Побочный эффект

Он шел по городу. Смотрел на дома, что так много лет окружали его жизнь. Часть зданий пришло в негодность, все-таки последнее время было не простым для города. А новые некому строить. Возможно пока некому, а там, глядишь, и наладится. Но самое смешное, прохожему это было безразлично. Долгие, долгие годы волновало, а теперь все, свобода. Собственно, свободу он ощутил уже два года тому назад. Спал гнет старой клятвы, ушли в небытие незримые тенета. Он вздохнул тогда полной грудью и засмеялся радостно, получилось. План, принявший в себя столетия работы, увенчался успехом. Можно было возвращаться на прародину предков, или отправиться путешествовать по миру, или еще что-нибудь из того, о чем мечталось долгими годами. Но исчезнуть тихо, по-английски, он не захотел. Душа требовала триумфа. Да и наполнить сундуки честно заработанными трофеями тоже не мешало. Тем более, что обстановка прямо располагала к этому. Разруха, голод, война, проявления претворенного в жизнь плана. Впрочем, какое ему дело до проблем простецов.

Он посторонился, пропуская мимо себя чадящий, угловатый грузовик, набитый небритыми личностями в смешных остроконечных матерчатых шапках. Оперся на трость, провожая взглядом спешащую мимо жизнь, усмехнулся. Представил себе, какой поднялся бы крик, сумей кто-то увидеть его. Мысленно оглядел себя со стороны. Высокий, худощавый джентльмен. В парадном, шитом серебром камзоле и панталонах. Синяя орденская лента через плечо, тщательно завитый парик. Белые чулки на крепких ногах и блестящие туфли с щегольскими золотыми пряжками. Вот только никто его не видел. Более того, даже ни одной капли легкого майского дождика не упало на полированную платину орденов. Мужчина развернулся и пошагал к кремлевской стене, степенно помахивая тростью.

Яков, а именно так звали странно одетого прохожего, остановился у стены. Огляделся с сожалением. Здесь когда-то находился чудесный сад. Тенистые аллеи, по которым прогуливались празднично одетые люди, вспоминался гомон голосов гуляющих, детский смех. Сад не пережил зимы. Лишенные отопления, замерзающие москвичи спилили все под корень. Лишь редкие пеньки торчали там и сям, да чугунные остовы скамеек. Дерева на них тоже не осталось. Он оперся обоими руками на трость, расставил ноги шире, огляделся. Будет ли он скучать по этим местам, пытался решить для себя мужчина. Может статься, что и будет. Ну так кто сможет ему помешать навестить эти места, когда появиться нужда? Хотя, Яков усмехнулся, нынешние правители этой страны, оказались людьми достаточно предприимчивыми. И, как оказалось, умели работать с архивами. По крайней мере они сумели вычислить его убежище и даже доставить послание. Первые, за последние несколько десятилетий.

Часовой на воротах тоже оказался обладателем смешной остроконечной шапки. Кроме того он имел на себе еще долгополую шинель и винтовку на плече с примкнутым штыком. Часовой пусто посмотрел сквозь мужчину и почему-то шумно сглотнул. Яков Виллимович прошел на территорию Кремля и огляделся. Когда-то, на заре карьеры, ему пришлось пожить здесь. Это позже Петруша построил специальное здание для Артиллерийского Приказа. А поначалу они ютились здесь, в Кремле. Днями справлял работу по нуждам своего Приказа, ночами же ползал по катакомбам, искал сокровища и знания. И, самое смешное, многое нашел. Некоторые инкунабулы из потаенной библиотеки Грозного оказались просто бесценными. Даже для него. Особенно для него, так правильнее будет сказать. Брюс призадумался. В послании не было указано точное место встречи, но он чувствовал, что идти следует именно в ту залу. Присутственную, как ее называли Петрушины потомки. Ну что же…

