Перо скрипит по мертвой бумаге,
Чернила стекают кровавой слезой.
Я пишу тебе, Демон, в предсмертной отваге —
Ответь хоть насмешкой, хоть вечной грозой!
Но в ответ лишь виденья встают из теней:
Дым опиума, свечи мерцающий вздох.
Там, в углу, где сплетались чужие змеи,
Ты сидела, смеясь, с окровавленных губ.
Я поднес тебе трубку — ты втянула дым,
И глаза твои стали как два зеркала.
Я увидел в них пропасть, где тонем мы оба,
Где любовь — это вечная жажда зла.
Ты сказала: "Напиши мне письмо кровью,
Чтоб слова прогорали сквозь века".
Я смеялся, не зная, что в этом бою
Проиграю себя навсегда.
Теперь чернила — моя алая плата,
Каждая буква — кусочек плоти.
Бумага впитывает, как в тот вечер вата
Впитывала наш пот в этом проклятом месте.
Вот оно — письмо. Но адреса нет,
Лишь обратный адрес: "Ад, подвал, тьма".
Я слабею, а строчки, как цепи,
Тянут меня назад — в тот притон, к тем губам.
О, виденья! Опять этот запах,
Смесь ладана, пота и роз.
Ты склоняешься надо мной с чашей,
Где мое отраженье — уже трупный наброс.
Я хочу крикнуть: "Верни назад
Те минуты, где был еще чист!"
Но чернила вдруг стали густыми, как яд,
И складываются в фразу: "Ты сам это выбрал, певец тьмы".
Последняя строчка. Дыхание режет.
Ветер с улицы шепчет: "Пора".
Я подписываюсь — не имя, не вера,
А просто кровавое "Был" без добра.
Письмо сворачивается в черный комок,
Выскальзывает из мертвых ладоней.
Но знаю — его подберет тот мальчишка,
Что стоит под дверью с моими глазами и болью.