Поиск чуда

Грэг (Григорий Праксин)

Я проснулся среди ночи, и понял, что все пошло не по плану.

Потому что был уже день.

В ушах звенел голос Лизы из моего сна: “Хватит, дурень, тебе ещё играть…”

И кажется, в самом деле, хватит. Ощущение было — будто мы с Лизой не в кровати кувыркались, а она меня жевала всю ночь, и по кускам откусывала. Я даже посмотрел на себя — не, все цело.

Лизы уже не было. На столе стояла чашка с чем-то темным. Я понюхал — чай.

Ну, хоть что-то…

Я залпом выпил остывший чай, и в голове немного прояснилось.

Шатаясь и цепляясь за стены я добрел до туалета, долго смотрел в стену, вспоминая, зачем я здесь.

Как я играть сегодня буду? Через час выступление, а я в таком состоянии…

“Так и будешь, — голос Лизы раздался почти отчётливо, словно она стояла у меня за спиной, — гитару в руки, и бряк-бряк!”

Циничная дрянь…

Но трахаться с ней — это просто улёт…

Или не трахаться. Убей, не помню, что мы с ней делали, но это было просто обалденно!

Через час двадцать я стоял на сцене.

Гитара висела на шее, как камень, с которым прыгают в воду.

Надо было брать себя в руки и играть… и я взял.

Черт, я все таки не совсем тряпка, хоть меня Лизка и жевала всю ночь!

Я просто стал вспоминать, что было ночью. Не события, а чувство. Не секс, не сиськи или попа, а полет и пламя страсти.

И играл это.

Пальцы плясали, струны сами собой ложились куда надо.

Дэн опомнился первым и подхватил мое соло на барабанах.

Потом включились остальные.

Мы играли, а я видел, как эта страсть кипит во мне и льется во все стороны. И все мы — проводники Страсти. Любви. Пламени, куда более первобытного, чем каменные топоры.

Когда мы закончили, секунд десять стояла тишина.

Я даже заморгал, пытаясь понять, мы точно только что играли все это, или мне приснилось…

А потом зал взорвался. Крики, аплодисменты, кто-то подскакивал на месте.

И голос Лизы за спиной:

“Вот видишь… бряк-бряк, и сыграл! А ты боялся…”

Кир (Кирилл Кабанов)

Это был огонь. Это был поток. Это… это…

Я не знаю, что это было.

Мы играли. Музыка подхватила нас и понесла. Она текла вокруг, она текла в нас.

Я не знаю, что это было.

Клавиши сами ложились под пальцы, ритм бился в такт с сердцем или наоборот — сердце подстроилось к мелодии.

Странное ощущение, и даже немного страшное.

Страшное, но прекрасное.

Странно ли, что я захотел повторить?

Можно ли меня винить?

Это состояние… когда ты больше, чем человек, когда ты касаешься вечности, когда ты и есть поток… музыка… ритм…

Когда ты так играешь, ты понимаешь, зачем ты вообще маешься этой ерундой — по клавишам тыц-тыц…

И через неделю я нашел порошок…

Нинель (Антонина Пуговкина)

Я все ему сказала. А он только глазами лупал и пузыри пускал. Грэг не хотел его гнать, а меня уже достало.

Приходит на репу в сопли, и хорошо бы, если б пьяный!

Надо ли говорить, что игра стала деревянной. В глазах едва-едва мысль где-то на самом дне.

Но… Грэг с Киром вдвоем начинали, дружбаны…

Я ему говорю — нет, мол, уже Кира. Один порошок в мозгах кипит!

А Грэг все сопли жуёт, поговорю, мол…

С кем тут разговаривать?

А ведь… черт, мы могли бы зажигать по-настоящему. Как мы тогда на концерте зажгли!

Я до сих пор вспоминаю, хотя уже больше полугода прошло. Огонь по жилам, ритм во всем теле, смычок сам собой пляшет…

Вечно будет биться, биться обезумевший смычок — мне в самом деле страшно было. Но ни на что не променяла бы это!

Поэтому я и не ушла до сих пор. От Грэга? Который тогда эту магию разбудил? Ну, нет!

И все же, Кир нам все испортил.

Кир и его порошок…

Грэг

Она сидела на прежнем месте. Как будто и не было этих месяцев.

