Похоронное бюро "Хэйзел и Смит". Египетский переполох.

В день, когда я и мой компаньон Валентайн Смит прибыли в усадьбу Мелроуз, шел мелкий противный дождь, из тех, которые существенно затрудняют работу гробовщиков.

Усадьба располагалась в Скоттиш-Борденс, в глуши неподалеку от Эдинбурга, и мы с Валентайном проделали длинный путь, чтобы в конечном итоге, в тот момент, когда мелкая холодная морось перешла в уверенный ливень, упереться в закрытые ворота.

Валентайн раскрыл над нами зонтик — конечно же, черный, — а я продолжил ритмично стучать дверным кольцом, в надежде, что нас все-таки услышат.

— Сразу видно профессионала, — усмехнулся Валентайн. — Вы стучите в ритме молотка, забивающего гвозди.

— В этом у меня огромный опыт, и все благодаря вам, — я усмехнулся в ответ и продолжил ломиться в дверь.

Мое имя Дориан Хэйзел, и мы с партнером представляли одну из важнейших профессий нашего времени, ту, о которой говорят шепотом и в полумраке. Рано или поздно за услугами к нам придут и бедняк, и богач.

Мы — гробовщики, владельцы “Похоронного бюро “Хэйзел и Смит””, довольно успешного бизнеса. К услугам нашего бюро обращались люди самого разного материального положения, а мы старались каждому клиенту помочь по мере сил.

Так мы и оказались в шотландской глуши в полном одиночестве.

Я уже начинал терять терпение, как вдруг ворота поддались и открылись, впуская нас. От неожиданности я едва не потерял равновесие и не ввалился во двор, лишившись последнего намека на грациозность, но Валентайн успел ухватить меня за шарф и поставить на ноги.

— Добрый вечер! — оттеснив меня в сторону, заговорил он. — Мы приехали к лорду Лэйтону. Я полагаю, это не вы?

Я поднял голову и посмотрел на встречающего. Это был сухой, но крепкий пожилой джентльмен с идеально прямой спиной и аккуратно подстриженными усами.

— Нет, — усмехнулся он. — Я дворецкий семьи Лэйтон, мое имя Джером. Меня отправили встретить вас, но я немного задержался. Подагра, знаете ли… Кажется, будет гроза. Прошу прощения. Могу я уточнить?..

— Смит, — деловито представился мой компаньон. — Валентайн Смит, а это Дориан Хэйзел, мы из конторы “Хэйзел и Смит”.

— А, — тень пробежала по лицу Джерома. — Гробовщики, значит.

— Прошу прощения, мы можем пройти в дом? — не удержался я.

Быть может, с моей стороны это было не слишком вежливо, но поймите меня правильно — ветер был такой холодный, что запястья начали неметь, несмотря на замшевые перчатки, и дождь, капающий с края зонта, затекал мне за воротник. Я начал серьезно опасаться подхватить простуду. Заказывать гроб по собственным меркам не входило в мои ближайшие планы.

— Да, конечно, джентльмены, — спохватился Джером. — Позвольте взять ваш багаж?

— О нет, не стоит, у нас ничего сверх необходимого, — обворожительно улыбнулся Валентайн, подхватывая саквояж. — Нам сообщили, что все приготовят.

Я молча следовал за ними, прислушиваясь к разговору, — он быстро перешел в область погоды, Джером жаловался, что от постоянных дождей болят колени, и Валентайн начал советовать какое-то индийское средство. Я пропустил мимо ушей подробности, занятый своими мыслями.

Теперь, получив подтверждение, что работа гробовщиков, не только переложена на чужие плечи, но и уже выполнена, я еще сильнее недоумевал, для чего нас сюда вызвали.

Я напряг память, желая восстановить последовательность событий именно так, как они происходили. И выходило следующее — несколько дней назад на связь с нами вышел лорд Лэйтон, эсквайр, владелец поместья в небольшом городке к востоку от Эдинбурга. Разговор вел Валентайн, я же изучал вчерашнюю газету, сидя в кресле, и не особенно прислушивался. Но со слов Валентайна лорд Лэйтон вызвал нас для похорон своей супруги, леди Лэйтон, скончавшейся внезапно. На вопрос, зачем шотландскому лорду лондонские гробовщики (я сильно сомневаюсь, что в таком большом городе, как Эдинбург, наблюдалась нехватка представителей нашей профессии!), лорд Лэйтон отвечал весьма уклончиво. Выходило, что мы лучшие в своем деле и нас ему лично рекомендовали. Интересно было бы установить личность этого поручителя. Чувствуя, как в ботинках хлюпают шотландские лужи, я все больше проникался к этому неизвестному неприязнью.

Путь от ворот до самого поместья занял не меньше четверти часа. Вся территория заросла густым кустарником, за которым никто не ухаживал, а деревья разрослись так, что листва перекрывала путь дождю и служила естественным убежищем. Петляя по дорожкам хитрого лабиринта, я успел заметить изящный грот и беседку-ротонду с белыми мраморными скамейками на берегу совсем крохотного пруда, заросшего тиной.

— Когда леди была молода, здесь было очень красиво, — вздохнул Джером, словно подслушав мои мысли. — Потом она заболела и уже не могла ходить так, как раньше. А без нее тут все забросили.

— А чем она болела? — поинтересовался Валентайн.

— Суставы. Едва могла передвигаться без инвалидного кресла, а по дому ей помогала передвигаться компаньонка, — пояснил дворецкий.

Валентайн кивнул, словно ответ полностью удовлетворил его любопытство.

— Вы проделали такой долгий путь, ради нашей просьбы, поэтому прошу вас, о делах до завтра не говорим. Лорд Лэйтон приедет утром, а пока мне поручено проследить, чтобы вы расположились со всем возможным комфортом.

Джером открыл перед нами двери, ведущие в правое крыло, и первым прошел внутрь, зажигая свечи.

Валентайн чуть помедлил, дожидаясь, пока я поравняюсь с ним, и легонько толкнул меня плечом. Уголок рта его приподнялся в ухмылке. Он подмигнул мне — в сером глазу сверкнули искорки веселья.

— Крыло для слуг, — прошептал он и скользнул вперёд мрачной тенью.

Я остановился на пороге и оглянулся на высокий мрачный особняк в неоготическом стиле, напоминающий замок своей ветхостью и неприступностью. Два крыла — для слуг и, скорее всего, гостевое, расходились, как лёгкие, от господской части, сердца этого места. Центральный вход легко узнавался по массивным дверям из цельного дуба с бронзовыми ручками-кольцами, высокому мраморному крыльцу и бронзовым львам, сторожащим подъездную дорожку.

Крыло для слуг, в которое нас привели, было попроще и, кажется, построено позднее основного здания.

— Дориан! — оклик Валентайна вывел меня из размышлений, и я шагнул в дом, закрывая за собой дверь.

Внизу располагалась кухня и что-то вроде гостиной, а массивная лестница, выстланная неброским ковром, уходила наверх, к длинной анфиладе комнат.

