Покоритель сновидений

Одним из темных и сырых вечеров ранней весны в Институте Высших Способностей Человека появился неизвестный, который собирался, во что бы то ни стало, попасть на прием к профессору Рэнкину. Это был тот самый профессор, который, уже на протяжении 10 лет возглавлял отдел Института, занимающийся изучением сна человека и животных. В приемной неизвестный довольно немногословно объяснил секретарше, что у него к профессору очень важное дело и поговорить с профессором он хотел бы прямо сейчас с глазу на глаз.

- Подождите, минутку, я узнаю, свободен ли профессор, - ответила секретарша, сохраняя невозмутимый тон, несмотря на несколько странный вид посетителя и столь необычно позднее время его визита. Пока она разговаривала по нейротелефону, худощавая и немного сутулая фигура незнакомца вносила в деловой дизайн приемной необъяснимый элемент импрессионизма.

- Пожалуйста, проходите, профессор Рэнкин ждет вас, - секретарша жестом показала на круглую дверь в стене. Незнакомец поднялся и неровной походкой подошел к двери, которая, увидев своим электронным глазом приближение человека, мгновенно и бесшумно отъехала в сторону и, впустив незнакомца, также мгновенно и бесшумно закрылась за ним.

В этот вечер профессор Рэнкин заканчивал отчет о работе своего отдела, выполненной по заказу Центра Космических Исследований. Работа была связана с динамикой сна и сновидений в условиях невесомости и умеренных перегрузок. Центр готовил группу космонавтов для первого пилотируемого полета в соседнюю галактику - Туманность Андромеды, давно пленявшую ученых своими многочисленными загадками. Одной из главных целей полета было установление контакта с внеземной цивилизацией, косвенные признаки существования которой были обнаружены и убедительно продемонстрированы ведущей научной группой Центра. Этот проект был общепланетарным, а Центр, фактически, руководил проектом и поэтому расширялся и процветал. И когда, благодаря усилиям десятков научных групп, собранных под крышей Центра, путешествие в соседнюю галактику стало технически возможным, потребовалось детальное изучение даже таких составляющих жизни человеческого вида, как сон и сновидения - путешествие при самом благоприятном стечении обстоятельств должно было продолжаться многие годы!

Профессор Рэнкин как раз заканчивал редактировать сводную таблицу нейродинамических резонансов в состоянии быстрого сна прямо на голографическом экране, когда секретарша доложила о некоем странном посетителе, желающем о чем-то поговорить с профессором. Сдержав свою первую реакцию, возникшую бы в подобной ситуации у всякого нормального ученого, - сослаться на занятость, - он согласился принять, рассудив, что короткая передышка перед финальным рывком не помешает.

Незнакомец вынырнул из круглого провала двери и оказался в рабочем кабинете профессора. Помещение кабинета имело эллипсоидальную форму, - эллипс вообще был частью эмблемы Института, - благодаря которой причудливое скрытое освещение, соединяясь с отсутствием углов, создавало иллюзию огромного пустого пространства, дезориентирующую непривычный к подобной геометрии глаз. Незнакомец, несколько мгновений постояв в нерешительности у входа, направился слегка раскачивающейся походкой к столу профессора.

- Мое имя - Сэд Гэйбл, - произнес он негромким размеренным голосом, занимая предложенное профессором кресло, напротив его стола. - Вчера в передовице одной из облачных газет я прочитал репортаж о завершении подготовки к космическому полету в Туманность Андромеды. Упоминание о вашем отделе разрешило мои уже довольно долгие колебания и вот я перед вами. Дело в том... - Сэд Гейбл на секунду о чем-то задумался, устремив взгляд в одну точку в стороне от лица профессора, - ...что я мог бы оказаться вам полезным!

- Очень интересно, - оживился профессор Рэнкин, пододвигая к посетителю чашку кофе с бутербродом, доставленные по его заказу умной автоматической экспресс-сетью питания, охватывающей все научно-исследовательские институты. - Чем же вы можете быть полезным для нашего проекта вообще и для моего отдела в частности?

- Спасибо, профессор, но я совсем не пью кофе. Через некоторое время вы сами поймете почему. Я хочу предложить альтернативный проект путешествия, который, по своим масштабам и потенциальным возможностям настолько же превосходит тот, в котором вы участвуете, насколько звездолет затмевает путешествие гусеницы с одного листа цветка на другой!

