Поезд задерживается

– Поезд задерживается! Внимание, поезд задерживается!

– Надолго? – обратился к проводнице дед в толстых очках.

– Неизвестно. Об отправлении дополнительно сообщат.

– А что случилось? Теракт, что ли?

Николай с Алёной переглянулись. Поезд стоял на скромной станции где-то между Воронежем и Москвой. За окном наклевывался дождь, смазывая и ярко-синие здание вокзала, и пятиэтажки за ним в провинциально унылое пятно.

Пассажиры вышли на перрон, курили, обсуждали возможный теракт. Николай и Алёна тоже вышли подышать.

– Думаете, надолго? – она переминалась с ноги на ногу, поглядывая по сторонам.

– Понятия не имею, – Николай настроил камеру, навел объектив на здание вокзала, взял угол поинтересней и щелкнул затвором. – Алёна, можно на ты?

– Можно.

– Пойдем погуляем?

Они познакомились два часа назад. Николай сидел напротив, возился с подключенной к ноутбуку камерой. Алёна водила карандашом в блокноте. Он обратился к ней первым. Вежливо представился, спросил, как ее зовут. Сказал, что ему нужно мнение кого-то, кто понимает в искусстве

“У вас красивый рисунок, простите, случайно заметил”.

Развернул ноутбук и стал показывать фотографии, сплошь – русская тоска: утопающие в тумане блоки серых панелек; бабулька в драном пальто ковыляет через дорогу; еще панельки; одноглазый кот щурится на реку; снова панельки.

– Мне котик нравится, – честно ответила Алёна. – А вы фотограф?

Следующие два часа Николай пересказывал свою жизнь, от учебы на юридическом в ФГБОУ ВО “ВГУ” до работы в отделе логистики. Рассказывал про бывшую жену, которую сначала любил, а потом разлюбил. Она это, должно быть, почувствовала, вот и ушла.

– Квартиру мы продали, деньги пополам. А я знаете, подумал, дай фотографией займусь. Купил камеру, гайды на ютубе посмотрел. Еду сейчас поснимать что-нибудь. Как-то без конкретной цели. Подпишитесь на мой блог?

Алёна растерянно моргнула. Она не привыкла, что незнакомцы вываливают на нее свою жизнь в первые два часа разговора. Тем не менее, она кивнула.

– Много я болтаю, да? Извините, – Николай захлопнул ноутбук. – А вы куда? В Москву на выходные?

– Навсегда.

– С одним рюкзаком и навсегда?

– Я вещи транспортной компанией отправила.

– А что в Москве?

– Не знаю. В смысле, меня там ждут, но работу не нашла пока.

– Мужчина?

– Ага.

– Поезд задерживается! Внимание, поезд задерживается!

Улочки безымянного городка пахли вечерней прохладой. Было тихо, редкие машины крались по дорогам, чтобы не ухнуть колесом в выбоину. По сторонам – тоскливо молчащие дома. Объектив Николая не пропускал ни одного угла. “О, смотри!” – говорил он и бежал снимать то панельку, то помойку, то заброшенный гараж. Алёна силилась разглядеть то, что привлекало Николая в окружающем унынии, но видела только скуку, сочащуюся из фасадов, из гнетущих дворов, где не хотят играть дети.

– Тебе это нравится? – спросила она, когда Николай нацеливался на угол очередного дома, так чтобы в кадр еще попали вороны на проводах.

– В плане?

– Снимать одно и то же.

Николай посмотрел на Алёну, потом огляделся вокруг.

– А что еще снимать? У меня же и блог называется “Унылая глубинка”. А она такая.

– Ну нет, – Алёна прикусила губу, – пойдем.

Она взяла Николая за запястье и потянула обратно в сторону главной площади, которую они миновали десять минут назад.

Единственным целым объектом на площади был бюст Ленина на постаменте. Вокруг – побитые бетонные бордюры, граффити, покосившие лавки.

