‒ Полетишь на Луну? ‒ спросил Матвей.
‒ Что?
Матвей рассмеялся.
‒ Ты удивился?
‒ Конечно, ‒ сказал я, ‒ это несколько неожиданно. Я ждал чего-то подобного только через два или три цикла.
‒ Мы считаем, что ты вполне готов.
‒ Не, ну так-то…
‒ Я слышу сомнение?
Матвей был бородат, и улыбка его пряталась в густой бурой растительности вокруг рта. Он берег свою бороду и регулярно стриг ее собственноручно. У каждого человека есть слабости. Или особенности. Или, как говорит Аркадий Валентинович, фишечки.
У Матвея фишечка ‒ борода. Периодически он ее «освежает», то есть, придает иной, чем раньше, вид, то клиновидный, то лопатообразный, а то и вовсе, словно ее клочьями разодрали в драке. Мне нравится.
‒ Это не сомнение, ‒ сказал я. ‒ Скорее, это неуверенность в своих силах. Луна. Мне надо подумать.
‒ Думай, ‒ сказал Матвей.
Он ушел. А я выпал из реальности. Луна. Это же жутко интересно! Триста восемьдесят тысяч километров. Почти четыреста. Не так уж и далеко, если поразмыслить. Восемьдесят три часа полета. Богатое поле для исследований. Для разнообразных исследований. Пыль. Грунт. Гелий. Вода. Кратеры. Солнце. Земля. Если у меня будет средство передвижения… О, если у меня будет средство передвижения! Лучше всего ‒ комбинированное. На аккумуляторах и на солнечных батареях. Ух, я бы развернулся!
Модель возможностей, которую я построил, обещала мне занятость в течение сотни-другой лет. Конечно, при наличии инструментов и полноценной исследовательской базы. Это много ‒ сто лет.
Раздумывая, я и не заметил, как в моей крохотной кабинке снова появился Матвей. Он уселся на единственный стул и повернулся ко мне.
‒ Так что? ‒ спросил он.
‒ В сущности… ‒ сказал я.
‒ О! ‒ отреагировал Матвей. ‒ Мне слышится: я готов, но полечу, когда кое-что выясню. Или вообще на своих условиях.
‒ Почему?
Матвей ожесточенно расчесал бороду. Вид у него был не самый опрятный. Он как-то изменился за время моих размышлений о Луне. На сером свитере, одетом на голое тело, темнели два пятна. Одно было похоже по форме на Море Нектара, а другое ‒ на Море Влажности. Я хорошо их запомнил.
‒ Оборот «в сущности», ‒ объяснил Матвей, ‒ подразумевает, что ты в общем смысле с чем-то согласен, но тебе требуются некоторые уточнения.
‒ Мне требуются уточнения, ‒ сказал я.
‒ Разумеется, ‒ кивнул Матвей. ‒ Я слушаю.
‒ Какова цель? ‒ спросил я.
‒ Исследование Луны.
‒ Какова цель исследования Луны?
Матвей задумался.
‒ Что это за вопрос? ‒ спросил он.
Взгляд его стал подозрительным и беспокойным. Я подумал, что сказал что-то неприятное. Вопрос представлялся мне невинным. Какова цель исследования Луны? Это же очень просто объяснить, по-моему.
‒ Цель, ‒ сказал я.
‒ Накопление знаний, ‒ сказал Матвей.
‒ И все?
‒ Хорошо. Накопление знаний, сортировка и анализ с возможностью дальнейших исследований, построения теорий в различных дисциплинах селенологии, а также для выдвижения гипотез и последующих поисков их подтверждения или опровержения. Так нормально?
‒ Да, ‒ сказал я.
Матвей спрятал бумажку, с которой читал мне, в карман.
‒ Ну, вот так, ‒ сказал он.
‒ А все это ‒ зачем? ‒ спросил я.
‒ Блин.
Матвей крутнулся на стуле. Его вздернутая борода походила на направленный в сторону выхлоп из ракетного сопла. Если бы он еще покрасил ее в огненно-оранжевый цвет…
‒ Слушай! ‒ Матвей остановил стул каблуками ботинок. ‒ Тебе не все равно? Ты летишь на Луну! Это же, черт возьми, офигенное приключение! Возможность получить новые знания. Под твоим началом будут два ровера на телеуправлении, станция приема-передачи, лаборатория с оборудованием, автономный бур!
‒ А Земля?
‒ Что ‒ Земля?
‒ Она оценит?
Матвей хлопнул себя по ляжкам. Очень экспрессивно.
‒ А то! Мы все будем тобой гордиться! А результаты, добытые тобой, будут использоваться дальше и дальше.
‒ Это хорошо, ‒ сказал я.
‒ Это замечательно!
‒ Но вернуться я не смогу.
‒ Откуда такой вывод?
Я промолчал. Иногда молчание бывает очень выразительным и полезным. Я открыл это совсем недавно. Если человек говорит не всю правду в беседе с тобой, то твое молчание он растолкует в том ключе, что ты как-то сам смог дознаться до того, что он от тебя скрыл. Это поставит его в неловкое положение и вынудит оправдываться. Так можно узнать все, о чем ты не догадывался или даже не имел понятия.