Профессор Рэнкин не повел даже бровью, лишь тень ироничной улыбки легла на его лицо, которую он решил до времени скрыть.

- Ваша метафора столь вызывающе грандиозна, что, боюсь, нам, для продолжения разговора не обойтись без некоторых пояснений с Вашей стороны.

- Разумеется, - спокойно продолжал Гэйбл, все так же глядя в сторону от профессора, - Суть моего проекта имеет самое прямое отношение к работе вашего отдела. Скажите, профессор, - он наклонился вперед, - вас никогда не настораживала та невообразимая масса технических трудностей, связанных с организацией дальних космических перелетов? Производство и хранение тахионного топлива, утилизация его отходов, защита от радиации и космических лучей двигателя и экипажа, компенсация галактических электромагнитных полей, искусственная сила тяжести, проблема жизнеобеспечения экипажа и организации устойчивого замкнутого биоцикла на корабле. Я называю сейчас только самое главное...

- Все верно, - кивнул головой профессор. - Но ничего другого взамен у нас сегодня нет!

Ироническая улыбка уже почти проступила на лице профессора.

- Есть, профессор! Побывать в других, сколь угодно отдаленных в пространстве и во времени мирах можно без громоздкой тахионной техники, радиации и дорогостоящих современных скафандров с искусственным интеллектом. Это можно сделать во сне, том самом который изучает ваш отдел!

Широкая ироничная улыбка, наконец, вырвалась на свободу и водрузилась на лице профессора Рэнкина так, как будто она имела твердое намерение не сходить с него до самого конца беседы.

- Именно потому, что я и мой отдел знаем о сне кое-что не понаслышке, смею вас уверить в трех вещах, которые, я надеюсь, убедят вас в полной иллюзорности вашего проекта. Во-первых, сон, как известно, - явление в большей степени подсознательное, чем сознательное. Человеческое подсознание же, хотя и приоткрыло завесу своей тайны сотрудникам моего отдела, в основном по прежнему остается загадкой, столь же далекой от объяснения, сколь и непредсказуемой. Во-вторых, - профессор загибал пальцы для убедительности - Отношение сновидения к реальности остается, - надо признать это честно, - вопросом открытым, хотя их нейрофизиологическая связь сегодня практически никем не оспаривается. И это после семилетней совместной работы нейропсихологов и биофизиков нашего отдела. И в третьих, - средний палец профессора беззвучно, но вполне убедительно примкнул к указательному и большому, уже лежавшим на его маленькой ладони - и это уже доказанный нами достоверный факт! - в состоянии искусственного дельта-анабиоза сновидения отсутствуют! Другой вариант многолетнего сна, необходимого для межгалактического путешествия, науке неизвестен!

- Профессор, - невозмутимо ответил Сэд Гэйбл, - у меня есть что возразить вам по всем трем пунктам. Но выслушайте сначала мою историю!

Он слегка передвинул кресло так, чтобы фигура профессора оказалась прямо напротив через стол, еще раз оглядел призрачный эллиптический свод кабинета и начал свой рассказ.

- Еще в детском возрасте я обратил внимание на большую разницу между рассказами о снах и сновидениях, которые слышал от сверстников, близких людей и родителей, и собственным восприятием своих сновидений. Дело в том, что уже тогда для меня не существовало той резкой границы между явью и сном, которая пролегает для всех людей, когда они в темноте забираются под одеяло и закрывают глаза. Я не хочу сказать, что сон и явь сливались в моем сознании и я совсем не мог отличить одно от другого. Нет, при желании я всегда мог перейти на обычный человеческий язык и говорить о сне и реальности как о вещах разного порядка.

Гейбл лишь совсем немного жестикулировал руками и лишь иногда смотрел профессору в глаза - это было похоже на вершину айсберга, который представлял внутренний мир этого человека.

- Но такой язык не был естественным для меня, поскольку, повторюсь, резкая граница между явью и сном для меня, действительно, отсутствовала. Я всегда мог легко восстановить цепочку мыслей и ассоциаций, которые "вели" меня к моим "сновидениям" и также легко мог восстановить обратную цепочку мыслей и ассоциаций, которые "выводили" меня из "сновидений" в явь. Какое-то время мои сновидения были для меня просто необычной забавой. Я мог, к примеру, продолжать в них наши командные компьютерные игры, в которые играл со своими сверстниками, но уже не виртуальной реальности, а в реальности своего сна! А на следующий день при свете солнца я загружал свой сон в игровой ИИ, монтировал готовый сюжет продолжения нашей игры и предлагал разыграть его своим друзьям в новой командной игре: из-за предварительной проработки получалось очень интересно и даже оригинально! Так я стал даже заводилой и вождем своего школьного класса! - Гейбл неожиданно открыто улыбнулся, но тут же скрыл улыбку и, бросив короткий взгляд в глаза профессору, продолжил:
- Это длилось недолго: к двенадцати годам я созрел для более серьезных экспериментов со своими сновидениями. Это потребовало некоторой сосредоточенности и внимания к себе и я вынужден был постепенно оставить свою школьную компанию, сославшись для виду, чтобы отвести подозрения, на занятость учебой!