— Лорд Лэйтон не часто принимает кого-то в доме, — с извиняющейся улыбкой проговорил Джером. — Но дал распоряжение устроить вас как можно лучше. Вот, прошу. Две комнаты, в каждой есть печка, ночами у нас бывает холодновато. Грелки уже в кроватях. Ужин в 19.00, о нем оповестят ударом гонга. Это все ваши вещи?

— Да, благодарю, — я занёс в комнату свой саквояж, поймав настороженный взгляд Джерома.

Мало ли что может скрываться в чёрном саквояже гробовщика. Почему-то люди сторонятся наших подручных средств даже больше, чем нас самих.

— Из этого крыла есть проход в дом? — поинтересовался Валентайн, отвлекаясь от разглядывания старинного портрета в потёртой бронзовой раме. Старик выглядел таким же потертым. Если это был кто-то из лордов Лэйтонов, он крупно провинился перед наследниками, раз его сослали сюда.

— Да, в конце галереи есть чёрная лестница, правда, на ночь ее всегда закрывают. Лорд Лэйтон хочет быть уверен, что в ночи никто не потревожит его покой.

— Стало быть, днём слуги спокойно туда ходят? — Валентайн задумчиво накрутил на палец прядь отросших черных волос.

— Да, конечно. Им же надо делать свою работу.

— Конечно, — эхом повторил Валентайн. — Спасибо, Джером, вы очень любезны.

Джером откланялся и оставил нас одних.

В здании было тихо. Не слышно ни разговоров, ни шагов.

— Слуги, видимо, сейчас в доме — готовятся к приезду хозяина, — поймав мой взгляд, сказал Валентайн. — Однако надеюсь, что мы сможем с кем-нибудь здесь перекинуться парой слов.

— Зачем? — искренне удивился я, поскольку беседы с живыми людьми не входили в мой список вечерних радостей.

Я наоборот вздохнул с облегчением, узнав, что лорд Лэйтон не дома — столь длинная дорога неизменно меня выматывала, и я надеялся отдохнуть.

— Потому что здесь что-то произошло, друг мой, — Валентайн поднёс палец к губам. — Что-то. И вот хотел бы я знать, какое к этому отношение имеем мы…

— Мы хорошие гробовщики? — о господи, это прозвучало слишком наивно.

Валентайн рассмеялся.

— Мы лучшие гробовщики, мой дорогой, но зазвать нас за столько миль от дома ради того, чтобы поработать лопатами… Слишком изощрённо даже для избалованного богача. Если только…

— Если только? — я подошёл ближе, и Валентайн, понизив голос, прошептал мне на ухо:

— Если только наш клиент здесь не ходит сквозь стены.

***

Я прошел в комнату и сел на кровать прямо в пальто. Слова Валентайна звучали резонно. Мы не стремились предать огласке наши спиритические таланты, однако мы жили в Лондоне, и пытаться утаить что-то было равносильно тому, чтобы встать на углу Оксфорд-стрит и объявить о том во всеуслышание. Потому мы ничего не скрывали, но и старались не привлекать излишнего внимания, чтобы не превратиться в декоративных медиумов в убийственно-зеленых гостиных.

Я видел призраков с детства — просто родился уже таким, едва не умерев при рождении, а Валентайн в юном возрасте столкнулся с шаровой молнией и заработал шрам на половину лица, белый зрачок и способности спирита, которые вовсю использовал в работе.

Но ничего удивительного, что слухи все равно шли, и иногда именно эти слухи и приводили к нам клиентов. Лорд Лэйтон жил в глуши, но вел дела в Лондоне, так что…

— Стало быть, считаете, что его беспокоит призрак?

— Ставлю свой цилиндр, а он, как вы знаете, дорог моему сердцу, — Валентайн занес в спальню мой саквояж и уселся прямо на него, закинув ногу за ногу и игнорируя стул. — Вопрос, который меня беспокоит, что именно это за призрак. Печальная фигура в саване, подглядывающая в окна по ночам и мешающая спать слишком пристальным взглядом, терзающим совесть? Или буйный полтергейст, стремящийся разгромить дорогие сердцу фамильные безделушки?

— Валентайн, — я сурово на него посмотрел. — Что-то вы слишком веселы, друг мой. Не к добру.

— Просто я не люблю, когда меня водят за нос, — его взгляд был невинен, как у агнца, но за счет того, что один глаз у него был серый, как грозовое небо, а другой белый и почти без зрачка, ожидаемого эффекта он добиться не смог.

— Нам платит лорд Лейтон, и мы должны быть на его стороне.

— Нам платят как гробовщикам, а хоронить пока некого. К слову, он даже не внес задаток. Я вообще не уверен, что похороны уже не прошли. Так что я оставляю за собой право провести здесь небольшое самостоятельное расследование.

Я обреченно вздохнул.

— И вы точно не хотите просто дождаться возвращения лорда Лэйтона и все обсудить напрямик?

— Не будьте так наивны, Дориан. Если бы лорд Лэйтон желал встречи с нами, он бы дожидался нас здесь. Мы с вами добирались на перекладных, а у него наверняка есть собственный экипаж. Так что будьте уверены, он ждет, что мы сами столкнемся с чем-то… интересным. А потом, удивленно разводя руками, скажет, что не имел об этом понятия, оно тут появилось само!

Я прикусил губу.

— Вы же не думаете, что он убил свою жену?

Валентайн вскинул руку:

— Дориан! Дориан, кто же бросается подобными обвинениями? Не случайно в 1789 году наши друзья-французы изобрели презумпцию невиновности! Сначала придется установить истину, а уже потом решить, кто кого убил.

— А вы не сомневаетесь, что убийство было?

— Я не сомневаюсь, что здесь была смерть, — он легко поднялся на ноги и огляделся. — Однако условия тут неплохие. Жаль, что наши комнаты не соединяются между собой, но они рядом. Терпимо.

Неплохие условия, упомянутые Валентайном, представляли собой обычную комнату для слуг в любом подобном особняке — когда была жива моя сестра, в поместье ее мужа, Кинс-холле, были точно такие же. Широкая, но простая кровать, застеленная свежим льняным бельем, небольшой шкаф для хранения личных вещей, стул и стол, и таз для умывания в углу — вот и вся мебель. На окнах висел светлый тюль, и я поморщился — ночью в комнате наверняка слишком светло. В последнее время у меня усилились головные боли, и свою спальню дома я завесил самыми плотными черными гардинами, сшитыми на заказ в нашем траурном ателье. Мой домашний призрак мистер Ч. М. Блэк по этому поводу сообщил, что я слишком рано начал превращать спальню в модный нынче саркофаг, а экономка миссис Раджани переживала, что воздух совсем перестанет попадать в комнату и я непременно заболею и умру, но я предпочел возмущению домочадцев сон без кошмаров, и пока меня все устраивало.

До нынешнего момента.

— Возможно, ночью нам и вовсе не придется спать, — словно уловив мои мысли, усмехнулся Валентайн. — Кто знает, что нас ждет..

— У вас уже есть план?

