Похоже, я попала 4

Возвращение в Вересково было… оглушительным. Новость о победе над одним из Горынычей летела впереди нас. Я думала, мы тихо проскользнём обратно, усталые и грязные, но нас, кажется, ждал весь город. Люди высыпали на улицу, и их крики — радостные, полные слёз — ударили по ушам. Они обнимали нас, хлопали по плечам, тянули к нам руки, в их счастливых глазах мы были победителями и святыми, словно сошедшими с небес. Староста Степан, красный как рак, бегал вокруг, пытаясь выстроить всех в подобие торжественной шеренги, но его тоненький голос тонул в общем гуле.

Князя Ивана, которого кое-как прикрыли запасным плащом Фёдора, несли на носилках, наспех сколоченных из двух жердей и чьей-то попоны. Он морщился от каждого неловкого движения, но молчал, глядя на всю эту суету с каким-то отстранённым, царственным достоинством. Его появление, конечно, вызвало волну испуганного шёпота. Но новость о том, что жуткий Серый Волк на самом деле заколдованный князь и теперь наш союзник, разнеслась по толпе быстрее, чем лесной пожар.

— Раненого к Аглае! Немедленно! — зычно крикнул Степан, перекрывая шум. — Князя отнести в мой дом, ему нужен покой и лекарь! Остальных в большой амбар. Живо! Времени на праздники у нас нет!

Его слова подействовали, как ушат холодной воды. Радостные крики понемногу стихли, сменившись тревожным гулом. Люди вдруг поняли: да, мы победили, но это была лишь одна битва. Война только-только начиналась.

Через полчаса мы сидели в огромном амбаре, который когда-то Дмитрий превратил во временный штаб. За длинным, грубо сколоченным столом собрался весь цвет нашего маленького сопротивления: я, мрачный, как грозовая туча, Фёдор, деловитый Дмитрий и Аглая, выглядевшая смертельно уставшей, но с упрямой решимостью в глазах. Даже Соловей-Разбойник, привлечённый слухами о нашей победе, притащился сюда. Он сидел чуть поодаль, с любопытством разглядывая всех и вертя в пальцах сосновую иголку. В углу, на ворохе свежего сена, устроили князя Ивана. Он был бледен, но в глазах горел лихорадочный, напряжённый огонь.

«Ну и компания, — пропищал у меня в голове Шишок. Он для лучшего обзора устроился на балке под самым потолком. — Разбойник, купец, охотник и голый князь. Ната, это не военный совет, а начало очень дурацкого анекдота. Кстати, спроси, тут будут выдавать орешки за умные мысли? Я уже одну придумал!»

— Итак, — прервал тишину Дмитрий, расстилая на столе карту. — Сладомир мёртв. Это огромная победа, но она же — наша главная головная боль. Теперь Железный Князь точно знает, что нашу кучку крестьян с вилами возглавляет сильный лидер, то есть… ты. — Он многозначительно посмотрел на меня. — И можешь быть уверена, он бросит сюда всё, что у него есть. Но есть проблема и похуже.

Он сунул руку в карман и достал маленькое, тускло поблёскивающее в полумраке зеркальце в простой деревянной оправе, которое я переделала Дмитрию на хранение, в случае, если что-то пойдёт не так. То самое, что дал мне Кощей, когда-то.

— Василиса Премудрая просила связаться с ней, как только всё закончится, — коротко пояснил Дмитрий и провёл пальцем по гладкой поверхности.

Стекло пошло рябью, словно вода, в которую бросили камень. Мутная глубина замерцала, и из неё медленно проступило лицо. Немолодая женщина с прямой, как стрела, спиной и умными, пронзительными серыми глазами. Василиса. Её изображение слегка подрагивало, но голос прозвучал в гулкой тишине амбара на удивление чётко и властно.

— Я вижу, вы справились, — сказала она без лишних предисловий. Её взгляд поочерёдно скользнул по каждому из нас и надолго задержался на мне. — Но радоваться рано. Как я и боялась, Сладомир был лишь одним из трёх.