Как-то так вышло, что все эти месяцы мы не виделись. Не то, чтоб мне не хотелось… но почему-то казалось, что не надо. Когда я вспоминал о ней, я почему-то видел ее насмешливую зубастую ухмылку.

Но сегодня я специально искал ее. И нашел.

Я подошел.

— Привет, Грэг, — сказала она. — Сегодня не получится.

— Привет, Лиза, — ответил я. — Я спросить хотел.

— Магия, — ответила Лиза. — Просто магия. А теперь отвали. Заколдую.

Я поставил на столик бокал с мартини. Прошлый раз она, вроде, его пила.

— Я только поговорить хотел, — сказал я. — Про магию.

И тут она посмотрела так строго и спокойно, что я вдруг уверился, что да, магия.

— Мы после… я… ну… — мысли вдруг разбежались и исчезли.

— Сыграли неплохо, я слышала, — сказала Лиза. — Но это все в тебе, я тут ни при чем. Играй, и сыграешь.

— Ну… я пробовал, да, — ответил я. — Ты что-то такое толкнула…

— Магия, ага, — Лиза, наконец, взяла бокал и отпила. Совсем чуть-чуть, но я вдруг почувствовал странное облегчение.

Будто богиня приняла подношение.

Я решил не спрашивать, кто она такая, и почему она так себя ведет.

— Послушай, — сказал я…

И начал рассказывать.

Про Кира, про порошок, про то, как нашел его в его квартире, одурманенного… О том, что он бормотал в опьянении — о чуде, которое непременно укротит.

О том, друге, что был у меня со школы, и который теперь почти погиб…

Лиза слушала.

Потом подняла маленькую ладошку, и я замолчал.

— Я всего лишь лиса, — сказала она негромко. — Я не творю чудес. Я могу толкнуть то, что есть в человеке и так, но… я не небесная фея, не богиня. Я всего лишь старая лиса.

— Лиса? — переспросил я, и понял, что сказал глупость.

Какая разница? Здесь и сейчас было ясно — роли отброшены, маски сняты.

Я смотрел на ее лицо — чуть китайское, с длинными темными волосами. На ее губы, так легко складывающиеся в насмешливую улыбку. На ее глаза, в которых мне казалось, плещется зелень первобытного леса.

Того самого леса, из которого вышла наша мелодия.

— Тебе потому и нельзя сегодня со мной, — сказала она спокойно. — Сдохнешь.

Я кивнул. Я понимал.

Я вспомнил, как качался, как шел, цепляясь за стены…

— Кир умрет, — сказал я тихо. — Я не прощу себе…

Лиза фыркнула.

— Он сам выбрал свой путь.

Потом посмотрела на мое лицо, на свой бокал, снова на меня.

— Я ничего не обещаю, — сказала она и откинулась на спинку своего стула. Прикрыла глаза, и я понял, что разговор окончен.

Я встал и пошел прочь.

Я чувствовал себя выжатым, словно она пила не мартини, а меня самого.

Скорее всего, так и было.

Кир

Я пришел встретить Лысого. Имени я не знал, он был Лысый, и все тут.

Он продавал вдохновение. Чудо. Дорогу туда, где не надо играть, чтоб услышать небесную музыку.

В этом была магия.

Что-то во мне шептало, что так нельзя. Что это вовсе не музыка. Что я стал другим — достаточно глянуть на Нинку. Ее передергивало каждый раз, как она смотрела на меня. Я видел, что она думает.

Но, конечно, она была не права. Мне надо только хотя бы раз долететь дотуда. До той музыки. До того чувства, когда ты играешь потому, что музыка наполняет тебя, переливается через край и течет потоком.

А для этого надо было встретиться с Лысым. Но вместо Лысого я почему-то столкнулся с Лизой.

— Ты? — сказал я.

— Пошли, — сказала она так, словно так и надо.

— Куда это? — спросил я, — мне нельзя уходить. Лысый ждёт. Мне надо встретиться, поговорить о деле…

— О деле, конечно, о деле, — сказала она и взяла меня за руку.

У нее была прохладная и очень мягкая рука. Я легко мог бы сбросить ее руку… но почему-то не сбросил, а пошел за ней.

— Куда? — сказал я. — Сейчас Лысый придет, а я…

— Никуда он не денется, Лысый, — сказала она.

Я моргнул.