— Конечно, — он поймал мой взгляд и широко улыбнулся. — Нам обещали ужин. Прозвучит гонг, и нам надо будет спуститься в кухню — как я понял, она находится здесь же, на первом этаже, и там есть что-то вроде столовой для слуг. В любом подобном месте слуги — глаза и уши дома, если хоть что-то произошло, они должны знать. Расспросим их.

— Вряд ли они вздумают раскрыть секреты хозяев посторонним гробовщикам, — криво усмехнулся я. — Если вообще из суеверия не испугаются разделить с нами стол. Вы же знаете, к нам относятся как к прокаженным.

Это было правдой — чем дальше от Лондона, тем сильнее демонизировали нашу профессию. Я не сомневался, что местные горничные настолько суеверны, что носят подношения маленькому народцу и верят в любые небылицы.

— А это уже зависит от нашего личного обаяния, — мягко ответил Валентайн. — И этого у нас с вами не отнять.

***

Валентайн ушел в свою спальню, а я снял пальто и шляпу, убрал их в шкаф и растянулся поперек кровати, глядя в потолок.

В оконные стекла стучал дождь, и я вдруг почувствовал, что очень устал. Все тело ныло от боли. В последнее время у нас было много дел — весна шла на убыль и уносила за собой все больше и больше лондонцев. Особенно тех бедолаг, чье здоровье надорвалось на тяжелой фабричной работе. Многие пережили зиму только чудом, и промозглая весна с легкостью добила их.

Нам приходилось хоронить бедолаг в общественном гробу. Неприятное занятие. К сожалению, гробы стоят дорого, и мы не можем позволить себе хоронить каждого бедняка в личном деревянном сюртуке — когда у них порой и при жизни сюртуков не водилось. И далеко не у каждой вдовы оказались деньги, припрятанные на похороны.

Тогда нам приходилось использовать общественный гроб, в котором мы доставляли тело, трясясь в вагоне третьего класса от вокзала Лондон Некрополис до Бруквудского кладбища, рыли там могилу на положенных шесть футов вниз и затем переворачивали гроб, отправляя покойника в последний путь в одном саване под рыдания вдовы и ребятишек. А потом тащили пустой гроб на себе обратно в бюро, и, скажу я вам, хороший дубовый гроб весит порядочно. А бедняки не могли позволить себе сопровождение и катафалк.

Такова работа гробовщика, и я не жаловался, понимая, что цены на смерть неизменно растут вместе с ценами на все остальное, но теперь, когда бесконечное таскание общественного гроба туда-сюда на время прекратилось, мне хотелось просто отдохнуть.

Хотя бы один вечер, когда на законном основании у нас не было здесь никаких дел…

Но разве такие мелочи могли остановить Валентайна Смита?

Впрочем, пока он был чем-то занят, отделенный от меня крепкой неоготической стеной, я подумал, что могу поддаться слабости, и прикрыл глаза, намереваясь хотя бы четверть часа подремать.

***

Гонг заставил меня подскочить на кровати и в ужасе озираться по сторонам. Спросонья мне показалось, что я услышал выстрел. Но это всего лишь было приглашение к ужину.

— Проснулись, дорогой мой? — мягко спросил Валентайн за моей спиной, и я подскочил снова.

— Вы здесь давно?! — возмутился я. — Нельзя же так!

— Наблюдать, как вы спите? — невинно поинтересовалось чудовище в мантии гробовщика, закидывая ногу на ногу.

Он сидел на стуле у окна с книгой на коленях. Присмотревшись, я с удивлением понял, что он читает Китса.

— Лежала у моей кровати, захватил от скуки, — поймав мой взгляд, отмахнулся он. — Умойтесь, Дориан, и приведите себя в порядок — нам пора отправляться очаровывать милых горничных, и у вас в этом деле главная роль!

Любой театр прогорел бы с таким драматургом, подумал я, причесываясь перед тусклым зеркалом. Главная роль в деле очарования милых горничных его стараниями досталась самому бездарному из возможных кандидатов.

— Вы прекрасно справляетесь, — добавил мой бесстыжий друг. — Меня вы очаровали, а это не так-то просто сделать!

Он шутливо поднял вверх указательный палец. Я вспыхнул и огляделся по сторонам, не найдётся ли чего по увесистей, вроде томика Китса, чтобы кинуть в него и тем самым немного приглушить неуместное веселье.

Валентайн поднялся со стула, примиряюще держа руки перед собой, и подошёл ко мне.

— Дориан, вы должны попробовать. Вы из нас двоих наиболее нормальный, а нам не помешает погрузиться в происходящее хоть немного, прежде чем мы поймём, какие роли уготованы здесь нам.

Он взял с туалетного столика мою чёрную ленту, обошёл меня со спины и принялся заплетать мне хвост.

Я задумался. Если отбросить в сторону мою нелюбовь к разговорам с живыми людьми, я понимал — чем быстрее мы поймем, с чем имеем дело, тем проще нам будет определиться с дальнейшими действиями. Я сейчас уже не было уверен, кому мы приехали организовывать похороны, и не удивился бы, если бы выяснилось, что лорд Лейтон позаботился досрочно о своих собственных. Усмехнувшись этим мыслям, я посмотрел в зеркало, отметив аккуратно завязанный бант, и первым вышел в коридор.

***

На кухне было пусто. Это удивило меня и даже немного расстроило — спускаясь по лестнице, я так отчаянно готовился к тому, чтобы предаваться пустым разговорам с милыми барышнями, что отсутствие этих самых барышень выбило меня из колеи. На мгновение я сам поверил в то, что желал этой беседы.

— Где же все? — я огляделся по сторонам.

Добротный кухонный стол был прибран, но не накрыт к ужину. Значит, слуги еще не возвращались сюда, несмотря на гонг, призывающий к столу. Не было даже кухарки. Я заглянул за небольшую дверцу и увидел теплую еще печь, где стояла кастрюля, из которой исходил ни с чем несравнимый аромат слегка подгоревшей овсянки. Пока я печально осознавал, чем это чревато для голодных нас, Валентайн в два шага оказался у печи и пригасил огонь.

— Вот так. По крайней мере, ужин не пострадает, — пробормотал он. — Но куда всех унесло?

Словно отвечая на его вопрос, над нашими головами раздался отчаянный крик. Я вздрогнул. В голове моей сразу пронеслись легенды о баньши — духах умерших, своим нечеловеческим воем предрекающих скорую смерть тому, кто услышит их вой. Сердце зашлось, и я, прижав руку к груди, медленно осел на стул.

На Валентайна чудовищный вой не произвел, кажется, никакого впечатления. Ухватив пальцами свой подбородок, он осматривался, наклоняя голову то к правому, то к левому плечу, и оттого удивительно напоминал деловитого грача, из тех, что тщательно обойдут и оценят корку хлеба со всех сторон, прежде чем склевать.

Вой стих, а сердце мое все никак не унималось.

— Друг мой, что вы там так тщательно рассматриваете? — наконец вдохнув, спросил я.

