Пограничье

Нужный мне поворот с федеральной трассы был хорошо замаскирован. Ни указателя, ни таблички, ни даже столба. Просто лес расступился на мгновение, грунтовка мелькнула и исчезла. Я съехал на обочину, сверился с картой. Да, мне туда. Пришлось проехать несколько километров вперёд, сделать круг и вернуться обратно, потому что там тянулась сплошная. Я повернул, настороженно поглядывая по сторонам. Вроде бы ничего особенного. Лес, правда, был густой, и неизвестно, привела бы меня грунтовая дорожка к нужному селу, либо обманула и завела куда-то в чащу. Рискнуть стоило. О человеке, которого я искал, там могли слышать.

Данил Зайцев, аспирант кафедры фольклористики, его руководителем был профессор Станислав Николаевич Яковлев. Пропал в девяносто шестом году, одиннадцать лет назад. В начале лета девяносто пятого заявил родителям, что едет в фольклорную экспедицию в село Ряссы. Вернулся оттуда ближе к осени, похвастался успехами, а в конце ноября снова уехал, на этот раз пропав навсегда.

Милиция установила, что в Ряссах проживало всего шестнадцать человек, только мужчины. Все как один утверждали, что Данила они не видели. Допросили и научного руководителя пропавшего. Профессор Яковлев заявил, что ни в какую экспедицию Данила не отправлял, тот действовал самовольно. Слова научного руководителя Данила подтверждались платежными ведомостями – никто не выделял парня суточные ни на какую экспедицию. Дело о его пропаже так и не раскрыли.

Но я был склонен считать, что профессор соврал. Снова. Это в его стиле. Саша упомянула имя Данила, когда писала о помощниках Яковлева. Он был последним в списке. Следующим помогать профессору стал я. А значит Данил скорее всего погиб в этих Ряссах. И Яковлев об этом знал! Ну или я начал демонизировать профессора после всего, что выяснил. Надеюсь, моя нынешняя поездка окажется не напрасной и удастся установить, как сложилась судьба этого парня.

Деревья вдоль грунтовки росли настолько плотно друг к другу, что походили на непрерывный забор, возведенный строителем-великаном. Дорога поначалу была терпимой, но уже через два километра сделалась совершенно несносной, мне пришлось сбавить скорость до двадцати километров в час. С учётом того, что село находилось в пятнадцати километрах от трассы, поездочка обещала стать долгой. Да ещё эти великаны по сторонам… Я так привык к родным южным степям, когда смотришь в окно и взгляд устремляется вдаль, к горизонту. А здесь одни деревья, за которыми и леса-то не разглядеть. В прорехах между стволами было видно, что земля засыпана листвой, кустов же и травы почти не было. И всё из-за крон этих древних великанов, с жадностью свиньи поглощавших солнечные лучи.

Я представил, как хищный лес разрастается, захватывает страну, континент, планету, губит всё живое, выпивает из земли последние соки, после чего сам умирает. От этой картины веяло жутью, ряды деревьям по обеим сторонам дороги теперь казались стенами, которые медленно сдвигались, норовя раздавить меня прямо в машине. Хищный лес жаждал поглотить ещё одну жертву… Фантазии фантазиями, но ведь и правда, а где живность, почему вокруг тихо, я слышу лишь звук мотора?

Очередная колдобина, на которой жигулёнок подскочил, как лягушка на батуте, отвлекла меня от мрачных мыслей. Я сосредоточился на дороге, отметив, что колея и правда сужалась, поросла травой, делалась всё менее различимой. Глянул в зеркало заднего вида – а там одни деревья. Что если лес проклятый? Что если Данил так и не доехал до Рясс, а потерялся в этом лесу, умер от жажды, окружённый непроходимым лесом?

Я не на шутку перепугался, перед мысленным взором снова зимняя железная дорога, рельс, задранный вверх. Нужно разворачиваться, пока не приключилась беда! Не успел подумать об этом, как откуда не возьмись на обочине вырос столб с почти стёршейся надписью: «Ряссы». Проехал ещё немного, свернул, отметив, что дороги по сути и не осталось, лишь всюду на голой земле трава, не смевшая, впрочем, переступить границу леса - а впереди церквушка, по виду ещё дореволюционных времён.

