Пока есть кому вспомнить...

Костик и Славик ввалились в дом почти кувырком. Братья мутузили друг друга, как неродные. Ещё и кричали. Не сразу они заметили, что открылась дверь из внутренней части дома в сени, и показалась узловатая рука, опирающаяся на палку. А потом через высокий порожек перебралась сухонькая сгорбленная старушка.

Славик пихнул брата локтем в бок. Мальчишки оставили потасовку и вытянулись в струнку.

— Что за шум устроили, ироды?

— Нет, мы ничего! — они синхронно помотали головами.

Бабушку Надю лихие братцы побаивались, а потому отменно слушались. Бабушка старая, она про современные методы воспитания не читала, могла и палкой по спине огреть, если они, по ее мнению, совсем уж переходили границы.

— А что тогда барагозили? Хлеба купили?

— Купили, — Костик протянул бабушке Наде сумку с двумя батонами белого и двумя буханками черного.

— Молодцы, — бабушка взяла у них сумку и понесла прятать хлеб в деревянный ларь.

К хлебу бабушка относилась очень трепетно, никогда не разрешала играть с ним, баловаться, а, тем более, выкидывать, даже плесневелый. Да и не давала она хлебу заплесневеть, чёрствые остатки сушила на печке, потом пила чай с этими сухарями.

Братья гулять идти не спешили.

Бабушка посмотрела на них и поставила на стол миску с разными сухарями, три большие эмалированные кружки, маслёнку с куском масла и металлическую банку с крышкой, в которой хранила крупный кусковой сахар. Сахар такой стал редкостью, в прошлый раз Костикова мама оббегала весь город, прежде чем нашла в каком-то ларьке. Но для бабушки Нади постараться готов был любой член их большой семьи.

— Так чего дрались-то? — все никак не хотела отстать от них бабушка.

Она налила в кружки заварки, потом кипятка. Все уселись за стол. Братья любили такое угощение в бабушкином доме. Выходило вкуснее всяких пирожных. Размочить в горячем чае краешек сухаря, чтобы стал мягкий, откусить, взять маленький кусочек сливочного масла и сахара, запить чаем. Пробовали дома так пить чай, но получалось не то, не вкусно. Может быть, сухари, высушенные на печке имели особый вкус, может, бабушка чай как-то по-особому заваривала, а может, дело было в рассказах, которые бабушка Надя заводила после чаепития.

— Вот, — Костик вытащил и выложил на стол оранжево-черную полосатую ленточку.

— Что это тут у вас? —бабушка взяла ленточку и поднесла ближе к глазам. — А, георгиевская ленточка. Где взяли? —она положила ленту на стол и бережно расправила.

— Возле магазина всем раздают, — выдал Славик. — И Костька себе взял! Будет, как девчонка, бантик себе завязывать! — младший из братьев мерзко захихикал.

Костик зло пихнул его в плечо, опять грозила начаться драка.

— А ну цыть! — бабушка стукнула кулаком по столу.

Мальчишки мигом угомонились и сели за столом, как будто на уроке.

— Глупый ты, Славка. Это же георгиевская ленточка. Символ Великой Победы. Скоро 9 мая, День Победы. Что же вам в школе про Войну не рассказывали? Как фашист проклятый на нашу землю пришел и сколько бед натворил?

— Рассказывали, — кивнул Костик. — Только Славка всегда плохо слушает, у него в одно ухо влетает, а в другое вылетает.

Бабушка сидела напротив них. Старенькая-престаренькая. Смотрела светлыми, будто выцветшими глазами. Руки на столе сложены, худенькие, венами перевитые, запястья тонкие, тоньше, чем у самого Костика, а ладони большие. Мама говорила, что скоро бабушке Наде сто лет стукнет. И что она им не бабушка, а сколько-то прабабушка. Но бабушка Надя ещё крепкая. Был в ней какой-то особенный стержень, не позволяющий ослабеть и совсем одряхлеть. Костик сам видел, как на днях она дрова колола. У самого мальчишки так ловко с топором управляться не выходило. Бабушка и на огороде сама любила поработать, хотя помощников хватало.

— А чего я? Чего я? Вот ты, бабушка, лучше расскажи. Все, что ты рассказываешь, я всегда запоминаю!

— А чего ж вам рассказать? — спросила бабушка Надя, погладив пальцами ленточку.

— Ты на войне была? Воевала? — подавшись вперёд, спросил с интересом Славик.

— Нет, что ты, Славушка. Кто бы меня на войну взял.

— Ты ещё маленькая девочка была?

— Нет, что ты. У меня за год до Войны как раз прабабушка ваша родилась. А вот муж мой, тот да, воевал. Ранение в 44-ом получил и комиссовали его. Пришел домой с медалью.

— А ты что делала, когда дедушка на войне был?