В амбаре повисла такая тишина, что стало слышно, как потрескивает лучина в фонаре. Даже Соловей-Разбойник замер, перестав вертеть нож в руке.

— Три Горыныча, — продолжила Василиса. — Три брата-колдуна, три лика одной и той же беды. Вы уничтожили того, кто дарил ложное, приторное счастье. Но остались ещё двое. Первый зовётся Громобой. Его сила — в страхе. Он повелевает грозами и ураганами, насылая на земли вечную непогоду и ужас. Он не убивает людей, нет. Он питается их паникой, их отчаянием, их животным ужасом перед слепой, неумолимой стихией.

Она замолчала, давая нам переварить услышанное. Я представила себе деревню, где неделями льёт дождь, а ветер воет так, что хочется залезть под землю.

— Второй ещё страшнее, — её голос стал тише. — Его имя — Молчун. Его магия — это абсолютная, мёртвая тишина. Он погружает целые города и сёла в безразличие и апатию. Люди забывают, кто они. Забывают своих детей, жён, свои желания, свою боль. Они не несчастны и не счастливы. Они просто… пустые. Их воля стирается, а души медленно тают, как снег на весеннем солнце. Это тихая смерть, после которой не остаётся даже воспоминаний.

«Ой, — пискнул Шишок так жалобно, что у меня защекотало в ухе. — Один мокрый, другой скучный. Ната, мне оба варианта не нравятся. Давай лучше вернёмся и ещё раз побьём того, сладкого? Там хотя бы пироги вкусные были».

— Что же нам делать? — спросила Аглая, и её обычно твёрдый голос дрогнул.

— Бить их! — рыкнул из своего угла князь Иван. Он попытался приподняться, но тут же охнул от боли и снова тяжело опустился на сено. — Моя ярость ещё не остыла! Я разорву их на куски, как рвал этих железных тварей!

— Это не поможет, князь, — спокойно возразила я, сама удивляясь своей внезапной уверенности. Я посмотрела на израненного Ивана, потом на строгое лицо Василисы в зеркале. — Твоя ярость нужна, чтобы пробиться сквозь их защиту, разрушить их колдовство. Но что будет с землями, которые они отравили? Что делать с людьми, которые обезумели от страха или превратились в пустые сосуды? — Я перевела дух, чувствуя, как в груди рождается холодная решимость. — Здесь нужна моя сила. Ты будешь ломать, а я — чинить. Возвращать то, что они отняли.

Дмитрий задумчиво побарабанил пальцами по столу.

— Это хороший план. Но рискованный. Разделяться сейчас — чистое безумие. Вересково — наш единственный укреплённый лагерь. Мы должны остаться здесь, собрать силы, наладить разведку. Я могу задействовать свои связи, чтобы узнать, где именно появятся эти Горынычи. Война — это не только размахивание мечами, но и информация, и припасы. Я нужен здесь.

— И я останусь, — глухо произнёс Фёдор. Он не смотрел на меня, его взгляд был упёрт в тёмную стену амбара. — Город нужно защищать. Мои охотники знают каждый куст и каждую тропинку в этом лесу. Ни одна тварь Князя не пройдёт незамеченной.

Моё сердце больно сжалось. Я знала, чего ему стоило это решение. Он хотел быть рядом, заслонять меня своей широкой спиной, но его долг перед домом, перед этими людьми, оказался сильнее. Он молча, скрепя сердце, уступал место моего защитника князю Ивану, и я видела, как ему это тяжело. В его сжатых кулаках и напряжённой линии плеч было больше боли, чем в стонах всех раненых.

— Мы с моими ребятами тоже не останемся в стороне, — неожиданно подал голос Соловей-Разбойник, хищно улыбнувшись. — Давно чесались руки пощипать этого Железного индюка за его блестящий зад. Научим ваших мужиков силки ставить не на зайцев, а на двуногих тварей в доспехах.

— А я займусь припасами и лекарствами, — твёрдо кивнула Аглая. — Травы, мази, отвары… Всё, что может понадобиться.