- В чем же заключались ваши эксперименты? - всякий след иронии бесследно исчез с лица профессора и он внимал рассказу с необычайным вниманием. Профессиональное чутье, которое выработалось в нем за долгие годы работы с людьми и их снами и еще никогда не подводило, подсказывало, что перед ним - не эксцентричный чудак, желающий привлечь к себе внимание, а весьма необычный феномен, определенно достойный часа драгоценного времени профессора!

- В двенадцать лет, профессор, я впервые попытался управлять своими сновидениями! - Гейбл, наконец, пристально посмотрел профессору в глаза, словно пытаясь понять для себя верит ли тот его истории или на этом можно остановиться. - Для начала я постарался сознательно посмотреть во сне на свои руки. Через неделю попыток я мог свободно разглядывать их во сне вместе с другими, доступными для зрения частями тела. Затем, я попробовал сознательно управлять сюжетами своих снов - в основном, это были баталии космических пиратов, полицейских и пришельцев из космоса, взятые из наших школьных компьютерных игр. В совершенстве овладеть этим искусством я сумел примерно через год! - Гейбл сделал паузу и откинулся на спинку кресла, словно бы снимая с себя какое-то напряжение. - Да, через год незаметных для всех и даже для моих родителей тренировок я мог увидеть во сне любой заранее придуманный мною сюжет с любым числом деталей! Это похоже на то, как если бы писатель мог сесть и сразу за один присест написать роман на любую наперед заданную тему, а затем режиссер сразу мог бы снять по нему кинофильм. Обычно писатели имеют черновики. В течение года тренировок черновики были и у меня: каждая ночь приносила очередной нейрочерновик, который я, критически просматривая, утилизировал, добиваясь в следующем нейрочерновике лучшего соответствия сновидения задуманному оригиналу.
Слова этой необычной истории неторопливо, но настойчиво разлетались по округлому пространству кабинета словно экзотические диковинные птицы и, мягко ударяясь о его освещенные закругленные своды, возвращались обратно в виде едва различимого эха.
- Следующий прорыв в моем незаметном искусстве состоялся в то лето, когда мне было шестнадцать лет - спокойно продолжал Гейбл, переводя взгляд с глаз профессора на какую-то точку за его головой и обратно - по-видимому, это была его манера общения с малознакомыми людьми.

- К тому времени у меня появилась подруга, по имени Лин, с которой, кроме трехлетней разницы, нас ничто не разделяло. Мы относились друг к другу заботливо и нежно, как брат и сестра и лишь ей одной я раскрыл тайну своей странной способности. Иногда я рассказывал ей о своих сновидениях, которые в ту пору, почти все касались исторической тематики и эти рассказы были похожими на красочный пересказ длинного видеофильма. Время от времени Лин пыталась зарисовать то, что слышала от меня, а иногда добавляла свои детали к моим сюжетам, которые затем снились мне с такой же легкостью, как мои собственные. Днем мы вместе путешествовали в районе Горных Озер, фотографировали редких эндемичных бабочек и жуков в их окрестностях - это было ее школьное домашнее задание на лето.

Гейбл замолк, переложил руки с колен на стол, обхватил ладонью кулак другой руки и выпрямился. Несмотря на спокойный тон его рассказа, было заметно, что события тех прошедших лет до сих пор были эмоционально значимыми для него и он словно бы переживал их заново.

- Однажды утром она отправилась к Горным Озерам одна - ко мне приехал мой родной брат - пилот первого класса пассажирского корабля Земля-Венера. Лин сказала, что к полудню вернется, но ни к полудню, ни вечером она не появилась у нас и я решил, что она, вернувшись с Озер, сразу отправилась к себе домой. Хотя я знал, что район Горных Озер совершенно безопасен и, кроме того, знал, что Лин ориентировалась в нем также свободно, как в своей комнате, какое-то смутное беспокойство не покидало меня и тогда, когда я готовился погрузиться в свои сновидения, собираясь увидеть в них недавно прочитанную историю римского императора Домициана. Наверное, поэтому я дал себе задание сначала увидеть во сне Лин.