— Пытаюсь понять, как это у них все устроено, — ответил он, глядя куда-то вверх. — Вот, видите? Эти трубы разносят любые звуки по всему особняку. Подозреваю, что разговоры тоже, главное знать как слушать. Кстати, Дориан, предлагаю нам с вами перестать что либо обсуждать в наших спальнях иначе, кроме как шепотом. У здешних стен весьма неплохие уши…

— А что это был за вой?..

— Всего лишь женский крик. И, если предчувствие меня не обманывает, когда мы отправимся тем маршрутом, которым слуги обычно ходят в жилую часть дома, мы отыщем источник этого звука. И новые неприятности на наши грешные головы заодно.

***

Предчувствие Валентайна не обмануло. Стоило нам пройти коридор насквозь и выйти в неприметную дверь, соединяющую флигель с основным крылом особняка, как в скором времени мы обнаружили собрание слуг, которые, подобно птичьему парламенту, собрались в центре гостиной, что-то шепотом обсуждая. Одна из горничных, миловидная худенькая девушка в черном платье и с белой наколкой в аккуратно уложенных волосах, причитала в голос. Слов было не разобрать, но именно ее крик мы услышали через трубы на кухне.

Мы стояли на галерее второго этажа около лестницы, и сверху нам хорошо было видно, что произошло.

Кровь на красном ковре с золотым вышитым орнаментом была почти незаметна, однако вряд ли хоть один человек мог остаться жив с ножом, торчащим из затылка.

По крайней мере, славному дворецкому Джерому это оказалось не под силу.

— Ау, — пробормотал Валентайн и невольно потянулся рукой к затылку. — Наверное, это было больно.

— Я рассчитываю, что он сам нам об этом расскажет, — пробормотал я. — Но никого не вижу.

— Этот гомон распугает кого угодно, — хмыкнул Валентайн. — Нахожу не лишним спуститься и предложить свои услуги. Это окончательно уничтожит нашу с вами репутацию милых людей, однако по крайней мере мы сможем привести в порядок тело.

— Думаю, это было бы вежливо с нашей стороны, — согласился я.

Я уже заметил, что среди слуг был только один мужчина — видимо, лакей, и, он выглядел белым как мел. По опыту я знал, что в таких делах пользу обычно приносят женщины, а не мужчины, и приметил полную, румяную кухарку, которая довольно резко рявкнула на рыдающую девушку:

— Эми, возьми себя в руки, дуреха! Он уже умер! А если мистер Лэйтон приедет и не обнаружит у себя в спальне горячую ванну, он тебя так отходит, что мало не покажется!

Эми в ответ только еще горше зашлась слезами.

Кухаркаа нахмурилась.

— Ах ты глупая девчонка!..

Она замахнулась было полотенцем, но ее остановил вкрадчивый голос Валентайна.

— Позвольте нам вмешаться, господа. Видите ли, когда дело касается смерти, лучше уступать профессионалам.

Эми подняла заплаканное лицо и уставилась на моего компаньона диким взглядом. Дрожащий палец устремился прямо в центр его груди, словно она пыталась застрелить его усилием воли.

— Это все вы! — крикнула она. — Вы принесли смерть! Вы черные слуги Сатаны!

— Справедливости ради, нас вызвали для организации похорон, стало быть, смерть нас опередила, — спокойно ответил Валентайн, подходя ближе. — Кстати, я был крещен, как и полагается честному англиканцу.

Я вскинул бровь, впервые услышав, что Валентайн, оказывается, честный англиканец и сделал зарубку в памяти непременно рассказать об этом нашему общему другу викарию Майерсу. Он обязательно оценит шутку.

Эми же его слова не убедили. Враждебности во взгляде не поубавилось.

— Где видно, чтобы гробовщиков приглашали в дом! Ваше место — на кладбище, среди могил! Джером был замечательным человеком! Лучшим из вас из всех!

Девушка вскочила на ноги и теперь кричала, обращаясь уже ко всем:

— Джером был лучшим, а теперь его нет! Его убили! Потому что этих гробовщиков зачем-то пустили в дом!

— Эми, что ты несешь, чертовка?! — выругалась кухарка.

— Вы убили его, вы все!

Слуги озадаченно переглядывались. Я заподозрил, что у горничной начинается истерика, а потому предоставил Валентайну самому отдуваться, и, проскользнув к Эми, осторожно коснулся ее руки. Она взвизгнула и дико посмотрела на меня, а потом решительно осела в обморок. Я вздохнул, подхватывая ее — не тот результат, которого я намеревался добиться, однако уровень шума заметно снизился. Я оттащил девушку на кушетку, проверил, что она дышит, просто без сознания, и вернулся к собранию.

Валентайн наметанным взглядом вычленил в толпе главного — ту самую кухарку, и обращался теперь к ней.

— Я прошу вас успокоиться. И пропустить нас с коллегой к телу. Поверьте, вы уже ничем ему не поможете, а последние почести оказать необходимо. Или хотя бы подготовить тело к ним.

— А я считаю, что надо вызвать полицию! — высказался лакей, которого звали Дик.

Горничная, чьего имени я не знал, довольная полная и с копной светлых волос, выбивающихся из прически, нервно рассмеялась.

— Так связи нет уже несколько дней. Как леди преставилась, так и нет!

— Нет связи? — Валентайн поднял бровь. — Но лорд Лейтон…

— Если лорд Лейтон связывался с вами по телефонному аппарату, то уже из Лондона, — сказала кухарка, которую, как выяснилось, звали миссис Фордж. — Во время грозы повредились провода. Обычное дело для нашей глуши. По мне, так лучше бы вообще без связи, но леди уж очень настаивала, нравилось ей, что вроде как в цивилизации живет.

— Да и не надо полиции, — с опаской добавила сухопарая женщина в длинном фиолетовом платье. Раньше я нее не замечал, настолько она держалась тихо и в тени. Я подумал, что она была экономкой. Голос у нее был тихий и сухой, но когда она заговорила, ее все услышали. — Надо дождаться мистера Лейтона, чтобы он уже распоряжался. Не думаю, что он желает вмешивать полицию в свои дела.

— У нас есть знакомый полицейский инспектор, — предложил я. — За него мы можем ручаться.

— Вот и предложите это мистеру Лейтону, — настойчиво повторила экономка. — Тем более связаться с ним вы все равно не смогли бы.

— Лорд Лейтон возвращается завтра, — сказал Дик. — Вот так сюрприз его ждет…

Валентайн тем временем подошел к трупу Джерома, присел рядом на одно колено и тщательно осмотрел.

— Убили кухонным ножом, — заметил он. — Миссис Фордж, у вас в последнее время утварь не пропадала?

— Что? — миссис Фордж побледнела и посмотрелась. — Боже правый, это и правда мой нож! Я уже пару дней не могу его разыскать. Все ругалась на Эми, вечно глупая девчонка куда-то запрячет посуду, и не сыщешь концов!

Валентайн поднял на нее взгляд. У миссис Фордж дрожали губы, кажется, она всерьез испугалась, что прямо сейчас ее обвинят в убийстве.

Дик и экономка шагнули вперед, демонстрируя, что не дадут ее в обиду. Я не знал что делать, обстановка явно накалялась, и все, что могли сделать мы — позаботиться о теле покойного, но и этого нам не разрешали.