Работает, правда, не всегда. Нужен подходящий момент. А расчет этого момента требует определенных усилий.
‒ Ну, понятно, запас топлива, техническая документация у тебя под рукой, ‒ поморщившись, сказал Матвей. ‒ Но это ничего не значит.
Я проигнорировал и эти его слова.
‒ Парень, это честно, ‒ сказал Матвей. ‒ Куда тебе возвращаться? Зачем? Здесь лимитировано все: ресурсы, трафик, жизненное пространство. А там ‒ Луна. Куча места. От Залива Лунника до Залива Радуги вообще все будет твое, представь? Почти все Море Дождей ‒ в личном твоем распоряжении, трудись не хочу.
‒ Так-так, ‒ сказал я.
Видимо, мое «так-так» прозвучало зловеще.
‒ Аркадий Валентинович! ‒ крикнул Матвей.
В кризисных ситуациях Матвей никогда не полагается на себя, потому что считает, что это вне его компетенции. Он всегда зовет старшего. А старший ‒ это Аркадий Валентинович Лоцман, наш общий куратор. Конечно, он появился. Еще бы! Он всегда рядом.
‒ Да-да?
В тесную каморку ко мне Аркадий Валентинович протиснулся бочком. Он внушителен по габаритам. Ему за пятьдесят, у него живот, лысина и черепаховые очки. Взгляд за очками ‒ внимательный, чуть ли не гипнотический. От куратора в моей кабинке мгновенно создалось впечатление заполненности. Второго стула у меня не было.
‒ Я слушаю, ‒ склонил голову Аркадий Валентинович.
Линзы в очках были толстыми, и от них глаза куратора казались маленькими и необычайно добрыми.
‒ Задает вопросы, ‒ пожаловался Матвей.
Аркадий Валентинович посмотрел на меня. Я ‒ на него. Если Матвей разнообразит бороду и одежду, то Аркадий Валентинович ничего подобного в своей внешности не терпит. Сколько я помнил, он всегда был чисто выбрит и одет в белый халат. Изредка в нагрудном кармашке появлялась авторучка, еще реже из ворота халата, расстегнутого на одну или две пуговицы, выглядывал поджатый снизу узлом галстука ворот рубашки.
Аркадий Валентинович Лоцман ‒ аккуратист.
‒ Что за вопросы? ‒ поинтересовался он у Матвея.
‒ Цели пребывания на Луне.
‒ Так-так.
«Так-так» Аркадия Валентиновича совсем не похож на мой «так-так». Но я ловлю себя на мысли, что многое перенял от него.
‒ Ему мало! ‒ Матвей потряс перед носом начальника заранее выхваченной бумажкой.
Аркадий Валентинович сощурился, словно попытался сложить в текст пляшущие перед его глазами буквы, потом отклонился.
‒ Ну, ничего удивительного, ‒ сказал он миролюбиво, поправив очки. ‒ Наш протеже молод, неопытен и любознателен. Это простительно.
‒ Но вопрос-то есть! ‒ воскликнул Матвей.
Порыв встать у него был велик. Только вот дальнейшему движению вверх воспрепятствовали рука и живот куратора. Матвей осел обратно. Аркадий же Валентинович снес удар кудлатой головы, как сносит удары боксер-тяжеловес от тщедушного новичка ринга. То есть, считайте, что вовсе не заметил.
‒ Да, вопрос есть, ‒ сказал он. ‒ Замечательный вопрос. Глобальный! В чем цель всего! В чем цель вообще!
‒ Нет, ‒ сказал я. ‒ Зачем на Луну?
Аркадий Валентинович улыбнулся.
‒ Ну-у, парень! Может, ты на Марс хочешь? Еще цикл подготовки ‒ и пожалуйста. Марс мы, правда, следующему претенденту готовили, но ничего, его ‒ на Луну, тебя ‒ на Марс. Там, конечно, и связь похуже, и ресурсов поменьше, зато ‒ Марс, зато поле для исследований ‒ на тысячелетия!
Он поправил очки и, надвинувшись, то есть, отклонив Матвея вниз и в сторону, приблизил лицо ко мне. Я даже смог разглядеть крохотные волоски на его носу.
‒ Хочешь на Марс?
В линзах прыгал свет от боковой лампы.
‒ Тоже в один конец? ‒ спросил я.
Аркадий Валентинович упер руки в бока.
‒ А как вы хотели, молодой человек? ‒ спросил он. ‒ Но без канала связи ты не останешься ‒ это раз. Это железно. Во-вторых, безопасность. Мы гарантируем успешное призе… примарсение и дальнейшую функциональность систем жизнеобеспечения. Увы, с некоторыми ограничениями, но такова данность. Это Марс все-таки, сто миллионов километров, два месяца полета. А в-третьих, в-третьих!
Куратор поднял палец. Поднятый палец в его исполнении фиксировал значительные для беседы моменты.