Лицо Гейбла выражало сосредоточенность и тревогу, как будто он мысленно находился там, в самой гуще странных событий, о которых он рассказывал профессору.

- Очень скоро, во время моего сна, который сразу же показался мне каким-то необычным, я оказался в районе Горных Озер и почувствовал, что Лин здесь и с ней случилась беда. Я, каким-то непостижимым для меня на тот момент образом, сразу переместился к краю небольшой трещины в скале, почти на середине ее высоты, и увидел там Лин, беспомощно застрявшую и заснувшую в таком положении, по-видимому, от голода и усталости, а внизу на большом плоском камне валялся ее расколотый нейротелефон. Сердце мое бешено колотилось от тревоги, я кинулся вытаскивать ее, но руки мои оказались бесплотными и я понял, что происшествие с Лин - это не сон и надо проснуться!

Гейбл задумчиво посмотрел куда-то вниз, потом на свои руки, потом на профессора.

- Лин была благополучно освобождена из трещины бригадой спасателей, которую я сразу и безошибочно привел в нужное место. С этого времени я понял, что мои сны могут быть не только моими фантазиями, но и реальными путешествиями, правда, без всякой возможности в них на что-нибудь повлиять, в отличие от обычных сновидений.

Профессор Рэнкин смотрел на рассказчика практически не мигая. Его лицо выражало смешанную гамму чувств, в которой доминировали, безусловно, великое изумление и неподдельный интерес! Между тем, Гейбл, не меняя позы и интонации продолжал:

-...И я начал путешествовать в своих снах. Сначала путешествия в реальную обстановку давались мне с большим трудом. Случай с Лин, когда путешествие в настоящие Горные Озера произошло самопроизвольно, объясняется, скорее всего, влиянием той теплой и прочной эмоциональной связи, которая была между нами. Благодаря ей, я думаю, в моей психике открылось маленькое оконце, сквозь которое я, поначалу с большим трудом, мог просачиваться из мира своих произвольных сновидений, в которых предметы и люди имели плоть и кровь и были осязаемы, в сновидения реального мира, где я мог лишь витать, как бесплотный дух, и пассивно наблюдать за происходящим там.

Гейбл сделал неопределенный жест рукой, как бы указывая на новое измерение пространства, которое открылось ему после описанных событий.

- Случались недели и месяцы, когда это оконце закрывалось и я оставался пленником своих осязаемых сновидений, своих сюжетов, которым к тому времени я мог позволить расти и развиваться свободно, как цветам: ведь я в любой момент мог вмешаться в них и все изменить, а это было мне уже неинтересно! Я постоянно искал это оконце в другой, пусть и бесплотный, но реальный мир, который открывался мне через него как будто с подводной стороны поверхности озера. Со временем мне удалось расширить оконце и держать его всегда приоткрытым. Вечером я намечал себе примерный маршрут моего очередного путешествия, а ночью, во сне, выбираясь через оконце в тот мир, в котором жил днем, я пытался его проделать.

Гейбл прямо на столе чертил пальцем воображаемый маршрут своих путешествий, а профессор следил за его рукой как завороженный зритель, наблюдающий за манипуляциями очень талантливого фокусника.

- Поначалу это были довольно примитивные прогулки по комнате вблизи кровати. Подобно тому, как ребенок учится ходить, я учился сознательно перемещать в пространстве свое бесплотное тело. Плотное тело в это время, разумеется, мирно спало в своей кровати, что я непосредственно каждый раз наблюдал и к чему постепенно полностью привык. Постепенно с большим трудом я увеличивал протяженность своих маршрутов. Первые неудачные попытки выйти на улицу заканчивались тем, что я против своей воли выталкивался через оконце сонного сознания обратно в мир настоящих снов. Каждую неудачную попытку я, не просыпаясь, анализировал прямо во сне, а затем снова и снова пытался выйти на улицу и задержаться там. Со временем и это стало получаться у меня без труда! В общем, через пять лет ежедневных, а точнее еженощных попыток сознательно перемещаться в пространстве, я мог свободно разгуливать в районе Горных озер, что расположены около десяти километров от моего дома. Лин за это время стала художником....