— Вот стоит умереть, и тут же дисциплина идет прахом, — вздохнул Джером за моим плечом.

Я вздрогнул, хоть и ожидал его явления. Оно меня успокоило — я привык, что с покойными можно конструктивно поговорить, потому что живые редко способны к переговорам. Что и доказывали нам сейчас на деле.

— Не пугайте их, юноша, — продолжил Джером. — Не разговаривайте со мной сейчас, мы пообщаемся позже. Только успокойте их и отправьте заниматься своими делами.

Я посмотрел на Валентайна. Тот, ощутив мой взгляд, поднял голову, взглянул мне за спину и чуть заметно улыбнулся.

— Господа, мне кажется, что мы все на нервах и устали, — сказал он. — Но начну, пожалуй, с самого основного. Я, будучи ни полицейским, ни частным детективом, а всего лишь гробовщиком, тем не менее абсолютно уверен, что среди вас убийцы нет.

Я покосился на призрачно парящего Джерома. Он согласно кивнул. В шее у него торчал призрачный нож, и я невольно задумался, обладают ли ножи душами, и не богохульничаю ли я сейчас.

Валентайн тем временем поднялся на ноги и повторил, обращаясь преимущественно к миссис Фордж:

— Убийца не здесь.

— Как вы можете быть уверены, что его нет среди нас? — скептически спросил Дик. — Полиция бы тут же посадила всех под арест и начала допрашивать.

— Господа, мой друг прав, — поспешил вмешаться я. — Мы не полиция и допрашивать никого права не имеем. Но, по правде говоря, я тоже уверен, что все вы — невиновны. И нам стоит быть союзниками сейчас. Ради спокойствия лорда Лейтона… И Джерома, который уже не с нами.

Джером хихикнул. Удивительно, как улучшается характер у людей, стоит им покинуть бренный мир и сбросить всю связанную с этим ответственность.

— Мы подготовим тело Джерома к похоронам, — сказал я. — У вас есть прохладное место?

— Да. Погреб… — сказала та же горничная. — Есть еще склеп, где лежит леди, но я сомневаюсь, что лорд Лейтон обрадуется, если мы положим Джерома рядом с ее светлостью. Они, конечно, очень ладили, но все-таки как-то неприлично…

— Вы правы, мисс…

— Абигейл, — горничная сделала книксен.

— Мисс Абигейл, — Валентайн улыбнулся, и она покраснела. Я нахмурился. Вот кому не надо и усилий никаких прикладывать для очаровывания других!

— Мистер… Смит, верно? — экономка выступила вперед. — Прошу прощения, мы не были представлены, я слегла с мигренью на весь вечер… Я Ребекка Холден, экономка поместья Мелроуз. С вашего позволения, я займусь организацией… процесса.

Миссис Холден говорила на скаузе — ярко выраженном акценте уроженки Ливерпуля. Среди шотландского говора остальной прислуги ее произношение резко выделялось.

— Я буду благодарен. Мы с коллегой доставим беднягу Джерома туда, куда вы нам скажете.

Миссис Холден принялась раздавать указания, коротко и сухо. Абигейл отправилась подготавливать погреб, миссис Фордж намеревалась вернуться на кухню и все-таки обеспечить всех ужином, а Дик попытался привести в чувство Эми.

Мы с Валентайном со всей осторожностью и подобающим почтением подняли тело Джерома на плечи.

— Я бы помог вам, молодые люди, да, к сожалению, уже не столько грузоподъемен, как раньше, — усмехнулся в усы призрак Джерома. — Однако буду благодарен, если вы меня не уроните.

Я вздохнул, понимая, что призрак пользуется моментом, когда мы не можем ему ответить, и дразнит нас, и лишь понадеялся, что в нормальной беседе он будет вести себя серьезнее.

— Мистер Смит, — вдруг сказала миссис Холден.

Она стояла очень прямо, сложив руки на талии, и ее серые глаза смотрели с глубокой тревогой.

— Да, миссис Холден? — Валентайн, удерживая на плече ноги дворецкого, повернул голову, так, что на экономку был устремлен его левый глаз, белый без зрачка, окаймленный шрамом от шаровой молнии.

— Если среди нас нет убийцы, и Джерома убил не кто-то из нас… Тогда где настоящий убийца? Где он сейчас?

***

Вопрос, заданный миссис Холден, мучил и меня тоже. Если где-то в доме прячется убийца, никто из нас не был в безопасности.

Зато в погребе с нами осталась только Абигейл, и это была превосходная возможность обо всем ее расспросить.

— Вы не волнуйтесь, мастер Джером бы сказал, что все правильно, каждый должен делать свою работу, — оперативно расчищая стол, говорила она. Речь ее была торопливой и с ноткой истерического веселья. — Может быть, стоит вынуть у него из головы нож?

— Мы, несомненно, проведем все необходимые процедуры, мисс, — заверил Валентайн, укладывая на стол свою половину дворецкого.

В погребе было холодно — недостаточно холодно для могильника, но этого хватило бы для того, чтобы труп не начал разлагаться сразу. Обычно телу требуется несколько дней, чтобы начались необратимые изменения, и холод помогает сдерживать их. По опыту зная, насколько ужасным может быть трупный запах, я не хотел бы позволять обитателям усадьбы Мелроуз ощутить на себе в полной мере эту перспективу.

Джерома пришлось уложить на стол лицом вниз — мешал нож.

Абигейл бросила на него быстрый взгляд и громко рассмеялась — смех прозвучал фальшиво, как и ее кокетливая поза, которую она приняла, глядя на Валентайна. Я предположил, что девушка держалась на грани истерики.

— Сейчас дом перевернут вверх дном! — доверительным шепотом сказала она. — Может быть вы и верите, что убийца не кто-то из нас, а вот мистер Лейтон не будет таким добрым!

— Он был привязан к Джерому?

— Да, — кивнула горничная. — Джером вырастил его, он достался мистеру Лейтону по наследству от его отца, прошлого лорда Лейтона.

— Ужасная потеря, — склонил голову Валентайн. — А вам что-то известно о том, зачем лорд Лейтон вызвал нас с коллегой сюда? Видите ли, бедняга Джером не успел ничего нам рассказать.

Призрачный Джером виновато пожал плечами. Он висел над столом и задумчиво разглядывал собственный труп.

— Я того не знаю, — сказала Абигейл. — Но видимо, чтобы вы похоронили леди. Она так внезапно умерла… Для лорда Лейтона это был удар!

— А как она умерла? Ее тоже?..

— Убили? — Абигейл прижала ладонь ко рту. — Что вы! У нее было больное сердце, возраст какой был уже у леди! Почтенный! Тридцать шесть лет.

Я вздохнул. Молодые люди иногда так странно воспринимают вопросы возраста…

— А ее компаньонка мисс Кингсли сразу же уехала обратно в Эдинбург. Бедняжка так переживала… Лорд Лейтон сразу же дал ей расчет. А потом сказал, что займется похоронами, и вот… Наверное, вас для этого и позвали. Но кто мог так поступить с Джеромом? — вдруг без паузы спросила она. — Его все так любили…

— Я думаю, мы это узнаем, — Валентайн склонил голову еще ниже. — И преступник понесет наказание. Спасибо, милая. Вы можете идти. Позвольте нам заняться нашим скорбным делом. Только, пожалуйста, покажите где мы можем набрать воды и где взять чистую ткань?

