Под Новый год

«Все в мире непрочно, кроме любви. Любовь не может сбиться с пути, если только это настоящая любовь…»

Джек Лондон «Мартин Иден»

В большом офисном здании было темно и пусто: сотрудники завершили последний рабочий день в этом году и впопыхах разъехались по более важным делам. На ночную смену заступили уборщица и охранник дядя Ваня.

Пока пожилой мужчина, что-то бурча под нос, возился в своей каморке с проводами от десятка экранов, к нему подошла невысокая жилистая женщина лет шестидесяти в синем рабочем комбинезоне и громко спросила:

— Дядь Вань, проверь главбуха.

Мужчина подпрыгнул от испуга, ударился лбом об стол, схватился за дубинку, но быстро сообразил, что это свои:

— Жанна, едрить тебя налево!

— И тебе будь здоров. Ну так что, глянешь?

— Зачем тебе он сдался?

— Лизка смену передала и сказала, что только у него не помыла, — быстро сказала Жанна.

— Это не твои проблемы. И не мои, — сухо ответил дядя Ваня и отвернулся на экраны.

— Дядя Ваня, что вредничаешь. Ты же знаешь, что я не могу его кабинет без уборки оставить — всё-таки столько лет вместе работаем.

— Больше всех надо? Сделай свою работу и езжай домой.

Женщина уперлась руками в бока:

— Я бы и твою каморку помыла, если надо было. Ну? Посмотришь?

— Какая упертая, — поворчал охранник и открыл в компьютере список сотрудников: — Ща, ща, погодь. Сидит он в офисе, дебет с кредитом сводит и свести не может. Вообще, пусть сам моет, раз по времени Лизку не пустил.

— Ну ты и язва, дядь Вань! — махнула рукой Жанна и скрылась в темноте коридора.

Уборщица поднялась на лифте и бодро прошла по темному этажу, громыхая большим желтым ведром на колесиках. Остановившись у кабинета с табличкой «главный бухгалтер», постучалась в дверь:

— Никита Сергеевич, можно к вам? Это Жанна.

— Заходите.

Она толкнула дверь локтем и затащила в кабинет ведро. Из-за здорового монитора высунулось небритое, уставшее лицо. Поймав удивлённый взгляд, Жанна искренне улыбнулась и ответила:

— Вот, пол мыть у вас пришла. Думала, уже нет никого. А вы всё ещё тут. Больше всех работаете, трудяга наш. Лизу не пустили, а я не смогла оставить кабинет без уборки. Негоже в новый год старую пыль и грязь тащить.

— Жанна, давайте быстрее и тише. У меня срочное дело.

Уборщица поставила швабру в автоотжим и надавила на педаль: что-то хлопнуло, грохнуло, и часть воды выплеснулась на пол.

— Вот же ведро поганое! А вообще, завтра Новый год… Это же надо, вот только старый встречали. Куда же время бежит, куда мы все бежим? — бормотала женщина, активно потирая светлый паркет.

— Тише, — прошипел мужчина и поправил очки. Он таращился в монитор, почти не моргая, внимательно сравнивал несколько экселевских таблиц и какие-то документы, исправляя данные.

— Никита Сергеевич, а вы с кем встречать будете? Мы опять всей семьёй в деревню поедем. Сын баню затопит, брат самогон принесет, а сноха гуся запечет. Внуки со столицы приедут.

Мужчина молча продолжил работу, стараясь не слушать бесполезный трёп.

— Вы на корпоратив опять не пошли. Зря не ходите с коллективом. Хоть вы и необщительный, но вас сотрудники ценят. Говорят, как Никита Сергеевич пришел, так порядок стал с зарплатой.

— Да-да, — буркнул главбух, не убирая взгляд от монитора.

— Кстати, я по секрету вам кое-что скажу, — женщина взяла тряпку и, наклонившись, начала протирать плинтус.

— А? — Никита Сергеевич оторвался от монитора и устало посмотрел на уборщицу.

— Обратите внимание на нашу секретаршу Олечку, — протараторила Жанна, не переставая энергично махать тряпкой. — Она молодая, красивая, порядочная. Не такая, как сейчас девки пошли. Вы ей нравитесь.

— Жанна, хватит, — раздраженно сказал главбух.

— Да вы погодите, я же не дорассказала. Олечка очень хорошенькая. Да, совсем молоденькая, но…

Мужчина хлопнул руками по столу и гневно рявкнул:

— Я не понял, ты тут пол моешь или меня жизни учишь?! Иди отсюда!

Женщина резко выпрямилась и замерла, внимательно всматриваясь в гневное лицо главбуха. Тот становился все злее и злее.