Свой, как он называл его, «морок», Брюс скинул прямо перед входом. Шагнул внутрь залы и осмотрелся остро. Массивную трость он упер в плиты пола, удерживая ее в отставленной руке. Ну что же, нынешние властители потрудились изрядно. По крайней мере, царский трон они вынесли. Теперь на его месте располагался длинный стол, застеленный белыми простынями. А за столом расположился комитет по встрече. Яков Виллимович постоял, давая рассмотреть себя. Одновременно рассматривая собравшихся. Прямо по центру стола устроился некто, по-видимому главный. Плешивый мужичок с бородкой клинышком. В сером невзрачном костюме. Смотрел с прищуром, остро. Одесную от него имелся еще один плешивый. Этот напялил пенсне и клетчатый костюм. В отличие от главного, он оказался полным, брылястым и каким-то нервным что-ли, неусидчивым. Крутился на стуле и все время перебирал лежащие перед ним бумаги. Рядом с пенсне нашелся еще один колоритный персонаж. Сухой и длинный. В шинели и бородке-эспаньолке. Сидящий настолько прямо, словно бы кол проглотил. Ошую же от главного расселись двое в кожаных тужурках. Перетянутые ремнями смотрели они злобно и враждебно. Похожи были, словно выкапанные. Правда один имел волос чернявый и нос крючком. Второй же оказался белобрыс и обладал носом картошкой. Сидений в зале более не наблюдалось. Посетителю, по замыслу комитета, предполагалось стоять, похоже. Ну-ну, усмехнулся Брюс и пошагал вбок, к простенку меж двух стрельчатых окон. С каждым шагом, с каждым ударом трости, из ничего, из прозрачного воздуха, все ярче прорисовывались очертания удобного кресла на гнутых, венецианских ножках. С последним шагом, Яков Виллимович поднялся на невысокую ступеньку, повернулся и с удобством расположился в кресле.

—И так, господа. Я вас внимательно слушаю…

—Но позвольте! — Это щекастый в пенсне возбудился внезапно. Он выдернул одну из бумаг и теперь тыкал в нее пальцем. — В рукописи же явно сказано, что данное помещение создано таким нарочитым способом, что делает невозможным любую волшбу. А это ваше кресло…

—Все верно, — Брюс покивал одобрительно, — вот только вы, любезный, не учитываете несколько нюансов. В вашей рукописи не указывается случаем, кто был создателем этой самой защиты? — Он подождал, пока понимание не проявится на лице щекастого и продолжил, — так неужели тот создатель защиты не озаботился лазейкой для себя? А кроме того вы сами частично уничтожили эту самую защиту. Когда убрали трон. Он был немаловажной деталью в наложенных чарах. Надеюсь, кстати, вы не продешевили с продажей. Этот трон являлся весьма сложным артефактом. Даровал, например, сидящему на нем, полную невосприимчивость к любым воздействиям. Так что и стоил он, как минимум, своего веса в золоте. Если не больше.

Сидящие за столом бросали друг на друга тоскливые взгляды. Яков Виллимович глядел на них и понимал, что продать трон они похоже не догадались. Как бы не спалили в печке попросту. Впрочем, это было уже не важно. Хотя и жаль немного своей работы. Тем временем председательствующий взял в себя в руки. Откашлялся и спросил немного картавя.

—Значит вы, Яков Брюс, сподвижник Петра Первого?

—К вашим услугам, — гость склонил голову.

—Как же вы дожили до наших дней? Или вы владеете секретом долголетия?

—Владею, вы совершенно правы.

—И можете поделиться им, этим секретом с нами.

—Могу. Вот только вам это ничем не поможет. Вы же, как и все простецы, считаете, что секрет, это некая волшебная пилюля, или микстура, а может эликсир. Выпил его и живи себе сколько хочешь, так? А это образ жизни. Жить нужно определенным, особым образом. Думать особенно, питаться, мыслить. И вставать на этот путь надо смолоду. Вы же выбрали для себя иной путь. Путь Власти, а не Знания. Он ничем не хуже, но вот долголетия не дает. Вы уж извините.

—Так, — председательствующий побарабанил пальцами по столу, — с долголетием понятно. А вот недавно, собрали мы на продажу за границу церковную утварь. И вдруг на тебе, чуть не половина пропала. Вы, любезный, не имеете ли какого-нибудь отношения к этому несчастному случаю?

—Почему же какого-нибудь? — Гость в кресле даже обиделся, казалось, — имею и самое прямое. Мои изыскания требуют изрядных финансовых вливаний. Я и в Москве-то все еще сижу лишь потому, что представилась возможность, вы уж извините за вульгарность, немного набить мошну.

—И вы вот так признаетесь в этом, — лысый вскочил на ноги, патетически воздел руки и закартавил нараспев, — в то время, как народ мучается от голода и разрухи, в тяжелейший час невзгод, что обрушились на нашу многострадальную родину…

Брюс кивал одобрительно. Он даже ногу на ногу положил, и голову склонил немного, чтобы было удобнее слушать опытного оратора. Впрочем, долго тому разливаться соловьем не дали. С места вскочил один из тужурчатых, чернявый.

—Так ты значит «контра»! Тебя расстрелять надо! Мы и за меньшее к стенке ставили! — Кожаный извлек из деревянной кобуры громоздкий маузер и теперь размахивал им в воздухе. — Да я бы тебя лично шлепнул…

—Ни в чем себе не отказывайте, — предложил визави с кресла, — хотите шлепнуть, шлепайте. А то вы только горазды языком чесать, как я посмотрю.

