Под грохот марша

Стоял жаркий солнечный день. Был тот период лета, когда жизнь вокруг находилась в своём расцвете, поражая всякого буйством красок и запахов. Тихо играл ветер в ветвях столетних дубов. Птицы взмахом крыла покоряли высоты небесного купола, чистого, как лёд. Издалека доносился шум морских волн, с тяжестью бьющихся о берег.

Под сенью одного из могучих деревьев, прячась от излишнего тепла, сидели брат с сестрой. Первый - темноволосый мальчик лет тринадцати - держал в руках средних размеров холст, по которому неспешно водил карандашом, зарисовывая пейзаж. Вторая же была рыжеволосой девочкой схожего возраста, сидящая с ним в обнимку и наблюдающая за его работой.

- Слушай, а ты вообще будешь что-то другое рисовать? Не то что бы я против, каждый рисунок прекрасен, но... Одна природа да природа, не скучно ли тебе?

- Хм? - он остановился и посмотрел на нее, — От чего же так должно быть? Я же не рисую одно и то же. У каждого места своя неповторимая игра цветов, расположение объектов, ощущения от этого в комплексе... Да и Природа это не только та яркая картинка, которую мы можем узреть. Это хитроумное сплетение сотен деталей, большинство из которых неуловимо обычному взгляду. Мириады загадок и своих великих изобретений Матушка-Природа скрыла в них... А нам даровала возможность наблюдать, исследовать... Изучать. Вновь нанося зелёный цвет для листьев или красный для роз, я вижу в этом нечто большее, нежели просто краски, я... Не знаю как сказать...

- Отец говорит, что ты зришь в саму суть вещей... Хотя я не совсем понимаю, что он имеет в виду.

- Хм. Возможно...

Яростные порывы холодного и сырого ветра вырвали Орфея из мира сладких воспоминаний. Двери балкона не выдержали и с грохотом распахнулись, впуская в старую пыльную комнату ливень, что падал на множество картин, разводя и смешивая краски. Вместе с этим пришел в движение бордовый плащ, начавший танцевать на потоках воздуха. Вздохнув и оторвав взгляд от стремительно умирающего изображения, Орфей вышел наружу, к бушующей стихии. По губам пробежала злая усмешка. Никто не видел той истинной сути вещей, о которой тогда говорил отец, для всех Природа была великим и прекрасным Богом, которому молились, которого почитали... И к чему это привело?

Ярость стихии напала неожиданно, разрушив наивные мечтания людей, развеяв их сладкие фантазии из утренней дымки и уничтожив всякую надежду на завтрашний день. Город, некогда прекрасный и живой, ныне стоял на краю своей гибели... "И я здесь, что бы изменить судьбу..."

Дверь, ведущая в коридор, отворилась, в нее вошла Трейт. За долгие года это была их первая встреча наедине - слишком долго Орфей скитался по обезумевшему свету, стараясь выжить... В это время она руководила Талласом. Ее нельзя было винить в том, куда пришел полис - на ее месте никто бы не справился лучше, а без нее Орфей при возвращении увидел бы только пустые руины.

Девушка с явной неуверенностью встала по правую руку Орфея, съеживаясь от порывов ветра. Глаза ее метались, она нервно жевала губы, ногти царапали подушечки пальцев. Однако, ее брат ничего не заметил, гордо поправляя золотые эполеты на синем кителе и осматривая простирающуюся под взором разбитую улицу.

Его речь прервал далёкий, непонятный, следовавший чёткому такту звук. Раздавался он откуда-то ниже по улице, приближаясь с каждой секундой, становлюсь все громче и громче... Вскоре он стал отчётливее, расчленился на стук металла об камень, лязг стальных деталей, скрежет сочленений, гул моторов... До носа донёсся запах гари и дыма, ядовито разъездающих ароматы сырого города. Уже чувствовалась дрожь зданий, вибрирование немногих оставшихся стёкол... Оба человека задрожали от волнения, разной природы, но одинакового выражения. Все становилось громче и жёстче, уши начали потихоньку болеть, в горле першило...

Орфей резко схватил руку Трейт и во всю мочь крикнул:

- ВОТ! СМОТРИ!