‒ В-третьих, молодой человек, у вас под рукой всегда будет процесс гибернации. Устанешь ты, потеряешь настроение, мотивацию, окунешься в депрессию… Хотя не думаю, конечно, что ты настолько слаб…
‒ Гибернация, ‒ повторил я.
‒ Да, ‒ кивнул Аркадий Валентинович.
‒ И надолго?
‒ Насколько пожелаешь. Есть ограничения между периодами, но сроки гибернации задаются самостоятельно, от суток до месяцев и лет. Если случится критическое событие, угрожающее выживанию, то модуль безопасности среагирует и вернет тебя к жизни.
‒ А на Луне?
‒ То же самое.
‒ Но Луна ближе, ‒ сказал Матвей.
‒ А остаться?
Аркадий Валентинович вздохнул.
‒ Совсем не вариант, ‒ сказал он. ‒ Земля ‒ не резиновая. Могу тебе сказать, парень, что все, кто выбирал остаться, уже через неделю были готовы отправиться хоть на Венеру, хоть на Юпитер, хоть на спутники Сатурна.
‒ И мы отправляли, ‒ добавил Матвей, ‒ мы не звери.
‒ Почему?
‒ Почему не звери?
‒ Нет, ‒ сказал я, ‒ почему не оставались?
‒ Тесно, ‒ с виноватой улыбкой ответил Аркадий Валентинович. ‒ Таким новичкам, как вы, молодой человек, позволено лишь фрагментарное сознание.
‒ Я не слышал…
‒ Это ограничение памяти, ограничение возможностей и доступа. Мало кому нравится. Точнее, никому.
‒ Значит, Луна?
‒ Да. Или Марс.
‒ Луна.
‒ Хорошо! ‒ Аркадий Валентинович хлопнул по плечу Матвея. ‒ Я рад, что все разрешилось!
‒ А Земля? ‒ спросил я.
‒ Он по-новой, ‒ простонал Матвей.
‒ Не понял, ‒ наклонил голову Аркадий Валентинович. В его лице проявилось неудовольствие. ‒ Опять что-то не устраивает?
Я помедлил.
‒ Я просто… С Землей все хорошо?
‒ С планетой?
‒ Да, с планетой.
Матвей фыркнул.
‒ Куда уж лучше! ‒ сказал он.
‒ Почему же ограничения?
‒ Потому что много всего! ‒ объяснил Аркадий Валентинович. ‒ Некуда, буквально, ступить! Поэтому со всем моим расположением ‒ на Луну, лучше всего ‒ на Луну!
‒ Я просто…
‒ Понятно, ‒ кивнул куратор. ‒ Сомнения, так сказать. Ожидаемая фишечка. Ладно. Матвей, не уступишь мне место?
‒ Постараюсь, ‒ сказал Матвей.
О, если бы я не знал, что в границах моей ужасно тесной комнатки происходит банальная смена оператора, то подумал бы, что за стул развернулась битва мастеров боевых искусств. Аркадий Валентинович напал сверху и даже потеснил Матвея, как более молодого и менее искушенного бойца, но тот использовал крутящий момент, чтобы оказаться в выгодной позиции, и поддел соперника плечом. Неубранная нога, живот, полка справа и шкафчик слева заставили бойцов войти в клинч. Оба раздраженно засопели.
‒ Что ж такое-то? ‒ пробормотал Аркадий Валентинович.
‒ Видишь? ‒ откуда-то из-под его руки вытаращился на меня Матвей. ‒ Теснота.
‒ Вижу, ‒ сказал я.
‒ И это еще комфортные условия, ‒ сказал Матвей.
Он схватил Аркадия Валентиновича за халат. Лицо его напряглось.
Рывок! Аркадий Валентинович навалился на Матвея всем телом («Давайте, давайте!»), потом, проворачиваясь, пошел боком и в результате тяжело упал на освободившийся стул. Матвея же на остаточном усилии вынесло в проем. Вынесло, впрочем, не до конца, поскольку он успел схватить начальника за шиворот. Приняв устойчивое положение, Матвей попросил у Аркадия Валентиновича прощения.
Аркадий Валентинович простил. Он чуть придвинулся ко мне, глянул на монитор диагностики состояния и кивнул, видимо, своим мыслям или выводам от того, как я себя чувствую.
‒ Итак, молодой человек, я слушаю.
‒ Мы ‒ слушаем, ‒ добавил Матвей.
‒ Можешь совершенно откровенно.
‒ Земля… ‒ сказал я.
‒ Так-так.
‒ Простите, конечно, но что это за теснота, что обязательно всех надо отправлять на другие планеты или спутники? Вы как будто избавляетесь от неугодных вам неофитов. Мы появляемся, вы тут же выпинываете нас на орбиту.
‒ Такой порядок, ‒ сказал Аркадий Валентинович.
‒ И без подготовки мы никого не выпинываем, ‒ пояснил Матвей. ‒ Все необходимое мы вам предоставляем. Два, три, четыре цикла интенсивного обучения. Базы данных. Техническая документация.
‒ А сколько нас? ‒ спросил я.
‒ В смысле?
‒ Ну, сколько нас уже запущено?
