Полёт Хай Лина

Ни полеты из детских сновидений, ни, тем более, нахождение внутри неких аэропланов и геликоптеров, из смутно помнящейся Хай Лину альтернативной реальности, не шли ни в какое сравнение с испытываемым им сейчас. Хотя фэнчжэн¹ не был его телом, Лин чувствовал что летит именно он, во плоти, а не несущая его машина, или точка с которой он смотрел на проносящиеся невесть как под ним Мир. В той самой альтернативной реальности такую точку назвали бы «камера». От названия специального прибора для улавливания изображений. Лину вспомнилось утверждение героя ещё не написанной книги Северного соседа: «Обычно называют полетом — полет птицы, падающего листа, аэроплана. Но это не полет, а плавание в воздухе. Чистый полет — это падение, когда тело двигается под действием толкающей его силы. Пример — ракета».² Он с наслаждением вдыхал встречный ветер, компенсируя разреженность скоростью. Это было и вправду плавание в среде которой человек ещё и дышит.

Но Хай Лин не мог сейчас отвлекаться на удовольствия.

«Идут с эскортом» — заметил он, когда на горизонте, бывшем от него гораздо дальше чем от запустившего его водного судна «Рак-богомол», чьё название по-китайски звучало слишком устрашающи для русского уха, показались мачты и дымоходные трубы, борта и палубы — он смотрел под углом сверху-вниз — неприятельского флота.

Вслед за командиром Ван Гу, эскадрилья разбилась на звенья по количеству вражеских пароходов и каждый спикировал на свою цель. Минуя одиночные винтовочные выстрелы и очереди из неповоротливых гатлингов фэнчжэны сбрасывали бомбы с горючей смесью и осколочные фугасы на палубы противника.

Хай Лину досталась самая трудная и вместе с тем самая уязвимая к точному удару цель: машинное отделение. Оно находилось глубоко под палубами. Бомбить приходилось прямо в дымоход не попав в стенки, дабы взрыв повредил не трубу, лишь закоптив корабль, а паровой котёл.

Тем временем на суше также кипела ожесточённая битва. Вражескую кавалерию теснили бойцы командира Вэй Дин-го, толкая на противника огненные тачки и бросая в него тыквы, наполненные серой, селитрой и пятицветным порохом. На дальних дистанциях врага накрывали залпами хвачх, не уступавших теперь реактивным системам залпового огня «тип 63», из того — иного мира.

И вот бомба Хай Лина скрылась в жерле дымохода. Он еле успел вовремя выйти из пике, едва не сорвав рули высоты, и запустить оставшиеся разгонные двигатели, превращая где-то на мол фэня своё воздухоплавание в тот самый полноценный полёт. Даже не краем зрения, а краем сознания, которым воспринимают материальный мир бесплотные души, сами ничего не улавливающие и не преломляющие, пилот заметил последствия взрыва, на который медный котёл парохода не был рассчитан: До этого относительно ровный столб густого чёрного дыма резко рвануло снизу. Затем дым стал реже, зато повалил не только из труб, но и из выбитых иллюминаторов, дверей кают, люков трюмов — машинных и грузовых. Лин знал, какой груз в этих трюмах. Пусть лучше уж его дым вдыхают его же поставщики, нежели соотечественники Хай Лина.

Вот героя настигла звуковая волна от учинённого им взрыва: «Подъём!», сопровождаемое соответствующей мелодией.

***

В ходе утренних процедур сновидение невольно покидало краткосрочную память военного инженера. Зато вспомнилась семейная легенда, рассказанная ещё в его детстве бабушкой, что имя он получил в честь генерала эпохи династии Мянь. Его пра-пра…бабушка отдала, бывшего младенцем, на одно «пра» меньше дедушку в семью своих крестьян, дабы тот избежал участи своих родственников.

¹ Фэнчжэн — китайский воздушный змей.

² Алексей Толстой, роман «Аэлита», глава «В мастерской Лося».