И оказался… дома.

Первым я увидел какую-то старуху. Совсем дряхлую. Больную.

Она сидела на корточках перед каким-то длинным мешком и тихо скулила. Как собака, ей-богу.

Пахло грязью и потом. И блевотой. И гнилью.

— Эй… — сказал я, но не услышал ни звука.

Старуха завыла в голос, и я узнал ее. Это была мама. Моя мама. Только старше на целую вечность.

Я оторопел.

А потом увидел, что это за длинный мешок перед нею.

Это лежал я. Мертвый, в луже засохшей грязи.

Сяоли (Лиза)

Смотри.

Смотри.

Вот ты, вот твоя жизнь — вытекла и высохла вокруг тела.

Красиво?

Красиво…

Наслаждения, удовольствия — музыка, секс, уважение друзей, вот они все. Немного грязи вокруг гниющего тела.

И над всем этим — пустоглазый демон-Порошок.

Он собрал урожай — сотворил чудо превращения.

Немного денег, немного ядовитого кайфа, и вот твоя жизнь превратилась и высыхает слезами на щеках матери.

Видишь?

Он видит.

Осознает.

Сейчас… вот сейчас…

Да!

Взмах хвостами! Охота началась!

Мальчик… какой наивный мальчик!

Видит свою мерзость и желает разбить зеркало. Меня.

Ах!

Сколько экспрессии, сколько ярости! Праведный гнев льется фонтаном!

Бегу. Бегу и пью.

Мальчик бежит следом.

Сперва кричит.

Сколько слов, сколько слов!

Потом дыхание кончается.

Правильно, мальчик. Дыхание нужно беречь. Дыши, дыши, ты пока ещё можешь.

Каждый шаг — гимн дыханию и твоей пока-еще-жизни.

Бегу, бегу. Хвостами туда, сама сюда…

И вот мальчик уже бежит один.

Нинель

Я пришла сказать Киру все, что я об этом думаю.

Устроить скандал, наорать на Кира.

Во-первых, он опять пропустил репетицию.

Во-вторых… Грэг пришел серый, шатается и говорит невпопад — наверняка потому, что переживает за эту скотину.

Друзья же… были. До порошка. Он так и не может поверить, что это уже не Кир, это уже порошок.

В-общем, закончили мы репу за полчаса, и я, злая… не знаю, как кто. Очень злая!

Я пошла сюда — найти Кира и сказать ему… сказать…

И что сказать, я тоже заранее не придумала.

Но нашла бы, что сказать. Ей-богу, нашла бы!

Я заметила Кира еще около входа. Он шагал, задумчивый и мрачный, целеустремленный. Чем-то даже страшный — казалось, ничего ему сейчас не надо, кроме самого важного.

Казалось, он слышит дьявольский шепот этой своей дряни, шепот, что зовет его все дальше и дальше от друзей, от музыки, от родных…

От этой его решительности я даже немного растерялась. Что я могу сказать человеку, который уже трамвай — катится по рельсам, и не в силах свернуть. Твердый, железный, тяжелый, неотвратимый. Встать на пути — размажет и не заметит.

Я все набиралась храбрости, чтоб закатить ему скандал. Я уже видела, что максимум, что я могу — это сбить его ненадолго с маршрута. Никакие скандалы не снимут его с рельсов.

И тут к нему подошла Лиза.

Я Лизу знала-то совсем чуть-чуть… Знала, что кажется, Грэг некоторое время ухаживал за ней… Знала, что она девица беспринципная, богемная… и чем-то странная.

Она что-то сказала Киру. Он что-то ответил.

Она сказала что-то еще, и мне показалось, что за ее спиной мелькнуло что-то рыжее, яркое… почти огненное.

Лиза обернулась ко мне и подмигнула.

А Кир вдруг замер с разинутым ртом.

Он стоял и смотрел куда-то прямо перед собой, и изо рта у него стекала капля слюны. Выглядел он при этом полным идиотом.

А потом вдруг зарычал и бросился на Лизу.

Та увернулась и бросилась бежать.

И только когда они скрылись из виду, я сообразила, что надо бы завизжать, чтоб хотя бы привлечь внимание к драке…

Кир

Как?

Как, блин, я оказался здесь?

Дыхание раскаленным пламенем вырывалось из груди.