Решение созрело само собой. Тяжёлое, страшное, но, кажется, единственно верное.

— Хорошо, — сказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Так и поступим.

Василиса в зеркале коротко, одобрительно кивнула.

— Это мудро. Вересково станет вашим сердцем и крепостью. А вы, Наташа, и вы, князь Иван, станете его мечом. Идите. И помните — от вас сейчас зависит, наступит ли для этого мира завтра.

Её изображение задрожало и растаяло. Зеркало снова стало просто тусклым куском стекла в моих руках.

***

В лавке у Аглаи всё осталось без изменений, даже запахи те же, вскружили мне голову сразу, как я переступила порог. Здесь, среди пучков ромашки и зверобоя, развешанных под потолком, и ровных рядов глиняных горшочков, мир казался правильным и безопасным.

— Значит, Громобоем чудище кличут, — задумчиво протянула Аглая, перетирая в пальцах сухой листик мелиссы. Её лицо, обычно спокойное, как гладь лесного озера, сейчас покрылось сеточкой тревожных морщин. — И питается он страхом, говоришь? Что ж, от страха у нас имеется средство давнее и проверенное.

Она потянулась к верхней полке и сняла оттуда пузатый холщовый мешочек. Даже на расстоянии я почувствовала резкий, аптечный запах валерианы.

— Вот, возьми. Корень валерианы, пустырник да сон-трава. Заваришь на ночь — и спишь как младенец, без дурных мыслей и снов. Сердце успокаивает, панику прогоняет.

Я взяла мешочек. Запах был терпкий, землистый. Средство и правда хорошее, кто бы спорил. Но что-то в нём было не то. Слишком уж простое решение для нашей непростой проблемы.

— Аглая, а если страх не надо прогонять? — тихо спросила я. Знахарка удивлённо подняла на меня брови. — Понимаешь, страх — это же не враг. Это как сторожевой пёс, который лает, когда чужой лезет через забор. Он же предупреждает об опасности, заставляет быть начеку. Проблема не в самом страхе, а в том, что от него иногда голова отключается и руки трясутся.

Аглая нахмурилась, вглядываясь в моё лицо, словно пыталась прочитать там рецепт.

— И чего ты хочешь, девка?

— Нам нужен отвар, который не усыпляет, а наоборот, делает голову ясной, — я почувствовала, как внутри загорается азарт. — Чтобы сердце не колотилось как бешеное, но мысли оставались быстрыми. Чтобы человек мог бояться, но при этом соображать. Думать и действовать.

Я видела, как в её глазах вспыхнул огонёк. Настоящий, профессиональный интерес. Моя странная логика из другого мира больше не казалась ей бредом сумасшедшей. Она видела в ней новый инструмент.

— Голову ясной… — пробормотала она, поворачиваясь к полкам. — Тогда валерианы надо самую малость, только чтоб дрожь унять. Мяты побольше, она холодит разум. И чабреца, он силы телесные даёт.

Мы принялись за работу, и наконец-то я почувствовала, что мы говорим на одном языке. Аглая отмеряла травы своими опытными, сухими пальцами, а я, вспоминая лекции по химии и биологии, подсказывала, чего и сколько. Нам не нужно было успокоительно, в привычном понимании слова, это должен быть принципиально новый отвар. С неизвестными, до сегодняшнего дня свойствами.

«Так-так-так! — раздался в голове писклявый деловой голосок Шишка, который до этого мирно дремал в моём кармане. — Травяные чаи — это, конечно, прекрасно. Для нервов полезно. Но я очень надеюсь, что это только прелюдия к главной части приготовлений? Я имею в виду стратегический запас провизии!»

Следующим делом были мази. Аглая с гордостью поставила на стол банку с тёмно-зелёной, густой мазью. Пахло от неё сосновой смолой, мёдом и подорожником.

— Вот. Лучше этого от ран ничего нет. Любой порез за ночь стягивает.

— Отлично! — кивнула я, заглядывая в банку. — А давай сделаем её ещё лучше? Чтобы она заживляла, и ещё не давала заразе в рану попасть.