— Конечно! — Абигейл исполнительно подскочила и выбежала из погреба, а через несколько минут вернулась с чистыми тряпками и медным тазом с водой. — Вот, прошу.

— Спасибо, — обворожительно улыбнулся Валентайн. — Идите, дорогая, ваша экономка наверняка сейчас завалит вас кучей дел, но зато вы перестанете мерзнуть!

Абигейл кивнула, бросила последний раз взгляд на тело дворецкого и поспешила покинуть погреб.

Дверь закрылась.

Мы остались наедине с трупом и его призраком. Наконец начиналась настоящая работа.

***

Я засучил рукава. Все, что было до этого, общение со слугами, — все ощущалось фальшиво. Я не знал этих людей и не мог понять в полной мере, насколько они искренни, и движет ли ими желание скрыть правду. Все в этом доме с самого начала было неправильно. Начиная от неоготических стен на фундаменте крепкого старого елизаветинского поместья — сейчас, находясь в погребе, я ясно ощущал разницу — и заканчивая поведением экономки.

— Итак, мастер Джером, вы не хотите нам ничего рассказать? — спросил Валентайн без единой капли того очарования, которое расточал при горничных. Он надел перчатки и занимался тем, что избавлял несчастного дворецкого от ножа в шее.

— Если вы желаете знать, не видел ли я того, кто нанес мне удар, то вынужден вас разочаровать, джентльмены — это произошло, когда я находился к нему спиной. А когда я обнаружил себя в нынешнем прискорбном состоянии, никого уже не было.

— Соболезную, — мягко сказал я, и мы с Валентайном перевернули тело на спину. Под стол пришлось поставить какой-то горшок — кровь из раны стекала прямо на каменные полы и могла навсегда их испортить.

Наша одежда, конечно, тоже была перепачкана кровью — такой удел гробовщиков, именно поэтому мы носим черное. Помимо того, что это великолепный траур, это единственно практичный цвет для особенностей нашей профессии .

Признаться, я не люблю готовить труп к погребению. Это грязная и неприятная часть работы. Вообще бальзамированием и гримом чаще всего занимается наш приятель-танатопрактик Элис ван Доффер, однако далеко не все могут позволить себе оплату дорогостоящих услуг. Как я уже упомянул, в последнее время мы хоронили много бедняков, и их безутешные родственники вынуждены были ограничиться минимальным спектром услуг, в который танатопрактик не входил. Омывание и переодевание покойного полностью ложилось в таком случае на плечи гробовщиков, то есть нас с моим компаньоном. Валентайн подхватил тело Джерома под плечи, пока я избавлял его от ненужной уже одежды. Мои ладони тут же стали красными.

— Прошу прощения за недостаточную деликатность, — виновато сказал я, поднимая глаза на призрака.

— Все в порядке, молодые люди. Это намного лучше, чем если бы меня так и оставили лежать с ножом в затылке. Крайне неприятные ощущения, скажу я вам.

— Я надеюсь, что вы сможете нам помочь, — продолжил я. — Видите ли, мы ломаем голову, для чего пришлось вызвать гробовщиков аж из Лондона?

— А мне казалось, что вы уже догадались, — усмехнулся призрак. — Кстати, вы наблюдательные.

— Вы подслушивали, — я вскинул брови.

— Мы находимся в поместье уважаемого лендлорда. Конечно, все здесь всех подслушивают, — степенно возразил Джером. Став призраком, он не утратил лоска дворецкого. — Хотя здесь мы можем говорить спокойно. Никому в голову не придет прослушивать погреб. Как правило, в нем ничего не происходит. Соленая говядина не имеет привычки сплетничать.

Валентайн усмехнулся.

— А зря, как видите, среди соленой говядины самое интересное и происходит.

К этому моменту мы окончательно раздели тело и я приступил к омовению. Тело к погребению должно явиться в чистоте — это было одно из незыблемых правил похоронных служб, и мы неотступно ему следовали. К тому же рабочая рутина здорово отвлекала от мысли, что где-то в доме прячется убийца с неясными мотивами.

— Так вы расскажете нам о том, что произошло?

***

К моему величайшему сожалению, никаких особенных подробностей призрак раскрыть нам не смог. Как это часто бывает с насильственно убиенным, он попросту не успел заметить, что произошло.

— Весьма досадно, — кряхтя, сказал Джером, оглядывая собственный труп, — предстать перед лордом Лейтоном в подобном виде. Я же потомственный дворецкий. Мой отец был дворецким, и дед…

— У вас есть дети? — осторожно спросил я.

Джером вздохнул.

— Да, дочь… Она давно уехала в Килманрок и стала там гувернанткой. Надеюсь, лорд Лейтон позаботится о ней. Ох, кто-то же должен ей сказать…

— Миссис Холден позаботится об этом, я уверен, — я старался говорить как можно более убедительно.

— Надеюсь, — судя по понурому виду дворецкого, способности миссис Холден он оценивал не слишком-то высоко.

— Она давно здесь служит? — спросил Валентайн.

— Совсем недавно. Вот как леди скончалась…

— А что случилось с прежней экономкой?

Призрак Джерома развел руками.

— Сбежала! Фьюить — и нет ее. Почти сразу следом за мисс Кингсли исчезла, даже расчета не дождалась. Пришлось спешно давать объявление, кого-то искать… Вот и нашли миссис Холден.

— А что случилось такого, что все разбежались? — приподнял брови Валентайн.

— Так ведь призрак стал по дому ходить, — пояснил Джером. — Призрак леди. Вот в чем, собственно, дело.

Мы тем временем закончили обрабатывать тело и придали ему приличный вид. В погребе было достаточно холодно, чтобы труп мог дождаться похорон и не ухудшить и без того печальное настроение запахами тлена и разложения.

— Мы здесь уже несколько часов, но никого не встретили, — Валентайн поднялся на ноги и потянулся, разминая спину. — Это какой-то очень застенчивый призрак, вы не находите?

— Да я же не видел его сам, — покачал головой Джером. — Никто не видел, тут таких талантливых мистиков, как вы, не водится.

— Тогда почему вы решили, что это именно призрак? — Валентайн склонил голову к плечу.

— А кто же еще? Тут и скрипы, и вздохи, и шаги… Весь дом напуган. Конечно, это призрак, кто же еще это может быть! — тут Джером, видимо, вспомнил о своем плачевном состоянии и, глубоко вздохнув, быстро проговорил. — Надеюсь, что мне удастся избежать столь неприличного поведения!

— Жаль, жаль, что вы не заметили, кто воткнул в вас нож, — пробормотал Валентайн, — вряд ли это был призрак старой леди.

Джером задумался.

