На праздничной ярмарке белорусских продуктов меня отругал знакомый голосок. Да так изысканно, что пропотел поднятой волной стыда.

У прилавка мёда вертелась соседка в серой полосатой шубке. Та, от кого приходилось прятаться.

Из-за прилипших к меху снежинок становилось смешно: будто бы ко мне подходил медведь или здоровый кот.

— Ни фига себе. Всегда казался таким сдержанным, организованным, а тут оторвался на всю катушку, — Марья поглядывала на забитые пакеты. — Скажи честно, ты весь год откладывал, чтобы нажраться под куранты? А на счета хоть что-нибудь оставил? Смотри мне, скатишься ко дну — отшлёпаю при ребёнке. Но я рада, Лёнь. Ты стараешься создать праздник, и это надо Надьке. Надеюсь, она в двадцать четвёртом наберётся силёнок, чтобы начать выходить из дома. Ой, прости. Мне пора к подруге. Приходи вечером на чай! Оценишь мои имбирные печеньки!

В ответ помахал рукой. Возникшее с её голосом ощущение человеческого тепла быстренько испарилось. Постоял несколько минут, вдыхая ароматы мясных деликатесов, и отправился домой после покупки чесночной копчёной колбасы.

И я очень надеялся, что Надя придёт в себя, оживёт. В январе Олю с доченькой сбил автобус. Жена умерла, а малышка отделалась ушибами. Но не всё оказалось настолько хорошо. Надюша закрылась от всего мира и не покидала квартиру. Вроде была той активной жизнерадостной девчушкой, и с другой стороны много грустила, глядя в окошко. Специалист по душам помог бы, наверное. Вот только боялся этим умникам доверить единственный смысл жизни. Развелось же психологов, поскольку профессия — модная!

— Как найти настоящего профи? Никак. Легче самому потихоньку помочь. Я ж отец.

С Марьей меня внезапно познакомила дочка: просунула под её дверь письмо типа от меня. Узнал об этом, когда увидел торчавший из-под входной двери конверт с ответом. Хотелось летать — детская шалость значила постепенное выздоровление. Решил, что надо подыграть.

Подозрительно легко развивалась переписка с соседкой. По ощущениям я перенёсся в детство, когда обменивался письмами с популярной одноклассницей под именем Ёжик из-за зефирного шкафа.

Через месяц крепкая добренькая разведёнка заглянула в гости с домашними пирожками. А к себе в однушку затянула, когда мокрый и голодный чмокнул сломанный замок. Иногда мы приходили друг к другу в выходные. А, когда Марья доставала большим вниманием, прятался.

— Я и твою личную жизнь устроила, и глажу грустную голову, и за кактусом слежу. Это не легко, папочка. С тебя торт, — сидевшая на спинке дивана десятилетка вредно хихикнула. — Мама давно умерла. Тебе пора жить.

— В кого такая хитрющая? — пересадил Надю к себе на колени и погладил её ладошки. — Тебе прогуляться хотя бы скверчиком, что за хрущёвку от нас... На школу забила. Ни перед кем не хочешь показываться. На улицу носа не высовываешь. Не читаешь книги, которые специально купил. Только сводишь с пышкой из квартиры напротив и из окна кормишь наглых кошаков.

— Папа, я не могу. Сам знаешь. Через пару минуток закончится год и мне нужно будет уснуть.

— Что? Не понял. Хочется спать? Как иди. Как проснёшься, покушаем пирог.

— О тебе позаботится Марья. Пойди к ней с конфетками, — дочка поцеловала небритую щеку. — Устала. Силёнок хватило на год. Я молодец? Не плачь. Я уже умерла. Помнишь? В то утро, с мамой. А сейчас моя душа просто засыпает. Люблю тебя, пап.

Загрузка...