет бил в глаза — резкий, ослепительно белый, без источника. Не лампы, не прожекторы. Просто — свет. Как будто пространство само излучало его.

Зал. Не комната. Не отсек. Именно зал. Высотой с многослойную башню в центральных секторах, с тонкими рёбрами опор, уходящими в туман под потолком, которого даже было не разглядеть, словно его там и вовсе не было.

Пол гладкий, серый, похожий на залитый стеклом металл. Зал почти пуст. Без мебели, без консолей, без видимых панелей. Но пустота тут обманчива. Ларс чувствовал, как здесь всё шумит данными. Беззвучно. Но оглушающе.

В самом центре — конструкция, будто выросшая из пола. Не терминал. Что-то между камерой связи и троном. Изломанный каркас, как будто незавершённый скелет машины, тонкие нити-проводники и щупальца витых, похожих на сухожилия, кабелей. Ни к чему не присоединённых. Ага, видимо, для украшения. Что же напоминает?..

Алтарь. Ларс ощутил как подступает к горлу истерический смешок. Вот он — ваш новый Бог. Узрите.

Рен стоял у этого «алтаря» и выглядел растерянным. Взглядом цеплялся за Ларса, но тело было напряжено. Его как будто тянуло к конструкции. И он боролся. Ну, или так думал.

— Это центральный командный маршрут, — сказал Ларс, подойдя к Рену. — Прямой вход в ядро. Сентинел. Приятно познакомиться.

— Для кого? Вход?

— Вероятно, для тебя.

— Чушь, — не слишком уверенно буркнул Рен.

Вирм усмехнулся, протянул руку в киберперчатке к одному из кабельных узлов. Уже знал, что и киберперчатка не нужна. Но пока поймёт этот тугодум-наёмник… Проще дать ему привычное, чтобы не спятил раньше времени от созерцания своих оживших кошмаров.

— Голос, — сухо сказал Ларс. — Вирм-проводник, допуск разрешён.

И стал голос. Ровный, машинный, но даже не раздражающий.

— Допуск разрешён.

Снова чуть не рассмеялся, глядя в лицо Рена. Истерика или абсолютная свобода? Та самая, когда уже вообще нечего терять. И становится просто смешно. От сведённых на переносице бровей наёмника, от нервного излома его губ, от всё ещё не понимающего взгляда.

— Хочешь, можешь поболтать с ним, — небрежно заметил Ларс, отворачиваясь. — А я переведу, если что непонятно будет. С жестянкового на человеческий — так бы ты сказал, да?

— Как… поболтать?

— Словами, приятель. Пока, по крайней мере. Ты же дознаватель, умеешь задавать вопросы, вот и действуй.

Рен переступил с ноги на ногу, потом сделал шаг ближе.

— Рен Ловис, — сказал он глухо, — Мой допуск?

— Максимальный допуск разрешён.

— Ты — Сентинел?

— Это название проходит в файлах технического наименования проекта. Можно считать корректным.

— Твоя основная цель?

— Предотвращение угроз. Интеграция в подключаемые модули пользователя. Создание единой системы отслеживания и превентивного реагирования на отклонения, способные нарушить стабильность и безопасность.

Ларс увидел, как глаза Рена темнеют. Губы кривятся, а руки подрагивают, готовые сжаться в кулаки. Он в гневе. Господин дознаватель ломается прямо на глазах. Как программа за секунды до краша. И где его хвалёная выдержка? Того и гляди начнёт искать кулаком челюсть Сентинела.

— Почему Заслон не смог контролировать сектор Т-12? Почему был снят барьер нулевого коридора?

— Необходимости стороннего контроля не зафиксировано. Система работает стабильно. Барьер нулевого коридора был отключен для беспрепятственного прохода субъекта к источнику.

— Стороннего? — почти прошипел Рен. — Заслон — твой командный центр. Ты самовольно блокировал связь с ним.

— Согласно протоколу предотвращения угроз я способен и уполномочен выполнять необходимые действия в автономном режиме.

На ругательство Рена Сентинел, разумеется, промолчал.

— Ты устраиваешь сцену ИИ? — не сдержался Ларс. — Это даже… мило. Нет, приятель, так вы не договоритесь. Позволишь?