—Ах ты же гнида! — Тип в тужурке вскинул свой маузер и выпалил несколько раз в направлении кресла. Вот только ничего не получилось. Одновременно с выстрелами, кресло с сидящим в нем мужчиной замерцали как-то странно, провыли по комнате рикошеты. А когда пороховой дым рассеялся, оказалось, что гость с креслом снова уплотнились и приняли прежний вид.

—Кхм, — брылястый в пенсне откашлялся, с неудовольствием покосился на край стола. Тужурчатый немало не смутившись уселся на место и теперь запихивал свой маузер обратно в деревянную кобуру. — А скажите, Ваше Превосходительство, зачем вы согласились прийти на эту встречу?

—Во-первых, Сиятельство. Петруша мне графское достоинство вручил. А во-вторых, зачем пришел? Да посмотреть на вас захотел, напоследок. Вы же все-таки мое творение, как ни крути.

—Почему напоследок? Что значит творение? — вопросы посыпались с разных концов стола. Мужчина в кресле поднял руку.

—Спокойно господа, я все объясню. Во всем виноват Петр. Царь который. Я тогда был молод, искал покровителя. Ну и Петр, с которым я был знаком с детства предложил заключить договор с ним. Мне тогда еще и полста лет не было. Молод, наивен, горяч. Согласился. Клятву оформили по всем правилам. Черновой вариант меня устроил, а чистовой я внимательно не прочитал, каюсь. Доверился другу. А он, «Мейне либер Петер», и изменил-то всего пару слов. А узнал я об этом уже после смерти Петра. Царь умер, а клятва осталась. Оказалось, что с подачи, «милого друга Петера», я клялся всему роду Ромаговых, а не одному Петру, как думал.

Ну сказать, что я обиделся, это ничего не сказать. Все планы, что я лелеял и вынашивал пошли прахом. Пришлось торчать на месте. Хорошо, что Петруша хоть башню для меня построил. Было где сидеть с комфортом. Вот только оставить меня в покое почему-то не могли и не желали. Прибегают вдруг, падают на колени, заламывают руки, кричат. «Спаси нас, батюшка. Бородино сдали, Москву сдали. Помоги нам убогим.» И вот уже Яков Виллимович рвет пуп, призывает особо стылую зиму на французов.

Потом, половины сотни лет не прошло, снова являются. Опять плачут и волосы рвут. Армия обворована, ружей нет, у солдат кровавый понос, а враг уже в Крыму. И вот Яков Виллимович вручную зачаровывает ядра на Севастопольских редутах. А я, на минуточку, не бог войны Марс, в сверкающих доспехах. Я ученый, кабинетная моль, если хотите.

Пришлось думать. Напрямую вредить династии я не мог. Табакерочный путь себя не оправдал. Так дезавуировались лишь отдельные личности, а требовалось похоронить все семейство. Пришлось пойти кружным путем. Одно хорошо. Народишко наш оказался жалостлив и доверчив. Там словечко, тут другое. Одного отправил на воды полечиться, другому подбросил на прожитье. Поверите ли, и двух поколений не прошло, а уже все эти «либертэ», «эгалитэ» и «фратернитэ» прописались словно родные. Ну и преклонение перед Европой помогло. Это еще Петруша заложил, а я приумножил. Эх, сколько денег я в «Народную Волю» вбухал, кто бы знал. Но дороже всего мне встали вы, господа. Социал-демократы. На заключительном этапе пришлось даже немецкий генеральный штаб подключать. А это тоже траты немалые. Так что по поводу церковной утвари не переживайте. Эти деньги истрачены на вас.

А уж в июле восемнадцатого я наконец вздохнул. Вы не представляете, не можете себе представить, какого это. Когда спадают старые тенета, и можно наконец вздохнуть полной грудью. Свобода! Двести лет я шел к этому. И смог, добился. Ну а теперь меня ждет мир. Вам же, моим творениям, остается в награду огромная страна. Народ, ресурсы. Возможность претворить в жизнь свои идеи. Разве же этого мало?

Мужчина встал с кресла и принялся рисовать в воздухе кончиком трости какой-то сложный узор. Перед ним соткалось нечто вроде мутного, в рост человека зеркала. Как вдруг отмер тощий тип в шинели с краю стола.

—Но постойте! — Возопил он истово, — а как же голод, разруха, гражданская война. Сотни тысяч смертей наконец?!

—Вот видно, что вы, батенька, не ученый. — Брюс посмотрел на кричащего снисходительно, — это просто побочный эффект.

С этими словами фигура в парике и камзоле шагнула в свой мутный овал и исчезла из глаз. А с нею истаяло и кресло на возвышении и само возвышение. Некоторое время все сидели молча, потом председательствующий неожиданно грохнул кулаком в стол и проорал, картавя сильнее обычного.

—Побочный эффект, говоришь!