
— Ну мам! Ну скорее!
Тропа изогнулась, виляя между прямыми, как вафельные трубочки, стволами елей. Под ногами похрустывал ковёр из сухих иголок. Шершавые глыбы известняка закопались в землю у дорожки, надев штанишки изо мха.
— Ну чего ты еле-еле! Ну ма-ам!
Кабачок поднял шишку с оттопыренными крылышками и, размахнувшись, бросил в ближайшую ёлку. Шишка, свистя, пролетела мимо цели и скрылась за можжевеловым кустом. Из куста в ответ донеслось возмущённое: «чирик!»
— Р-р-р, зараза! — Кабачок недовольно наморщил лобик.
— Т-с-с, не ругаемся. Давай маленький привал. — Мама, зевнув, сняла рюкзак и положила его на заросший мхом валун.
Достала алюминиевый термос с тыквенным чаем, открутила крышку. Над горлышком взвился тёплый пар, потянуло гвоздикой.
— Хоть пару глотков сделай. — Она протянула термос кабачку.
Он фыркнул и демонстративно отвернулся. Мама, сдвинув брови, бросила недовольный взгляд ему в спину. Присела рядом с рюкзаком и сделала осторожный глоток.
— Можешь так не спешить, до полной темноты целых два часа, — проговорила она, задумчиво поглаживая еловую веточку.
Дорожка ещё сильнее изогнулась и стала карабкаться вверх, сквозь густой подлесок с зарослями папоротника и крохотными ручейками. Пахло сырой землёй и, почему-то, клубникой.
— А мы посмотрим на солнышко в телескоп?
— Нет, милый, солнышко не любит телескопы и жжётся очень.
— А луну?
— Луну — скорее всего, да. Дедушка точно скажет.
Они выбрались на опушку. Округлая вершина холма пестрела разнотравьем: сиреневые колокольчики, бледно-фиолетовые ёлочки котовника и жёлтые масляные звёздочки зверобоя.
— Вон он, телескоп-пирожное! — восторженно запищал кабачок.
В метрах трёхстах впереди, на самой верхушке пушистого холма, восседал кремовый купол астрономической обсерватории. Он и правда напоминал аппетитный шарик крем-брюле на фоне покрасневшего вечернего неба. Прямоугольная бетонная площадка рядом с куполом была утыкана каркасными железными конструкциями, напоминающими гигантских кузнечиков.
— А дедуля там, внутри? — кабачок сорвал цветок колокольчика и стал весело им размахивать.
— Ага, опять возится со звёздами своими.
Кабачок поскакал к лестнице, ведущей к обсерватории, и стал считать ступеньки: «Один, два, три, четыре, десять...»
Внутри было темно и пахло машинным маслом. Из дальнего уголка доносился ритмичный храп дедули: «Крэ-эк, крэ-эк», словно старый паровоз отдыхал от долгой дороги. А в центре, на толстой ножке притаился Его силуэт, гордо поднявший железный длинный нос к потолку. Новенький, пятиметровый, с линзой, шире папиного животика, телескопчик. Дедуля так подробно и вкусно о нём рассказывал уютными февральскими вечерами, что кабачку казалось, будто он уже давно путешествует среди звёзд.
Мама опустила рубильник, разбудив настенные светильники. А дедуля, казалось, даже не собирался просыпаться: его волнистые усы плавно поднимались и опускались, следуя монотонной песенке «крэ-эк, крэ-эк». На стенах в деревянных рамках висели плакаты со схемами созвездий. Они пожелтели — то ли от времени, то ли от пятен тыквенного чая, который был неизменным спутником дедулиных ночных посиделок.
Прыжки, топот и улюлюканье кабачка всё-таки растормошили дедулю, и он, кряхтя, поднялся с диванчика, расправляя клетчатый жилет:
— Кабачок! Я скучал!
— Когда звёзды будем смотреть, дедуль?
— Сейчас, сейчас. — Он отодвинул рукав рубашки и, прищурившись, взглянул на старинные наручные часы с бронзовой окаёмкой. — Пора!
Смахнув остатки сна, дедуля уверенно зашагал к приборной панели и сдвинул рычажок с бордовой рукоятью, напоминающей маленький глобус. Шторки купола обсерватории с лязганьем поехали вниз по рельсам.
— Звёздочки, мам! Так много! Класс! Прямо как дедуля рассказывал.
Кабачок возбуждённо запрыгал, отчего металлические решётки на полу обиженно заскрежетали.
— Сегодня безоблачно, давай глянем на Юпитер, — пробормотал дедуля, раскручивая поворотный вентиль. Телескоп стал медленно поворачиваться, пыхтя и лязгая.
— Вот, сейчас только фокус поправлю. — Дедуля поманил кабачка рукой, ведя пальцем по ребристой ручке тонкой настройки.