Кругом — деревья. Деревья, деревья, и нихрена, кроме деревьев!

А между тем… Кости ломило.

Ломило кости, ныли мышцы, пылало в груди.

Я шатался, я устал. У меня звенело в ушах. У меня подкашивались ноги.

И…

Порошок!

Порошок помог бы. Он разом развеял всю эту муть. Всю эту дрянь.

Порошок рассеял бы морок, и стало бы ясно, что это просто идиотский сон, а на самом деле я по прежнему где-то рядом с “Надежда.нет” — с баром, где меня ждет Лысый.

Надо только дойти.

Если идти вперед, я дойду. Я дойду!

Найду порошок, потом найду мерзкую суку Лизу и…

Зачем, к чему она морочила мне голову?

Как я упал, я не помню.

Просто в какой-то момент я открыл глаза, и понял, что лежу.

Что мои мышцы превратились в кашу. В жижу.

Перед носом грязь, черная и скользкая. И по грязи ползет какая-то насекомая хреновина. Прямо под носом.

Подкатила тошнота, но живот был пуст, только болезненный спазм пронзил все тело.

Меня скрючило, скрутило, макнуло лицом в грязь. Насекомая дрянь выпорхнула прямо из под лица, ударила крыльями по носу и смоталась, а я остался.

Я попытался встать, но сил не было.

Просто удивительно, насколько я был слаб! Я думал, что если я таком состоянии, я ничего не мог бы соображать, но я все понимал. Все видел, хотя и как в тумане.

Деревья. Кусты. Влажная грязь.

И никакого порошка! Я поднялся на четвереньки, потряс головой, и вдруг увидел лису.

Она сидела неподалеку, смотрела на меня вывалив ярко-розовый язык. Смотрела с насмешкой.

Я бессильно поднял кулак, показал ей.

— Лиза… мать твою… — прохрипел я.

Почему я был уверен, что это Лиза? Не знаю.

Лиса наклонила голову набок, посмотрела на меня с любопытством… а потом облизнулась так, словно собралась сожрать меня прямо тут.

И самое страшное, что я вдруг понял, что она может. Я так слаб… так беззащитен…

Понимание слабости придало мне сил.

Я поднялся и шагнул к лисе… поскользнулся в грязи и снова упал.

И потерял сознание.

Последняя моя мысль была — “кранты… теперь точно сожрет, как падаль…”

Грэг

Он появился спустя почти неделю.

Мать оборвала мне телефон, Нинель плакала, а я не знал, что и думать.

Лиза… увела его. Куда?

Она сказала, что она лиса, и я успел перечитать все, что можно было, про повадки волшебных лис.

Ужаснулся, конечно.

Кого я отправил к Киру? Хищницу, которая питается людьми? Не мясом, а жизненной силой… Хотя, мясом порой тоже.

Что я натворил?

Но Кир появился.

Мрачный, очень слабый. Молчаливый.

— Где ты пропадал? — спросил я.

— У озера, — сказал он. — Там есть озеро… не знаю, где. Я просто сидел на берегу.

Я налил ему бульона от пельменей. Я слышал, что после такой голодовки сразу кормить нельзя, но ничего более диетического у меня в доме не было.

— А Лиза? — спросил я.

— А она макала меня мордой в воду, чтоб я мог напиться, — ответил Кир так же безразлично. — И обещала откусывать по кусочку, если я не начну шевелиться.

Я пожал плечами.

Кир, кажется, понемногу оживал. Оживет — расскажет.

Выглядел он вполне здоровым, только очень усталым.

— Я ее убью, — вдруг спокойно сказал Кир. — Или расцелую. Я не знаю.

— Не надо, Кир, — сказал я. — Она… Она просто…

— Лиса, я знаю, — Кир говорил все так же глухо и безразлично. — Меня там, на берегу, и переломало. В смысле, ломка пришла, прошла по мне, и ушла. А эта сука только смеялась, макала меня лицом в воду, чтоб я пил. И пихала мне в рот сырое мясо. Не знаю, чье. И смеялась.

Я смотрел, как он понемногу оживает, как в его рассказе появляются и крепнут эмоции, как он сам розовеет…

И думал, что я снова найду Лизу.

Я не знаю, что я ей скажу.

Мартини тут не отделаешься… Но чем расплатиться за жизнь друга?