Подкроватный по договору

СЛУЖЕБНАЯ ЗАПИСКА № 1457-б
Кому: В архив. Копия: в Отдел внеплановых взаимодействий.
От: Гермес, подкроватная классификация, 3-й разряд.
Тема: Отчет о плановом акте устрашения.

Дата: 21.10.2024.
Время: 23:47.
Место дислокации: Квартира 45, ул. Садовая, дом 10. Спальня субъекта (Лева, 8 лет, опыт взаимодействия — 26 месяцев).

Акт проведен в полном соответствии с Регламентом традиционного устрашения (РТУ), п.п. 4–12.

Подготовка локации:
— создан легкий скрип половицы (левый сектор комнаты, амплитуда 0,4);
— обеспечена нестабильная тень от уличного фонаря (внешние погодные условия благоприятствовали);
— произведено умеренное понижение температуры в зоне под кроватью (в рамках допустимого).

Установление первичного контакта:
— выполнен стандартный шепот (интонация “периферийная”, согласно п. 6.1);
— зафиксирована реакция субъекта: задержка дыхания 2,3 сек., учащение пульса, сжатие пальцев на одеяле.

Фаза визуального контакта:
— осуществлен плавный выход из-под кровати (скорость “ползучей аномалии”, экономия эфирной субстанции соблюдена);
— демонстрация когтей (угловая скорость средняя, без угрозы травматизации);
— субъект укрылся с головой, согласно фазе “защитный купол”.

Результат:
Уровень страха субъекта повышен до нормативных значений. Крик не использовался. Плач отсутствовал. Засыпание — успешно.

Примечание (нестандартное):
Перед окончательным успокоением субъекта зафиксирован прямой запрос:

«Подожди. Мне нужна помощь. Напугай, пожалуйста, папу».

Запрос зафиксирован, аудиодоказательства прилагаются. Прошу указаний касательно классификации запроса и дальнейших предписаний.

С уважением и в ожидании указаний,
Гермес.
Подпись: [эфирный оттиск-вибрация]

Ответ из ОВВ пришёл быстрее, чем обычно. Значит, мальчик действительно попал куда-то глубже, чем полагается восьмилетним.

ДИРЕКТИВА ОВВ № 78-К
Исполнитель: Гермес, 3-й разряд.
Тема: Санкционирование внеплановой операции.

Запрос субъекта С-45 (Лева) признан обоснованным. Предварительный анализ выявил хронический источник стресса: агрессивное поведение родителя (Отец: Алексей Петрович, 35 лет). Уровень фонового страха у субъекта С-45 превышает норматив.

Категория страха субъекта: ВУ-3, “Внешняя угрожающая особь (близкая)”.

Цель операции: инспирировать устойчивый страх у родителя, ведущий к коррекции деструктивной модели поведения.
Задача: снизить фоновый страх субъекта С-45 до приемлемого уровня (перевод в ВУ-1 “Латентная угроза” либо устранение).
Методы: на усмотрение исполнителя, НО с оглядкой на РТУ и Устав.

Разрешено: косвенное воздействие (аудиовизуальные фантомы низкой интенсивности, манипуляции предметами в пределах “ползучей аномалии”).
Запрещено категорически (Устав, п.п. 1–3): прямое вербальное или физическое взаимодействие со взрослым; полная материализация в поле зрения; причинение вреда.

Кодовое название операции: «Тихий отец».
Сроки: до достижения цели или до отзыва директивы.

Удачи. Не подведите отдел.
Начальник ОВВ, Горгоний.
P.S. Страховой взнос за риск внеплановой активности уже списан с вашего личного счета.

Гермес отложил эфирный свиток. Где-то внутри, между ребрами его сущности, неприятно сжалось: сначала списывают, потом удивляются текучке кадров у подкроватных.

Он работал давно. Достаточно, чтобы уметь отличать детский страх от взрослого даже по запаху. Детский пахнул молоком, теплым одеялом и завтрашним утром. Взрослый — кислым кофе, перегоревшей проводкой и тем, что не отстирывается никакими порошками: стыдом.

Алексей Петрович пах именно так.

Гермес видел его по ночам, когда мужчина проходил мимо детской — мимо двери, за которой должен был быть сон. Он проходил, как по коридору офиса: быстро, плечи вперёд, челюсть сжата. Иногда останавливался на кухне и стоял у раковины, уставившись в темное окно, где отражался не он, а какая-то чужая, усталая маска.

Иногда он кричал.

Не на сына. На воздух. На день. На себя.

— Я… ноль! — вылетало у него хрипло, как будто это слово было гвоздем, который он наконец выдернул из горла. И в тот же момент он сжимал пустой пластиковый стакан так, что пластик похрустывал, готовый рассыпаться. Потом отпускал и смотрел на мятый стакан, будто не узнавал собственных рук.

Крик делал комнату острой. Потом всё становилось тише. Не легче — тише.

Гермес сверился с ментальным “Классификатором страхов разумных существ”. В разделе “Физическая угроза” всё было предсказуемо: тени, шаги, скрип, дыхание. В разделе “Стыд/провал” — пустота и тонкие буквы.