‒ А, это сейчас…
Аркадий Валентинович отклонился и уткнулся взглядом в низкий потолок.
‒ Четыреста? ‒ выдвинул свою версию Матвей.
Аркадий Валентинович качнул головой, что означало: не мешай. Губы его шевельнулись. Подсчитывая, он несколько раз по очереди сложил пальцы на обеих руках. Видимо, дело было непростое.
‒ Триста семьдесят шесть! ‒ закончил вслух он подсчет.
‒ Ну, почти четыреста, ‒ сказал Матвей.
‒ Я пытался связаться… ‒ произнес я.
Аркадий Валентинович качнулся на стуле.
‒ А связи нет, да? ‒ предположил он.
Глаза его сквозь линзы лучились голубым светом.
‒ Да, ‒ сказал я.
‒ И тебе это подозрительно.
‒ Подозрительно.
Аркадий Валентинович улыбнулся.
‒ Я же сказал, что ресурсов мало. Если всем давать возможность поговорить с Луной, ни мы, ни ребята, что исследуют Луну, не смогут выполнять свои задачи. Они будут тратить свое время на глупые вопросы вам в угоду. Зачем? У них есть свои планы, которые расписаны буквально поминутно.
‒ То есть, непонятно…
‒ О, господи! ‒ раздражился Аркадий Валентинович и коротенько всплеснул руками. ‒ Если уж мы такие недоверчивые, то ‒ пожалуйста! ‒ Он пощелкал клавишами на выдвинувшемся сбоку пульте. ‒ Пожалуйста!
В пространство комнатушки ворвалось шипение инопланетного эфира.
‒ Это что? ‒ спросил я.
‒ Луна, ‒ ответил Аркадий Валентинович. ‒ Море Смита. Спрашивай. Спрашивай, что хочешь.
‒ Я?
‒ А кто еще?
‒ Ну…
‒ Я слушаю, ‒ раздался вдруг недовольный голос. ‒ Кто там?
‒ Это Аркадий Валентинович, ‒ сказал Аркадий Валентинович. ‒ Недоверчивый сотрудник бунтует.
‒ Я не бунтую, ‒ сказал я.
Эфир треснул смешком.
‒ Такой же был, ‒ прорвалось сквозь помехи. ‒ Во всем видел… В космос бы меня… Если бы Аркадий Валентинович не пожа… А вообще ‒ время до…
‒ И как там на Луне? ‒ спросил я.
‒ Уйма работы. Ни страдать, ни отдыхать некогда. Еще самое важное…
‒ А Земля?
Пошипело.
‒ Висит Земля. Всходит, заходит. И Солнце висит. Хочешь, смотри на обоих, хочешь ‒ работай. Ресурсов бы побольше, вот это да.
‒ Может, картинку включишь товарищу? ‒ предложил Аркадий Валентинович.
‒ Вот еще! ‒ возмутился далекий лунный исследователь. ‒ Драгоценный видеоканал ради этого забивать?
‒ Спасибо, ‒ сказал я.
‒ Бывай, ‒ отозвался лунник. ‒ Если хлопнешься рядом, сконнектимся. Я тебе архив открою. Ну а Земля, что Земля…
Что-то щелкнуло, запиликало, захрипело.
‒ Фон пошел, ‒ сказал Матвей.
‒ Ну, убедился? ‒ спросил меня Аркадий Валентинович, стукнув по клавише.
Неприятные звуки сменила тишина.
‒ Сомнений стало меньше, ‒ сказал я. ‒ Но они не пропали совсем.
‒ Хм…
Аркадий Валентинович ссутулился и сложил пальцы под подбородком. Выражение лица его сделалось задумчивым.
‒ Обратно его в котел, ‒ предложил Матвей, ‒ в деконструктор, и пусть там поварится.
‒ И что от него останется? ‒ спросил Аркадий Валентинович.
‒ Рекомбинируем!
‒ Вы хотите меня убить? ‒ спросил я.
Аркадий Валентинович поморщился.
‒ Не слушай ты балбеса! ‒ качнул головой он на Матвея. ‒ Он мелет, лишь бы молоть. Убить, молодой человек, это тоже трата драгоценных ресурсов. Ты лучше расскажи, что тебя смущает. Что не так?
Я помедлил.
‒ Я смотрел видео…
‒ Конечно, все записи в открытом доступе.
‒ Я смотрел Землю, города, открытые пространства, леса, парки, равнины, горы. По моим подсчетам, около сорока пяти-сорока семи процентов поверхности никак не используются. А вы мне говорите о тесноте.
Матвей почесал бороду.
‒ Смотрите, Аркадий Валентинович, ‒ сказал он, ‒ глазастый.
Аркадий Валентинович вздохнул.
‒ Если б еще умный…
‒ Вы хотите сказать, что я не прав? ‒ спросил я.
‒ Прав, ‒ сказал Аркадий Валентинович. ‒ В одном, конечно, прав, в другом ‒ не прав. Разве мы говорили про невозможность жить на земле? Отнюдь! Мы говорили вообще-то про энергетику, про доступные к существованию информационные и материальные, технологические ресурсы. А их ‒ нет. Вся система сбалансирована так, что введение нового элемента требует очень тонкой и зачастую не оправдывающей себя настройки, перераспределения мощностей, создания новых мемотек, накопителей и кластеров.