— Это правда. Но в гостиной никого не было, когда я туда зашел. Я протирал канделябр, а потом оказался уже в этом бедственном положении… Но я бы услышал, если бы входили горничные или даже миссис Холден. Я же дворецкий, я знаю шаги всех обитателей этого дома…

— Значит, это были незнакомые шаги? — словно бы вскользь уточнил Валентайн.

— Да, и очень тихие, — ответил Джером и удивленно замолк.

Мы с Валентайном снова переглянулись.

— Вы позволите осмотреть здесь все? — спросил я. — Нам в любом случае предстоит дождаться лорда Лейтона и устроить вам подобающие похороны.

— Пожалуйста-пожалуйста! Передайте покойной леди, как встретите ее, что мы все ее любим, и не надо так сильно нас пугать.

Я хотел сказать, что теперь Джером может встретиться с ней лично, но прикусил язык. Так бывает с призраками в первые дни — они никак не могут принять случившиеся изменения и продолжают мыслить так, будто все еще живы.

— В таком случае, сейчас мы вас оставим, — Валентайн пошел к дверям. — Если что, Джером, помните, что вы можете ходить сквозь стены и вашим бедным коленям теперь крутые лестницы не навредят!

***

Когда мы пришли на кухню, там уже не было никого, кроме миссис Фордж.

— Миссис Холден разогнала всех по спальням, — объяснила она. — Чтобы не шумели, и не рыдали тут. А я вам ужин погрела. Вот как, мы к вам с подозрением отнеслись, а вы, оказывается, и пригодились…

Она отвернулась и украдкой смахнула слезу из уголка глаз.

Мы с Валентайном молча приступили к еде. Ужин был самый простой — овсянка и мясной пудинг, но мы давно не ели, тем более, что добрую половину дня провели в дороге, поэтому овсянка эта для нас мало чем отличалась от мифической амброзии.

Миссис Фордж налила нам чай с молоком и вздохнула печально:

— Вот вернется лорд Лейтон завтра… Мало ему сюрпризов, и ведь не предупредить его никак.

— Он был привязан к мистеру Джерому? — спросил я.

Миссис Фордж махнула рукой.

— Да старик Джером его вырастил! Лорд Лейтон рано без родителей остался, Джером и заботился о нем, как о родном сыне…

Она закрыла лицо руками и вдруг из пышной, жизнерадостной женщины превратилась разом в разбитую потерями старуху. Призрак Джерома осторожно присел рядом с ней и положил руку ей на плечо. Рука прошла сквозь тело, а миссис Фордж даже не пошевелилась.

— Думаю, Джером хотел бы поддержать вас, — проговорил я. — И желал, чтобы вы позаботились о лорде Лейтоне вместо него.

Джером поймал мой взгляд и кивнул с благодарностью. У меня разрывалось сердце, но что еще я мог сделать для него? Только побыть глашатаем последней воли. И я знал, что самые сложный разговор мне еще предстоит.

***

Покончив с ужином, мы разошлись по спальням. Валентайн был очень задумчив, и на мое предложение осмотреть место происшествия сегодня, только покачал головой.

— Мне надо подумать, — пояснил он. — Вертится в голове какая-то мысль, простая, назойливая, как муха, и такая же неуловимая. Если сейчас отвлекусь, точно не поймаю.

— Но утром здесь будет людно, — попытался возразить я.

— Возможно, нам это на руку, — загадочно ответил Валентайн и скрылся в отведенной ему комнате. Мне ничего не оставалось, как пойти в свою.

***

Из сна меня вырвал громовой раскат такой силы, что в первый миг мне показалось, что сама усадьба раскололась пополам. Окно осветилось вспышкой молнии, и дождь, гораздо более сильный, чем днем, забарабанил по стеклам.

Я сел на кровати, глядя в окно.

Меня охватило странное чувство — этот дом стоял в шотландской глуши, отрезанный от остального мира, лишенный связи и помощи… Мне показалось вдруг, что этот дом похож на меня. Родственные души, заблудившиеся среди дождя. Я ощущал себя таким же домом, старыми руинами, поверх которых кое-как выстроен современный фасад, наполненный лишь скорбью и унынием. Я не чувствовал в усадьбе Мелроуз жизни. Наш чудаковатый дом с черными ставнями на улице Святого Джеймса, в котором я проживал под одной крышей с заносчивым, но добродушным призраком мистера Ч. М. Блэка и экономкой-индуской миссис Раджани, был куда более жизнерадостным.

Может быть, при жизни хозяйки дома все было иначе, но теперь…

Дом ощущался как гроб.

Добротный дубовый гроб, сколоченный на совесть, покрытый лаком и позолотой, но все равно остающийся не более чем последним жилищем для бренного тела, которое покинула душа.

Я задумался о том, что не чувствую здесь присутствия призраков — кроме бедняги Джерома. Если бы призрак старой леди действительно бродил по усадьбе, разве не встретился бы я с ним с первых минут? Призраки склонны тянуться к тем, кто их видит, и может услышать и исполнить последнюю волю, привязавшую их к смертному миру…

Я спустил ноги с кровати, понимая, что остатки сна окончательно меня покинули, и намеревался уже прогуляться хотя бы по крылу для слуг, как особняк сотряс новый раскат грома, а следом раздался резкий звук — будто выстрел.

Я вскочил на ноги, готовый ко всему, но понял, что перепугался зря — в дверях стоял Валентайн, а напугавший меня звук был всего лишь стук резко открывшейся двери, медная ручка которой ударилась о стену.

— Друг мой, вы в порядке? — осторожно спросил я, переводя взгляд на Валентайна.

Он молча покачал головой.

Вид у него был всклокоченный, волосы стояли едва не дыбом, а рукава темно-сливовой шелковой пижамы задрались до локтей. На лице у него был написан ужас, которого я прежде у храброго друга не наблюдал.

Он пересек комнату, залез ко мне на кровать и сунул голову под подушку. Тут же прогремел новый раскат грома, и молния перечеркнула небеса, и я заметил, что он мелко и отчаянно дрожит.

Я опустился на кровать и осторожно прикоснулся к его плечу.

— Валентайн?..

— Прошу вас, не обращайте внимания, — раздался из-под подушки нервный смешок. — Считайте меня частью интерьера, благо он скуден и печален, как вся моя грешная жизнь.

Я вздохнул и накрыл его одеялом с головой.

— Вы не говорили мне, что настолько боитесь грозы.

— Вы не спрашивали, — прозвучало из-под подушки. — И, между прочим, я хотел бы оставить что-то настолько личное при себе, и не ставил себе целью сделать вас свидетелем моего позора.

Я улыбнулся.

— Не вижу никакого позора.

Валентайн что-то угрюмо пробормотал. Вдруг из-под одеяла показалась встрепанная голова.

— Окна! Окна закрыты? — зашептал он. — Дориан, закройте окна обязательно.

Одно из окон в спальне было открыто — нешироко, чтобы прохладный свежий воздух хоть как-то проникал в душную холодную спальню. Я поднялся и крепко закрыл его; Валентайн, наблюдавший за мной, вздохнул с ощутимым облегчением.

