Покаяние Дисмаса

Небольшой провинциальный, но живописный городок, каких много в России. Возле продуктового магазина на одной из тихих и немноголюдных улиц собралась компания людей, хотя время было весьма ранее, и даже магазин еще не успел открыться.

Собравшиеся в основном были мужчины от двадцати лет и старше. И нет, это не были алкоголики, отправившиеся с утра похмелиться, а вполне обычные жители, многие даже не имевшие того сонного и помятого вида, какой имеют по утрам не только алкоголики. Было воскресенье, выходной день, но они встали с утра пораньше и пришли к магазину, возле которого стояли скамеечки и столики от летнего кафе, а чуть поодаль ‒ детская площадка. По их виду и разговорам можно было понять, что они чем-то очень недовольны.

- Ой, матушки мои! Я чаю, поди, полночи не спала! Выходной день ведь, выходной! - в сердцах говорила женщина лет пятидесяти, всплескивая руками.

- Да, Марина, у нас тоже, даже окна все закрыли, и все равно: тррр-тррр. До двух ночи почти, я специально на часы смотрела, - отвечала ей другая, помоложе.

Она держала на поводке маленькую собаку, которая бегала рядом и обнюхивала кусты. Кроме этих двоих больше здесь женщин не было, остальные семеро были мужчины. Они сочувственно кивали этимжалобам, наконец один, плотный, коренастый мужик, лет сорока пяти, с лысеющей головой, черной щетиной на широком лице и в полосатой вдвшной майке с размаху бросил окурок на землю и раздраженно зарычал:

- Эх, бляха! Думал я выйти, поймать их, да морды поразбивать! А ихние драндулетки в реку спустить. Уже встал и одеваться начал, да Светка не пустила. Но еще раз такое будет, то плевать! Выйду и прямо в морду! Без разговоров! Пусть потом жалуются, в полицию пишут — плевать!

- Да-да! Так и надо с ними! Именно так! - закивал другой мужик, примерно того же возраста, невысокого роста, чернявый и смуглый. - У меня жена болеет, почти всю ночь спать не давали. И младшая дочь пугается, мы ведь живем ближе всех к Камышовке. Степан, если что — пойдем вместе, я и старшего сына возьму. Пусть только появятся опять!

Белобрысый парень, лет двадцати семи, в спортивных штанах и кепке, сидевший тут же на корточках и щурившийся на восходящее солнце, сплюнул сквозь зубы и процедил:

- А чего мы сделаем, мужики? Этот еврей Варшавский мутит свои бизнесы в наших местах. На лодках приезжих катает, походы по лесам устраивает, два кафе держит: одно у нас, другое в Троицком и еще мотель есть где-то. А сейчас решил покатушками на квадроциклах заняться. Деньги большие, попробуй тронь его. А квадроциклы эти сколько стоят? Попробуй сломай — потом почку продашь чтобы расплатиться. Морду бы я и сам разбил этим московским, так они тут же пожалуются еврею, а у него с ментами подвязки. А мне нельзя, я под надзором хожу. Так что... - парень развел руками.

Пожилой мужчина, лет шестидесяти пяти, полный и плешивый, одобрительно закивал головой.

- Да, мужики, Павел прав, что мы им сделаем? Варшавский заманивает их сюда, места-то у нас красивые, вот они и приезжают на реку, гуляют здесь, купаются, жарят шашлыки. А те, кто из Москвы, денег-то много, так они уже не знают, чем себя развлечь, вот и катаются на своих, этих, как бишь...

- Квадроциклах, - подсказал Павел.

- Да-да. Кравде... крадвециклах. Ну и чего? Я понимаю, сам в молодости катался по деревне, мопед был у меня. Молодость-то оно понятно, но тогда люди другие были, не то, что сейчас. Все работали с утра до зари, не шлялись, а теперь тунеядцы одни! Мы в выходной бывало с ребятами на танцы пойдем в клуб, а если на мотоциклах, так только по шоссе гоняли, не ездили ночью под окнами, людям рабочим не мешали! Нет, я вам скажу: понапридумывали сейчас не пойми что, телефоны мобильные, интырнеты, а что толку? Заводы все закрылись, колхозы развалились, никто работать не хочет! Все ж таки в СССР намного лучше жили люди! Порядок был! И дружно все жили, порядочно. Хошь — в колхоз иди механизатором, хошь — езжай в город учись. А эти чего — не работают, ничего не делают, знай катаются! Рабочую-то копейку человек бережет, а когда так все досталось, папа с мамой разжуют да в рот положат, так они и бесятся, лодыри!

Мужики сочувственно кивали словам пенсионера, кто-то тихо поддакивал: “Да, раньше лучше было!”, “Все верно, Валерий Иванович!”. То, что в СССР было лучше, было бесспорным общим местом, и с этим никогда здесь не спорили, даже жители из молодежи. Валерий Иванович же под конец речи разгорячился, даже поднялся с лавочки и начал махать рукой в ту сторону, откуда ехали к ним “лодыри”, то есть, в сторону Москвы. Но, выразив свою любимую мысль о несомненном превосходстве СССР над нынешней Россией, успокоился и сел на место.

Наступило молчание, пришедшие выплеснули свое раздражение, но что делать дальше никто не знал. Наконец другой мужик, лет за пятьдесят, худой, с пышными рыжими усами на красном от загара лице, которого все звали Петрович, проговорил хриплым голосом:

- Может сходить в контору этого пархатого? Скажем ему, чтобы катал своих туристов где-нибудь подальше.
- Ходили уже не раз, да без толку все, - злобно сказал Степан. - Он хитрожопый, всегда отвертится. Законы всякие начнет называть, Санпины, хуепины. Мол, все законно, можно ездить.

