Я стою на коленях. Точнее, сижу обнажёнными ягодицами на холодных пятках. Подо мной полиэтиленовая плёнка, расстеленная на старом ламинате. По правилам мне можно смотреть только в пол. Раньше меня это устраивало. Я опускала глаза, но ожидание не томило, лишь давало время воображению, подстёгивая волнами накатывающее возбуждение. Сейчас я, застыв в покорной позе, рассматриваю сквозь мутную плёнку выбоины и потёртости. Зачем защищать такой убитый пол? Тебе бы и в голову это не пришло. Светлый паркет в старинном доме был тёплым, приятно пах средством для натирки полов. После наших игр я вооружалась щёткой и полировала комнату до блеска. Зачем мне велели разуться здесь? Этому дешёвому ламинату не сделать хуже.
Я слышу, как он надрывает пакет и раздражаюсь. Неправильно. Пакет с зип-застежкой — нужно сдвинуть крупный бегунок.
Вытряхивает свечи на стол. Хлопает по карманам, достаёт что-то. По скрежещущим звукам догадываюсь, что это зажигалка. С громким стуком он бросает её на стол. Не работает. Снова хлопает по карманам. Неужели нельзя просто проверить рукой? Осторожно поднимаю глаза, он стоит ко мне боком. Шуршание картона. Представляю, как выдвинув картонный прямоугольник из мятого коробка, он ищет среди обугленных трупиков целую спичку.
Хочется пошевелиться. Колени неприятно прилипли к плёнке. Ледяные пятки никак не согреются. Спичка несколько раз чирикает по дряблому коричневому боку, оставляя надорванные царапины. Вспыхивает. Он берёт свечу. Первую попавшуюся. Неправильно.
Ты всегда был обстоятельным. Мне нравились игры с воском. Нравились все игры с тобой. Ты умел разбудить желание голосом, молчанием, жестом, взглядом. Я пытаюсь представить тебя на его месте. Ты не выпускал меня из поля зрения. Даже опустив глаза, я чувствовала, как ты смотришь, вынимая длинную спичку с белой головкой из узкой стильной чёрной коробки. Свечи из парафина и воска аккуратно разложены по цветам. Температура расплавленных капель зависит и от цвета. Воск приятно пахнет, но больно обжигает. Мы редко использовали его. И ты никогда не выбирал ту свечу, что не доставит нам удовольствия.
Ноги затекли. Между икрами и задней поверхностью бедра скопилась влага. Усмехаюсь, совсем не там сейчас должно быть влажно. Хочется встать и уйти. Мысленно я даю ему последний шанс. Он уже возле меня. Свеча предупреждающе потрескивает. Это неправильно. Я напряжённо жду, готовая в любой момент встать и уйти отсюда.
Я заставляю себя прогнать воспоминания о том, как ты бережно снимая с меня мягкие застывшие разноцветные узоры, точно вторую кожу, позволяя телу дышать, чувствовать нежность и обновление, спрашивал, на что это похоже. А я подробно описывала ощущения. Разноцветные капли и потёки, которыми ты украшал меня, плотно укутывал, были похожи на лёгкое тёплое одеяло. Это было откровением, сотнями разных желанных поцелуев. От робких, едва ощутимых касаний краешком губ, пунктиром пробегающих от плеч к острым лопаткам, до долгих, пышущих жаром, ползущих горячим языком по светлой полупрозрачной коже.
Здесь нет тепла, лишь духота, липкое ощущение неправильности происходящего. Первая капля расплавленного воска заставляет меня вздрогнуть, и я не жду вторую. Отталкиваю его. Неуклюже поднимаюсь на ноги. Он смотрит в недоумении, — что не так? Сейчас начнёт возмущаться, приказывать, возможно, кричать. Какой неприятный. Надо сделать всё быстро. Поднимаю глаза и смотрю на него. Такой жалкий. Начинает задыхаться, хватается за горло, выронив свечу. Пурпурный цилиндр катится по полу оставляя красивый след на мутной поверхности плёнки.
Ногтем подцепляю с предплечья пурпурное пятнышко. Скатываю парафин в крошечный шарик, глядя на подъезжающую пожарную машину. Следом едут «скорая» и полиция. Интересно, что будет в новостях? Про этот дом давно ходили нехорошие слухи. Пристанище извращенцев. Усмехаюсь. Чувствую, как на плечо опускается тяжёлая рука.
— Не понравилось? — твой голос тих, но я прекрасно слышу его, не смотря на воющие сирены.
Мотаю головой.
— Я больше не хочу пытаться искать тебе замену.