— Выйди вон, — гневно процедил мужчина и пальцем указал на дверь.

Жанна затряслась от страха и неловко попятилась к выходу. Сделав шаг, она задела ногой ведро. Ба-бах! Ведро с грохотом упало. Грязные капли забрызгали светлую стену, стол и ботинки главбуха. По паркету поползла серая лужа.

— Никита Сергеевич, я нечаянно… Простите. Сейчас всё уберу… — залепетала женщина, растеренно смотря на учиненное безобразие.

— Моя бы воля — уволил на месте, — с отвращением сказал главбух и вернулся к таблицам.

Жанна виновато улыбнулась:

— Никита Сергеевич, я же по добру пришла к вам. Я как лучше хотела!

Главбух лишь гневно фыркнул. Закусив губу и торопясь, Жанна собрала шваброй всю воду.

— Ну вот и всё, Никита Сергеевич. Пол чистый…

— Я всё равно сообщу директору, что ты пыталась сорвать мою работу. Ему это точно не понравится. А теперь иди отсюда, — проворчал мужчина, даже не взглянув на уборщицу.

Вдруг Жанна переменилась в лице — в ней вспыхнул гнев:

— Знаете, Никита Сергеевич, а сообщайте. Делайте, что хотите! Я столько лет смотрю на ваше недовольное лицо, но все равно улыбаюсь. Всем улыбаюсь! А со мной никто не считается. Даже про Олечку рассказала только из добрых помыслов, а вы!.. Вы! Вы неблагодарный человек!

— Пошла вон! — заорал мужчина.

Женщина бросила швабру и спешно вышла из кабинета. Ее трясло от обиды и несправедливости, голова начала неприятно кружиться. Первый раз в жизни она сказала начальнику то, что думает. Первый раз её гордость и честь были важнее, чем эта работа.

Взбешенная женщина, вся грязная и вспотевшая, вернулась в раздевалку, переоделась, наскоро накинула дубленку и твердым шагом направилась к выходу.

— Жанна, ты куда? — крикнул дядя Ваня, высунувшись из своей каморки.

— Домой.

— Что случилось?

— Я к нему со всей душой, а он сказал, что уволит меня.

— Вот змей! Ну а ты чего пошла к нему? Я же говорил.

— С наступающим, дядя Ваня.

Громко хлопнув дверью, она вышла на крыльцо и направилась домой.

Пушистые хлопья снега медленно спускались с неба и обволакивали все вокруг. Кроме Жанны, на улице никого не было. Кусты и деревья, дома и машины, укутанные снежными шубами, напоминали сказочных персонажей, но женщина смотрела только на дорогу и просто шла вперед. Все еще взвинченная и разгоряченная, она снова и снова прокручивала ситуацию с главбухом и все больше понимала, что ее точно уволят. Окончательно и бесповоротно. И чем больше она про это думала, тем сильнее злилась на себя.

«Вот дура. Говорил же дядя Ваня не ходить. Нет, полезла. Рот на замке не сдержала. Еще и настроение испортила главбуху под Новый год… И на дядю Ваню гавкнула… Вот что я за человек?»

Из сумки раздался звонок мобильника. Жанна остановилась и ответила.

— Да, сынок?

— Мам, мы… Тут это. Мы с Валей решили вдвоем встретить.

— Как это? А внуки?

— Мальчики останутся в Москве. Они не приедут.

— Сынок, ты серьезно?

— Да. Мы не поедем в деревню, извини.

— Новый год — семейный праздник. А как же баня, гусь?

— Извини, мам, но этот год мы пропустим. Завтра позвоню.

Сын сбросил звонок.

— Ну что за новости… — расстроенно проговорила Жанна, не веря свои ушам. — Вот бы Игорь был жив, он бы мигом заставил всех собраться вместе… Игорюша мой… Как же я устала!

Она замерла посреди дороги. Ей стало дурно, грудь давило, руки и ноги потеряли силу. Тревога и одиночество сжали сердце каменным обручем. На глаза набежали слезы, и все вокруг вдруг расплылось и расфокусировалось.

«Теперь ещё и сын, и внуки, и мой испорченный праздник… Что-то совсем перенервничала. Надо успокоиться… Пройдусь через березняк.»

Жанна отдышалась, вытерла уголком шали слезы и пошла в березовую рощу.

Поднялся ветер, снегопад усилился. Колкие ледяные снежинки больно впивались в щеки и веки, но Жанна медленно шла вперед, стараясь дышать как можно глубже и спокойнее, но порывы ветра сбивали дыхание, а из-за странной слабости дрожали руки.