В РТУ не было протоколов для таких вещей. Для подкроватных это считалось “непрофильным”. Подкроватные работали с тем, что можно услышать в темноте: когти, шорох, неизвестное.

А здесь неизвестным был сам человек.

Гермес придумал тактику. По-договорному сухо он назвал её “Психо-хтоническая коррекция”. Внутри — просто набор крючков: заставить отца испугаться того, кем он становится.

Он начал аккуратно.

В ночи, когда Алексей снова ходил по квартире, Гермес давал ему признаки: неправильная тень в коридоре, слишком долгое отражение в чайнике, шорох в кладовке, где никого нет. Не страшно. Достаточно неприятно, чтобы мозг начал искать объяснение — и не находил.

Результаты по первым дням выглядели обнадеживающе. Крики стали реже.

Но вместе с криками исчезало не зло.

Исчезал человек.

Алексей Петрович делался тише. Мрачнее. Он замыкался в гостиной, уставившись в стену. Пальцы медленно сжимали и разжимали мятый стакан — как метроном, отсчитывающий то, что внутри уже перестало быть словами.

Лёва наблюдал из щели в двери. Щёки у него были бледные, взгляд не отрывался от спины отца. Он не радовался тишине. Он слушал её, как слушают, когда в доме внезапно перестал гудеть холодильник: звук исчез — и стало страшнее.

На третью ночь мальчик дождался планового скрипа половицы.

— Остановись, — прошептал он в темноту, не открывая глаз. Голос дрожал, но не от привычного страха. От злости и отчаяния, которые у детей почти всегда растут из любви. — Ты сделал не так.

Гермес застыл под кроватью. Скрип сам собой затих — так бывает, когда ты понимаешь: тебя слышат не по регламенту.

— Цель операции — прекращение криков, — ответил он автоматически. Голос прозвучал, будто из динамика автоответчика: частоты выровнены, вибрации подавлены. — Достижение — восемьдесят процентов. Тишина является предпочтительным состоянием.

— Нет! — Лёва сел на кровати. В лунном свете его глаза блестели влажно и упрямо. — Он теперь не кричит. Он… как стена. Молчит. И смотрит в никуда. Это страшнее! Ты сделал… ещё страшнее!

Неправильно.

Слово вошло в Гермеса, как ледяная игла в тёплую субстанцию. Протоколы, которыми он был обложен изнутри, дрогнули.

Он вызвал ментальный интерфейс. Начал диктовать, ещё не понимая зачем:

«Примечание к операции “Тихий отец”. Предварительные итоги. Параметр “крик” — снижен. Параметр “страх субъекта С-45” — … Ошибка. Параметр “качество присутствия родителя” — … Ошибка. Эмоциональный ущерб… параметр не числовой. Причина: субъективный отзыв С-45: “Неправильно”. Запрос на переклассификацию… ошибка доступа.»

Он оборвал запись. Система не давала ему поля для того, что происходило. А значит — по документам этого не существовало.

Но оно существовало.

В отчётах мальчик был Лева — без двух точек, ровная строка.
В темноте он был Лёва — живой. И злой. И правый.

Устав лежал у Гермеса в голове как доска с прибитыми гвоздями:
пункт 2 — никакой полной материализации для взрослого;
пункт 1 — никакого прямого разговора;
пункт 3 — никакого вреда.

А ниже, под пунктами, была страховка. И счёт. И списание.

Он выдохнул — если можно так назвать то, как выдыхает тьма.

И сделал выбор.

В гостиной было темно, но не по-детски. Там темнота пахла кофе и бессонницей.

Алексей сидел на кухне. Перед ним стоял стакан воды — нетронутый. Он смотрел на него так, будто стакан должен был объяснить смысл.

Гермес материализовался на границе света от холодильника. Не полностью — но достаточно. Тень его на стене получилась неправильной, многосуставной. Как черновик чего-то живого.

Алексей поднял голову медленно. На мгновение его лицо стало абсолютно пустым — как белая бумага перед первым словом.

— Что… что вы такое? — выдавил он. Это было не “кто ты”, а “почему я вижу”.

Гермес ощущал, как по личному счёту течёт эфирная субстанция: минус за минусом, как штрафы за парковку в чужом городе.

— Инструмент, — сказал он.
Пауза.
— …Зеркало.

Алексей моргнул. Зрачки расширились, будто в них налили чернил.

— Я с ума схожу, — прошептал он, и в этом шепоте не было театра. — Я… я разваливаюсь.

Он сжал стакан — пластик снова захрустел. Потом отпустил, посмотрел на свою ладонь так, словно она его предала.

Гермес сделал шаг ближе — ровно настолько, чтобы присутствие стало ощутимым. Это было второе нарушение. Он отметил его внутри сухо, как бухгалтер:

Основание для ликвидации: +1.

— Ваш сын, — сказал он.
— Лёва.

Имя ребёнка в темной кухне прозвучало как выключатель.

Алексей дернулся, будто ударили током.

— Он… — Алексей сглотнул. — Он боится меня.