Кабачок прильнул к глазку и надул губки всматриваясь:
— Полосатый шарик, на резиновый мячик похож. Его, что, никто не моет? Грязь по краям налипла, будто в луже валялся.
Дедуля расхохотался:
— Наверное, он такой большой, что ему лень мыться.
— А это справа, что? Ещё один мячик, пурпурный. — Кабачок воодушевлённо зажал нижнюю губу зубками.
— Справа?
— Тут увеличивать, дедуль? — кабачок ткнул пальчиком на рычаг фокусировки.
— Ага, но что ты там...
— Сейчас, дедуль, минутку... Ого! Это кто такие, фиолетовенькие, пухленькие, будто перекрашенные кабачки?
— Э-э-э... «Баклажаны?» — удивлённо протянул дедушка.
— Точно! Баклажаны! Вон, носятся между домиков с шапочками из листиков базилика.
Кабачок повёл пальцем по рычажку, увеличивая изображение.
— Так, зелёный прямоугольник. Тут так много местных... О, они в футбол играют, деда! Луковицей. Она постоянно от них убегает, а баклажанчики всё плачут... от смеха.
Кабачок оторвался от окуляра и радостно взглянул на улыбающихся маму и дедулю:
— Сейчас ещё посмотрю. — Он снова приник к глазку телескопа. — Так, летает что-то круглое. Это же Кастрюли! Кастрюльки с пропеллерами и дырочками вместо окон, чтобы удобнее смотреть по сторонам. А внутри сидят настоящие баклажанные пилоты, мам, дедуль!
Кабачок потёр уставшие глазки и продолжил:
— О, домик, высокий. И чего здесь такая толпа? А, понял! Они играют в «Кто дольше продержится в холодильнике». Один грелку внутрь протащил. Это же нечестно!
Дедуля и мама уже покатывались со смеху.
— А вот это что такое? Баклажаны пытаются построить пирамидку из свёклы. Но она всё время рассыпается! Смотрите, они заметили меня! Машут прям в телескопчик своими тоненькими ручками! Ой, совсем забыли про пирамидку — и она опять развалилась.
Кабачок ухватил маму за руку и потащил к глазку телескопа:
— Глянь! Они такие милые!
Мама, смахнув слёзы смеха, опустила голову к окуляру:
— Вижу звёзды… Красиво. Но баклажанов, кажется, нету.
— Как нету, мам?! Они же ручками мне махали и подпрыгивали от радости!
— Нет, милый, только звёзды. Но ты такой фантазёр, что даже самый обычный вид превращаешь в целую историю. Это удивительно!
— Но я, правда, их видел, мам! Ничего не выдумываю! — Кабачок собрал бровки домиком.
— Я тебе верю, мой хороший. — Мама подняла голову над окуляром и с нежностью посмотрела на сына.
— Ну что, настало время плюшек с чаем? — Дедуля потёр ладони, явно давно желая перекусить.
На электрической плите засвистел чайник, и они отправились в обеденную зону.
— Дедуля, а ты тофе не феришь? — спросил кабачок, торопливо пережёвывая огромный кусок булки.
— Что, внучек?
— Не веришь, что я видел самую настоящую баклажанную планету.
Дедуля натянуто улыбнулся, явно чувствуя себя неловко. Мама, заметив это, бросила на него грозный взгляд. Дедуля молчал, искоса поглядывая на кабачка.
Когда на дне кружки осталась лишь пара капель с тёмными чаинками, мама начала торопливо собираться:
— Уже очень поздно, кабачонок. Давно пора в кроватку.
— Но, мам!
— Живо за мной, говорю!
Мама, бросив на деда странный взгляд, скрылась за входной дверью. Дедуля придержал кабачка за руку:
— Я просто обязан тебе рассказать, внучек. Не могу больше молчать, хотя твоя мама строго-настрого запретила об этом говорить. Она боится, что из-за моих историй ты будешь слишком много фантазировать. Так вот, когда я был маленьким, как ты, кабачком, однажды тоже увидел в телескоп эту баклажанную планету. И жителей баклажанов в шапочках из базилика. И их кастрюльки-самолёты. И строителей, которые делают дома в форме ложек. Планета существует, она настоящая! Но увидеть её могут лишь детки. У них свой, особенный взгляд на этот мир, который взрослые часто теряют. Помни об этом. Когда-нибудь и ты перестанешь видеть баклажанную планету. Но это нормально! Знай, что ты просто стал взрослее.
Кабачок облегчённо кивнул, его огромные зелёные глазищи распахнулись ещё шире.
— И последнее... — Дедуля провёл пальцем по своему волнистому усу. — Маме об этом ни слова, обещаешь?
— Обещаю, — улыбнулся кабачок и вприпрыжку поскакал домой.