Я как могла на пальцах объяснила ей про микробов — крошечных, невидимых глазу тварей, которые живут повсюду и вызывают гниение. Аглая слушала очень внимательно, кивая своим мыслям. В итоге в её старинный рецепт мы добавили добрую порцию крепчайшего самогона от деда Михея и растёртый в пыль болотный мох, сфагнум. Я где-то читала, что он лучший природный антисептик. Получившаяся мазь пахла так, будто в лесной чаще устроили весёлую трактирную попойку, но я была уверена в её силе.

— Ну а теперь… — я потёрла руки, с предвкушением глядя на гору орехов, сушёных ягод и жбан с мёдом. — Самое главное. Энергетические батончики.

«Наконец-то! — взвизгнул Шишок и пулей вылетел из кармана. Он ловко, как белка, вскарабкался по моему рукаву на стол. — Приступаем к дегустации! Заявляю официально: без моего строгого контроля ни один батончик не покинет эту лавку!»

Аглая только головой покачала, глядя на мои переговоры с пустотой. Кажется, она уже привыкла.

Работа закипела с новой силой. В огромной каменной ступе мы растолкли грецкие орехи и тыквенные семечки, добавили горсть вяленой клюквы для кислинки и залили всё это тягучим, ароматным липовым мёдом. Я настояла, чтобы мы добавили ещё и щепотку соли — для водно-солевого баланса, как я туманно выразилась, — и порошок из корня, который Аглая называла «жизненным».

Когда первая порция липкой, пахнущей летом массы была готова, я скатала маленький шарик и положила его перед Шишком.

Он подошёл к шарику с видом важного дегустатора. Обошёл его кругом. Понюхал. Осторожно ткнул тоненькой лапкой-веточкой. Потом вцепился в него и принялся быстро-быстро работать челюстями, которых у него и в помине не было. Его глазки-бусинки блаженно закатились.

«Хм… — произнёс он после долгой, полной драматизма паузы. — Весьма. Весьма недурно. Текстура приятная, медовая нота не забивает остальные вкусы, а ягодная кислинка добавляет пикантности… Но! Позволю себе заметить, что ореховая составляющая недостаточно выражена. Да, определённо. Нужно больше орехов для хрусткости! И, быть может, ещё капельку мёда. Для лучшей клейкости, разумеется!»

Я не выдержала и рассмеялась. Аглая посмотрела на меня с тёплой, понимающей улыбкой.

— Что, твой невидимый друг доволен?

— Говорит, орехов мало, — фыркнула я, высыпая в ступу ещё одну пригоршню.

Мы провозились до самого заката, скатывая липкие, тяжёлые шарики и аккуратно заворачивая их в чистые капустные листья. В итоге перед нами высилась целая гора «колобков» — калорийных, питательных, способных поддержать силы в самом тяжёлом походе. Шишок лично проконтролировал каждую партию, выдавая ценные замечания и набивая свои невидимые щёки так, что, казалось, вот-вот лопнет.

Когда последняя порция была упакована, я начала складывать наши сокровища в походный мешок. Пузырьки с «отваром храбрости». Баночки с вонючей, но целебной мазью. Аккуратные свёртки с едой. Моток верёвки, огниво, нож…

Аглая подошла и молча положила сверху ещё один мешочек.

— Здесь от всего понемногу, — тихо сказала она. — От живота, от головы, от жара… Пусть будет.

Она положила свою сухую, тёплую ладонь мне на плечо.

— Ты справишься, Наташа. Раньше я боялась твоей силы, не понимала её. А теперь вижу. Она у тебя живая. Будто весенний ручей, что старый лёд ломает. Ты всё сможешь.

Я только молча кивнула, чувствуя, как к горлу подкатывает горячий ком.

Выйдя из лавки под тёмное, усыпанное звёздами небо, я закинула мешок за спину. Он был очень тяжёлым. Набитым припасами, заботой, надеждой и верой в меня. Впереди ждал опасный путь с бывшим волком-оборотнем. То ещё приключение.

От автора