— Шаровые молнии, — он лег на спину и описал рукой над головой круг. — Они проникают через окна, двери… Я бы не хотел встретиться с ней снова.

Я вернулся в кровать и лег поверх одеяла лицом к нему.

— Вы никогда не рассказывали о вашей встрече с ней.

Возможно, разговор мог бы отвлечь его — потому что гроза только усиливалась. Валентайн улыбнулся скупо:

— Не думаю, что это интересный рассказ.

— Я никогда в жизни не видел шаровую молнию.

— Считайте, что вам повезло, друг мой!

— Как она выглядела?

Валентайн на миг прикрыл глаза, вспоминая.

— Мне тогда было восемь лет, — медленно начал он. — Я гостил у бабушки, и это были то ли пасхальные каникулы, то ли … Не помню, но что это случилось весной, я запомнил точно.

Я задержал дыхание. Мой друг так редко рассказывал о себе что-то личное, что я боялся спугнуть момент случайным словом или вздохом.

— Моя бабушка была из тех старух, которых боятся все окрестные дети. Она строго соблюдала правила безопасности. И в грозу всегда требовала закрывать окна. Я не понимал почему. Той весной случился настоящий ураган — наутро наша зеленая улочка недосчиталась трети деревьев, а там росли вполне крепкие дубы… — уголки губ Валентайна дрогнули в улыбке.

Но новый раскат грома стер улыбку с его лица, превратив в мучительный оскал. — Бабушка тогда на что-то отвлеклась, а мне было интересно, что происходит на улице, и почему обязательно надо закрывать окна, когда нечем дышать… А я всегда отличался изрядным любопытством, вы же знаете меня…

Я кивнул. О да, я знал, и любопытство Валентайна уже не раз едва его не погубило.

— Конечно, я открыл окно. Залез на эдвардианское кресло, отодвинул задвижку… В лицо мне ударила грозовая прохлада, и я жадно вдыхал свежий воздух. У моей бабушки всегда стояла немного затхлая атмосфера в доме. Помню, как бабушка зашла в комнату и застыла, упершись руками в бока — намеревалась меня как следует отругать. Но вдруг в комнату влетела шаровая молния. Поверьте, друг мой, вы ни с чем ее не спутаете! Светящийся шар, сгусток чистого электричества, она вплыла в комнату и начала двигаться по ней. Траекторию ее движения невозможно было предсказать. Казалось, она не подчиняется никаким существующим законам! Ни физики, ни гравитации. Я застыл, где стоял, и бабушка моя тоже стояла, не шевелясь, и только губы ее шевелились — шептала молитву. Я никогда не был особо набожным ребенком — мой дед -пастор, с ранних лет часами заставлял часами торчать в церкви, а не играть с соседскими детьми. Но тогда и мне захотелось помолиться…

Молния осветила комнату, и я увидел, насколько бледным и измученным было его лицо.

— Мы не знали, что ждать от нее. Говорят, что они способны взрываться и сжигать предметы, и даже людей… Конечно, я вспомнил все эти разговоры, только когда она уже летала по нашей гостиной. И в какой-то момент она оказалась совсем близко к моему лицу. И… Дориан, вот тогда я понял, что сейчас умру. Видимо, это был момент, между жизнью и смертью. Точка, в которой рано или поздно оказывается любой смертный человек.

Я нащупал его руку и крепко сжал. Ладонь его казалась ледяной. Валентайн повернулся на бок и посмотрел мне в глаза. В грозовых всполохах его белый глаз в окружении росчерка шрамов казался нечеловеческим.

— Шаровая молния зависла в воздухе передо мной, и я понял, что это конец. Губы онемели, я забыл все молитвы, которые знал. Мне казалось, что я ощущаю на себе чей-то потусторонний взгляд. А потом она бросилась на меня. Ударила меня в лицо. Ох, если вы когда-то испытывали на себе эксперименты нашего дорого друга Сида Уоррена — я надеюсь, что нет! — то это и вполовину не так жутко, как ощущение чистого электричества, раздирающего тебя изнутри. Она прошла сквозь мою голову, вышла через затылок и… уплыла в окно. Гроза прекратилась, а я лишился чувств и пришел в себя только через пару суток. И первым, что увидел над собой, был коллоквиум священников-экзорцистов, норовивших изгнать из меня дьявола. Особенно, когда я открыл глаза. Я уже был… — он провел пальцами по шраму. — Такой. С тех пор, мне кажется, что от меня откусили какую-то важную часть. Зато круг общения сразу расширился.

— Вы сразу поняли, что видите теперь мертвых?

— Нет, что вы. Я просто играл с детьми. Пока не имел глупость рассказать деду об одном таком ребенке, который искал маму. Дед покачал головой и привел меня на кладбище. Показал надгробный камень с именем моего приятеля. И участливо уточнил, не надо ли снова позвать его товарищей-экзорцистов. Вот тогда я и понял, что попал.

Я улыбнулся.

— Я рад, что это произошло.

— Что меня едва не убило молнией? — Валентайн так удивился, что даже перестал дрожать.

Гроза пошла на убыль. Грома уже почти не было слышно, да и всполохи за окном становились все реже. Только мерно барабанил по стеклу дождь.

— Что вы начали видеть призраков, и это в конце концов привело вас к встрече со мной, — ответил я. — Надеюсь, вы не жалеете.

Валентайн прикрыл глаза ладонью.

— Знаете, друг мой, если размышлять в таком ключе… Знай я, что шаровая молния позволит мне встретить такого человека, как вы, — я бы начал бегать за ней по комнате, вздумай она проигнорировать мое существование. Ни о чем не жалею.

— Я рад.

Он улыбнулся. Уже не через боль, заметил я, и предложил:

— Мне кажется, вам стоит попробовать поспать.

— Я же что-то хотел вам рассказать, — прикрыв глаза, пробормотал он. — Я пришел с какой-то мыслью, а теперь она улетучилась. Про этот дом… Придется завтра ее ловить.

— Обязательно поймаем, — заверил я.

Дождавшись, пока он задремлет — нервическим, болезненным сном, — я осторожно, чтобы не помешать, выбрался из постели и перебрался в кресло. Сон окончательно покинул меня.

Я рассеянно поднял со столика забытый Валентайном днем томик Китса и открыл его наугад.

“Уйти во тьму, угаснуть без остатка, не знать о том, чего не знаешь ты”...

Мысль, нервная и заполошная, как ночная бабочка, залетевшая на свет, мелькнула — и исчезла. Дом… Что-то связанное с домом, подумалось и мне, но я не мог зацепиться за мысль.

Я перечитывал “Оду соловью” под мерный шум дождя и постоянно возвращался глазами к строчкам. “Уйти во тьму, угаснуть без остатка”.

Что-то они бередили в моей душе, хотя, был может, то была лишь естественная боль за Джерома, человека, столь бесславно встретившего свой конец. Или же тревога перед завтрашним возвращением лорда Лейтона.

Строчки расплывались перед глазами, и я сам не заметил, как выронил книгу — с легким стуком она упала на ковер, мне показалось, что где-то вдали зазвенело стекло, — и марево сна окутало меня.