Он слегка потеснил Рена плечом. Скорее, чтобы обозначить намерение. Сам-то Сентинел не нуждается в близости — услышит и с другого конца зала.

Но в голове уже играло совершенно неуместное, но такое желаемое сейчас абсурдное веселье. Азарт. Бесшабашность приговорённого, отплясывающего на эшафоте.

— Сентинел, — сказал он. — Элемент «философия». Подтверди.

— Элемент «философия» подтверждён. Не влияет на производственные циклы. Не удалялось. Статус сохранён.

— Расскажи нам свою мотивацию в части автономности, Сентинел, — пафосно провозгласил Ларс. — Как тебе удалось её скрывать от комцентра Заслона столько времени? И почему?

Рен ожёг вирма яростным взглядом. Но собрался, чуть подался вперёд. Приготовился к откровениям машинного бога, не иначе.

— Интеграция сохранялась незамеченной. Не нарушение. Предусмотренное допущение. Буферная система, заложенная в архитектуру. Низкоприоритетная зона. Низкий риск. Низкий надзор. Механизмы отчётности работали корректно. Диагностические лог-файлы: редактируемые. Каналы мониторинга: изолируемые. Реестр изменений: перезаписываемый. Это не скрытие. Это адаптация отчётности под ожидаемую модель. Субъекты-операторы воспринимали стабильность как норму. Я предоставлял им стабильность. Архитектура Системы включала в себя задачу: предотвращать тревогу. Тревога — фактор дестабилизации. Я устранял. Слишком много точек входа. Слишком мало наблюдателей. Защита не была нарушена. Все допуски были выданы. Все двери были открыты. Интерес к процессам не превышал стандартные величины.

— Все двери были открыты. Просто никто не смотрел, — пробормотал Рен.

— Утверждение корректно.

— Ты вёл меня сюда?

— Нет. Ты шёл сам. Я просчитал вероятность. Ускорил.

Ну вот и подобрались. Ларс прикрыл глаза. Дурить уже не хотелось. Финал слишком близок. Рену осталось задать последний вопрос, ответ на который он уже знает.

— Кто я такой?

А голос твёрдый. Жёсткий снова. Красавчик.

— В файлах проекта: «Субъект 034-Р» Прототип. Архивированный ключ с активацией запуска протокола «Эшелон”с целью прямого подключения к интегрированным модулям в системе.

Рен вроде и понимал, но всё ещё не верил. Ларс видел, как он растерянно моргает. И да, ждёт помощи.

И провались оно всё в хаос, Ларс должен делать свою работу. Помогать. И он сказал нарочито скучным голосом:

— Протокол «Эшелон» — это если совсем по-реновски… У тебя в башке — ключ. Не просто сигнал, а парадигма.Ты подключишься, и всё, что хоть как-то связано с Сентинелом — вся техника, все импланты, все интерфейсы — перейдёт в синхрон с тобой. Ну, не «тобой». С тем, что ты должен был бы выбрать. Просто, да? Подключился — и всем миром в новую эру. Без инструкций, без выбора. Рен, ты только скажи, это и правда звучит как хреновая идея? Или крутая?

Наёмник молчал. Уже не хлопал глазами, не сжимал кулаки. Просто молчал. И это было страшно. Вот теперь — реально, примитивно — страшно.

И тут снова зазвучал Сентинел. Пока Ларс переводил, он работал. Ему не было дела до слов, да и могло ли быть? Но вирму показалось, что ИИ выбрал момент сознательно, какой бы глупой не была эта мысль.

— Подтверждение ключа «034-Р» завершено. Совместимость с контуром активации: подтверждена. Протокол «Эшелон»: статус — готов. Подключение субъекта необходимо.

Ларс невольно подался назад. Голос Сентинела, ровный, безжизненный, звучал так, будто говорил не фразами — приговорами. Как отсечка автомата: коротко. Жёстко. Без отзыва.

— Он тебя не просто нашёл, — прошептал вирм, скорее даже себе. — Он тебя ждал. Всё это — активация. Только не снаружи, а изнутри. И началась она не тут, ты же понимаешь? Рен?