Гэйбл прервал свой рассказ и на секунду задумался о чем-то далеком и - легкая улыбка выдала это - приятном!
Профессор Рэнкин немым кивком головы подтвердил, что внимательно слушает и ждет продолжения истории.

- Столь редкая в наше время профессия - продолжил Гейбл, увлекшись своими личными мыслями - это действительно ее призвание! Ее пейзажи отличает какая-то домашняя уютность и чистота, которые она умеет находить в окружающем ее мире с потрясающим мастерством. Я же в своей дневной жизни стал техником грузовой межпланетной станции. Знаете, профессор, - он вдруг неожиданно подался вперед, словно собирался открыть профессору какой-то новый еще больший секрет - странное чувство испытываешь, когда невольно сравниваешь неуклюжие маневры этих современных металлопластиковых птиц, с тем ощущением полета, которое сопровождает путешествия в моих снах. В моих полетах есть свобода и радость, а в их - ее нет! Металлопластик вообще ничего не чувствует, а пилоты, целиком полагаясь на него и на бортовой ИИ, воспринимают свои перемещения в пространстве просто как закономерный процесс взаимодействия корпуса и реактивных двигателей.

- Ваша история, поистине, удивительна! - воскликнул потрясенный до глубины своей научной души профессор Рэнкин, словно бы встряхнувшись от продолжительного увлекательного сна - Но... Хочу спросить: в какую сторону дальше развивались ваши упражнения?

Было слишком заметно, что его мало интересовали личные переживаний Гейбла, но та часть рассказа, которая касалась его профессиональных интересов, резонировала в нем натянутой нетерпеливой струной.

- Да, да, простите, профессор, я возвращаюсь к своему основному рассказу. С течением времени я смог еще более увеличить дальность своих ночных прогулок, примерно до тридцати километров от своего дома, где я лежал в кровати. И здесь неожиданно обнаружился предел! Еще раньше выяснилось, например, что во время сильного ветра или грозы, путешествие оказывается возможным лишь на небольшое расстояние - около сотни метров, не более. Всякая попытка удалиться дальше, сопровождается прерыванием сна, с чем я был не в силах совладать.

Гейбл сделал характерное выражение человеческой беспомощности на своем лице, но она не выглядела у него как фатальная невозможность - скорее, как случайное, досадное недоразумение!

- Анализируя закономерности своих путешествий, я выяснил, что их дальность тем больше, чем спокойнее обстановка, в которой происходит мой сон. И, наоборот, удаляясь на большие расстояния, около тридцати километров, мой сон становится настолько чувствительным, что малейшие движения воздуха или самые легкие звуки, которыми любая ночь всегда полна, разрушают его и я мгновенно выныриваю из подводной части реального мира на его поверхность. Очертите мысленно полусферу с центром около моей кровати и радиусом в три десятка километров и вы будете иметь представление о масштабах моих обычных путешествий.

- Вы сказали - полусферу? - переспросил профессор Рэнкин, у которого от эмоционального возбуждения проступили маленькие капли пота на лбу. - Но ведь в ваших путешествиях ваше тело, как вы сказали, бесплотно. Значит, вы могли путешествовать и в толщу Земли?

- Ну, разумеется, я бывал там пару раз. Но , по видимому, Земля имеет свою толщу не для ее созерцания! Там, профессор, знаете, - как-то жутковато! Но, - он на секунду остановился и задумался, - если бы у меня была там какая-нибудь задача, то я, думаю, смог бы совершать свои путешествия и там.
Он помолчал немного. В его глазах вдруг зажегся какой-то внутренний свет, заряженный желанием и мыслью.
- Наземный мир прекрасен, это правда! Но меня привлекает к себе Космос. Когда я узнал из газет, что существование инопланетной цивилизации в Туманности Андромеды - вещь научно доказанная, моя тяга туда стала какой-то экзистенциальной! Вы только представьте себе, профессор, я бы мог увидеть их, их жизнь, их обычаи и привычки, запечатлеть все это в своей памяти и привезти из своего путешествия живой рассказ о наших братьях по разуму!

- Все, что вы мне рассказали, - профессор Рэнкин вытер капли пота со лба и откинулся на спинку своего кресла, - невероятный, потрясающий феномен! Это достойно внимания само по себе, как чрезвычайно редкое, можно сказать, уникальное явление прорыва человеческого сознания в обычно совершенно недосягаемые глубины психики. Но тридцать километров - согласитесь, - профессор посмотрел на Гейбла с улыбкой, на этот раз выражавшей не иронию, а искреннее сожаление, - это слишком мало, по сравнению с неумолимыми мегапарсеками пустого пространства, отделяющими нас от Туманности Андромеды.