В роще было тихо и темно, лишь редкие фонари едва освещали заметённую дорожку среди черно-белых стволов.

В теплом желто-оранжевом свете завихрения метели выглядели, словно рой мошкары, прибившейся под лампочкой. Жанна вспомнила деревню, свои шестнадцать лет и первый робкий поцелуй с Игорюшей, таким молодым и красивым. Теплым майским вечером он провожал ее с сельского клуба, где были танцы. Было так тепло, а воздух сладко пах… На повороте к дому пышно цвела яблоня, а рядом с ней горел маленький фонарь, под которым невероятной тучей родилась мошкара… Робкое прикосновение рука к руке, опущенные ресницы, мимолетный взгляд и теплые губы. Головокружение. Ноги будто оторвались от земли, все вокруг завертелось.

Вдруг Жанны почувствовала резкий толчок в живот. Она опустила взгляд. Большая лохматая черно-белая собака смотрела ей прямо в глаза, опершись передними лапами в живот. Женщина взвизгнула от страха и замерла. Собака громко гавкнула. Снежинки забивались в густой шерсти и таяли, едва коснувшись черного носа. Собака дышала, выпуская клубы пара изо рта, но не убирала лапы и не двигалась.

Странное ощущение встрепенуло Жанну. Будто она уже знала эту собаку, видела ее прежде… Мгновение спустя до неё дошло: это была ее собака… Черно-белая русская лайка, которая умерла тридцать лет назад.

— Рейка? — шепотом спросила женщина и осторожно дотронулась до длинных белых усов.

Собака лизнула руку и завиляла хвостом.

— Это правда ты, моя хорошая? Рейка?

Лайка утвердительно, звонко гавкнула и резко побежала вперед.

— Стой! Рейка, стой! — вскрикнула Жанна и поспешила за ней, с большим трудом высматривая черный хвост среди жирных стволов берез и сильного снегопада. Из-за деревьев показался широкоплечий мужчина в рыжем пальто. Он быстро шагал, а за ним бежала Рейка! Силуэт был такой знакомый, но сейчас Жанна хотела лишь одного: догнать собаку.

— Эй! Стойте! — закричала Жанна и изо всех сил бросилась за ними. Ноги проваливались в глубокий снег, а снежные вихри застилали глаза. — Мужчина! Это ваша собака? Стойте! Подождите! Рейка!

Вдруг женщина оступилась с дорожки и упала на бок прямо в сугроб. Она попыталась подняться, но ничего не получалось: снег был слишком зыбкий, рыхлый, глубокий…

— Привет! — донесся откуда-то сверху до боли знакомый, родной голос.

Замерев от страха и радости, Жанна проморгалась и отчетливо увидела перед собой лицо: румяные щеки, серые глаза, легкая щетина. Это был он.

— Я что, умерла? — едва шевеля губами, проговорила Жанна.

— Нет, ты что.

— Игорюша, это правда ты?

— Правда, — мужчина протянул руку и вытащил бедную Жанну из снежного плена.

— Но ты же умер… Как так? — слезы побежали по морщинистым щекам.

— Не плачь, милая, не надо. Наша Рейка меня к тебе привела.

— Забери меня с собой, — сдавленно всхлипнула женщина, — я тут больше никому не нужна…

Жанна вжалась лицом в грудь мужа и громко зарыдала, трясясь, как травинка на ветру.

— Не могу, дорогая, нельзя. Вот увидишь, все образуется. Все будет хорошо.

— Я скучаю по тебе, Игорь…

— Иди домой.

— Я без тебя не уйду. Как же мне тебя не хватает. Игорюша…

— Иди.

Жанна моргнула и поняла, что стоит на темной аллее, опершись плечом в фонарь. Вокруг никого. Не ощущалось ни холода, ни колких снежинок, только тепло поплыло в груди и животе. На душе стало так легко и спокойно.

«Надо же, как я перенервничала…»

С трудом веря в произошедшее, Жанна тихонько добралась до дома. Выпив горячего чая, она помолилась Богородице, прочитала молитву за упокой души Игоря и кое-как легла спать. Ей было ужасно неудобно лежать: постоянно тянуло и жгло в груди, казалось, что воздуха становится все меньше и меньше. Она снова вспомнила тот прекрасный майский вечер и счастливая мирно уснула.

К обеду телефон Жанны разрывался от звонков: звонили брат, сын, внуки, подружки. Но Жанна никому не отвечала. Она, молодая и счастливая, шла по золотому цветущему майскому лугу, держа под руку любимого мужа, а впереди них бежала веселая Рейка, звонко лая и ведя за собой в вечную жизнь.