— Я-то? Работала в совхозе. Ох и тяжёлое время было, голодное. Мужики все на войну отправились, остались одни бабы с детьми. И пахали, и сеяли, все сами делали. Я-то дояркой была и за коровами ходила. Отелится корова в поле, да без теленка вернётся, мы ходили, искали его, потом тащили на себе до телеги. По осени ходили мороженную картошку собирали, что на поле останется, потом лепешки из нее пекли. А подмороженная картошка сладкая, и лепешки сладкие получались. Сейчас-то у вас и детсады и ясли, а тогда ничего не было. Зиночку не с кем было оставить. Так я ее в кроватке привязывала. Как минутка выдастся, так домой бежала. Прибегу, накормлю ее, напою, в сухое переодену. А она нареванная сидит. Не знаю уж, чего пугалась, но до пяти лет потом не говорила. До сих пор заикается иногда, — бабушка Надя тяжело вздохнула. — Как чуть подросла и пошустрей стала, с собой ее брала. И такая шебутная девчонка получилась. Все на отдых устроятся, а она плясать пойдет, да так потешно конца выкидывает. Все смеются и угощают ее, кто чем может.

Костик не мог представить, чтобы важная, степенная, толстая бабушка Зина перед работниками коленца выкидывала.

— А ты, бабушка, так ни одного фашиста и не увидела? — продолжал допытываться Славик.

Костик догадывался, что младшему брату хочется услышать о чем-то героическом. Он пока мелкий, не понимает, что само то, что бабушка выжила в то страшное время и смогла сберечь дочку — это уже героизм. Если бы не она, то и Костика со Славиком сейчас на свете не было.

— Видела, как не видеть. Какой-то год совсем тяжко стало. Почти всё, что мы растили на нужды фронта забирали, нам и не оставалось почти ничего. Вот и решила я Зинку взять, да к тётке поехать. Она в городе жила, на оружейном заводе работала. Им там хороший паек давали. И меня могла туда на работу пристроить. Попутная машина нас подобрала, а там солдатики ехали. Зинка, видя столько народу, начала свои пляски-танцы. А солдатики только и рады. Смеялись, хлопали, напихали ей полные карманы гостинцев. Зинка хохочет и ещё больше выкаблучивается. Доехали до станции, высадили нас. Хотели мы на поезд садиться, а тут воздушная тревога. Я — Зинку в охапку и бежать. Это сейчас я не могу уж ничего, а тогда сильная, да ловкая была. Занырнула в овраг. А там возле самого дна вода землю подмыла. Вот я туда и забилась. А тут как началось! Нашу-то деревню и не бомбили ни разу, не доходили до нас супостаты. Видно,маленькая слишком. Так что того, что тогда творилось, никогда не забуду. А тут ещё землёй стало нас засыпать. Я Зинку собой закрыла, лежим, смерти ждём. Не знаю, сколько времени прошло, а только утихло все. Но только я не сразу выбралась, очень уж страшно было. А тут слышу: речь не наша. Говорят, как кнутом щёлкают. Зажала я Зинке рот, чтобы не запищала она. Смотрю —идут. Часто так, цепью. Форма не наша, на головах котелки, в руках автоматы.

— А ты что?! — Славик горящими глазами смотрел на бабушку Надю. Он, верно, думал, что бабушка расскажет, как выскочила и пошла героически побеждать врагов.

— А я что. Лежу. Дыхнуть боюсь. Молюсь, чтобы только не заметили нас.

— И что? — теперь уже в нетерпении спросил Костик.

— Не заметили под осыпавшейся землей, мимо прошли. Дождалась я тогда ночи, только тогда выбралась. И пошли мы с Зинкой обратно домой. Несколько дней шли. Очень нас тогда солдатские гостинцы выручили. Не знаю, что с теми военными стало. Станцию после бомбежки я не пошла смотреть. Может, и выжил кто, как мы. Зинка после того болела долго, думала и не выхожу. Оттого, что мы долго на холодной земле пролежали.

***

— Что ты делать хочешь? — спросил Славик, подкравшись сзади и подглядывая в экран ноутбука из-за Костикова плеча. Там были открыты фотографии дедушки Ивана и бабушки Нади.

— Мы же всей семьёй каждый год ходим на шествие Бессмертного Полка. Только почему-то мой папа фотографию своего деда носит, и твой тоже. А ведь у наших мам дедушка Иван тоже воевал! Пусть все узнают об этом.

— Здорово! — восхитился Славик. — Ты хочешь его фотографию напечатать?

— Да, — важно кивнул Костик.

— А бабушкина фотография тебе тогда зачем? Она же не воевала!

— А я две фотографии вместе напечатаю. Он воевал там, с врагами, а она тут с голодом и бедами.

Костик завязал бантик из георгиевской ленточки и решил, что обязательно приклеит его к бабушкиной фотографии.