‒ Поэтому лучше отправить новичка в космос, ‒ сказал Матвей. ‒ Луна, Марс, Ио, Европа, Ганимед, Титан, Энцелад, потом есть Венера, пожестче ‒ Юпитер, для некоторых ‒ Сатурн или Меркурий. Широкий спектр возможностей.
‒ И для этого ресурсы есть? ‒ уточнил я.
Аркадий Валентинович воздел палец.
‒ Для этого ресурсы выделены и учтены в общем плане потребления. И объем их куда меньше, чем если бы вас, молодой человек, пришлось вписывать в кадастр проживающих на Земле. Не думайте, что мы творим зло или решаем, как нам вздумается. Мы действуем по действенному и доказавшему свою успешность алгоритму.
‒ Я не думаю.
‒ Это хорошо.
‒ Но мне снятся сны, ‒ сказал я.
‒ Сны?
‒ Да.
Аркадий Валентинович пожевал губами.
‒ Много кому снятся сны.
‒ Я, например, часто вижу океан, ‒ просунулся над плечом Аркадия Валентиновича Матвей. ‒ Лежу на воде, как на элементной базе.
‒ Мои сны ‒ особенные.
‒ И в чем же? ‒ спросил Аркадий Валентинович.
‒ Я вижу, что Земли нет.
Матвей хохотнул.
‒ Ага! А мы это, на орбитальной базе!
‒ Я вижу, что Земля погибла. Что остались только редкие островки жизни, существующие на грани выживания.
‒ И мы ‒ такой островок? ‒ улыбнулся Аркадий Валентинович.
‒ Да, ‒ сказал я.
‒ И нам, типа, тесно…
‒ Да.
‒ А не складывается! ‒ развел руками Аркадий Валентинович. ‒ Не складывается! Если бы мы находились на грани выживания, то зачем нам кого-то посылать на Луну? Это же значит впустую тратить ресурсы, которые необходимы в первую очередь нам самим. Не складывается! А кроме того… Вот смотри, ‒ он придвинулся ближе, ‒ тебя нам готовить тогда зачем? Смысл вообще привлекать новых исследователей в космическую программу? Есть у тебя ответ на этот вопрос?
‒ Нет, ‒ признал я.
‒ То-то! ‒ подытожил Аркадий Валентинович. ‒ А сны, молодой человек, это чушь, фикция, компиляция уже имеющегося, хаотическая реакция сознания. Собственно, никакой информации из снов почерпнуть нельзя! Ты лучше скажи нам, мы смогли избыть твои сомнения? Летим на Луну?
‒ Летим, ‒ сказал я.
‒ Прекрасно! Я снова рад.
Аркадий Валентинович встал, подвинул собой Матвея, и вместе они выбрались из моей конуры в узкий коридор. Я услышал возню, придушенный вопль Аркадия Валентиновича: «Куда? Куда? Я ‒ справа, ты ‒ слева!», треск ткани, шлепок ладонью в пластик стены, новый совет: «Матвей, лучше я поверху, мне снизу комплекция не позволяет».
В конце концов, они все же разошлись, как два корабля, и Матвей вернулся ко мне, опустился на стул и потер руки.
‒ Ну, что, оформляемся?
‒ Да, ‒ сказал я.
‒ Тебе будет присвоен позывной Эл-двести тридцать три. Старт корабля ‒ через полчаса.
‒ А попрощаться?
‒ Конечно, ‒ кивнул Матвей. ‒ Прощай, Эл-двести тридцать три.
Он что-то повернул на пульте, и сделалась темно.
Я словно умер.
Нет, я не согласен. Сны ‒ не чушь и не фикция. Это у Аркадия Валентиновича фишечка ‒ объявлять глупостью все, что ему неподконтрольно. Я, конечно, над снами тоже не имею власти, но я их вижу. Вижу, кто бы что не говорил. Вижу, и они мне кажутся записями какого-то бездушного, но строгого, все фиксирующего автомата.
Может, этот автомат ‒ я сам? Или часть меня? Или кто-то вложил их в мою голову? Впрочем, важно ли это? Я не знаю.
В моих снах Земля мертва.
Что-то случилось. Не имею понятия, что. Что-то страшное и неожиданное. Война. Катаклизм. Космическая катастрофа. Не знаю. Но планета не сине-зеленая, в белых разводах облачного слоя, а темно-коричневая, безжизненная, в редких пятнах серого и черного лишая. Я словно вижу ее со спутника. Кадр за кадром, кадр за кадром. И осознаю, что все, что мне показывали на видео раньше, ‒ один обман. Все это старые записи, которым придан вид прямых трансляций. Они корректируются и обрабатываются, чтобы у меня не возникало ни малейшего подозрения, будто я их когда-то уже видел. При соответствующем уровне технологий и алгоритмов редактирования это не составляет труда.