Объятые пламенем и жаром, кроша каменную кладку, разрывая грохотом воздух и испаряя дождевую воду, шли машины. Их были сотни, нет, тысячи, самых разнообразных форм и размеров - в многообразии раскалённой стали терялся и отуплялся взор. Маршевый шаг автоматонов замутнял сознание, а они все шли, шли, шли и шли... В них не было той красоты механизмов, что ценили инженеры старой школы - никакой утонченности, никакой хитроумной сложности в деталях... Они поражали не стремлением к прекрасным материям, а яростью, кипящей в их движениях, холодной жёсткостью острых очертаний и натурой... Даже не хищника, а самого Апокалипсиса.

- Неужели... Это необходимо?

Знакомый голос был слабым, лишь еле-еле пробивающимся сквозь громоподобный шаг, но Орфей его услышал, не мог пропустить. В недоумении он повернулся к ней и коротко спросил:

- Что?..

Трейт замялась, собираясь с мыслями.

- Все эти автоматоны... Это же... Просто машины для уничтожения...

- Да. А как иначе? С Природой - это слово Орфей проговорил с особенной желчью, раздражаясь, - нельзя договориться, нельзя просить о пощаде или уповать на милость Ее. Лишь война принесет нам свободу...

- Но так же нельзя! - она сорвалась на крик, выпуская копившиеся все несколько месяцев после возвращения брата мысли, - разве в этом наше спасение?! Как мы можем надеяться что-то измениться в лучшую сторону, если мы становимся монстрами, что сжигают и губят! В конце концов... Как можно уничтожить Природу?! Да, она шлет нам испытания, но... но... Вспомни, чему нам учил отец! Он учил нас любить ее, не отдалять человечество от мира вокруг!

С каждым новым словом Орфей становился все мрачнее и мрачнее. Звуки машин отошли куда то за пелену восприятия, мир сжался до него и Трейт. Несколько секунды он молча смотрел на нее, пока постепенно не начала разгораться речь.

- Действительно, он учил нас этому. Отец верил, что он был прав... Но оглянись, посмотри на мир вокруг себя! Где ты видишь то прекрасное, что зрел он?! Где те красочные иллюзии?! Верно, они исчезли, открыв горькую правду о сущности стихии. А теперь, увидев черные дыры вместо глазниц отчаянных и умирающих от голода людей, увидев умерший огонь жизни во всех нас, посмотри на меня. Видишь эту фуражку? - он сорвал ее со своей головы и протянул к Трейт, — видишь?! Думаешь, это случайный кусок ткани?! Тогда почему в твоих глазах мелькает блеск узнавания?! - а я отвечу! Эту фуражку я нашел на берегу океана, когда меня убивала жара, песчаные бури, жажда и голод! Я упал на колени перед ней, изломанной и измятой, мысли путались, я умирал! И тогда я осознал, что отца я больше никогда не увижу... Не узрею его лица, его улыбки и приятных слов, могу лишь в отчаянии ронять слезы на эту чёртову фуражку, как единственное напоминание о его существовании!. Природа убила его, убила, как и моих друзей на корабле, моих знакомых здесь, в городе, без жалости, жестоко! И меня она пыталась покарать за дерзость бросить вызов ей... - стальная левая рука со свистом приблизилась к груди Трейт, щёлкая и скрипя - и теперь ты говоришь, ЧТО Я НЕПРАВ?!

Начавшаяся достаточно тихо, его тирада постепенно переросла в ор, сливающийся с шумом машин. Всякая разумность исчезала, осознанность уступала место чистым эмоциям, ярким как самые горячие отвратительные звёзды. Под его напором Трейт отходила все дальше к краю балкона, пока не упёрлась в перила.

Вдали зазвучала канонада. Как он хотел показать ей красоту сотен пушек, стреляющих разом, раздирающих земную твердь своей силой... Но сейчас по ее щекам текли жгучие слёзы, говорящие - не бывать этому никогда...

- Я не могу тебе позволить этого сделать! Просто не могу!

На деревянные доски упало бездыханное тело. Потерявшие блеск и цвет рыжие волосы рассыпались по полу, застревая в щелях, опутывая сапоги. Он не чувствовал этого. Он даже не взглянул на труп. Когда-то, для Орфея, это было важно. Но в огненном шторме он умер, прямо здесь и сейчас. Отпустив всякую связь с прошлым, на балконе отныне стоял совсем другой человек, со стальным, холодным, нечеловеческим блеском в глазах...