– Да, ты права, – сказал Николай, – довольно депрессивное место, не знаю, как я его пропустил.

– Да нет же! Вон, смотри! – Алёна показала пальцем в сторону сквера на другой стороне площади, за деревьями которого маячило что-то серое. Они пересекли площадь, прошли через пахнущий яблонею сквер и оказались у фасада овального здания. Оно напоминало летающую тарелку: узкую снизу, широкую посередине и снова сужающуюся кверху. Будто инопланетный транспорт сломался по пути к далеким звездам, пилоты ушли искать помощи, но потеряли свой корабль среди панелек.

– Построено сильно после “устранения излишеств”. Примерно семьдесят пятый.

– А ты шаришь, да?

– Я же архитектор.

Николай опустил взгляд, замедлил шаг, оказавшись позади спешащей ко входу Алёны. Нахмурившись, он смотрел под ноги, забыв про архитектурную находку.

– Тут у нас явно железобетонные конструкции, брутализм и модернизм, видишь панно на фасаде? Да, бетона в то время не жалели. Представляешь, это все на кульманах еще чертили. Пойдем посмотрим!

Николай не пошел за Алёной, остался сидеть на лавочке поодаль от входа.

– Местный ДК, – сказала Алёна, вернувшись к Николаю. – Похоже, заброшенный. Но, думаю, его вполне можно восстановить. Хм…

Алёна достала блокнот и карандаш, принялась рисовать обновленную версию старого ДК.

– Слушай, ты извини. Я даже не спросил, кем ты работаешь.

Она подняла на него прищуренный взгляд, улыбнулась, убрала волосы.

– Ничего страшного. Не хочешь его сфотать?

– Да не знаю. Не сильно мне подходит.

– Почему?

– Не мое это. Мои это вон, – он махнул рукой на торчащие из-за крон деревьев многоэтажки. – Есть в них какое-то постоянство, что ли. Они ничего не обещают, сразу дают понять – отсюда никуда не деться.

– Грустно это как-то, – Алёна подвинулась ближе.

– Я, знаешь, за почти сорок лет научился к этому философски относиться.

Они посидели молча какое-то время. Шуршали листья, шуршал карандаш по бумаге.

– Значит, у тебя мужчина в Москве? Муж? – спросил Николай, глядя в серое небо.

– Жених.

– Давно вы вместе?

– Четыре года.

– И что не так?

– В смысле? – Алёна подняла взгляд от блокнота. На плотной бумаге уже вырисовывался скетч обновленной заброшки из её воображения.

– Ты про эту развалюху мне целую лекцию выдала, а сейчас отмалчиваешься.

Алёна не ответила.

– Мне кажется, тебе в Москве понравится, – сказал Николай, придвигаясь еще ближе к Алёне, касаясь своей ногой её, – там много архитектуры. Будешь строить этот свой брутализм-модернизм.

– Это вряд ли, – Алёна тяжело вздохнула.

– Тогда зачем ехать?

– Не знаю. Мы это давно запланировали.

Алёна прикусила губу, пожевала немного, бегая глазами по замусоренному бычками и шелухой асфальту. Открыла блокнот на последней странице и протянула Николаю.

На листе чернел карандашный набросок: четырехэтажное здание напоминало спрятавшуюся в ракушку улитку: огромная стеклянная полусфера, перед ней – два шпиля-антенны.

– Хм, похоже на ранние работы Нормана Фостера, – задумчиво разглядывая рисунок, сказал Николай. Других архитекторов он не знал.

– Нисколечки! Но попытка хорошая, – Алёна игриво пихнула его в плечо. – Это мой проект мечты. Только не смейся.

– По-моему красиво, хоть я и не понимаю ни черта.

– Спасибо. Мне нравятся бионические формы и легкость конструкций. Чтобы здание будто плыло по воздуху, – Алёна провела пальцем по рисунку, коснувшись ладонью руки Николая. – Смотри.