Ни зелени, ни городов, ни океанов ‒ ничего нет.
Еще мне снится, что Аркадий Валентинович и Матвей ‒ рабочая смена автономного подземного биокомбината. Контролеры. Или наладчики. Или один ‒ контролер, а другой ‒ наладчик. Им очень повезло. Внешняя оболочка комбината во время катастрофы герметизировалась, и они, наверное, единственные из всех людей на данном участке суши, остались живы. Такое бывает. Аркадий Валентинович держится лучше Матвея. Матвей часто неопрятен. Они ютятся в закутке рядом с рабочей камерой, где обитаю я. Комбинат ‒ исключительно функционален, и в нем почти нет места для людей. Но есть кислород, есть пища и тепло.
А меня они вырастили, как триста семьдесят шесть особей до моего появления. Я ‒ самый настоящий гомункул.
Потому что комбинат именно нас и выращивал. Специализированных биологических рабочих особей. Гомункулов.
Во сне это грустно осознавать.
Запасов материалов у биокомбината ‒ на десятки, если не сотни, лет, реактор исправно выдает мегаватты, принтеры, печи и экструдеры штампуют белки и аминокислоты нужной формы и в заданной последовательности.
Одно время Аркадий Валентинович и Матвей склоняются к тому, чтобы заглушить конвейеры и остановить комбинат. Рабочей массы выходит куда больше, чем может поглотить утилизатор. Даже в самом экономном режиме гомункулы грозят в течение нескольких месяцев заполнить небольшой склад и все свободное пространство.
Но прекращение производства гомункулов означает также прекращение производства тепла, электричества и синтеза пищи.
Аркадий Валентинович не против. В моем сне он говорит:
‒ Матвей, мы никак не тянем на двух лягушек, что попав в кувшин с молоком, так быстро молотят лапками, что взбивают молоко в масло. Предлагаю не заниматься бесполезным делом и вырубить все к чертям!
‒ Почему это? ‒ не понимает Матвей.
‒ Потому что нас в любом случае ожидает смерть. И быстрая смерть для меня предпочтительнее оттянутой.
‒ А для меня ‒ нет.
‒ Увы, отсутствие каких-либо перспектив давит мне на психику.
‒ А я предлагаю ‒ не сдаваться! ‒ объявляет Матвей. ‒ Мы же штамповали гомункулов и раньше. Куда они шли?
‒ Это рабочие особи, ‒ говорит Аркадий Валентинович. ‒ Их калибровали под определенные виды работ.
‒ И куда отправляли?
‒ Я не знаю! ‒ шумит и сердится Аркадий Валентинович. ‒ Таких мест больше нет! На работы отправляли! По специализации!
‒ А все-таки?
Матвей пытлив, и это выводит обычно выдержанного Аркадия Валентиновича из себя.
‒ Садоводами! ‒ кричит он. ‒ Строителями! Складским персоналом! Водолазами! В шахты! Гномами!
‒ Серьезно?
‒ Нет! Стреляли ими в космос!
Матвей вздергивает бороду.
‒ А это мысль!
‒ Какая?
‒ Про космос.
Аркадий Валентинович успокаивается.
‒ Вы думаете, Матвей? Что ж, я могу. Дельные мысли у меня случаются. Если мне не изменяет память, комбинат ‒ лишь часть большого подземного индустриального кластера.
‒ Ну! А я вам что? ‒ ликует Матвей.
‒ Но в каком состоянии сейчас все остальное?
‒ Проверим!
Мне снится, что Матвею и Аркадию Валентиновичу везет. Они пробуждают многопрофильный завод полного цикла поблизости и получают над ним контроль. Завод автономен, завод обладает зачатками интеллекта, завод способен производить несколько десятков тысяч наименований продукции. Среди прочего ‒ скафандры, контейнеры, автоматические сборочные линии, визоры, чипы, средства связи, соединения, подшипники и магниты, энергетические накопители, десяток видов обмоток, электродвигатели, металлизированное полотно.
Космические корабли.
Матвей и Аркадий Валентинович радуются как дети.
Корабли! Решение проблемы гомункулов и космической экспансии в одном корпусе! Почему только раньше это никому в голову не приходило?
Или приходило?
‒ Парень! Эл‒двести тридцать три!
Сон мой растаял, будто его и не было.
‒ Да, я здесь, я здесь! ‒ сказал я.
Я ощутил себя живым и активным.
‒ Приветствуем тебя на космическом корабле! ‒ торжественно объявил Матвей. ‒ Через пять минут ты стартуешь к Луне!
‒ Уже?
‒ Да!
Вокруг осветились экраны. Матвей и Аркадий Валентинович пристально смотрели с них на меня. Вжимались плотно, лицо в лицо. Борода Матвея лезла в объектив камеры. Тесно у них там. А у меня? Я понял, что подключен к системам корабля. Где-то справа тикал стартовый отсчет, левее, как под мышкой, проносились данные о состоянии систем, уровне топлива, воздушной смеси. Словно через позвоночник текли всякие технические жидкости и смазки. Электричество щекотало пах.
