Почему мы?

- Почему именно мы? – спросил я у Бабочки, поднимая бокал цветочного нектара. А, может, и не нектара, просто – когда сидишь внутри гигантского цветка и пьешь вместе с огромной бабочкой что-то золотистое и пахнущее медом – на ум придет только одно название.

- Почему вы – что? – хихикнула она, взмахнув крыльями, - И кто эти «вы»?

- Мы – это мы, - не принял я несерьезного тона. Меня действительно интересовал этот вопрос, - Пришельцы. Земляне. Иномирцы. Я ведь точно знаю, что Феликс фон Шметтерлинг – далеко не первый человек с Земли, я имею в виду – с моей Земли, призванный Первопредком, чтобы спасти род… ну, или решить другую задачу. Насчет нескольких людей я знаю точно, по поводу Кротовского у меня еще некоторые сомнения. И все же… Почему мы? Почему нельзя найти местного жителя, который не будет долго и мучительно привыкать к тому, что живет в магической Российской Империи, стране Изнанки, Прорывов и макров?

- А ты, Феликс, как – долго встраивался? – со смешком спросила Бабочка. Все же она явно пытается съехать с темы, сводя ее к шуточкам.

- Ну, я-то недолго, но с твоей поддержкой, я думаю, любой бы справился. И ладно бы, если б, вы, первопредки. Выдергивали каких-то… ну, я не знаю… особых специалистов, конфликтологов, решал там всяких, кризисных менеджеров… да хотя бы надоевших всем спецназовцев!

Я, разошедшись, взмахнул пустым бокалом. Что, уже пустым?

- Ведь это давным-давно стало штампом в фантастической литературе, там, у нас, в той России – бог, архимаг, да кто угодно выдергивает с нашей земли Васю Пупкина, который у нас ничего внятного не добился, корпел продавцом в салоне связи или мелким чиновничком, да хоть простым студентом-троечником! Выдергивает – и в том, другом, мире этот Вася вдруг становится супернагибатором, одной левой укладывает всех врагов, а одной правой – всех принцесс…

- Надеюсь, он их у вас укладывает с разными целями? – все то же хихиканье.

Я отмахнулся:

- И ладно бы такое было единоразово, но ведь повторяется из книги в книгу! В нашем мире – никто, в другом мире – герой. Пес с ними, с книгами, в конце концов, девяносто процентов из них шлак и тупое перепевание понравившихся сюжетных ходов других авторов. Даже обоснуй придуман, мол, в книгах рассказывают про тех, кому повезло, а те, кому не повезло – про тех и книг нет. Но здесь же! Ты как-то упомянула, что подавляющее большинство родов – это местные, те, кто здесь родился и никогда не был в другом мире. Значит, меньшинство – это пришельцы с нашего мира. Но они все успешные! Вы, Первопредки, вы бы не стали призывать кого-то, если б не были уверены в успехе, верно? Шанс на успех в один процент вас бы не устроил, да даже в десять – не устроил бы, верно?

- Верно, - а вот сейчас в смешке Бабочки явственно послышалось напряжение, - Сто процентов никто не даст, но девяносто – достаточно точная цифирь.

- Вот я и спрашиваю: что, ЧТО в нас такого особенного?

Бабочка помолчала. Потом взмахнула крыльями и превратилась в свою человеческую ипостась веселой клоунессы. Вот только… Лицо у нее в этой ипостаси было слишком уж серьезное. Когда тот, кто всегда всех веселил, становится серьезным – это напрягает.

- А ты знаешь, Феликс, что ответ на твой вопрос – самая большая тайна вселенной?

- Поэтому его никто не знает? – я посмотрел на бокал, уже понимая, что ответов не дождусь. Тем удивительнее было то, что я услышал.

- Нет. Потому что те, кто его знает, не хотят, чтобы эта информация стала известна другим. Тот, кто хотя бы попытается рассказать об этом – тот рискует не дожить до конца фразы. Он просто исчезнет. Навсегда. Сотрется из реальности.

Бабочка обхватила меня за голову и приблизила мое лицо к своему:

- Ты все еще хочешь услышать ответ?

Я проглотил ставшую вдруг вязкой слюну.

- Да. Хочу.