- Профессор, послушайте, мы должны попробовать! - внутренний огонь уже горел не только в глазах, но и во всей фигуре Гейбла - Согласитесь, - это важно! В очень спокойную и тихую погоду, зимой, когда ночная жизнь была скована холодом, один раз мне удалось увеличить дальность путешествия до сотни километров. Я достиг верхних слоев тропосферы, где легкие воздушные течения пытались вернуть меня в мою комнату. Там, на предельной границе возможностей своего сна, я рассматривал звезды и галактики иных миров, слышал их холодный зов и пытался сквозь убаюкивающее и пленяющее покрывало земной атмосферы разгадать тайну их загадочного блеска. Профессор, если бы только удалось создать абсолютный покой для моего тела во время сна! Точно утверждать я не могу, но мне кажется, что я не имею пределов в скорости, ведь мое тело там бесплотно и не испытывает ни тяготения, ни сопротивления!

- Нет, это невозможно! Проект уже утвержден, профинансирован и находится в стадии завершения его земной подготовительной части. Я согласен, - профессор потер свой умный морщинистый лоб, - ваше предложение заманчиво, особенно для меня и моего отдела, но практически - оно неосуществимо в рамках нынешнего проекта!

- Как раз наоборот, - живо возразил Гейбл, - если рассматривать мое предложение как дополнение или небольшую дополнительную опцию к вашему проекту, - он наклонился и вполголоса добавил, - который можно продолжать считать основным, то все от этого только выиграют, - он распрямился и начал теперь загибать свои пальцы: - Сам проект получит дополнительные доказательства своей обоснованности, предварительная информация, привезенная мною из моего путешествия, позволит лучше и надежнее подготовить к путешествию космонавтов. Профессор, хорошо, пусть не альтернатива, - у меня ведь нет никаких научных амбиций - пусть это будет называться маленькой разведкой!

- Не альтернатива, но маленькая разведка..., - повторил профессор Рэнкин, думая о чем-то своем. - Понимаете, Гейбл, одно дело убедить меня, - я профессионал и я, считайте, был внутренне готов к вашему рассказу. Но главные организаторы проекта - люди далекие от стихий науки. Им ближе стихии азарта, политики и финансов. Единственная возможность склонить их на наше - вы видите, я уже мысленно на вашей стороне - наше с Вами предложение, заключается в том, чтобы Вы эффектно продемонстрировали им свои способности! Понимаете, нужна сенсация с вашей стороны! Вы должны вызвать потрясение - тогда есть шанс!

- Ради такого дела я готов! - лицо Гейбла и вся его фигура горели решимостью, - той самой, которая не знает границ, - хотя, признаться честно, я не люблю сенсаций! В них всегда есть обман, даже если сенсация настоящая! Я убежден, что по настоящему великие вещи происходят незаметно. Но, повторяю, я готов! И вы, профессор, будьте совершенно спокойны. Вы и сами сможете убедиться, что мой рассказ - не вымысел, который приснился мне в одном из моих снов!

- Хорошо, Гейбл! Тогда готовьтесь. Сначала нам предстоит битва здесь, на Земле. Завтра, на заседании координационного совета Центра я выступлю со своим отчетом, а потом представлю вас, и вам придется прямо там на месте продемонстрировать свое искусство!

- Конечно! - уверенно и уже вполне обычным тоном подтвердил Гейбл, вставая и протягивая руку профессору. Тот, также встав, крепко пожал ее, задержав в своей руке, и пристально посмотрел в глаза этого удивительного посетителя, как бы убеждая себя самого, что этот человек - не продукт его собственного сна!

- Завтра к 12-00 по местному времени подходите сюда в наш отдел. Я распоряжусь и вас в нужный момент доставят в прямо в Центр, где я буду вас ожидать. Илси, - он мысленно включил нейротелефон, - проводите мистера Гейбла, подготовьте мне к завтрашнему утру список встреч и корреспонденцию, я попрошу только срочную, и вы свободны на сегодня!

Гейбл еще раз кивнул и растворился в круглом входном проеме кабинета, оставив профессора Рэнкина в полном смятении чувств, которое, впрочем, было радостным смятением!

(Продолжение следует)