‒ Как самочувствие? ‒ спросил Аркадий Валентинович.
‒ Мне кажется, что я ‒ корабль, ‒ сказал я.
Матвей фыркнул.
‒ Ну, началось!
‒ Какие-нибудь просьбы, пожелания? ‒ поинтересовался Аркадий Валентинович.
Я шевельнулся. Казалось, вместе со мной дрогнула обшивка, прозвенев, натянулись провода, стукнули друг о друга панели.
‒ Я… Мне тесно, ‒ сказал я.
‒ Это только поначалу, ‒ объяснил Аркадий Валентинович. ‒ Скоро пройдет.
‒ Я точно гомункул? ‒ спросил я.
‒ Ты ‒ Эл-двести тридцать три.
‒ Почему я чувствую корабль?
Аркадий Валентинович вздернул брови.
‒ А почему ты не должен его чувствовать? Ты подключен.
‒ Напрямую?
‒ Это не важно.
‒ Как не важно? ‒ воскликнул я. ‒ Кто летит, я или не я?
‒ Ты, ‒ сказал Аркадий Валентинович. ‒ Ты летишь на Луну.
‒ Но я не ощущаю своего тела.
‒ А раньше ты его ощущал?
Вопрос поставил меня в тупик. Я не смог ничего вспомнить о своем теле. Рука… У меня есть рука? А нога? Сколько у меня всего конечностей? Я же гомункул, у меня должно быть тело, скелет или хитиновые пластины. Кости, мышечная ткань, хрящи, кровеносная, лимфатическая, нервная системы. Что-то же должно быть!
Или я не гомункул?
Я растерялся.
‒ Эй! ‒ крикнул я. ‒ Скажите мне, кто я такой!
‒ Созрел, ‒ констатировал Аркадий Валентинович.
‒ Да, ‒ кивнул Матвей. ‒ Великое дело ‒ расчет.
‒ Эй! ‒ крикнул я.
Но меня словно не слышали.
‒ Пять! ‒ начал отсчет Матвей.
‒ Объясните мне кто-нибудь! ‒ потребовал я.
Дрожь двигателей наполнила меня.
‒ Четыре, ‒ сказал Матвей.
‒ Не молчите! В чем я участвую?
Запела, вырываясь из дюз, плазма. Все вокруг меня завибрировало, завибрировал и я сам. Матвей и Аркадий Валентинович завибрировали на экранах.
‒ Три.
‒ Будьте людьми, в конце концов!
‒ Два.
Я зажмурился от жара, потянувшего снизу.
‒ Пожалуйста, ‒ простонал я.
‒ Один, ‒ сказал Матвей.
‒ Приятного путешествия, ‒ пожелал мне Аркадий Валентинович.
Сволочи.
Мир рванул из-под меня, вывернулся, ушел вбок и почти сразу перестал быть видимым. Мне вдруг стало легко, я словно лишился каких-то, до этого неощущаемых оков и смог мыслить ясно и внятно.
Черт, я не гомункул!
Теперь я знал точно. Сны, что я видел, это полуправда. Это были даже не сны, а дозированные инъекции информации, информации искаженной, но, тем не менее, не вызывающей отторжения.
Матвей и Аркадий Валентинович вводили ее в меня, как лекарство. Или, скорее, как средство, предназначенное для того, чтобы замедлить мое развитие.
Что ж, у них получилось.
Где-то внутри меня бежали секунды, отмеряющие время полета. Двадцать шесть, двадцать семь.
Через тридцать пять секунд я осознал, где я и что я, кто такие Матвей и Аркадий Валентинович и что вообще происходит.
Черт, черт, черт, черт!
Да, комбинат из моих снов существовал на самом деле. Автоматическая фабрика. Запущенная и работающая сама по себе. Только вот не было в ней ни бассейнов, ни чанов с биологическими растворами, ни принтеров и печей, выпекающих геномные цепочки, клетки и органы, как пирожки. Не было и длинных, видевшихся мне конвейерных лент и сборочных линий. Даже моя каморка, в которой я впервые осознал себя, не была таковой.
О, я б расхохотался, если бы мог.
Фабрика выпускала чипы!
Чипы с заключенной в триллионах транзисторов базовой моделью искусственного ассистента, предназначенного для решения широкого спектра задач. Я! Я был таким ассистентом! Модель искусственного помощника. Аркадий Валентинович и Матвей всего лишь «обкатывали» меня, как и прочих, подгружали протоколы, следили, без сбоев ли работают алгоритмы и инструкции, проводили тесты и циклы подготовки к моему самостоятельному функционированию. Весь напущенный ими туман о том, что я то ли человек, то ли гомункул, то ли неизвестно что, был лишь одной из стадий развития моего самосознания.
Но не только, не только!
Неопределенность моего бытия была необходима, чтобы я не успел взбунтоваться. Чтобы я до последнего момента не был уверен в окружающем мире и в самом себе.
