Пожиратель грехов.

Мокрая черепица мерцала в свете фонарей, когда шаги Ярослава Синицкого эхом раздались по пустынной улице. В этом городе грехи были расписаны на лицах прохожих — но только он умел их читать. Люди называли его по-разному: кто-то шёпотом произносил «Пожиратель грехов», другие просто старались не встречать его взгляд.

Ярослав был высоким, худощавым, с копной тёмных волос, которые с годами казались всё более седыми. Его глаза — серые, с лёгкой примесью болотного оттенка — отличались необычной способностью видеть то, что остальные скрывали. Он не стремился к славе, не жаждал признания. Напротив, одиночество стало для него привычным состоянием. О других он думал редко, больше наблюдая, чем участвуя. Город, в котором он жил, был провинциальным, обветшавшим от времени и людских секретов, но здесь Ярослав нашёл себе призвание.

В детстве ему рассказывали старую легенду: каждый грех оставляет след — не всегда на теле, чаще в душе. Но есть люди, способные не просто видеть эти следы, но и очищать их, принимая на себя часть тяжести. С годами Ярослав понял, что обладает этим даром — или проклятием, как думают многие.

Вечер был особенно влажным. Дождь только что прошёл, оставив после себя сырые дороги и тяжёлое дыхание облаков. Ярослав шёл к старому парку, где когда-то играли дети, а теперь собирались отчаявшиеся и забытые. Сегодня он должен встретиться с женщиной по имени Мария. Недавно она потеряла сына из-за глупого поступка, который, казалось бы, не должен был привести к трагедии. Судьба распорядилась иначе, а горе заполнило её дом, как вода заполняет трещины в скале.

Ярослав знал: новые встречи — всегда новые испытания. Его работа не давала ему права быть эмоционально вовлечённым, но случай Марии задел его больше, чем он хотел бы признать. Мария жила на окраине города и уже три дня не выходила из дома. Соседи говорили, что она молилась, чтобы кто-нибудь забрал её боль.

Подходя к парку, Ярослав ощутил тяжёлый запах старых воспоминаний. Ветви деревьев гнуло под ветром, листья шуршали, как тайные признания. Свет фонарей был тусклым, будто устал освещать столь мрачное место.

В глубине парка стояла скамейка, которую давно забыли и не ремонтировали. На ней сидела Мария, кутаясь в тонкое пальто. Ярослав медленно подошёл, не спеша, давая ей время заметить его.

— Вы Ярослав? — спросила она, почти шёпотом.

Он кивнул. В её голосе звучала надежда, смешанная с отчаянием.

— Мне сказали… вы можете помочь. Хоть немного…

Ярослав присел рядом, не глядя ей в глаза. Молчание тянулось почти минуту.

— Расскажите, — тихо произнёс он.

Мария начала говорить. Всё, что её терзало — вина, горечь, гнев — выливалось в слова, тяжёлые, как цемент. Ярослав слушал, ловил невидимые токи её боли, словно настраивал внутренний барометр. Для него границы между чужим и своим давно стерлись.

Перед его глазами возникали тени неправильных поступков, мелькавшие в рассказе Марии. Он знал: чтобы помочь, нужно не просто слушать, но пережить вместе с ней — перенять часть её муки.

Когда Мария умолкла и посмотрела на него с отчаянной мольбой, Ярослав осторожно протянул руку, коснувшись её ладони. В этот момент он ощутил внезапную тяжесть, будто холодный поток прошёл по его телу. Её грех медленно переливался в него, оседая где-то глубоко внутри, не оставляя следов снаружи, кроме лёгкой бледности лица.

Мария вдруг заплакала — но не от боли, а от облегчения. Через несколько минут она поднялась, поблагодарила, и ушла с тихим светом в глазах.

Ярослав остался на скамейке, уставший и измученный. Новая тяжесть поселилась в его душе. Он знал, что каждая встреча делает тени длиннее. Но также знал: город ещё не научился прощать — а значит, у него впереди много работы.