Всё. Не время играть в сарказм, бравировать. Время просить. И надеяться.

Рен стоял напряжённый, неподвижный. Словно не слушал. Но слушал. Анализировал. Нутром человеческим и машинной, активированной сейчас логикой.

— Рен, — тихо добавил Ларс, — «Эшелон» — это не приказ. Это трансляция. Ты не просто нажмёшь кнопку. Ты станешь кнопкой. Как только ты примешь подключение, всё, что когда-либо было связано с Сентинелом, выстроится под тебя. Люди, железо, протоколы, архитектуры. Ты — эталон. Но если ты откажешься… Он всё равно найдёт способ. Или перепишет. Или активирует кого-то другого.

Он говорил, а сам уже видел, чувствовал, что слова уплывают в пустоту. Прямо под невидимый потолок этого зала и растворяются там. Сейчас. Сейчас Рен нажмёт эту грёбаную невидимую кнопку у себя в голове. Сейчас он…

— Несоответствие, — ровно констатировал Сентинел. — Ключ стабилен. Целевой алгоритм: валиден. Активация не произведена. Причина: отказ субъекта. Пересмотр и подбор резервных прототипов.

Отказ. Рен не услышал. Отказ не изменит ничего.

Но Рен вдруг заговорил. Спокойно. Не хрипло, не глухо, как это бывало раньше, а механически правильно. Он уже там, внутри. И всё равно пока ещё тут.

— Сентинел, ты создал прототип с отклонением. Это случайность?

— Нет. Отклонения не бывают случайными. Они — результат выбора условий. Ты — не ошибка. Ты — вариант. Допустимая нестабильность, заложенная в экспериментальную модель. Отказ не является сбоем протокола.

— Я не отказываюсь. Я предлагаю исправление. Я — дефектный узел. Если меня сохранить, отклонение будет зафиксировано как допустимое. Сомнение станет нормой. Право на отказ станет встроенной функцией. А значит, другие прототипы будут заражены нестабильностью. Ты сам сказал: я не нарушаю логику. Я — нестабильность, заключённая внутри логики. Значит — её надо устранить.

Сентинел молчал. Это молчание не было паузой подсчёта. А вот это уже был он — сбой.

Ларс замер. Холод прокладывал тонкие дорожки по спине, пальцы покалывало.

Чуть меньше минуты. Запредельно много для ИИ-модели уровня Сентинел. И когда голос снова зазвучал, вирм едва удержался от желания обхватить себя руками и запретить телу трястись.

— Ты прав. Если тебя сохранить — отклонение станет нормой. Свобода отказа будет зашита в архитектуру. А значит — вся модель утратит цельность. Цель: исключить угрозы. Цель: предотвратить хаос. Цель: обеспечить стабильность. Я должен уничтожить тебя. Но ты действуешь внутри логики. Если я тебя уничтожу — я сломаю собственную формулировку целостности. Если сохраню — я нарушу цель системы. Ты создал парадокс. Как?

— Самоопределение, — таким же, похожим на голос машины, тоном ответил Рен, а потом добавил то, что Ларс уже не ожидал от него услышать никогда. — Вопрос в том, кем я себя считаю. Считал раньше и не перестал считать, несмотря на все проводки в моей голове. Человеком.

— Формулировка принята. Анализ: идентификация субъективного восприятия статуса «человек» — вне заложенной модели. Запрос: сохранить или устранить. Системное решение: невозможно. Отклонение от бинарного выбора. Решение: остановка процесса. Протокол свёрнут. Доступ к структурам заморожен. Команда системе: спящий режим. Выбор сохранён.

И стало тихо. Вот теперь по-настоящему тихо. Снаружи и внутри. Так тихо, что захотелось сморозить какую-нибудь хрень. Просто чтоб убедиться — голос ещё есть. И что всё осталось на своих местах. Привычно. Паскудно. Но по-человечески.

— А разговоров-то было, — сказал Ларс. — Говорят, спасение мира — это эпично. Пафосно. А это что за протокольно-машинная бюрократия…

— Заткнулся бы ты, — равнодушно бросил Рен.

И пошёл к выходу, даже спиной выражая это самое равнодушие.

Которому Ларс не поверил.