Я остановил автомобиль, не рискнув ехать дальше по бездорожью, вышел и осмотрелся. Церковь была в нормальном состоянии, хотя ограда и поросла плющом, а побеленные стены отдавали серым цветом. Вся деревня растянулась в одну улицу, лес неохотно уступил свои права вооруженным топорами людям. Впрочем, отвоевать удалось совсем небольшую территорию: за участками сельчан деревья росли всё так же плотно, как и вдоль дороги.

Я неторопливо пошёл вперёд, разглядывая дома. Какие-то из них были в плачевном состоянии, другие выглядели вполне прилично: и крыша новая, и забор покрашен, на некоторых окнах даже занавески висели. Если бы приусадебные участки не поросли бурьяном, можно был заподозрить, что там кто-то живёт. Но нет, вокруг ни души. Похоже, те шестнадцать человек, что здесь когда-то жили либо умерли, либо переехали. Скорее первое. От этой мысли мне стало не по себе. А что, если тела так и не забрали? По этой причине я отбросил даже не успевшую оформиться мысль войти в чей-нибудь дом и поискать хозяев. Не хотелось увидеть высохшие трупы.

Поэтому я просто брёл по дороге, смотрел по сторонам и наблюдал за тем, как в прорехе между деревьями небо из ясно-голубого делается серым. В любом другом месте такая смена погоды почти не изменила видимости, но в Ряссах сделалось темно, как поздним вечером. А ещё зябко. Я похвалил себя за то, что перед выходом из автомобиля сунул по мышку куртку. Накинул её, продолжил путь. Село всё не кончалось и не кончалось. Сколько же домов на этой единственной улице?

Серое небо становилось свинцовым. Похоже, поднимался ветер, поскольку тучи потекли по небу заметно быстрее. Но здесь это совершенно не ощущалось. Была от леса и польза – он надежно защищал от ураганов. Может поэтому дома здесь были каменные, а не деревянные, которые обычно и строят в центральной России? Зимой не так холодно, потому что ветер почти не дует, летом не так жарко, потому что лес спасает от зноя своей величественной тенью.

Пока я обо всём этом думал, улица, наконец, кончилась. Последние два саманных дома стояли в сторонке, а впереди дорога обрывалась, упираясь в здоровенные железные ворота, за которыми начинался лес. Это показалось мне очень глупым: зачем ставить ворота перед лесом, тем более что никакого забора не было? Я решил подойти поближе и рассмотреть, что же там такое.

Ворота сильно проржавели, обе воротины скручены толстой металлической цепью. Вот она была новенькой, покрашенной чёрной краской. Столбы, к которым ворота крепились, оказались деревянными. Они были изрисованы какими-то рисунками. Незатейливые геометрические формы напоминали мне скандинавские руны. Что-то языческое. Интересно, как это сочеталось с христианской церковью на въезде в село? Шагах в двадцати от ворот лежало большое бревно, а перед бревном располагалось кострище. Я сел на корточки, протянул ладонь к золе – от неё веяло теплом! Значит в деревне всё-таки кто-то был, жёг здесь костёр. Это открытие заставило меня насторожиться. Я встал, с опаской посмотрел по сторонам. Почему этот человек не вышел навстречу? Неужели новое лицо в селе не привлекло его внимания? Да и вообще, человек ли разжёг этот костёр?

От последнего вопроса, заданного самому себе, я вздрогнул. Спокойная прогулка по селу несколько развеяла мои опасения, я совсем забыл, что здесь когда-то пропал Данил Зайцев, что приехал я сюда в поисках информации о нём, что меня самого могла постигнуть участь Данила!

Я достал телефон, сфотографировал ворота, символы на столбах, подошёл к ним вплотную, хотел обойти, заглянуть, что там в лесу. Но потом замер, передумал. Не стоит связываться. Ну зачем кто-то поставил здесь эти ворота? Он словно бы пытался не пустить того, кто прячется в лесу, сюда, в это село, а может быть и глобальнее – в этот мир.