Моя Первопредок – к черту феминитивы, тут речь о тайнах мироздания – откинулась на спинку кресла:

- В жизни бы не произнесла ни слова, но мы с тобой сейчас в таком необычном состоянии… Вроде то, что с нами сейчас происходит – есть, а вроде и нет…

- Это как?

- Не забивай голову. Лучше слушай, пока я не передумала.

Бабочка залпом осушила бокал с нектаром.

- Значит, хочешь узнать, что такого необычного в вас, землянах, что вас все тащат к себе? – она поманила меня пальцем, я, как дурак, наклонился поближе и Бабочка прошептала мне на ухо, - Ничего.

Тьфу ты.

- Шутишь, да?

Бонк!

Я получил по голове уже привычной битой.

- С такими вещами не шутят, глупыш. В землянах и в самом деле ничего необычного нет. Вместо вас вполне могли бы оказаться жители любого другого мира, да хоть ракопауки с Марса…

- А на Марсе есть ракопауки?

Бонк!

- Понял, молчу.

- Дело не в вас вовсе. Дело в переходе.

- Каком переходе?

- Из одного мира в другой. Если ты отправишься со своей Земли, скажем, на Марс, смотреть на своих любимых ракопауков… тьфу, это ж надо, полюбить такую мерзость…

- Да ты сама про них заговорила!

Бонк!

- Не перебивай! Так вот – если ты переходишь в другой мир путешественником, неважно, магическим порталом ли, каким-то техническим устройством – то ты так и останешься тем, кто ты есть: глупым землянином, блогером-неудачником. Но если ты в другой мир ПОПАДЕШЬ… Самостоятельно ли, угодив в какую-то аномалию, или будучи перенесенным кем-то – это неважно. Неважно даже – попадаешь ли ты в другой мир или внутри своего собственного, скажем, в прошлое или будущее. Главное – чтобы у тебя возможности возврата не было. Для стопроцентной вероятности нужно, чтобы переносилась только твоя душа, в конечной точке вселяясь в другой тело. Нет, можно и в своей собственной тушке, но там вероятность успеха гораздо ниже.

- А в чем разница? – не понял я.

- Разница в том, малыш, что при путешествии ты либо перемещаешься в одном и том же пространстве, либо соединяешься пространства двух миров для перехода. Ты не проходишь через то, что находится МЕЖДУ мирами.

Сказано это было настолько серьезно, что у меня по спине пробежали мурашки.

- А… - я невольно перешел на шепот, - ЧТО там находится?

- Там находится… - Бабочка тоже зашептала, - ВСЁ.

- Да в смысле?!

Может, она меня все же разыгрывает?

- В самом прямом – всё. Пространство между мирами заполнено вероятностями, всеми событиями, которые когда-то происходили, происходят, произойдут или могут произойти. Вот смотри…

Она подбросила монетку, которую только что вытащила из-за уха. Я мысленно загадал – орел.

- Вот, видишь – орел. Это – одна вероятность, уже случившаяся. А другая, та, в которой выпала решка – не случилась. Но она есть, там, в пространстве между мирами. Они все там, все, что вообще может случиться. И повлиять на то, какая вероятность воплотится – я не могу. На монету – могу, а на вероятность – нет. Потому что я – здесь, а вероятности – там, между мирами. А вот когда твою душу – или душу любого другого неудачника – протаскивает между мирами, на нее как бы налипают вероятности, как правило – относящиеся к тебе, и ты притаскиваешь их с собой, в новый мир. А раз у тебя есть вероятности – то ты можешь влиять на их выбор, пусть неосознанно, но влиять. Короче говоря: вас тащат из другого мира в наш потому, что после попадания вам всегда сопутствует…

И в этот момент Бабочка исчезла. Просто – раз и нет. Ни взрыва, ни хлопка, ни каких-нибудь искорок. Никаких спецэффектов. На середине фразы.

Я встал. Тупо посмотрел на пустое кресло, медленно выравнивающееся в том месте, где только что находилось тело Бабочки.

Как она и сказала – не доживет до конца фразы. Она и не дожила. Не договорила. Но я, кажется, понял. Раз мы, попадающие в другой мир, можем неосознанно выбирать вероятности, то нам всегда ве