- Богатый ведь уже, куда ему еще денег-то, - заговорил Валерий Иванович, поглаживая лысину и взглядывая удивленными глазами на собравшихся, - так нет — мало! Удумал москвичей катать по берегу Камышовки! А то, что нам спать не дают ночью, это его не касается.

- Денег много не бывает, дядя Валера, - с усмешкой сказал Павел, - а таким, как этот еврей, тем более. Пока все деньги мира не положит в карман, не угомонится.

Собравшиеся заметно оживились, так как выпала возможность обсудить другую очень популярную в их компании тему — еврейский вопрос. Марина с подругой собачницей тут же влезли в разговор и загалдели:

- Да-да, евреи они все такие. Самый поганый народ! Не зря они от Иуды пошли, который за деньги Христа продал! - тараторила Марина.

- Да-да, вот посмотрите, кто у нас артисты все, а певцы? Евреи через одного! Русским — не-е-ет, туда попасть не дадут! - тараторила собачница.

Мужики одобрительно закивали “Да, так и есть. Кобзон, Долина, Газманов, Пугачева, все как один — евреи!” Валерий Иванович покивал головой и тоже вставил слово:

- Нет, раньше в Советском Союзе все жили дружно, и евреи, и чучмеки всякие, но спуску им все равно не давали. Товарищ Сталин и сажал их, и расстреливал, чтобы они не вредили, но бесполезно! Потом всех их на Дальний Восток сослал, подальше. Так им всем и сказал: “Вот там живите как хотите, а у нас в Советском Союзе свои еврейские порядки не устраивайте!” Умный был человек! Какую страну построил, уважали его! Вот только евреи не успокоились, сволочи, отравили Сталина!

Все сокрушенно закивали. Петрович, задумчиво крутивший рыжий ус, когда Валерий Иванович замолчал, хлопнул себя по колену и в сердцах воскликнул:

- Вот ведь гадины! Сталин их от Гитлера спас, так бы немцы их всех в печках посжигали, а они, неблагодарное отродье, отравили его, а потом и СССР развалили! Надо было их всех не на Дальний Восток ссылать, а куда-нибудь подальше, в Магадан лес валить!

Все опять сокрушенно закивали. Тут в разговор вступил Степан:

- Да, мужики. Я когда в ВДВ служил, так со мной в роте был один еврейчик, Губерман звали. Хороший парень, крепкий, надежный, но еврейская натура все равно лезла! То от наряда откосит, то в столовой лишнюю тарелку каши умыкнет. И ладно бы у духов, у них все деды отбирали, так он и со своими хитрожопил. Повар в части был армянин, так он с ним снюхался... Я вот говорю ему как-то: “Эх, Володька, жиденок ты и есть жиденок, вот если б не был ты моим другом...”

- Точно, Степа, точно! - перебил его чернявый мужичок, - я тоже их брата повидал достаточно. Вот многие говорят, что цыгане плохие...

- Да не, Рома, ну что ты! - примирительно заговорили остальные.

- Да я не про вас, - замахал рукой мужик, - бывает, говорят. Так вот, цыгане, мол, плохие — воруют, обманывают! Но мы как евреи, никогда вот не делаем! Если кто сворует, или что еще, так это бывает, но друзей или соседей мы никогда не тронем. У нас есть свои законы, мы народ-то, может, еще подревнее евреев, но если мы приехали куда, то уважаем местных и их обычаи. А евреи чужих и за людей не считают! У них все чужие — гои, а гоя и обокрасть, и обмануть не грех по их Талмуду.

- А места-то себе они непыльные выбирают, - сказал мужик с пивным пузом и в поношенных синих трениках. - В музыканты лезут, в актеры, танцоры всякие, бизнесменами или начальниками сидеть, а вот чтобы как наш Иван — на завод пойти работать или землю пахать, так нет! Не дождетесь!

Все опять согласно закивали. Ну и дальше разговор продолжился в том же русле, все вспоминали разные случаи и байки про евреев, а о первоначальной теме как бы уже и забыли. Минут через двадцать, когда все уже наговорились и начали расходиться, Павел вдруг опомнился и сказал еще не успевшим уйти Петровичу, Степану и Роману:

- Мужики, погодите. Я вот чего подумал, а давайте сходим к Варшавскому все ж таки. Дадим ему последнее китайское предупреждение, чтобы завязывал со своими квадроциклами.

Мужики остановились и переглянулись.

- Думаешь, сходить? - сказал Роман, почесывая кучерявую голову. - А толку-то?

- Да пойдё-ё-ёмте. За спрос денег не берут, - усмехнулся Павел.

- Ну кто-то не берет, а еврей, пожалуй, и за это возьмет, - сострил Степан и захохотал над своей же штукой.

Остальные тоже посмеялись, пошутили и решили все-таки пойти. Особенно подбивали всех Павел и Степан. И вот четверка направилась от магазина вдоль дороги в сторону главной улицы городка. Там, где стояла высокая старая церковь, а вдоль улицы все дома были трех и четырехэтажные. В таких домах располагались местные офисы, кафешки и магазинчики. До офиса фирмы, которую они обсуждали только что, было не больше двадцати минут пешком. Город был совсем небольшой и назывался Зареченское, потому что лет сто назад он был поселком, а когда вырос до статуса города, то сперва ему дали название в духе эпохи ‒‒ Свердловск. А в девяностые решили вернуть прежнее, историческое название.