Закончив фотографировать, я развернулся и быстрым шагом пошёл назад, уже ничего не разглядывая. Тем более что небо сделалось даже не свинцовым, а чёрным, вот-вот должен был обрушиться настоящий ливень. Временами переходя на бег, я стремился как можно скорее вернуться к машине и покинуть Ряссы, поэтому, когда калитка одного из домов открылась, и на дорогу вышел ещё один человек, я вздрогнул от неожиданности.

То был невысокий мужчина средних лет. Мешковатые пыльные штаны, мятая рубашка в чёрно-белую клеточку, сосредоточенное лицо с печатью глубокой усталости от жизни – вот каким он предстал передо мной. В одной руке у мужчины была пила, полотно которой сильно поржавело, во второй отпиленная от высохшей вишни длинная ветка, волочившаяся по земле. На меня мужчина не обращал вообще никакого внимания, как будто приезжие в этих местах были самым обычным делом.

Первое замешательство прошло, и я решил обратиться к нему, попытаться выяснить хоть что-нибудь о Зайцеве.

- Здравствуйте! Я приехал в деревню в поисках Данила Зайцева. Он бывал здесь много лет назад, а с тех пор пропал. Если что, я не из милиции, со мной можно говорить на чистоту.

- Никуда я не пропадал, - буркнул мужчина, даже не остановившись, миновал меня и пошёл дальше.

- В смысле? – я пошёл следом за ним, едва поспевая, несмотря на то, что я был выше и ноги у меня длиннее.

- В прямом. Я и есть Данил Зайцев.

Этот ответ меня ошарашил. Я ожидал чего угодно, но только не встречи с человеком, который числился без вести пропавшим.

- Но вас же милиция искала, не смогла найти.

- Значит так хорошо искали.

- А родители? Почему вы им ничего не сообщили?

- Потому что так захотелось, - грубо ответил Данил, наконец, остановившись. – Тебе чего надо?

- Да нет, я… - признаться по правде, я растерялся и не знал, как себя вести, - давайте я просто позвоню в милицию, сообщу, что вы отыскались.

Тот безразлично пожал плечами.

- Звони, только телефонную линию сюда никто не тащил.

Ну да, конечно, он же не застал распространения мобильной связи.

- Сейчас уже её тащить не надо, - сказал я, достав свой Сони Эриксон. Впрочем, я оказался излишне оптимистичен – связи не было.

- Это что, телефоны сейчас такие? – хохотнул Данил.

- Да, но здесь он не ловит. Вышки сотовой связи далеко.

- До чего дошёл прогресс, - протянул Данил и двинулся дальше своей дорогой.

Я остался стоять на месте, провожая его взглядом. Да при чём здесь вообще милиция?! Я же приехал узнать по поводу Яковлева!

- Подождите, Данил! – я бросился за ним вдогонку. – Я ведь искал вас не просто так. Дело всё в том, что я пытаюсь разобраться в одном деле. Ваш научный руководитель, профессор Яковлев… я с ним когда-то был знаком…

Услышав фамилию профессора, Данил застыл на месте, всё его тело напряглось, пальцы, сжимавшие ветку, побелели, лицо сделалось озлобленным, проступили желваки на скулах.

- Был? Вы его ищете? – спросил он, удостоив, наконец, меня колючим злобным взглядом.

- Нет-нет, - я почувствовал себя неуютно. – Дело в том, что профессор погиб, а я когда-то ему помогал и теперь пытаюсь разобраться во всём, что тогда произошло.

После этой фразы Данил как-то поник, опустил голову, задумался. Промолчал не меньше минуты, потом кивнул своим мыслям.

- Значит ты такой же дурак, как и я, - произнёс он. – Ну пошли, расскажу тебе кой-какую историю.

Данил продолжил свой путь, я пошёл рядом. Он приподнял голову, смотрел на затянутое небо и говорил.