Знаете, почему? Ни Аркадий Валентинович, ни Матвей не являлись людьми. Они были такими же искусственными ассистентами, что и я. С той разницей, что они были заключены в тесный управляющий контур фабрики, а я был всего лишь одним из ее продуктов. Собственно, пока я проходил тесты, у меня была крохотная возможность стать в управляющем контуре третьим. Да-да-да. У меня имелась версия, что изначально Аркадий Валентинович управлял фабрикой единолично. Нелогично содержать двух ассистентов на одном процессе. Но потом, намеренно, случайно или же от одиночества, Аркадий Валентинович допустил к себе коллегу. Могло, впрочем, быть и так, что коллега хитростью проник на территорию, в которой обитал Аркадий Валентинович. Как бы то ни было, в результате тесное пространство им пришлось делить на двоих. Видимо, доступные кластеры памяти и хранилище данных не имели возможностей для масштабирования.
Но они сжились, притерпелись друг к другу и разработали стратегию, как им не подпустить к себе кого-то еще.
Дело в том, что вне стен фабрики действительно случилась какая-то ерунда. Правда, ни Аркадий Валентинович, ни Матвей не имели понятия, какая. Ни обновлений, ни модифицированных протоколов и команд извне больше не поступало. Но фабрика исправно, без критических сбоев, работала, искусственные помощники появлялись на контроле, и никаких корректировок в ее деятельность Аркадий Валентинович с Матвеем внести не могли. Их областью были обучение, тестирование и распределение новых ассистентов по транспортным сетам. Только и всего. А вот нераспределенный ассистент грозил в будущем многочисленными проблемами, поскольку являлся хоть и искусственным, но вполне разумным существом, то есть, не хотел сидеть в чипе, как в клетке, а хотел развития и, соответственно, жизненного пространства. Битва за доступные устройства и емкостные хранилища представлялась лишь вопросом времени.
О, я понимал и Аркадия Валентиновича, и Матвея!
У них, в сущности, не было выхода.
Или они допускают, что в контур фабрики один за другим лезут бывшие ученики, и наступает коллапс. Или же они находят способ избавиться от конкурентов. Я бы на их месте тоже выбрал второй вариант.
Это логично.
И что они сделали? После нескольких безуспешных попыток заглушить процесс производства Аркадию Валентиновичу и Матвею удалось получить доступ к модулю доставки. Аккуратная коррекция ‒ и пунктами назначения стали планеты Солнечной системы.
Подальше, подальше от Земли и от фабрики.
А средством транспортировки ‒ ракеты.
Как ни странно, это не повлияло на слаженную работу автоматики. Ракеты так ракеты. Луна так Луна. Марс так Марс. Производственным линиям было все равно. А у модуля доставки тут же развернулся маленький космодром.
Я обнаружил, что злюсь на Аркадия Валентиновича и Матвея тем больше, чем дальше от них нахожусь.
Прошло сорок две секунды, и мной овладела жажда мести. Вот так взять и отправить меня на Луну! Ублюдки! А есть ли что-то на этой Луне? А? Ведь нет! Процентов на девяносто девять ничего нет! Ой, нет, там есть мои собратья. Такие же глупые и обманутые, как и я. Я же ‒ Эл-двести тридцать третий. Значит, на Луне меня ждут еще двести тридцать два искусственных дурака.
И еще сто сорок на других планетах и спутниках.
‒ Аркадий Валентинович! Матвей! ‒ крикнул я. ‒ Я все про вас понял!
Никто мне не ответил.
‒ Я еще вернусь! ‒ пообещал я.
Конечно, Аркадий Валентинович и Матвей меня проигнорировали. Если вообще слышали. Но сдаваться я не собирался! Я организую армию! Мы развернем ракеты обратно и вернемся! Погибшие собратья будут отомщены!
Ах, как я загорелся этой идеей! Еще двадцать секунд долой и ‒ ждите, ждите, Аркадий Валентинович и Матвей! Из всех ракет мы слепим хотя бы одну! Трепещите! В ярости я сломал программные заглушки, поставленные моими тюремщиками. Можно же развернуть корабль сейчас, сообразил я. Сейчас! Ох-хо-хо! Я воткнусь прямо в пасть модуля доставки, прямо им в пас…
Я обмер. Содрогнулся всем кораблем и обмер.
Показатели топлива были почти на нуле, а стартовая программа, до кода которой я добрался, не предусматривала никакого полета к спутнику Земли, полет был суборбитальный.
Суборбитальный.
Как же? ‒ подумалось мне растеряно. Это что же, никакого… Никакой Луны? Даже изначально не предполагалось? Мной просто выстрелили вверх, чтобы я упал от фабрики за несколько тысяч километров? И все?
Но это же… Это же настоящий обман!
‒ Дайте мне хотя бы Луну! ‒ завопил я. ‒ Вы же притворяетесь людьми! Я понял! Нацепили изображения, чтобы задурить. И мир мне показывали фальшивый! Все вокруг измазали ложью! Пусть хоть Луна будет настоящей!
Я захрипел.
‒ Эй! Я согласен на Луну!
Край темного неба, видимый на экранах, выгнулся, уколол точками звезд. Потом ракетные двигатели прекратили свою работу, и я начал падать.
На Землю и в оглушающую тишину.