Пока молчит свет

Часть первая: Падение во тьму

Я буду любить тебя на расстоянии...выстрела!

ПРОЛОГ

"Никогда не знаешь, что придёт завтра

— следующее утро или следующая жизнь..."

— тибетская пословица

Нью-Йорк, 2002 год

На трости из тёмного дерева красовалась голова орла. Рубиновые глаза хищника, слегка потёртые временем, словно впивались в каждого, кто осмеливался на него посмотреть. Седовласый мужчина с тяжёлым взглядом аккуратно прислонил трость к столу и сел в кресло дешёвой забегаловки на окраине Бруклина. Его безупречный костюм и блестящие туфли слишком выделялись на фоне облезлых и пропахнувших дешёвым кофе стен.
— Кофе, сэр? — тучная официантка с безразличным лицом подошла к столику. Он молча кивнул, даже не взглянув на неё. Его взгляд застыл на стрелках часов, будто он считал каждую секунду. За окном вечерний Нью-Йорк медленно тонул в колючем, холодном дожде.

Дверь скрипнула, впуская внутрь поток влажного, промозглого воздуха. На мгновение в зале воцарилась тишина, нарушаемая лишь шипением кофемашины. В дверях стоял высокий мужчина в длинном тёмном плаще. Он снял кепку — открылись резкие, несущие отпечаток лет и испытаний черты лица и коротко стриженные волосы с густой проседью. Его походка — бесшумная и выверенная, глаза цеплялись за каждую деталь, как у хищника, привыкшего оценивать угрозу с первого взгляда.

Он медленно осмотрел помещение, на мгновение задержавшись на каждом лице, будто сканируя и архивируя их в памяти. И лишь затем направился к столику в углу.
Незнакомец молча опустился в кресло напротив, достал плоский жёлтый конверт и аккуратно положил его на стол и придвинул его ближе к собеседнику.

Мужчина разорвал край и достал папку. Некоторое время он листал документы, вчитывался, задерживался на страницах, словно выискивая то, что не было написано словами. Его взгляд мрачнел с каждой секундой.

Незнакомец быстро достал ручку, сделал пару коротких движений на салфетке и придвинул её к собеседнику.
Тот приподнял бровь и на секунду задержал взгляд на бумагах, а затем медленно перевёл его на сидящего напротив.

— Сумма впечатляет, — произнёс он негромко. — За такие деньги не убивают одного человека. За такие деньги начинают войну и переписывают судьбы.

— Но война началась уже давно — без нас, — прошептал собеседник.

— Ты знаешь, я так не работаю. У меня есть люди, которые приносят мне заказы. Через них проходит всё — имена, бумаги, грязь. Я не беру это в руки сам. Никогда.

Незнакомец чуть склонил голову, как будто ожидал этих слов.
— Понимаю. Но это дело иное. Между нами не должно быть посредников. Никаких следов, никакой бумаги. Только ты и твой лучший исполнитель. Мне нужно тихо, чисто. И быстро.

— Когда? — спросил сидевший у окна.
— Вчера, — прозвучало в ответ.

Мужчина снова посмотрел в папку, задержался на фотографии. Мужчина, женщина, двое сыновей... девочка. Его пальцы чуть дольше, чем нужно, удерживали снимок.
— И она? — тихо спросил он.

Незнакомец поправил рукав, стараясь выглядеть равнодушным.
— Девочку трогать не нужно. Подростки редко мешают. Отправят в приют, забудет, перерастёт. Пустяки.

Мужчина закрыл глаза на мгновение, как будто принял внутри себя решение. Потом снова заговорил, его голос стал ниже, тяжелее:

— Ошибаешься. Подростки — самые опасные. Они не забывают. Они ждут. И мстят куда беспощаднее.

Он наклонился вперёд, и его голос опустился до шёпота, густого и вязкого, как смола:
— Я расскажу одну историю. В шестидесятых, в Кении, в самый разгар повстанческих конфликтов и стычек с группами, действовавшими на границе с Сомали, вооружённых отрядов было десятки. Одна, «Аль Джимат», была особенно жестокой. Они захватили группу врачей Красного Креста — миссию из Европы, требуя за них выкуп. Среди пленников была француженка. Молодая, красивая. Каждый хотел забраться под её юбку, но никто не решался. Лидер, Мухаммед Джамхат, планировал взять деньги, отдать остальных, а её оставить себе.

Однажды ночью один из боевиков пошёл против своих: перебил охрану и вытащил девушку из лагеря. Он дал ей свободу. Она же уговорила его рискнуть вместе с ней — бежать во Францию. Там ему предоставили политическое убежище. Они поженились, и вскоре у них родился сын. Десять лет — тишина, любовь, дом. Никто уже не вспоминал, что её муж когда-то был повстанцем. Казалось, всё осталось в прошлом.

Но Джамхат не прощал измены. Его люди ворвались в их тихую жизнь, как ураган, разрывая её на клочья. На глазах девятилетнего мальчика десять озверевших боевиков издевались над женщиной. Её ломали, унижали, насиловали, пока от неё не осталось бездыханное тело. Потом взялись за отца. Его пытали долго и изощрённо, со смаком, заставляя сына смотреть на каждую секунду этого ада. Он умер не от ран, а от ужаса в глазах своего ребёнка.

Мальчишку оставили живым. Не из милосердия. Это была самая жестокая пытка — оставить его одного с этим кошмаром. И вот тогда, с психикой, вывернутой наизнанку, мальчик поднял голову, посмотрел прямо на Джамхата и выкрикнул: «Я найду тебя! Я вырву твоё сердце!» — Мужчина прищурился, его голос стал тише и страшнее.
— Я видел его глаза в тот миг. В них не было ни страха, ни боли. Только бесконечная, ледяная тьма. Такое не забывается. И самое главное... в его жилах текла сомалийская кровь. Та же, что и у его мучителей. Они разбудили в нём древнего, жестокого зверя. Сломанную жизнь, которой уже нечего было терять.

Мужчина сделал паузу, давая словам просочиться в сознание слушателя, как яд.
— Через десять лет «Аль Джимат» стёрли с лица земли. Подчистую. Джамхата нашли с вырванным сердцем. Буквально.

Он откинулся на спинку кресла и сжал чашку в пальцах так, что костяшки побелели.
— Вот почему я говорю: нельзя недооценивать травму, нанесённую ребёнку. Их психика рушится — и уже безвозвратно. Дальше остаётся только месть. Одна-единственная, всепоглощающая мысль, которая становится смыслом существования. Они ждут. Долго. Терпеливо. Потому что другого пути у них уже нет. И когда приходят — они не люди. Они — олицетворение самого дьявола.

Незнакомец напротив нервно сглотнул.
— Хорошо, — произнёс он тихо. — Всех.

Он сделал паузу, затем добавил, глядя прямо в глаза:
— У тебя есть тот, кто позаботится обо всём этом?

Мужчина чуть скривил губы в подобии улыбки, словно на секунду позволил себе снисхождение:
— Я знаю, как решить проблему. Считай, что сделка заключена.

Фотографии снова исчезли в конверте. Бумаги вернулись в папку. За окнами дождь усиливался. Нью-Йорк продолжал жить — слепой и глухой к тому, что в убогой забегаловке на окраине Бруклина только что подписали смертный приговор, которому уже отсчитывали часы.