- С Яковлевым я познакомился на третьем курсе. Он читал нам лекции по фольклористике. Сказать, что он был хорошим лектором, значит назвать Ньютона неплохим физиком, Гёте удобоваримым поэтом, а Да Винчи подававшим надежды художником. Яковлев был влюблён в предмет, который преподавал, и умел передать эту любовь слушателю. Аудитория всегда была полной. Приходили даже распоследние прогульщики. Я сам подошёл к нему после лекций, начал расспрашивать, мы подружились и очень скоро он поделился со мной своей теорией о том, что некоторые сказки описывают контакт людей с потусторонними силами. Я, конечно, не поверил, но Яковлев пару раз пригласил меня посетить с ним некоторые места, и мне пришлось изменить своё мнение. Я увидел такое, что нельзя было объяснить рационально! У профессора имелась разветвлённая сеть информаторов, причём не только в городе, но и по всей стране, по всему бывшему Союзу!

- Я об этом не знал, - удивился я.

Данил лишь покачал головой.

- Он умел располагать к себе людей, был тонким психологом. Его считали своим другом депутаты, милиционеры, патологоанатомы. Да и простым людям, которые стали свидетелями чего-то загадочного, он время от времени слал презенты, напоминая о себе. Так он находил новые дела. Уж не знаю, сколько на это уходило сил, времени и денег. Но я отвлёкся. Мы подружились, Яковлев частенько стал отправлять меня в экспедиции, толком ничего не объясняя. Несколько раз я чуть не умер.

- Знакомая история, - отозвался я.

- Угу, - согласился Данил. – Уже тогда у меня закрались подозрения, что он использует меня, как приманку. Но в это так трудно было поверить! И вот, село Ряссы. На карты его нанесли только в семидесятые, а в девяностые оно с карт уже пропало. Ты наверняка вёл поиски по карте профессора?

- Да, - подтвердил я.

- Место это уникальное. Как рассказывал мне профессор, в языческие времена здесь было капище. Когда стали силой насаждать христианство, местные волхвы с семьями прикинулись покоренными. Стали креститься, даже часовеньки, а потом церквушки стали строить на въезде в деревню. Та, что ты видел, далеко не первая. А ведь она очень старая, ей минимум две сотни лет. Притворялись отменно, правду о том, что здесь происходит, знали единицы. Ни в каких книгах отыскать этого было нельзя. Сам Яковлев, по его словам, выудил эту информацию у одного из потомков волхвов, который бежал отсюда. Уж не знаю, что тот рассказал профессору, но мне сообщили минимум: в лес не ходи, набирай материал о культе местного бога. Мы приехали сюда с Яковлевым, он познакомил меня со старостой, провёл здесь ночь. Спросил, хочу ли я остаться, сейчас понимаю, что подталкивал к этому решению. Когда я ответил согласием, он произнёс характерную для него речь. Оставайся, Даня, да только береги себя. Никогда не прощу, если с тобой что-то случится, - Данил очень хорошо передразнивал профессора. – Так он мне тогда сказал. Ну а я остался. Быстро понял, что мне здесь не рады. Но терпели, даже отдельный дом выделили. Я втирался в доверие как мог. Собирал информацию, записывал их сказки и легенды, мечтал произвести научную сенсацию. И в процессе узнал, что лес и вправду особенный. Но тот, кто там живёт, не добрый, а злой. Бог, который пытается искупить грехи. И волхвы все эти столетия стараются сдержать его, обреченного на вечные страдания. Ты шёл мне навстречу со стороны леса, наверняка же видел ворота?

- Да, видел.

- Ну вот, - Данил кивнул, - наверняка же подумал, на черта их там поставили, да? Я вот тоже задавался этим вопросом до поры до времени. Ты знаешь, что такое магия?

- Ну, это возможность творить всякие чудеса с помощью заклинания, - предположил я.