Она перелистнула страницу назад, её голова почти касалась плеча Николая. Он бросил короткий взгляд на Алёну, улыбнулся.

Весь разворот блокнота был покрыт геометрией: кубы и конусы, балки и арки – элементы конструкций. Палец Алёны двигался от одной фигуры к другой, она увлеченно жонглировала терминами, что-то про консоли, конгруэнтность, черные и белые пространства. Николай, даже не пытаясь ничего запомнить, ловил ноздрями окутавшие его запахи яблони, преддождевой влаги и Алёниных волос.

– Ой! Дождь! – вскрикнула Алёна – на бумагу упала жирная капля, оставив кляксу.

Они поспешили прочь из сквера. Дождь усиливался, шелестел по асфальту. До вокзала оставалась пара кварталов, но, чтобы не промокнуть окончательно, они заскочили в кафе “Мария”.

Пожелтевшие скатерти в кислом свете флуоресцентных ламп, едкий запах вареной капусты. Николай заказал макароны с рыбной котлетой и салат, Алёна взяла рассольник.

– А у тебя какая мечта? – спросила Алёна. Николай какое-то время молчал, разделывая алюминиевой вилкой котлету.

– В моём возрасте уже не мечтают. Это для вас, молодых.

– Пф. Ты думаешь, сколько мне?

– Двадцать пять, – не задумываясь ответил Николай. Он знал, что всегда нужно отвечать “двадцать пять”. С женщинами младше двадцати пяти он давно не заводил знакомств, а правильный ответ для тех, кто старше двадцати пяти – двадцать пять.

– Тридцать два.

– Уверен, ты своё здание еще построишь.

– Нет.

– Почему?

– Потому что я буду работать на какого-нибудь крупного московского застройщика. Мы с Игорем поженимся, возьмём ипотеку. Через два года рожу ребенка, отсижу в декрете, снова выйду на работу. Мне поздно великие архитектурные произведения проектировать.

– Брось. Тогда к чему те рисунки?

– Не выкидывать же, – Алёна пожала плечами, улыбнулась. – А вы, Николай, где видите себя через пять лет?

– Я так далеко не загадываю.

– А как же блог? Станешь популярным, будешь рекламу продавать.

– Глупости это всё, – Николай хрустнул огурцом. – Ты же мои фотки видела.

После ужина они вышли на улицу. Тучи расступились, от летнего дня осталась только золотая полоска на горизонте. Алёна взяла Николая под руку, и, виляя между лужами и проломами в асфальте, они дошли до вокзала. Толстая билетерша сообщила, что их поезд должен отправиться через полчаса.

Сидя на перроне, они долго молчали, наблюдали за суетой пассажиров.

– Ты поедешь? – спросила Алёна, когда объявили посадку.

– Нет. Думаю, я ещё тут пофоткаю.

– Спасибо за вечер.

– И тебе спасибо. А можно…

– Что?

Перрон уже опустел.

– Можно тебя поцеловать?

– Можно, – ведь больше они не увидятся.

Николай наклонился, легко коснулся губами губ Алёны.

– Сейчас, – она достала из рюкзака блокнот, вырвала страницу и протянула Николаю. – На память. Вдруг, для блога пригодится. Хоть и не “Унылая глубинка”.

Поднявшись в вагон, она обернулась.

– Знаешь, что я думаю? – крикнула она, когда поезд тронулся. – Я думаю, всё у нас будет нормально.

Николай кивнул и помахал в ответ.

Когда поезд скрылся за поворотом, Николай посмотрел на вырванную из блокнота страницу с наброском старого советского ДК, каким он мог бы быть с вдохнутой в него Алёниным карандашом новой жизнью.

Николай быстрым шагом миновал пару кварталов, пересёк площадь с Лениным, зашёл в сквер и, оказавшись рядом с летающей тарелкой, достал камеру. Ему непременно хотелось сделать еще несколько фотографий, пока солнце окончательно не зашло.