Победитель Бури: Последний Рубеж

Словно в кошмарном сне, Нэун подписывал сделку с дьяволом, чья корона из тусклого золота отбрасывала зловещие тени. Каждая буква, которую он выводил сияющим пером, была ложью, каждое обещание — предательством. Он продавал душу Фидерума, чтобы защитить его тело, и единственное, что он чувствовал яснее всего — это ледяное прикосновение Люмпина, жгучее напоминание, что ад уже здесь, и он лишь выбирает, какие ворота откроет первыми.

Вечерний воздух Нищура был тёплым и пыльным, пахнущим увядающим летом и тревогой. На площади Девяти Лучей, освещённой до неестественной яркости старыми прожекторами, толпились тысячи. Их лица, обращённые к гигантским голо-экранам, отражали смесь надежды и усталого страха. Агора Девяти дарила им спектакль спасения.

Высоко над ними, в стерильной тишине Зала Конкордии, царила иная реальность. Воздух здесь был охлаждённым и неподвижным, нарушаемым лишь шелестом дорогих тканей и почти беззвучным гудением камер, запечатлевавших исторический момент. Длинный стол из полированного чёрного камня, похожий на надгробие, разделял две стороны.

Со стороны Фидерума — Нэун. Его чёрный костюм был безупречен, скроен по самой строгой мидирской мерке. Но под тканью сердце билось с бешеной частотой, а пальцы, сжимавшие перо из сияющего кварца, побелели от напряжения. Люмпин Третий... Он смотрит сквозь меня. Он знает? Нет, не может... — эта мысль стучала в висках навязчивым, паническим ритмом.

Напротив него, словно призрак, заблудившийся в мире яркого света, восседал король Дин’Аслана — Люмпин III. Его кожа была мертвенно-бледной, почти фарфоровой, лишённой румянца жизни. Пышные, старомодные одежды из тёмно-бордового бархата и серебряной парчи лишь подчёркивали эту бледность, делая его похожим на оживший портрет из давно забытой эпохи. Корона на его голове — невысокая, из тусклого, почти чёрного золота, инкрустированная крошечными, мёртвыми жемчужинами — казалась неподъёмной тяжестью, но Люмпин держал голову высоко и неподвижно. Его глаза, глубоко посаженные и цвета багрового янтаря, были непроницаемы. Они изучали Нэуна с холодным, энтомологическим интересом.

Наступил момент церемониального рукопожатия. Нэун медленно, почти против воли, протянул руку. Люмпин III ответил на движение с обманчивой неспешностью. Его пальцы были длинными, тонкими, с острыми ногтями.

Их руки соприкоснулись.

Холод прикосновения короля-призрака жёг кожу Нэуна словно раскалённое железо. Это было не просто отсутствие тепла — это была пустота, ощущение безжизненного мрамора, долго пролежавшего в глухой тени. Он чувствует ложь... Чувствует кровь брата на моих руках... — пронеслось в голове у Нэуна, пока камеры фиксировали это «историческое» рукопожатие для ликующих толп внизу.

Люмпин III не улыбался. Его тонкие, бесцветные губы лишь слегка изогнулись, не дотягивая до выражения, которое можно было бы назвать улыбкой.

— Договор скреплён, Достопочтенный Нэун, — голос Люмпина был тихим, шелестящим, как сухие листья по камню, но он прозвучал настолько отчётливо, что, казалось, замерли даже частицы пыли в воздухе. — Серебро Дин’Аслана потечёт в Фидерум, как обещано. Защита вашего... хрупкого порядка обеспечена.

В его интонации на слове «хрупкого» промелькнула едва уловимая нотка — то ли насмешки, то ли предупреждения.

Нэун поспешно кивнул, с облегчением высвобождая свою руку из ледяных тисков. Он ощущал, как по спине ползут мурашки.

— Агора Девяти признательна за вашу... оперативность, Ваше Величество, — выдавил он, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Серебро жизненно необходимо в борьбе с... текущими угрозами.

Люмпин медленно отвёл взгляд от Нэуна, скользнув им по лицам других членов Агоры, замерших в почтительных позах. Его зрачки сузились, словно улавливая что-то невидимое за стенами зала.

— Оперативность... — повторил он тем же шелестящим шёпотом. — Да. Время — ресурс невосполнимый. Особенно когда Тень уже вошла в дом и устроилась у очага.

Он сделал паузу, давая словам повиснуть в напряжённом воздухе. И в эту идеальную, вымороченную тишину ворвался другой звук. Снизу, сквозь толстое бронированное стекло, прорвался приглушённый, протяжный шёпот. Не вой сирены, не крик толпы. Это был ледяной, многослойный хор, сливавшийся в один жуткий гул: «Имя... Отдай... Хиит... Ложь...»

Звук был едва слышен, но он прорезал искусственную тишину зала, как нож. Нэун побледнел ещё больше, с трудом сдерживая дрожь. Это был голос самого осквернённого Источника, голос Весперы Лекс, напоминающей о себе.

Люмпин III лишь приподнял тонкую бровь, его кровавые глаза метнулись к окну. В них не было страха. Было... любопытство. И глубокое, древнее знание.

— Ваши «текущие угрозы» напоминают о себе, — заметил он сухо, возвращаясь к разложенному на столе договору, будто ничего не произошло. — Как истеричный ребёнок, требующий внимания. Не отвлекаемся, достопочтенный Нэун. Обсудим детали оплаты. Наши требования... специфичны.

Король неспешно развернул перед собой экземпляр договора. Его бледный палец с длинным, острым ногтем указал на пункт, написанный мелким, сложным шрифтом. Нэун почувствовал, как пот выступил у него на спине под дорогой тканью. Что он хочет? Доступ к Архивам? Технологии меток? Земли за стеной?

Он взял перо. Его рука дрожала. Холод прикосновения Люмпина всё ещё горел на его коже, как клеймо. Он подписывал сделку с тенью, чтобы отгородиться от другой, большей Тьмы. И где-то глубоко в подсознании, под вой шёпота, прорезалась последняя, отчаянная мысль: Брат... Прости... Я закопал тебя недостаточно глубоко.