Гермес чуть наклонил голову. Не жестом сочувствия — жестом настройки.

— Он не боится вас, — выдохнуло в воздух фразой, в которой слышался не Гермес, а чей-то забытый тон. — Он боится… тишины после вас.

Алексей замер. На секунду он перестал дышать, как будто воздух в груди застыл комом.

— Нет… — прошептал он. И это было детское “нет” взрослого. — Нет, он же… он же…

Гермес не договорил. Он “подобрал” слова, будто снимал их с внутренних стен Алексея — с тех мест, где они когда-то висели и сорвались.

— Разбить зеркало, — прозвучало в голове Алексея его собственным, давно забытым тоном. — Или посмотреть. Вот сюда.

Алексей поднял глаза. На миг в них вспыхнула злость — не на монстра, на себя. Потом злость треснула. Остался страх быть причиной чужой боли.

Гермес деактивировался. Не растворился. Исчез. Как строка, которую стёрли из отчёта.

Алексей не пошёл к сыну сразу.

Он просидел на кухне ещё долго. Плечи его были каменными, ладони закрывали лицо, как шторы. Потом он поднялся и умылся ледяной водой — резко, будто наказывал себя за то, что проснулся. Зеркало в ванной он не “изучал”: он лишь коснулся взглядом — и отвёл, как от огня.

И только потом, будто ступая по тонкому льду, направился в комнату сына.

Гермес, сжавшийся под кроватью Лёвы, наблюдал. Его сущность была натянута, как струна: на ней висели и операция, и Устав, и страховой взнос, и странное — непротокольное — чувство, что сейчас решается не разряд.

Отец сел на край матраса. Пружины скрипнули под весом взрослого. Лёва притворялся спящим, но ресницы дрожали, как у человека, который слышит каждый миллиметр приближения.

Тишина была густой. В ней слышалось неровное дыхание Алексея.

— Лёва, — наконец сказал он. Голос хриплый, но мягкий. Незнакомый. — Я… я, наверное, страшный монстр иногда.

Мальчик открыл глаза сразу. Без сна.

— Не страшный, — сказал он быстро, почти сердито. — Ты… ты просто как будто пропадаешь. Как будто меня нет.

Алексей дернулся, будто его ударили.

— Прости, — сказал он, и слово вышло криво, не отточено. — Я… я попробую… быть здесь.

Лёва молчал секунду. Потом, уже тише:

— У нас под кроватью монстр намного страшнее. Но он… вежливый.

В эфире Гермеса что-то коротко вспухло — аналог улыбки, который бы прозвучал как скрип ржавой пружины. Он тут же прижал себя к пространству: одно лишнее движение — и всё это “здесь” снова станет “нет”.

Фоновый показатель страха, который Гермес автоматически фиксировал, упал. Не до нуля. До новой точки отсчёта.

Гермес отправил отчет. Приготовился к худшему: расформированию, списанию, растворению в небытии, оформленному как “утрата актива”.

Через два часа пришла директива. Без эмоций. Как всегда.

ДИРЕКТИВА ИНСПЕКЦИИ СТРАХОВ № 401
Исполнитель: Гермес.
Тема: Повышение разряда и новое задание.

Ваш отчет изучен. Опыт операции «Тихий отец» признан инновационным и подлежащим внедрению. В соответствии с подпунктом 7.12 «О коррекции высшего порядка» вам присвоен 4-й разряд.

Методика “Зеркало” рекомендована к включению в РТУ в качестве факультативного протокола «Фантомное терапевтическое вмешательство» (код ФТИ-1).

Примечания:
— Эмоциональный ущерб субъекта С-45 не является метрикой для расчёта эффективности по действующим стандартам. Рекомендуется игнорировать при составлении отчётности.
— Страховой случай по статье «Утрата оператором целостности» не признан в связи с отсутствием фактического распада.
— Страховой взнос за риск внеплановой активности не возвращается и зачисляется в Фонд развития инноваций.
— Нарушения Устава п.п. 1 и 2 переквалифицированы в «Тактические отклонения, санкционированные постфактум ввиду высокой результативности (KPI достигнут на 102%)».

Новое задание: Квартира 12, этот же дом. Субъект: взрослая особь, категория «Одиночество/профессиональная невостребованность». Разработать и применить схему воздействия по методике ФТИ-1.
Срок: 14 суток.

Удачи. Не подведите Инспекцию.
Главный инспектор, Тартарус.

Гермес прочитал. Перечитал.

Его эфирная субстанция, обычно ровная, колыхнулась от противоречивого: его не простили — его признали пригодным. Разница была тонкой, как лезвие.

Внутренний справочник открылся сам собой. Нашёл пустое поле, куда обычно ставили прочерк.

Гермес принял новое задание.

И впервые за триста лет службы его когти не дрогнули от привычного предвкушения страха. Он чувствовал лишь холодную готовность — к шороху, к слову, к тишине.

Он растворился в тенях, оставляя после себя лёгкий запах озона.

И чувство, что под кроватью теперь может скрываться не только страх.
Но и шанс.