- Почти правильно. Это вера в то, что ритуальными действиями или одними только мыслями маг способен изменить реальность. Самый простой пример это куколка, к которой ты прикрепляешь волосинку или ноготок, или лоскутик кожи другого человека, что по идее должно отождествить куклу с тем человеком, а после совершаешь над куклой некоторые манипуляции, которые должны отразиться и на человеке. Проколол сердце – у человека произошёл приступ. И так далее. Так вот, я не знаю, действует ли магия на простых людей из плоти и крови, но на потусторонние силы она действует невероятно эффективно. Если хотим запереть какую-то сущность в ограниченном пространстве, нам нужно просто загнать её туда, а дальше создать некое особое место, символизирующее выход, закрыть его, и таким образом запечатать сущность в выбранном пространстве. Ключевую роль играет воля и воображение заклинателя. Звучит сложновато, поэтому скажу простыми словами. Местные волхвы верили, что давным-давно сюда явилось чудовище, которое невозможно было победить обычными методами. Поэтому они пошли на хитрость и прибегли к магии. Поставили ворота на выходе из леса, провели магический ритуал, мысленно представив, как лес становится непреодолимой стеной, а единственный выход из него - пространство между двумя столбами, поставили на эти столбы ворота и заперли их. И ворота, и столбы меняли, но суть оставалась прежней – символическое значение ворот как запечатанного выхода из тюрьмы, которой стал лес. Как видишь, их чары сдерживают здешнее чудовище даже после смерти заклинателей.

- Откуда ты всё это узнал?

- Они мне сами рассказали, когда я прожил здесь год.

- Год! Но почему ты не вернулся обратно, зачем вообще ввязался во всё это?

Данил замялся, но потом всё-таки ответил.

- Долг. Село вымирало. Волхвы всё чаще нарушали данную их предками клятву и уезжали отсюда. Нужна была свежая кровь, и я согласился им помочь.

- То есть ты продолжил ухаживать за этими воротами? Я видел, что цепь на них покрашена.

- Не только. Каждую ночь я сажусь на бревне перед ними, разжигаю костёр и жду.

- Чего?

- А ты точно хочешь знать? – в глазах Данила появился какой-то нездоровый блеск. – Потому что рассказать об этом невозможно, это нужно увидеть и услышать.

Я застыл, не зная, что ответить. А он хмыкнул, пошёл дальше – оказалось, что мы уже добрались до ворот – стал распиливать ветку, которую волочил и бросать палочки в кострище, но тут вдруг начал накрапывать дождь.

- Помоги, а? – попросил он меня, собирая ветки, чтобы те не намокли.

Мы оттащили ветки в пустующий сарай ближайшего домовладения, сами отсиделись в брошенном доме, и когда дождь закончился, направились к воротам. Я всё-таки решился.

Данил постелил на бревно клеёнку, после принялся ломать ветки и бросать их на кострище, потом достал бумагу, скомкал, засунул в несколько мест, поджог, дождался, когда огонь впился цепкими сине-жёлтыми щупальцами в тоненькие сухие веточки вишни, набрал силу, пожирая свою добычу, вырос, разгорелся. После этого Данил подбросил ещё дровишек, мы сели на клеёнку и стали ждать.

Когда совсем стемнело, цепь на воротах лязгнула.

- Началось, - прошептал Данил и как-то странно посмотрел в мою сторону. В его взгляде читались раздражение, зависть, предвкушение, губы изогнулись в какой-то мерзкой неприятной ухмылке.

Но я не придал произошедшим с ним переменам большого значения, потому что из-за ворот донесся чей-то душераздирающий крик, стоны десятков, сотен человек, вопли отчаяния. Я увидел, как в просвете между воротинами мелькнула окровавленная ладонь, возник и растворился широко открытый глаз с огромным зрачком. А в следующее мгновение кто-то ударил в металл с такой силой, что створки разлетелись в стороны и если бы не цепь, ворота распахнулись бы настежь. За этим последовал жуткий, не принадлежащий этому миру рёв. Должно быть, так кричат чудовища в преисподней.

Напуганный всем происходящим, я абсолютно забыл о Даниле, который ерзал на месте и не отводил от меня глаз. Он чего-то ждал, но после того, как услышал рёв, переменился в лице, сделался мрачнее прежнего, весь напрягся, от чего желваки на скулах снова пришли в движение.

Ещё удар в ворота, да такой силы, что я подскочил на месте. Крики людей совсем рядом. Они плачут, молят о помощи, об избавлении, о смерти… Рёв сменился рыком, урчанием, неописуемыми, инфернальными звуками, от которых сердце в груди ускоряло бег. Я вцепился в бревно пальцами рук, боялся пошевелиться. И в этот момент Данил вдруг громко на меня заорал:

- Пошёл вон отсюда!

