Полесская Книга Теней

(О том, что было здесь до того, как пришли первые славяне - время бобров и кровавых плотин)

Полесье не земля. Полесье — живое. Оно дышит торфом, плачет чёрной водой, помнит всё.

Полесье родилось не из Земли, а из Воды и соли. Тысячи и тысячи лет назад здесь было море — холодное, мелкое, чёрное. Когда оно отступило, оставило после себя бесконечные топи, где даже птицы гибли от сырости. Первые люди пришли сюда только потому, что их гнали с запада мечи, а с востока — голод.

Они нашли острова. Круглые, как черепа, возвышения из торфа и песка, поросшие ольхой и осокой. На каждом острове стоял дуб, которому было больше тысячи лет. Под дубом — капище. Каменный круг из валунов, в центре — яма. Вокруг ямы — колья с высушенными человеческими головами, обращёнными лицом к северу. Головы не гнили. Они улыбались.

Жрецы звались «бобровые люди». Они носили шкуры гигантских полесских бобров — зверей размером с годовалого медведя, с зубами красными от крови и глазами, светящимися жёлтым в темноте. Бобры строили плотины не из брёвен, а из человеческих костей. Когда плотина вырастала выше человеческого роста, жрецы знали: год будет плодородным. Кровь жертв впитывалась в торф, торф кормил рожь, рожь кормила людей, люди снова шли на капище.

Бобры-каннибалы приходили на запах. Они ели только печень, потому что в печени, по поверью, сидит душа. Остальное оставляли жрецам.

Когда-то, ещё до Рюрика, до крещения, до самого слова «Русь», здесь не было ни городов, ни дорог. Были только острова-кочки посреди безбрежного моря болот, и на каждом — капище. Дуб, обмотанный человечьими кишками. Каменный идол с выколотыми глазами. Кострище, где горели не дрова, а кости тех, кто пришёл просить урожая, любви или смерти врагу.

Самое большое капище называлось Мокша-Велика. Оно появлялось раз в 7 лет, когда туман становился таким плотным, что по нему можно было ходить, как по мосту. В эту ночь собирали «бледных дев» — девочек, родившихся в полночь на Ивана Купалу с белыми, как у щук, глазами и перепонками между пальцами. Их раздевали догола, мазали болотной грязью и отпускали бежать по топям. За ними шли жрецы в бобровых масках и с копьями из оленьего рога. Кто добегал до следующего острова живой — становилась жрицей и получала право носить корону из бобровых зубов. Кто тонул — становилась «мокрой матерью». Её тело находили через год: огромное, белое, с улыбкой от уха до уха и длинными чёрными волосами, плавающими по воде, как водоросли.

Из внутренностей «мокрых матерей» варили зелье «Полесский Мёд». Чёрное, густое, пахнущее рыбой и мёдом одновременно. Один глоток — и человек видел мёртвых. Два — начинал говорить их голосами. Три — сам становился мёртвым, но продолжал ходить.

Когда в 988 году князь Владимир крестил Русь, сюда пришли монахи с крестами и факелами. Они рубили священные дубы, топили идолов, сжигали жрецов. Последний верховный жрец по имени Велеслав успел проклясть землю: «Пока стоит Полесье — будет пить кровь. И не различать, чью». Его заживо закопали под дубом на месте будущего Ельска. Дуб сгорел, но корни остались. И до сих пор тёплые от крови на ощупь

Но Полесье не отдало своё. Оно просто ушло под землю. И ждало