Я вздрогнул, отвлёкся. Шумы пропали, ворота застыли, будто ничего и не происходило.

- Что? – повернулся я к Данилу.

Но вместо ответа он подскочил, схватился меня за воротник и резким рывком повалил на землю.

- Да ты очумел что ли! – я встал на ноги, приготовился дать отпор наглецу, но он стоял в свете костра и сверлил меня взглядом.

- Убирайся вон из моей деревни!

Хотел стукнуть его как следует, да судя по виду, у мужика какой-то истерический припадок, поэтому решил не связываться. Всё равно здесь делать нечего. И эти звуки, эти образы за воротами… Я узнал всё, что хотел. Бросил короткий взгляд на ворота, потом посмотрел на Данила, который, казалось, готов был кинуться драться, если я не уйду. Хмыкнул, пошёл прочь от костра.

Я вернулся в шестёрку, но ехать среди ночи через этот лес не решился, заночевал в салоне. Почти не спал, ворочался с боку на бок, не зная, куда засунуть ноги. Поутру проснулся от сильного зуда на пальце ноги, кое-как почесал его через кроссовку. После передумал уезжать. Нужно выяснить, что же такое произошло вчера ночью, почему Данил взъерепенился и накричал на меня. Я пошёл по единственной сельской улице, свернул к калитке, из которой вчера вышел Данил, открыл её, заглянул во двор. Никого. Всюду высокий бурьян, неприятный запах тления.

- Данил! – позвал я его.

Ответом послужила тишина. Я пересёк двор, открыл дверь в дом. Оттуда пахнуло плесенью и запустением, гниением и разложением. Как же он здесь живёт? Я переступил через порог, миновал предбанник, вошёл внутрь и замер в проёме. Прямо на полу зала лежало два высохших и истлевших трупа. Оба были покрыты ветвистыми чёрно-серыми прожилками словно коконом. Одежды на них не осталось, кости покрывали лишь почерневшие, иссохшие и потому слабо поддающиеся гниению куски мышц и жил.

Я отшатнулся, поскорее покинул страшный дом. Может быть ошибся калиткой? Да даже если ошибся, почему Данил никого не вызовет, чтобы трупы увезли? И что это за чёрные прожилки, покрывающие тела мертвецов? Плесень? Не похоже.

Мой палец снова принялся зудеть, но я решил перетерпеть, направился прямиком к костру, вероятно Данил всё-таки остался там на ночь, сторожить эти ворота – пограничье между нашим миром и чем-то ещё. Чем-то настолько ужасным и страшным, что об этом никогда не рассказывали в сказках.

Когда я добрался до места, то обнаружил лишь тлеющие веточки в костре. Данила нигде не было. Я подошёл поближе, осмотрелся. После дождя земля была мягкая, следы моей обуви отпечатались словно в бетоне. А там, где сидел Данил следов от обуви не осталось. Зато были следы куриных лапок.

Зуд стал невыносим, я сел на бревно, стащил кроссовку, снял носок и с ужасом посмотрел на ноготь моего пальца. Он весь был покрыт чёрными прожилками. Но то была не плесень – у каждого отросточка хоботок, хищный, сокращающийся, разрастающийся, тянувшейся к моей плоти. Из заднего кармана джинсов я достал платок, переборов приступ паники, прикоснулся к ногтю, хотел очистить его, но обнаружил, что он просто вырвался целиком, весь опутанный неизвестным мне организмом, более всего напоминавшим кишечник немертины, который та, как меня убеждали в интернете, выплевывала через ротовое отверстие.

Я с отвращением выбросил ноготь в кострище, посмотрел на свой розовый мизинец, изучил каждый миллиметр его поверхности, с облегчением вздохнул, потому что не обнаружил следов черной субстанции. Выбросил носок и платок, надел кроссовку на босую ногу и пошёл прочь, прекрасно помня, кто оставляет после себя куриные следы.

…

После того, как Вячеслав уехал из Рясс, ворота вздрогнули, подались в одну сторону, в другую. А потом последовал сильнейший удар. Но цепь выдержала эту атаку. Пока выдержала…